— Валера, стой, куда ты?! — воскликнула Таня и опрометью бросилась вслед за любовником под оглушительные удары собственного сердца в ушах. Настигла его возле двери в свою же комнату. Он удивленно оглянулся, развернулся к ней лицом и, наклонив голову набок, вопросительно поднял брови.
— Что с тобой, родная? — усмехнулся, глядя на встревоженную, сбивчиво дышавшую и побледневшую девушку.
— А ты… куда шел? — пробормотала вопрос Таня прежде, чем успела сообразить, как нелепо сейчас, наверняка, выглядела, и смущенно закусила губу.
— В твою комнату, — тепло и без тени сарказма, невозмутимо ответил мужчина, довольным котом растянув улыбку. Ему определенно нравилась эта ее реакция — умиляла и веселила. — Если не возражаешь, воспользуюсь твоим диваном и телевизором. Очень устал, отдохнуть хочу. В моей комнате всего этого великолепия не имеется, как ты знаешь. А сегодня футбол, «Спартак» играет.
Таня замялась возле него, сконфузившись и не зная, что ответить. Диван, телевизор, «Спартак» — ничто из этого не занимало ее мысли, куда больше беспокоила неловкость, подкрепленная всколыхнувшимся глупым и уже совсем нелогичным страхом и одновременно острым желанием снова утонуть в его объятиях.
— Ты опять подумала, что я решил уйти? — осторожно уточнил Валерий, с трудом подавив улыбку и изобразив подобие участия и заботы на лице. Она не сразу, но все же кивнула в ответ и опустила голову, переминаясь перед ним с ноги на ногу. — Да перестань! Разве не расслышала, что я тебе сказал? Спать будем сегодня вместе, и это не предложение, а констатация факта, — ему не нравилось, что она по-прежнему упорно изучала пол под ногами и никак не хотела смотреть ему в глаза. Кипелов мягко приподнял ее подбородок пальцами, поймал все время убегавший взгляд ее глаз цвета горького шоколада — доверчивых и распахнутых широко-широко, будто окна навстречу весеннему солнцу, и совершенно утонул в них. Чуть не прыснул от смеха, когда она наивно потянулась к нему всем телом, вытянув пухлые, раскрасневшиеся от недавних слез губы и мило прищурив веки. Вся трепетала пойманной птахой перед ним, и мужчина с большим трудом удержался от того, чтобы не ответить на этот ее порыв своим жадным поцелуем. — И если ты сейчас пойдешь на кухню и помоешь посуду, то спать мы с тобой будем еще и голышом.
Таня вздрогнула и широко распахнула глаза, проморгалась, словно только что пробудилась от сладкого сна, отпрянула от Валерия и уставилась на него непонимающе.
— Та-ня, прием-прием! — пощелкал пальцами перед ее лицом Кипелов, усмехнулся. — Давай-давай, хозяюшка моя.
— Г… голышом? — с запинкой переспросила Таня, неотрывно глядя в его глаза и пытаясь понять, быть может, это какая-то каверзная шутка, может, он подтрунивает над ней, а она не понимает?
— Ну да. Как будто впервой, — невозмутимо ответил Валерий, а после бережно стиснул ее плечо пальцами, развернул от себя по направлению к кухне и пристроился к ней со спины совсем-совсем близко. — Но сначала дела по дому. Хозяйство вести — не штанами трясти. Давай, родная, ступай, — задрав рукав футболки наверх и мягко погладив ее плечо, он приблизившись губами к ее уху и вкрадчиво прошептал. — А потом приходи ко мне.
Кипелов не видел, как у девушки затрепетали от волнения ресницы, как по щекам разлился густой румянец. Зато прекрасно ощутил, как ее кожа под его пальцами покрылась мурашками, как податливо прогнулась ее поясница и ягодицы едва не прижались к его паху… Ее смятение забавляло, ее отзывчивость и трепетность вызывали восторг пополам с умилением. Ее хотелось стискивать в объятиях, прижимать, под себя подминать, зацеловывать жадно, раскладывать на первой попавшейся под руку горизонтальной поверхности. Сейчас, после сложного и морально вымотавшего разговора, он вдруг осознал, что совсем не жалеет о том, что несколько месяцев назад пошел на поводу у своего импульсивного и несдержанного желания.
