Что дальше будет — неизвестно

      — Я сказал нет! — рявкнул Кипелов и ударил кулаком по столу так, что на столе подпрыгнули и звякнули тарелки с недоеденным ужином. Таня подпрыгнула на стуле от неожиданности за компанию с посудой.       — Ну Вале-е-ер! Ну пожа-а-алуйста! — подаваясь ему навстречу и глядя щенячьими глазами, растянула слова девушка. — Это же весело! Просто прогуляемся в костюмах по городу, посидим в кафе и все. Это ведь всего лишь шалость. Ничего ужасного. Мы не будем вызывать демонов, честное слово!       — Это праздник нечистой силы. Я читал, — чеканным тоном отрезал мужчина, вышагивая по кухне как на плацу, кругами. — Заигрывать с чертовщиной — значит грешить.       Таня встрепенулась и моментально раскраснелась от последнего слова. Валерий так произнес звук «р», что в животе у нее взвилась целая стая бабочек. Девушка стыдливо опустила голову и нелепо улыбнулась, как будто ее застукали за рукоблудием.       — Я хочу с тобой грешить, — неожиданно для самой себя выпалила девушка, попытавшись сделать это хотя бы как можно более невинно, но получилось так пошло, что сама себе удивилась и едва не ойкнула. Вспыхнула стыдом и еще ниже опустила голову, вжав ее в плечи. Ждала, что Кипелов сейчас, как гром, разразится бурными нотациями и нравоучениями, но он почему-то молчал. Только прекратились шаги и раздался тоненький противный скрип стула рядом с ней под весом тела мужчины. Секунды текли медленно, как густой тошнотворный сироп. Таня ждала и трепетала, едва не дрожа как осиновый лист на ветру, а потом, мучимая любопытством, осторожно подняла голову и украдкой взглянула на Валерия.       Он сидел на стуле, откинувшись на спинку, широко расставив ноги, но при этом скрестив руки на груди. Смотрел куда-то в стену с таким остервенением, как будто она была виновата во всех злодеяниях человечества вместе взятых. Таню взглядом упорно избегал. Девушка отчетливо поняла — он злится. Чертовски злиться и поступаться своими принципами не намерен. Очевидно было, что эту битву ей не выиграть даже запрещенными приемами в виде женской хитрости и кокетства. Да хоть усоблазняйся — бесполезно. Кипелов ушел в глухую оборону — она это уже знала наверняка. Но отступать тоже не собиралась. Ей хотелось праздника, веселья, куража. И обязательно с ним. Во что бы то ни стало. Так хотелось, что решилась все-таки попробовать рвануть в закрытую дверь еще разок. Ну а вдруг? Надежда — живучая гадина, надежда без боя не умирает. Таня непроизвольно хихикнула, подумав про себя, что они все-таки друг друга ой как стоят!       — Тебе еще и смешно? — с раздражением проворчал Кипелов, сурово хмуря брови — совсем как на фотосессиях для афиш и буклетов, подумала Таня и чуть снова не хихикнула. — Дурында! Нельзя с таким заигрываться, как ты не понимаешь?       — Ну хватит душнить, Валер, почему ты такой скучный? — включив режим «девочка-девочка», снова по-детски растянула слова Таня. Ни на что особо не надеясь. Что греха таить, ей попросту нравилось провоцировать его гнев. Не согласится на праздник, так хоть отчитает как следует, накричит. А потом, быть может, и к стеночки всем телом прижмет и… Эти пошлые мысли ее чертовски заводили. Он такой горячий, громкий, пыхтит и буквально весь кипит, но из последних сил сдерживается. Его такого дразнить — это как по тонкому льду на реке весной гулять. Страшно, но так будоражит, что едва ли не дрожат коленки.       — Прекрати гундеть! Терпеть этого не могу! — Кипелов резко поднялся со стула и быстрым шагом покинул кухню, давай понять, что разговор закончен.       «Ну уж нет, Валерочка, я хочу праздника, и я его получу! Хочешь ты этого или нет», — фыркнула Таня и коварно улыбнулась сама себе.       30 октября. Вечер.       — Танюш, заварочки плесни мне с горочкой, будь ладушкой, — елейным голосом пропел Кипелов, не поворачиваясь к Тане лицом и увлеченно, с довольной улыбкой выливая мед из банки на блюдце. — Что-то слабенько заварился, козьи ссаки какие-то.       — Да-да, конечно, сейчас все сделаю, — в тон ему ответила Таня, хитро прищурившись и едва не захихикав как ведьма, бросила быстрый взгляд через плечо на любовника, осторожно развернула бумажный сверток и высыпала в его чашку белый порошок. Размешался он, к ее облегчению, быстро и без следов и, по заверению фармацевта в аптеке, ничуть не должен был изменить вкус напитка.       — Вот ты умница моя, — все так же бархатно ответил Кипелов, облизнувшись и жадно втянув носом донесшийся со спины тонкий аромат чая. — М-м-м, с чабрецом, мой любимый.       — На здоровье, мой хороший, — широко улыбнулась девушка, поставила чашки на стол, села на стул напротив Валерия и с плохо скрываемым предвкушением уставилась на него, по-детски подперев ладошками щеки. — Надеюсь, спать будешь как убитый.       Мужчина удивленно приподнял брови, мол, не понял юмора, и Таня, тут же сообразив, что сболтнула лишнего, поспешила отвлечь любовника.       — Чай — он же сначала бодрит, а потом расслабляет и успокаивает, спится с него так сладко!       — Что-то ты рано спать-то собралась, родная, — подозрительно прищурился Валерий, но первый большой глоток все же сделал. К Таниному облегчению и радостному выдоху, что заставило рокера еще больше напрячься. — Я планировал тебе один фильм показать — «Служили два товарища». Замечательный фильм, эх! — присвистнул Кипелов, все еще на всякий случай с подозрением глядя на Таню.       — Опять черно-белый, наверное, и какого-нибудь 1901 года, — скорчила недовольную гримасу девушка, как будто неспелую сливу прожевала — намеренно, чтобы усыпить бдительность Валерия. Вообще-то она уже была готова согласиться даже на его лекцию по истории Первой или Второй мировых войн, да хоть про обе сразу и про крещение Руси бонусом, но это окончательно убедило бы проницательного и опытного в женских уловках любовника в том, что она замыслила что-то недоброе. — Давай лучше какой-нибудь нормальный посмотрим. «Гарри Поттера», например!       — Эту ерунду мы смотреть не будем, — фыркнул Кипелов и, расслабившись наконец, с аппетитом принялся за чай, явно не желая продолжать дискуссию о кино.       «Фу-х, кажется, пронесло!» — обрадовалась Таня и последовала его примеру. Глядя на то, как бодро он опустошает чашку, она с улыбкой на лице и облегчение поняла, что фильм они будут смотреть сегодня очень недолго.       31 октября. Утро.       Сонно разлепив глаза, Кипелов широко и звучно зевнул и сладко потянулся. В окошко через щель между шторами ему радостно подмигивало солнышко, как будто желая счастливого дня, и Валерий блаженно улыбнулся небесному светилу в ответ. Тани, кажется, нет с ним рядом в постели, с облегченим отметил про себя мужчина, приставать никто не будет, дел на первую половину дня нет никаких, а значит, можно повернуться на бок, сунуть руки под подушку и сладко подремать еще немного под теплым одеялом. Кипелов уже начал было запланированное телодвижение, но тут же недовольно промычал, ощутив, как сильно почему-то затекли руки… И почему они вообще задраны за голову? И что это такое мягкое стягивает запястья, не давая сдвинуться с места?       Мужчина вздрогнул и резко дернулся, словно кипятком ошпаренный, но тут же с ужасом осознал, что накрепко привязан к постели. Причем не только за руки, но и за ноги. Повертев головой из стороны в сторону и задрав ее наверх, он увидел, что руки его широкими атласными красными лентами привязаны к деревянной перекладине изголовья кровати. Дернулся изо всех сил, еще раз, напрягся посильнее, попытался вывернуть руки из петель, но лишь еще сильнее их затянул. Затравленно взвыв от досады и стремительно накатывающей паники, он еще раз напрягся всем телом, уже почти совсем обреченно, и тут же сдавленно проорал куда-то в пространство дома:       — Таня!!!       За дверью послышались легкие неторопливые шаги — мерный стук каблучков. А следом скрипнула дверная ручка. Кипелов вздрогнул и резко повернулся всем телом, насколько позволяли ленты, на звук. В комнату медленно вплыла Таня.       — Ты?! — брови Валерия стремительно поползли вверх, а челюсть — вниз. Быстро заморгав, он хотел было ущипнуть себя, но возможности такой был лишен, поэтому с силой прикусил нижнюю губу. От острой боли глаза затуманила пелена слез, но Таня вопреки его ожиданиям не пропала, лишь стала чуть размытой. И наряд ее не поменялся на привычную смешную девчачью пижаму.       Плавно покачивая бедрами под экстремально короткой красной юбкой и игриво вертя в руках плетеную корзинку, девушка пружинистой походкой обошла кровать, подошла совсем близко к Валерию и встала в позу, прогнувшись в пояснице и выпятив грудь вперед. Он с минуту молчал, уставившись на нее совершенно ошалелым взглядом и почти не моргая, затем шумно сглотнул и наконец более менее пришел в себя.       — Таня! Ты чего удумала, дурында? Красная шапочка? Серьезно?! — хрипло крикнул Кипелов, быстро сообразив, что за образ она на себя нацепила, и всем телом с остервенением дернулся снова, как бы демонстрируя ей категорическое несогласие со своим вынужденным положением. — А ну развяжи меня, живо!       — Тш-ш-ш, — наклонилась к нему девушка и мягко приложила указательный палец к его скривившимся от злости губам. Клац! Таня взвизгнула, отдернула руку и начала быстро трясти кистью руки в воздухе. — Ах, ты кусаешься?! Тогда вот тебе!       Мужчина не успел и глазом моргнуть, как девушка ловко забралась на него сверху, буквально оседлав, а в следующее мгновение тонкая ткань плотно закрыла ему рот, а ловкие девичьи пальчики скользнули под его затылок. Он вертел головой, пытаясь вытолкнуть языком изо рта шелковый платок и помешать Тане завязать ее сзади, но ничего не вышло. Через минуту девушка отклонилась назад и удовлетворенно улыбнулась, но с него так и не слезла, очень удобно умостившись ягодицами аккурат у него в паху. Валерия обдало жаром. Непрошено, стремительной волной в купе с мурашками, бодро разбежавшимися вверх по груди и прямиком к голове. На несколько секунд в ней стало как-то удивительно легко и светло, а взгляд как будто бы сам собой скользнул с наглого игривого лица девушки вниз. А там… Там тонкая белая батистовая блузка-крестьянка едва-едва держалась на худеньких Таниных плечиках и из последних сил прикрывала маленькие упругие груди. Узкий корсет соблазнительно приподнимал их и делал еще более манящими. В следующую секунду, словно опомнившись, Кипелов мотнул головой, напрягся всем телом и резко выгнулся дугой, едва не сбросив девушку с себя. Но та удержалась, крепко обхватив его бедра ногами.       — А ну не шали! — театрально нахмурив брови, погрозила пальчиком Таня и совсем не целомудренно подвигала тазом вперед-назад. Мужчина задрал голову вверх, вытянув шею, и сдавленно простонал через стягивающий рот платок.       — Так-то лучше, — удовлетворенно мурлыкнула Таня и, дождавшись, когда любовник расслабится и вновь осмысленно посмотрит на нее, добавила, заметив в его взгляде немой вопрос: — Да, да, знаю, чертовщина, бесовщина, нехристь, геенна огненная по мне плачет горючими слезами, но я все-таки поздравляю тебя, Валера. Хэппи Хэллоуин!       Мужчина прожег ее жестким рокерским взглядом, полным раздражения, едва не испепелив на месте, и Таня от этого самого взгляда ахнула. Бесстыдно и томно. В серо-голубых глазах на секунду вспыхнули яркие шальные огоньки, но тут же потухли, вновь уступив место гневу. Мужчина неразборчиво промычал что-то похожее на мат и еще раз дернулся, выказывая тем самым категорический протест против творившегося беспредела и насилия.       — Вижу, ты не понимаешь, что происходит. Я поясню. Валера, сегодня я, как видишь, Красная Шапочка, — игриво пролепетала Таня, облизнув верхнюю губу в яркой красной помаде и провела рукой по своему бедру, задрав юбку повыше, — а ты Волк. И я тебя изловила. Не все же тебе зверей и маленьких девочек в лесу пугать. Теперь ты мой, — хищно клацнула зубами и лукаво улыбнулась Таня. — Я собираюсь тебя приручить.       