— Я тебя жду, — отстранившись, Валерий плавно прошелся пальцами по девичьей спине вдоль позвоночника и мягко похлопал Таню по заднице, подталкивая в нужном направлении.
Как дошла до кухни, она не помнила. На ватных ногах и в каком-то сладком дурмане. Тепло его дыхания все еще трепетало отголосками на шее возле самого уха, тепло его губ, едва не коснувшихся мочки уха, все еще отзывалось волнами щекотливых мурашек, а низ живота приятно тяжелел. Тарелки, вилки, шум воды, мыльная пена — все как в тумане, а от футболки в нос настойчиво пробирается его запах — родной и до истерики любимый. Казалось, будто она уже насквозь пропиталась им, его сигаретами, которые она наверняка узнает с легкостью из сотни других, или ей это все уже попросту мерещилось… Его смех, его голос отчетливо звучали в памяти, идеально повторяя интонации. «Может, я и правда всего-навсего сумасшедшая фанатка?» — вздыхала Таня, разливая чай по чашкам и понимая, что уже минут десять неотрывно думает только о нем. — Но если я уже столько времени с ним, почему до сих пор это чувство меня не отпускает?»
Дверь почему-то оказалась наполовину открыта. Таня бесшумно проскользнула в комнату и застыла возле порога с чашками в руках. Кипелов вальяжно расположился на разложенном диване полусидя, облокотившись спиной о спинку, и, согнув здоровую ногу в колене, лениво покачивал ею в каком-то слышимом только ему одному ритме. Он неотрывно смотрел на экран телевизора под монотонные слова комментатора футбольного матча и, кажется, совсем ее не замечал. Расслабленный физически, спокойный, но вместе с тем сосредоточенный вниманием — и невозможно уютный. Таня поймала себя на мысли, что совершенно беспардонно любуется им — тем, как напряженно сведены к переносице его брови, как цепко следит за игрой холодный взгляд стальных глаз из-за тонких стекол очков в черной оправе, как небрежно расстегнута на нем черная рубашка… Красиво. «Переоделся уже», — мысленно отметила девушка и напряженно сглотнула. Его голая грудь и живот притягивали взор Тани точно удав кролика. Остро захотелось к нему, коснуться его кожи и утонуть в тепле его тела. Но вместо этого она застыла как статуя, боясь дышать, чтобы не спугнуть красоту момента.
— Долго так стоять будешь? — вальяжно потянувшись, взглянув на девушку цепко и приподняв бровь, невозмутимо уточнил Кипелов. — На мне цветы не растут.
— Только волосы, — глупо хихикнула Таня и зачем-то добавила: — На голове и внизу.
Кипелов в ответ лишь усмехнулся, растянув ленивую улыбку, и без слов подвинулся в сторону.
— Иди ко мне, родная, — похлопав ладонью по дивану на освободившемся месте, бархатно произнес он и подмигнул девушке. — Смелая ты моя.
Таня было возмутилась его нагловатым тоном и по-хозяйски уверенными движениями рук, вот только ноги сами собой уже вовсю вышагивали к нему, будто под гипнозом. Ненавидя себя за полнейшее безволие перед ним, она скованно присела на самый край дивана, поджав ноги под ягодицы, и едва удержала равновесие. Чашки в руках покачнулись, и обжигающий чай пролился на ее бедра и обивку.
— Ай, блин, — жалобно пискнула Таня и не успела сообразить, как Кипелов моментально подскочил и выхватил у нее из рук разом обе чашки.
— Твою ж… — выдохнул он и поставил чай на тумбочку, а затем, развернувшись к девушке лицом и заметив ее растерянность, сменил гнев на милость и тепло усмехнулся. — Какая ж ты у меня рассеянная. Чудачка.
Таня окончательно растерялась. Такой контраст между тем сжирающим заживо гневом, что изливался из него сегодня днем, и этой снисходительной, почти отеческой заботой и теплотой сейчас… С Кипелова, как ей показалось, как будто тяжеленный камень упал, как будто с тормоза наконец снялся. Будто груз переживаний с него спал, и он теперь стал мягче и проще. Она завороженно смотрела, как он дотошно стирал капли чая с ее бедер, гладил по-хозяйски, ощупывает, спрашивая попутно: «Больно? Не сильно обожглась?» Она отрицательно мотнула головой — растерянно, неловко, явственно ощущая при этом, как закрутило томно в животе от его теплых прикосновений. Перед глазами все вдруг закачалось, поплыло. Он был здесь, все еще здесь, рядом, родной и горячий, реальность теперь как будто ярче стала — после того, как она уже успела с ним мысленно попрощаться навсегда… На Таню волнение накатило, в животе разгорался пожар, а перед глазами — его руки, перевитые венами, уже ощупывали обивку дивана прямо между ее ног. Спокойно, размеренно, невозмутимо. По спине к крестцу сбежала густая волна мурашек, и она тихонько простонала в голос от вспыхнувших в голове ярких картинок — как эти самые руки уже скользят дальше и нагло касаются ее промежности. Девушка напряженно закусила губу, неосознанно прикрыв веки от нахлынувшего возбуждения.
— Таня, очнись, эй, — хохотнув, громко сказал Валерий, по-хозяйски похлопав Таню по голому бедру, — открой сомкнуты негой взоры.
Ему нравилось, как она реагировала на него — легко и доверчиво, такая ведомая, такая чувствительная, только коснись — и уже плавится, растекаясь горячими каплями как тонкая хрупкая свеча. Тактильная до невозможности. Кипелов удивлялся тому, как она до сих пор продолжала смущаться и краснеть от его слов и ласк, не смотря на то, сколько раз он брал ее, сколько раз снова и снова жадно, с азартом срывал с нее невинность — и упивался этим. До головокружения и восторга души. Смешная, наивная, глупая — и вся для него, целиком, что бы он с ней ни делал. Ее широко распахнувшиеся глаза, подернутые естественным, неприкрытым желанием, ее чуть распахнутые раскрасневшиеся мягкие губы, пульсирующая под тонкой кожей на шее венка — смотреть бы и упиваться, теряя счет времени, но вместо этого Кипелов, довольно усмехнувшись, подхватил с тумбочки чашку и протянул ей, коротко кивнув:
— Аккуратней, не пролей снова.
Зардевшаяся от своих так резко прерванных мыслей Таня взяла чашку из его рук прежде, чем успела осознать его слова — такими уверенными были его движения рук. Он тут же и сам взял свой чай и лениво откинулся обратно на спинку дивана, устроился поудобнее и снова с интересом уставился в экран телевизора. Девушка почти не шевелилась, завороженно наблюдая за тем, как он с наслаждением осушал чашку с какой-то почти аристократичной медлительностью. Кипелов смотрел на бегавших по полю игроков, она — на него, все еще пребывая в ощущении нереальности этого момента. Его глаза все такие же серо-голубые, рубашка на нем все такая же черная, он весь целиком все тот же ее до боли любимый мужчина, а она до сумасшествия влюбленная в него дурочка — ничего не изменилось, ничего не сломалось, не разрушилось, будто сегодняшнее утро было лишь дурным сном. По какой-то совершенно непонятной ей причине, вопреки ее уже ставшим давно привычными ожиданиям конца их обреченных отношений он все еще здесь — на что-то там решившийся, чем-то там рискнувший, бросивший рычаг тормоза… Таня не понимала его решения, но отчаянно старалась поверить в то, что он сейчас перед ней настоящий — живой и теплый, из плоти и крови, а не плод ее больного воображения. Сидела, повернувшись к нему лицом, боком к экрану, не слышала и не видела ничего вокруг, лишь ловила каждый его вдох и выдох, движения внимательных глаз. Даже после того, как он, наконец, допил свой чай.
— Тебе идут очки, — залюбовавшись, тихонько прошептала Таня осторожные слова, надеясь, что все-таки не услышит. Услышал. Тут же повернул в ее сторону голову и выстрелил взглядом с недоверчивым прищуром. Ни слова не проронил, замер, изучая ее лицо. — Нет, правда. Даже… Сексуально. — Она неловко поерзала на месте.