Кипелов замер, не сводя вытаращенных уже не от гнева, а от шока глаз от Тани. Он ждал, судорожно пытаясь понять, что она задумала, и тщетно силясь подавить стремительно нараставшее вопреки его воле возбуждение. Тяжесть ее бедер в самом интимном месте поднимала настроение так стремительно, что очень скоро разделявшее их пышное пуховое одеяло уже не сможет скрыть его пламенный восторг его тела от ее дерзкой выходки. Мужчина упрямо сжал губы и весь превратился в слух. И в зрение тоже. В зрение, которое плавало где-то в районе Таниной груди как в густом киселе. Девушка это заметила и тут же грациозно наклонилась к нему так близко, что лицо его опалило ее горячее дыхание.       — Если будешь послушным Волком и не станешь ругаться, я сниму повязку, — жарко прошептала девушка ему в губы, едва не касаясь их своим через тонкую ткань, и, не дождавшись ответа, продвинулась чуть дальше и нежно прижалась к лицу Валерия грудью. Он простонал ложбинку между ними, уткнувшись в нее носом, и сделал шумных вдох. Снова простонал, но уже более протяжно. — Обещаешь?       Кипелов, опомнившись, быстро закивал головой, по-прежнему не отрываясь от девичьей груди и рефлекторно сжав пальцы, как будто пытаясь ухватиться за что-то невидимое. Таня звонко хихикнула и отпрянула под его разочарованный стон.       — Как же ты легко согласился. Я думала, дольше будешь сопротивляться, — беззлобно усмехнулась Таня и нырнула ручками под шею любовника. Как только повязка соскользнула с его лица, он тут же нарочито зло прошипел, заранее зная ответ:       — Чего ты хочешь от меня, зараза моя ненаблядная?       — Всего лишь немножко поиграть, — невинно пожала плечам девушка. — Я же тебе три дня назад говорила, а ты все «бесовщина, чертовщина!» Видишь, никакие мы с тобой не демоны из преисподней. Мы с тобой в сказке оказались, представляешь? И если ты не будешь со мной играть, я тебя до завтра не развяжу. — Таня показала Валерию язык.       — Таня, ты в конец охренела! — прорычал рокер, одарив ее недобрым взглядом.       — Не охренела, а одурела! Я в конец одурела от тебя, — пошленько прошептала Таня и несколько раз подряд с оттяжкой потерлась промежностью о пах любовника. — Я так хочу тебя, мой Серый Волк…       Кипелов взвыл, с трудом давя стон. Утром чувства и без того обострены до предела, а тут еще и массаж лингама без спроса вовсю делают, да еще и в такой униформе. Мягкое изнасилование через одеяло продолжалось и продолжалось, пока Валерий не сдался, уже четко осознавая, что все летит в тартарары. И не просто летит, а несется на всех парах, а член уже отчаянно упирается Тане в промежность, подтекая смазкой.       — Да черт с тобой, будь по-твоему! — прохрипел Кипелов, с жадностью глядя то на раскрасневшееся личико любовницы, то на вздрагивавшие в такт ее движениям под тонкой блузкой груди. Хотелось большего. Хотелось трогать ее, стискивать в объятиях, сжимать до крика. Но атласные ленты от каждого его движения лишь еще больнее впивались в уже и без того натертые до красна запястья, а Таня лишь довольно улыбалась, вся разморенная и отрешенная, будто в трансе, и совсем не торопилась освобождать его от пут, продолжая плавно, в мягком ритме тереться о его ноющий от возбуждения член.       — Волк, а Волк, — пошло произнесла Таня, чуть ускорив движения бедер, плавно опустила ладони на его заведенные за голову предплечья и медленно пробежала тонким пальчиками по ним до самых плеч, — а почему у тебя такие сильные руки?       Кипелов поначалу словно бы и не расслышал вопрос, продолжая сдавленно постанывать в такт ее движений и слыша лишь частые гулкие удары собственного сердца в ушах. И только потом медленно, как из-под толщи воды, всплыл в сознании произнесенный девушкой с полминуты назад вопрос. Со стыдом вдруг осознав, что добрая старая сказка детства теперь навсегда опорочена для него тем, с каким упоением он отдавался сейчас Таниным ласкам, окончательно перестав сопротивляться, Валерий ощутил, как к лицу подкатил жар, и утробно прохрипел, не контролируя себя.       — Чтобы сильнее шлепать тебя по заднице, родная… — подыграл он ей.       Таня развратно вскрикнула от такого откровения и мягко опустила ладошки Валерию на грудь, нежно погладила ее, не прерывая движений бедер.       — Волк, а Волк, — часто дыша, срывающимся голосом прошептала Таня, — а почему у тебе такая широкая грудь?       — Это чтобы крепко прижимать тебя к ней, — заходясь от острого наслаждения, Кипелов запрокинул голову с блаженной улыбкой на лице, ощущая тепло ее игривых пальцев на своих сосках.       И вдруг все ощущения в миг померкли. Кипелов разочарованно выдохнул и дернулся вверх, поднимая голову, чтобы понять, почему Таня вдруг прекратила эту сладкую пытку через одеяло и слезла с него. Член буквально ныл от нестерпимого напряжения в трусах, выкручивая мозг, а она просто взяла и слезла с него? С досады он хотел было выкрикнуть ей что-то непечатное, настоятельно потребовать продолжения, но тут же расслабился и снова уронил голову на подушку — Таня развернулась спиной к нему и уселась обратно ему на пах.       — Таня, развяжи, — прохрипел Кипелов, задыхаясь от удовольствия и желая большего, когда она медленно подтянула одеяло наверх и оголила его ноги. Он ощутил, как ее пальцы нежно коснулись его голеней и принялись мягко поглаживать, не торопясь двигаться дальше, туда, где ему больше всего сейчас хотелось ощутить ее прикосновения. — Прошу…       — Волк, а Волк, — проигнорировав его слова и сбивчивое дыхание, томно произнесла Таня, продолжая плавно двигать бедрами, — почему у тебя такие волосатые ноги?       — Да хватит уже, твою мать! Развяжи меня, чертовка! — вспылил Кипелов, взбешенный ее безразличием к его требованиям, и снова поднял голову, чтобы посмотреть на девушку. И тут же пожалел об этом, шумно сглотнув и еще сильнее возбудившись от того, как соблазнительно аккуратные Танины ягодицы двигались вперед и назад, едва показываясь из-под пышной короткой юбки. «Она без трусиков!» — яркой вспышкой полыхнуло в мозгу.       — Нет! Это неправильный ответ, — строго отчеканила Таня, ловко подцепила пальцами короткие волоски на ногах любовника и с силой потянула за них.       — А-ай, сука! — взревел Кипелов и несколько раз дернулся под ней всем телом, мгновенно прослезившись от неприятной острой боли.       — Так почему у тебя такие волосатые ноги, Волк? — вновь сменив строгость в голосе на теплый бархат, повторила вопрос девушка и нежно погладила больные места на ногах Валерия ладошкам, продолжив мягко седлать его.       — Чтобы ты, зараза, издевалась надо мной! — взревел Кипелов от нестерпимой гремучей смеси обиды и похоти.       — Хороший Волк! Очень хороший, — произнесла Таня протяжно, с придыханием, быстро приподнялась на коленках и рывком вырвала из-под себя скомканное одеяло, а затем мягко опустилась ягодицами на живот Валерия. Тот замолчал, насторожившись, и весь напрягся, с нетерпением ожидая дальнейших действий девушки. Казалось, прошла целая вечность мучительного ожидания под бешеные удары сердца и легкое головокружение. Низ живота ныл нестерпимо, как будто налитый свинцом, а девушка все медлила.       — Так красиво, — разорвав тишину, чувственно прошептала Таня — едва слышно, как будто-то откуда-то издали донеслось до слуха Кипелова еле различимое эхо.       — А… Что? — опешил он, туго осознавая значение только что произнесенных ею слов. — Не поня… М-м-м!       Кипелов едва не задохнулся от удовольствия, когда теплые Танины ладошки, быстро скользнув по его бедрам, мягко легли на пах. Член рефлекторно напрягся еще сильнее и толкнулся, оттянув ткань трусов, усилив тем самым и без того мучительное ощущение зажатости словно в тисках. Таня широко улыбнулась, нежно погладив твердый член, и потом мягко стиснула его пальцами под восхитительный мужской хрипловатый стон. Ахнула от того, что никак не помещался в ладони вместе с яйцами. Жадно подлезла пальцами под них, осторожно, но плотно сжала несколько раз, потом снова обхватила член прямо через трусы и несколько раз погладила по стволу. Кипелов часто и глубоко дышал, ритмично напрягая мышцы бедер, рвано пытаясь оттолкнуться от кровати навстречу Тане.       — Какой ты отзывчивый! — промурлыкала Таня и, обернувшись, лукаво взглянула Кипелову в глаза. Совершенно мутные, смотрящие куда-то сквозь пространство, пьяные-пьяные… Приоткрытый рот и часто-часто вздымающаяся широкая грудь. — И такой настойчивый, — добавила она почти шепотом, осторожно просунув ладонь под резинку белья и накрыв ею горячий член любовника. Девушка была в полном восторге от того, как он выгнул спину вперед с глубоким шумным вдохом, а затем с силой толкнулся тазом, уперевшись членом ей в ладонь настолько сильно, насколько мог в этот момент физически. А затем еще раз, и еще, и еще. Эти уверенные, настойчивые движения, сильные толчки тазом моментально вскипятили кровь в жилах девушки.       Таня ведь хотела, коварно планировала отыграться на любовнике от души и тела, помучить его как можно дольше такого вот — буквально распятого ею на постели, беззащитного, не имеющего возможности сопротивляться. Хотела медленно доводить его до пика возбуждения и остужать, снова распалять и бросать, и так пока он не начнет умолять ее сам. Чтобы ныл, выл и скулил — и самой по полной программе насладиться его желанием. За то, что сорвал хэллоунское веселье, которого она так ждала. «Не веселье, так секс», — думала Таня, когда выбирала наряд. Не ведьма, так героиня сказки, только максимально развратная, чтоб порвало его на британский флаг от гнева и желания. С ума свести его хотела и довести до белого каления. Вот только как-то все не так пошло…       Член Валерия толкнулся ей в ладошку еще дважды, и все прекратилось под низкий мужской хрип на выдохе: «Таня, пожалуйста… Сил нет…» От этой совершенно откровенной и бесстыдной похоти в голосе Таня ощутила, как щеки моментально налились жаром и низ живота буквально свело от возбуждения, затопив все внутри мягким густым киселем. Она с трудом подавила рвавшийся из груди стон. Только не сейчас, пусть не думает, что она как дура с ума сходит по нему и вовсю хочет как одержимая, готовая уже наплевать на продуманный за несколько дней до праздника план мести.       Сама не своя от бьющих в голову волн мурашек, выгибающих спину в пояснице, Таня рваными движениями кое-как стащила с Валерия трусы, едва не хныкая от того, что не получалось это сделать так быстро, как хотелось. Чуть не вскрикнула от восторга, когда его член буквально выпрыгнул ей навстречу — блестящий от смазки на головке. Нет, ей не было неловко, ничуть не смутилась, наоборот — все внутри как будто крутанулось в сальто мортале, и ее сильно повело в сторону от головокружения. Совершенно уже не соображая, облизнув губы и шумно вздохнув, девушка крепко обхватила горячий твердый член Валерия и быстро попятилась на коленках назад — ему навстречу… Совсем не отдавая себе отчета в своих действиях.       Таня чуть с ума не сошла, когда ощутила между своих ног его обжигающее сбивчивое дыхание. Жадные стоны вперемешку со срывающимся голосом: «Сучка ты, Таня, развратная девка, м-м-м, отвяжи, зараза!» И от этих слов любовника все-таки накатил обжигающий стыд, ударил тяжелым обухом по голове — так внезапно, что девушка нервно дернулась и уже успела подумать о том, чтобы отказаться от своих непристойных и негуманных планов на этот праздничный вечер. Ощущая себя совершенно беззащитной перед ним, прямо перед его лицом, раскрытой в самом буквальном смысле и вот так откровенно предлагающей ему себя — с раздвинутыми ногами в интересной коленно-локтевой позе над ним — кипятило кровь и напрочь сбивало дыхание. Стало вдруг невыносимо жарко, душно, как в перегретой печке, хотелось провалиться сквозь землю прямо здесь и сейчас или рвануть с места и удрать куда-нибудь подальше, сверкая пятками, но перед глазами возвышался его напряженный до предела член — и воля ее моментально растаяла точно масло от его жара.       — Иди ко мне… Ближе, девочка… Ну же, давай, родная, — прошелестело бархатно там, внизу, прямо между ног, и снова этот сводящий с ума жар безбожно опалил кожу. Таня стыдливо всхлипнула и как под гипнозом послушно чуть больше продвинулась тазом Валерию навстречу, прогнувшись в пояснице. Короткий резкий скрип кровати, дыхание еще ближе, горячее, и в следующее мгновение девушка громко вскрикнула от всколыхнувшей все тело и разум смеси шока и острого удовольствия, когда ощутила мягко коснувшийся ее промежности влажный язык любовника… «М-м-м, вот так, хорошая моя, молодец…» — сладко прошелся вибрацией между бедер до истерики любимый голос, и без того доводивший девушку почти до экстаза каждый раз, когда слушала его песни, и утонул в ее теле. Клитор тонул в мягком обволакивающем тепле, буквально окутанный нежными неторопливые ласками, почти невесомыми, такими медленными, что Тане инстинктивно захотелось сжать бедра и вобрать в себя весь этот зудящий трепет и раствориться в нем. Еще сильнее, больше, плотнее, и с умоляющим приглушенным стоном она подалась еще сильнее назад, уже совсем без стеснения напрашиваясь на более смелые, уверенные ласки. Реальность вдруг стала намного ярче, каждое мгновение стало ощущаться ею особенно четко, болезненно обостренно.       Кипелов не торопится. Едва касается, дразнит, целует и неожиданно отстраняется, и девушке хочется прижаться прямо к нему, бесстыдно и пошло, но потом снова ласковое прикосновение влажного языка к клитору, и она вновь расслабляется, следя за каждым ощущением, словно они хрустальные и могут рассыпаться от любого неловкого движения. Он что-то шепчет, лаская несдержанным рваным дыханием, его голос ввинчивается Тане в уши, пленяет и с ума сводит, но слов не разобрать… Он снова ласкает, чуть посасывая, но дальше не двигается. А там, дальше, так не хватает его. Таня заходится в сладкой муке и с закрытыми глазами находит ртом член Валерия. Так не хватает между ног, но зато есть здесь. Неумело, но смело обхватывает губами головку, жадно, порывисто облизывает и тут же уверенно спускается по стволу вниз. Под громкий несдержанный мужской стон. Между бедер снова холод и пустота, и дыхание Валерия где-то потерялось… На подушку откинулся, голову запрокинул от удовольствия — Таня все понимает и снова нежно скользит губами вниз по члену. Твердый, приятно тяжелый на языке, солоноватый почти все время, и запах в нос так откровенно и напористо — терпкий и родной до боли, до истерики. Оставляет ласки и буквально утыкается носом ему в пах — целует яйца, облизывает, обхватывает губами, снова целует, жадно, беспорядочно…       — Ножки-то как дрожат! Устала, милая? — неожиданная наглая усмешка за спиной, голос немного охрипший, едва заметно срывается, но звучит все равно властно, с ноткой легкого сарказма, по-хозяйски. Уши у девушки закладывает моментально, как будто под воду нырнула с головой и потерялась на несколько мгновений в водовороте смущения и полудетского возмущения. Короткое «Нет!» звучит совсем не резко и не презрительно, как ей хотелось, а почему-то слишком протяжно и неприлично. Да и плевать! Да, устала, да, бедра мелко дрожат, но ей хочется еще, всего и сразу, много, бурно. Кипелов как будто мысли Танины прочитал — снова его мягкий язык у нее между бедер, и она моментально дуреет, пьянеет и сходит с ума от возбуждения с ослепительными искрами в глазах. В ушах гулкие частые удары сердца, себя не слышит. Теперь он увереннее и настырнее, и она с трудом понимает, что долго так не выдержит, взорвется, рассыплется на осколки, и плакал ее план… План… План! Таня ведь трахнуть его хотела — связанного и беспомощного, чтобы показать наглядно, что если она чего-то хочет, то получит непременно, да так, что сам умолять будет. А в итоге трахает ее он, даже без помощи рук. И она сама просится, сама безвольно отдается ему.       Таня дергается всем телом и, набравшись сил, против желания тела, одним лишь усилием остатков воли отрывается от любовника и выпрямляется, усаживаясь ему на грудь. Должно было стать легче, должна была снова ощутить себя хозяйкой положения, но все идет совсем не так, как хотелось. Между ног безумно влажно, скользко, до истерики приятно тянет, а его тело такое горячее, такое крепкое. Осознает себя, лишь уже соскользнув ему на живот, и уже вовсю трется об него, плавно покачивая бедрами то вперед, то назад и без стеснения пошло урчит довольной кошкой, дорвавшейся до валерьянки. Сладко, пьяно. Член в кулачке, пальцы все в ее же слюне и его смазке, он скользит в них легко, как по маслу. Таня обхватывает его покрепче под самой головкой и плавно скользит вниз, оттягивая уздечку — Кипелов утробно стонет за спиной в ответ. До чертиков приятные звуки, они возбуждают еще сильнее, распаляют азарт, до восторга доводят. Еще раз вниз с оттяжкой. И еще. А после обхватывает уже саму головку члена ладошкой и проворачивает как штопор — идеальное скольжение, все так, как он сам ее учил, показывал, объяснял. И Таня слышит, чувствует, как он заходится в экстазе — хрипит, почти воет, выгибается под ней, тем самым еще плотнее прижимаясь животом к ее промежности.       — Волк, а почему у тебя… — не прерывая свои ласки руками, на секунду смутившись и еще гуще покраснев, на сбивающемся дыхании громко шепчет Таня, — такой большой член?       Она оборачивается и смотрит на его лицо с каким-то одержимым любопытством и бешеным трепетом в груди. И тут же восхищается им, будто произведением искусства. Красив в этот момент — напряжен как струна, мышцы груди и рук вздуты, кожа покрыта испариной и соблазнительно блестит, и все его тело насквозь пропитано чувственностью — все в движении, как на шарнирах, ходит волнам под нею, рот приоткрыт и губы пересохли от частого дыхания…       — Чтобы трахать тебя. Чтобы ты прыгала на нем и орала, — шумно выдыхает Кипелов и скалится.       — Только, увы, не сегодня, милый Волк, — с театральным сочувствием щебечет Таня, раздвигая сильнее ноги, пододвигаясь ближе и плотно прижимаясь к его члену лобком. — Ты попался, никуда теперь не денешься, и я буду с тобой играть. Сегодня ты мой подарок на праздник.       — Зар-раза! — рычит Валерий в ответ, еще раз без особой надежды с силой дергает привязанными к кровати рукам и тут же шипит от боли, ощущая, как ленты до боли впиваются в кожу запястий. — Давай, родная, присядь на него, ну же… Ты же этого хочешь.       — Он такой большой, вдруг не влезет? — притворно невинно растягивает слова Таня и несколько раз потирается о член клитором, нежно лаская его пальчиками по уздечке с другой стороны. — Я боюсь.       — Не бойся, радость моя, просто немножко постарайся… и все получится. Ты же моя умничка. Ну, давай, — задыхаясь от наслаждения, с жадностью и нетерпением в голосе бесстыдно бормочет Кипелов. Ему кажется, что все его ощущения и вообще весь мир сконцентрировались внизу живота. А Таня лишь дразнит его, распаляла и не спеша приступать к главному действу.       — Хорошо, Волк, я попробую, — пошленько и протяжно отвечает девушка и, привстав на коленках, позволяет члену Валерия скользнуть по своей влажной промежности — легко, как по маслу, дальше, к самому входу во влагалище, чуть опустившись тазом так, что он уперся в нее, но к разочарованию Кипелова вдруг замирает. Тот приглушенно матерится и резким движением толкается тазом вверх. Таня громко ахает, ощутив, как его горячая плоть легко проскальзывает в ее тело без какого-либо сопротивления с ее стороны, совсем немного, чуть болезненно растягивая ее изнутри своим объемом. Она вздрагивает от неожиданности и тут же поднимается на коленках вверх под недовольное рычание Валерия вперемешку со сбивчивым ругательством.       — Нет, так не пойдет, я так не могу… — с придыханием шепчет девушка и вновь плавно усаживается любовнику на живот. Его обдает жаром ее тела, и член вновь обхватывают тонкие ловкие пальцы. Кипелов, взвыв, поднимает голову, мажет взглядом по ее упругим, ритмично покачивавшимся на нем ягодицам и с громким выдохом роняет голову обратно на подушку.       — Таня, хватит мучить, пожалуйста, милая, просто сделай это, еб твою мать! Садистка чертова… — с надрывом в голосе хрипит мужчина, наблюдая, как перед глазами все плывет и закручивается в водовороте одновременно с тем, как Таня снова примеряется промежностью к его члену и начинает буквально по сантиметру насаживаться на него. Так медленно, что это скорее похоже на изощренную пытку щекоткой, чем секс. Ему до истерики хочется двигаться, врываться в нее со всей дури, вколачиваться, не помня себя, и рвануть, как с обрыва, в оргазм — с разбега, метафорически раскинув руки как птица в полете, и с громким криком восторга. Просто освободиться от этого выкручивающего мозг, мучительного возбуждения и кончить… Она продолжает издеваться, мучить медленной изматывающей лаской, насаживаясь на одну лишь головку члена, так плавно, что Кипелову хочется выть и орать одновременно. Он сдавленно стонет, прикусывая нижнюю губу, и часто шумно дышит, ощущая, как пот ручейком стекает со лба по виску вниз на подушку.       — Ах! — громко вскрикивает девушка, медленно, но уверенно опускаясь тазом почти до упора вниз и тут же ощущая внутри быструю вибрацию, прокатившуюся по члену Валерия. Он дышит так тяжело и громко, что по ее позвоночнику пробегает целый табун мурашек, ударяя теплой ласковой волной в голову. Перед глазами все раскачивается, мутнеет, словно в тумане. Таня так же плавно приподнимается, ощущая, как его плоть уже почти готова выскользнуть из нее — это дразнит, раззадоривает, с ума сводит, а после опускается вниз снова, но уже голоднее, стремительнее, без стеснения, и обнимает его внутри так сильно, как только может. Он что-то бессвязно бормочет за ее спиной, а она плавится как воск от дурманящего удовольствия. И того, как натянуты до предела красные ленты на его щиколотках, как сильно напряжены его бедра. Ее пальцы как будто исподволь гладят их несколько раз, скользят по внутренней стороне и, замерев буквально на пару секунд, жадно обхватывают яйца любовника. Он сдавленно выдыхает, снова дергается, рвано толкается тазом вверх, так сильно, что Таня вскрикивает от короткой легкой боли, когда он упирается внутри, в глубине, в нее до самого предела, и снова подается вверх. Вниз. Снова вверх и снова вниз. Медленно, плавно, в пьяном сладком ритме, от которого перед глазами все куда-то в сторону съезжает смазанными штрихами, а по телу растекается сладкая нега. Таня закрывает глаза, слышит только свое и его дыхание — наперебой, на спор, не чувствует усталости, тело как будто само по себе двигается. Где-то внутри зудит нестерпимо, и ей безумно хочется тереться какой-то точкой там, в глубине, о его член, сильнее и сильнее, как ненормальная, одержимая, но этого так мучительно мало… Мало его. Мало его тела, мало дыхания, хочется его рядом, близко, возле самого уха, чтобы руки его везде, чтобы в объятиях тонуть. Еще сильнее, еще быстрее двигается, но это все не то. Не получается, не хватает. У нее почти истерика, перемешанная с похотью. Уже в который раз за короткое время жалеет, что привязала Валерия к кровати, а самой отвязать остатки гордости не позволяют…       — Таня, ноги-то хоть развяжи, пожалуйста, — задыхаясь, хрипит Кипелов за спиной, и она чуть не взвизгивает от радости — он просит, сам, САМ! — Руки все равно связаны… Ниче… Ничего я тебе… не сделаю. Развяжи, ну же!       Она уже готова развязать его прямо сейчас, всего, и руки тоже, а потом отдаться ему вся без остатка, но сдерживается. С трудом превозмогая желания тела и одуревшего опьяненного разума. Таня обильно облизывает ладонь, опускает ее Валерию на яйца и начинает играться с ними, влажно скользя по нежной коже и оттягивая ее, обхватывая и плотно сжимая, интуитивно, сама толком не осознавая, что делает, но заходясь от восторга от тех звуков, что издает Кипелов у нее за спиной. Нагибается вперед, продолжая плавно насаживаться на член, дрожа всем телом от напряжения пополам и удовольствия, проходится пальцами свободной руки по ноге любовника до самой его щиколотки, осторожно надавливает на коленку, чтобы он распрямил напряженную ногу и придвинул ее тем самым ближе к спинке кровати, дрожащими пальцами поддевает ленту и не без труда стаскивает ее с Валерия. Нежно гладит натертую до красна кожу, обдавая своим горячим дыханием. А потом освобождает и вторую ногу. И в следующее мгновение только вскрикнуть успевает, когда ее вдруг неожиданно с силой буквально подкидывает вверх, а ребра сжимает стальной хваткой рук. Громко визжит, дергается всем телом, вырваться пытается, руками отбиться. Бесполезно. Сильный резкий рывок — и она уже на коленях, сверху наваливается тяжесть. Быстрый толчок под ноги — и она шлепается животом на кровать, моментально прижатая к ней всем весом чужого тела сверху, словно плитой неподъемной. Не вырваться уже.       — Вот и попалась, которая игралась! — с азартом и хищными нотками в голосе громко констатирует Кипелов и нагло хохочет, рукой вжимая Таню за затылок лицом в постель и попутно задирая подол короткой красной юбки до самой поясницы. — Теперь Красную шапочку надо наказать за ее проказы, — добавляет он и звонко шлепает девушку по ягодице, заставляя дернуться и приглушенно проскулить в одеяло. — Не думала, что я смогу руки освободить, да? А я смог!       Он и сам не думал. Лишь когда запрокинул голову от накрывшей его волны удовольствия, мельком скользнул взглядом по собственному запястью, прикрыл глаза от сладкого наслаждения, как вдруг буквально опешил от внезапно опалившего его разум осознания — запястья не связаны, а лишь петлей затянуты. Самой обычной петлей — без узлов. И дергаясь, он сам затягивал ленты на своей кожи еще сильнее, причиняя самому себе боль. Кипелов чуть не взвыл с досады — оттого что сразу этого не заметил. Не заметил очевидного. Всего-то на всего нужно подтянуть руки ближе к изголовью и… И ничего не получалось. От удовольствия, которое дарила ему своими плавными движениями и томными стонами Таня, перед глазами все плясало и расплывалось, внимание рассыпалось яркими осколками, мешая сосредоточиться. Руки тряслись одновременно от головокружительного возбуждения и адреналина — только бы она не заметила, только бы не обернулась. И вот тогда. Тогда он и покажет, кто в доме хозяин. Несколько провалившихся попыток подцепить, согнув кисти рук, поддеть указательными пальцами ленты или осторожно выскользнуть через ослабевшие петли — и очередная попытка все-таки оказалась успешной. Беззвучно усмехнувшись, Валерий растер саднившие запястья, а затем, схватившись пальцами за висевшие на перекладине изголовья кровати уже бесполезные ленты и надеясь, что Таня не обернется, он решился попросить ее отвязать ноги. Она так и не взглянула на него, и Кипелов облегченно выдохнул, спустя некоторое время ощутив, наконец, полную свободу. Превозмогая боль в затекших суставах, он рывком поднялся и тут же грубо обхватил девушку стальным ободом своих объятий.       Одного шлепка по Таниным ягодицам Кипелову показалось катастрофически мало. Злость и уязвленная гордость переплетались в нем с полубезумной страстью. Крепко обхватив ноги девушки своими, он нагло уселся сверху, восхищенно глядя на ее порозовевшую кожу на ягодице, не соображая толком и лишь ощущая острую потребность повторить свое первое действие. Шлепок — и Таня воет в матрас, прогибаясь в пояснице и пытаясь вертеть головой. Безуспешно — Кипелов держит крепко. Еще шлепок — звонкий и уже совсем не деликатный. Третий — с размаху и от души — Таня, уже совсем не сдерживаясь, ревет и вся извивается под ним, пытаясь уклониться ягодицами от ударов. Они сыпятся теперь один за другим, не давая девушке отдышаться, под ее приглушенные всхлипывания. Несколько долгих минут, и она уже не сопротивляется, напротив — прогибается в пояснице в такт каждому шлепку, будто вздрагивает всем телом, но уже без напряжения, рефлекторно. Кожа горит огнем, но боль притупляется, а в голове как будто все пространство заполняет вакуум — все звуки куда-то пропадают, мысли тоже, и только кровь шумит в ушах громко и монотонно. Так легко, так свободно, так восхитительно, тело будто ватное — точно в космосе…       — Вот теперь хорошо, — бархатным довольным голосом растягивает слова Валерий, поглаживая пунцовую кожу ягодиц Тани. — Они такие красивые. Прости, девочка моя. Теперь все хорошо, теперь я тебя трахну как следует. Ты только лежи смирно и не дергайся, и я обещаю — тебе понравится. Только сначала я тебя все-таки привяжу. Око за око, как говорится…       Кипелов наваливается сверху всем весом тела, припадает носом к Таниной шее, дышит тяжело, сбивчиво, обнюхивает, кажется. У Тани в голове будто кисель, и весь мир куда-то пропадает, остается только он — Кипелов, и жар его тела. Она вся трепещет в ожидании — не от страха, но от волнения, предвкушения и… болезненно-жгучего желания полного слияния с ним. Будто во сне она ощущает, как он затягивает ленту на ее запястьях, теперь уже не петлей — по-настоящему, по-взрослому. Она не сопротивляется, она уже не против — ее нравится абсолютно все, что он с ней делает. Вот уже подсовывает под ее тело руки, касается груди, медлит немного — и Тане дышать страшно в ожидании. Рывок — такой резкий, что, кажется, слышно треск рвущейся ткани, и блузка грубо задрана вниз, а его руки жадно стискивают ее груди. Возле уха низкий протяжный стон. Он тискает Танину грудь долго, методично, как будто тело Тане и вовсе не принадлежит, как будто сделано оно для него и ему подарено в безвозмездное пользование. И от этого вопреки логике безумно приятно. Странно, болезненно и нестерпимо. Ей хочется, чтобы он сильнее наваливался, настойчивее стискивал ее ребра, сжимал пальцами и без того пылающую от шлепков попу, но он лишь отодвигается чуть в бок под Танин обиженный всхлип. Однако буквально через пару мгновений его большой палец уже скользит у нее между ягодиц и буквально утопает в ее влажном тепле. Таня вскидывает голову от удовольствия и хрипло стонет. Не понимает, что он делает с ней, кажется, быстро двигает пальцем внутри, давит на какое-то место, и там в ответ на его ласки все разгорается. Снаружи остальными пальцами мягко ласкает клитор, и весь живот мигом наливается сладкой тяжестью. Ее накрывает с головой горячей волной, она как будто тонет в огненной лаве и уже бесконтрольно кричит и стонет вперемешку, не слыша себя будто под толстым слоем воды, и только возле уха звучит его властный шепот: «Можно, моя хорошая, можно!» От этих слов Таня взрывается оргазмом и на время теряет связь с реальностью. Словно во сне чувствует, как Кипелов приподнимает ее тело и настойчиво заталкивает под живот подушку. Попа выпячена напоказ, ноги раздвинуты широко и пошло, и кажется, она сама их так развела. Вот только ей уже совсем не стыдно, а напротив — сумасшедше приятно. Она будто вся купается в теплом море на волнах, ласкающих ее промежность.       — А теперь главное праздничное блюдо. Лучший мой подарочек — это ты, Таня, — плотоядно шепчет Валерий, рваными торопливыми движениями развязывая шнурки корсета словно ленту на коробке. Нервничает от нетерпения, рычит, срывается, сжимает ткань в кулаках и с силой дергает. Раз, еще раз, еще сильнее. Корсет сдается, и он жадно впивается губами Тане между лопаток, прокладывает дорожку вдоль позвоночника к ее голому плечу, втягивая ртом ее тонкую мягкую кожу, и остервенело кусает. Таня громко вскрикивает. Не столько от боли, сколько от того, как резко и сразу же на всю длину он входит в нее. И тут же шепчет ей: «Какая горячая…» Ненасытен, резок, груб, будто мстит ей за самодурство и непослушание, за учиненный спектакль, к которому он был совершенно не готов. А теперь уже не может остановиться, как разогнавшийся до максимальной скорости поезд. Таня задыхается в бешеном ритме толчков, безжалостно вдавливающих ее в постель, ей жарко, больно, но и безумно приятно. Пережитый только что оргазм не дал успокоения и расслабления, не растекся нежным теплом по телу, а так и остался жаром между ног, который теперь усиливался с каждым жестким движением любовника в ее теле. Он толкается носом ей в шею — Тане щекотно от его частого горячего дыхания, она ежится, сопротивляется тому, как настойчиво он пытается отодвинуть ее голову щекой. Ничего не выходит, Кипелов злится, рычит коротко, а после просто врывается пальцами в Танины волосы, затягивает их с силой в кулак на затылке и освобождает себе путь к желанной цели. На утро она будет замазывать тональным кремом следы на шее, и эта мысль заводит его только сильнее. Она кричит от боли и наслаждения одновременно, изо всех сил брыкаясь и извиваясь под ним, и это раззадоривает его.       — Крепче… Крепче надо было… привязывать, — заплетающимся языком бормочет ей на ухо Валерий, — дуреха. Всему тебя учить надо.       Шея вся искусана, больно от того, как стянуты волосы на затылке, тело вжато в матрас так, что трудно дышать, до головокружения жарко, между ног немного саднит, но больше ноет от наслаждения, и тягучий комок томного удовольствия разрастается в животе так быстро от каждого толчка, что Тане уже все равно — она летит будто на крыльях в облаках с диким восторгом.       — Такая мокрая… Бесстыжая. — Этот голос решает все — толкает ее с силой в объятия оргазма быстрее, чем она успевает осознать сказанные Кипеловым слова. Он подгребает ее под себя остервенело, стискивает до хруста костей, еще несколько раз грубо вжимается в нее тазом и что-то с криком выдыхает ей в шею — Таня уже не разбирает ни слова, лишь ощущает, как он обильно изливается у нее внутри.

***

      — Зараза ты редкостная, — произносит Кипелов Тане в макушку, крепко обнимая ее за затылок и лопатки и властно прижимая к себе, и снисходительно целует.       — И я тебя тоже люблю, — нахально отвечает Таня, при этом послушно лежа на боку, не шевелясь, вжимаясь лицом в его влажную грудь и с наслаждением втягивая носом запах его тело — родной и до одури любимый.       Кипелов не отвечает, лишь фыркает в ответ. Минуты медленно текут одна за другой, теряясь в тихой тягучей неге. Тане тепло в его руках и спокойно от гулких ударов его сердца — уже размеренных и уверенных. Буря прошла, и теперь все хорошо, нежно, уютно. Так уютно, что это подмывает Таню выкинуть что-нибудь эдакое…       — Знаешь, я думала, ты так и не отвяжешься от кровати. Даже успела расстроиться ужас как! — нарочито разочарованно бурчит Таня Валерию в грудь и замирает в ожидании его реакции.       — Чего? — не понимает Кипелов, отодвигается от нее, чтобы поймать взгляд лукавых карих глаз. — Ты о чем?       Таня не отвечает, но улыбается. Так широко и не наигранно невинно, что мужчина тут же хмурится и откатывается от нее, выпуская из объятий.       — Вот это вот все… Ты провоцировала меня что ли? Специально все это сделала? — подтянувшись на руках и усевшись на кровати, несдержанно выкрикивает Кипелов, сердито опаляя ее тяжелым взглядом.       — Ну, можно и так сказать. — Таня, не вставая с постели, быстро подползает к его бедрам, беспардонно утыкается лицом в его пах, нежно целует уже расслабленный член и, подняв голову, с широкой беззаботной улыбкой спрашивает:       — Кого бы ты хотел трахнуть через год? Может, Спящую Красавицу? Или Золушку?       — Иди ты в задницу, Таня! — грубо отпихнув ее от себя, Кипелов отворачивается к ней спиной и, свесив ноги с кровати, нашаривает рукой свои трусы и принимается натягивать их на себя. — Больше такая херня не повторится, поняла?!       — А без трусов тебе намного лучше, — с томным придыханием произносит Валерию на ухо девушка, быстро поднявшись с кровати вслед за ним и крепко прижавшись голой грудью к его горячей спине.       — Не переводи тему! — ворчит разомлевший было от ее ласк Кипелов, но быстро вновь приходит в себя, резким движением скидывает ее руки со своих плеч и встает с постели.       — Валера, Валера, я буду нежной и верной, — хихикая, задорно поет Таня ему в спину звонким голосом и тут же добавляет: — И очень-очень послушной! Обещаю!       — А иначе и быть не может! — раздраженно рявкает ей в ответ Кипелов уже на пороге, рывком распахнув дверь и даже не обернувшись.       — Слушаюсь, сэр! — вызывающе выкрикивает она, но дождавшись, когда затихнут за дверью его шаги, шепотом добавляет с хитрым прищуром: — Ну да, ну да, это мы еще посмотрим!       Таня расслабленно плюхается спиной обратно на постель и смотрит в потолок, довольно улыбаясь сама себе. Шалость удалась.