— Поставь чашку и иди ко мне, — ни капли не изменившись в лице, почти командным голосом отчеканил Валерий и поманил ее рукой.
Таня отреагировала моментально, как будто только и ждала сигнала «старт» — прильнула к нему всем телом, улегшись рядом, и устроилась головой на его груди. Не сразу. Ерзала с полминуты, рвано двигалась, пытаясь прижаться к нему как можно теснее и уютнее под его недовольное, несдержанное сопение.
— А вот моя футболка на тебе — это не особо сексуально, — демонстративно флегматично произнес Кипелов, когда она, наконец, угомонилась и притихла.
— Днем ты говорил совсем другое, — возмущенно фыркнула Таня, перекинув руку через его голый живот, будто пытаясь срастись с ним всем телом.
— Это когда ты ко мне в комнату влетела?
— Ну… да, — буркнула она и уткнулась носом ему в грудь.
— Так это был сарказм, — нарочито буднично отозвался мужчина и усмехнулся. Он не видел, но точно знал, что сейчас она возмущенно хмурит брови и чертовски злится на него про себя, наверняка кусает губы и напряженно обдумывает ответ. И он был весь в предвкушении, даже не стесняясь широко улыбаться, продолжая при этом попутно следить за игрой на экране телевизора.
— А так? — нарочито игриво вдруг сказала Таня, согнула ногу в коленке, подтянула ее вверх к груди и выжидающе уставилась на любовника.
Он отреагировал почти моментально: почувствовал, обжег взглядом ее голое бедро, но сохранил невозмутимый вид.
— Даже не старайся, Таня, — безразличным тоном ответил он и театрально зевнул.
— А если вот так? — не унималась девушка и тут же принялась пальчиками медленно задирать футболку совсем уж вызывающе высоко.
— Бесполезно. Абсолютно бесполезно, когда я смотрю футбол. Запомни это, — непробиваемо-спокойно парировал Валерий, но на девушку все же взглянул, не сдержавшись, и в следующий же миг удивленно воскликнул: — Ты без трусов что ли?!
— Э-э, ну… да. Ты же сказал, что будем спать голыми, решила вот… сразу снять, чтобы потом не… — сама не понимая почему, вдруг начала оправдываться Таня, моментально густо покраснев. Вроде бы ничего особенного и даже все логично, но почему-то то, что он отметил этот нюанс, да еще и так напрямую и «в лоб» указал на это вслух, снова с размаху швырнуло ее в стыдливое липкое возбуждение.
— Ну так и футболку бы тогда сняла, — не подумав, выпалил Кипелов, усмехнувшись. По его задумке это должно было прозвучать как ирония и задеть Таню, вот только вопреки ожиданиям она восприняла его слова буквально, приподнялась на локте и принялась торопливо стаскивать с себя одежду. Мужчина отреагировал молниеносно — быстро оттолкнул ее руки в стороны и с силой одернул край футболки обратно вниз до бедра. Таня взвизгнула от неожиданности, но не унималась — брыкалась в его руках, вертелась как уж, еще сильнее раззадориваясь. Кипелов кое-как все же справился с ней, крепко обхватив руками ее тонкие запястья, заключил ее в свои стальные объятия и прижал с силой к груди. Таня сдалась быстро — недолго посопротивлялась, посучила ногами, поизвивалась с требованиями немедленно отпустить ее, а после обреченно проскулила и притихла, жалобно хныкнув.
— Ну тише, тише родная, не дергайся. Вот так… — глухо пробормотал Валерий, с огромным трудом сдерживая смех. Ему до чертиков нравились эти глупые, почти подростковые игры с ней, чувствовал, как ей нравится вот так смешно провоцировать его, чтобы обязательно потом скрутил, стиснул, прижал — покрепче, и все для того, чтобы почувствовать себя в его теплой уютной власти. Он знал, что она сейчас, не смотря на все выкрикиваемые ею слова, наслаждается его силой и контролем. Да и сам вовсю тонул в этой распожаренной, разбудораженной нежности, чувствуя, как сердце настойчиво отбивает ритм, стремительно и несдержанно, а ее — наверняка и того быстрее колотится, вот бы послушать, насладиться ее трепетом во всей красе.
— Ты меня не хочешь… — обиженно проскулила Таня, поджав губу.
«Опять эти дурацкие девчачьи провокации, — мысленно вздохнул Кипелов, давясь еле сдерживаемым смехом. — Задница строптивая!»
— Не хочу, — соврал себе и ей он, — натрахался уже сегодня на всю катушку. И телом, и в мозг. Спасибо, больше не надо, — и наигранно фыркнул вдогонку.
— Ой, все! — еще больше насупилась Таня и хотела было отвернуться, но, лежа щекой на его голой груди, не смогла этого сделать, лишь глупо повертела головой и в итоге не нашла иного варианта, как просто уткнуться в него носом.
— Ой, все! — передразнил ее Валерий и все-таки рассмеялся. — Футбол лучше смотри, дуреха моя.
— Не хочу, — упрямо возразила девушка, негодуя от его отказа в ласке. — И не буду!
— Не понял, это куда сейчас мадам засобиралась? — театрально возмутился Кипелов, ощутив, как она начала активно двигаться, явно пытаясь высвободиться из плена его объятий, настырно, усердно пыхтя и отдуваясь.
— В другую комнату! Займусь чем-нибудь более полезным, — фыркнула Таня и нетерпеливо зарычала от того, что он держал ее слишком крепко, так, что даже на четвереньки подняться никак не получалось.
— Да, да, знаю, в телефон будешь долбить как дятел. Только вот от дятлов пользы куда больше, — усмехнулся Валерий и на всякий случай стиснул ее в объятиях покрепче, зная наперед ее реакцию.
— Да иди ты в жопу! —моментально вскипела Таня и начала что было сил сучить ногами и извиваться всем телом. — Да пусти ты меня! Гад! Пусти-и-и! Не буду я твой сраный футбол смотреть!
—У-у-у, какая грозная! — протянул Валерий, вовсю потешаясь над нею и улыбаясь во весь рот, упорно не размыкая рук. — Громче поорешь, быстрее выдохнешься. И все равно здесь со мной будешь.
— Зачем? Я тебе телек смотреть мешаю, зачем тебе это надо? — девушка искренне не понимала своего любовника, недоумевала от его странных, нелогичных действий, теряясь в догадках. — Ты мазохист что ли? Сбрендил?
— Нет, — улыбка почти моментально спала с лица мужчины, губы сложились в тонкую напряженную нить, а выражение лица стало очень серьезным. — Я просто хочу, чтобы ты была сейчас со мной. Раз уж я вляпался в какой-то пиздец и решил рулить до конца, то, пожалуй, имею полное право получить причитающуюся мне компенсацию в виде твоих сисечек, упирающихся мне в бок. Как считаешь, родная?
Таня едва не поперхнулась от такой наглой откровенности. Прямо в лоб, без прикрас и с неприкрытой пошлостью, так что все ее прежнее негодование и досада разом застряли где-то в горле вместе с еще парой заготовленных едких фразочек. Щеки запылали так жарко, будто две раскаленные сковородки на плите, и где-то внизу живота все разом перевернулось, сделав сальто. Замерла. И время будто замерло вместе с ней. Все эмоции разлетелись точно птицы, оставив после себя лишь полный вакуум в голове и тишину. И в этой тишине, обмякнув всем телом и послушной куколкой прислонившись ухом к груди Валерия, она слышала его мерный, спокойный ритм сердца. Невозмутимый и уверенный, несмотря на их короткую бурную борьбу минуту назад… Он успокаивал и наполнял теплом, расплавляя ее как масло в жаркий день.
— Ну вот и притихла. Умничка моя. — Таня явственно ощутила, как ослабла хватка его пальцев на ее запястьях, его мягкое дыхание на своей макушке, и инстинктивно прикрыла глаза, чуть подавшись ему навстречу. — Я же говорил, быстро выдохнешься.
Слова прозвучали уверенно, ровно, но без усмешки. То ли он это серьезно, то ли уже устал, чтобы посмеиваться над ней — Таня так и не поняла. Впрочем, ей было уже все равно, пусть хоть с десяток раз подшутил над ней — она бы и не обиделась совсем. «Он хочет, чтобы я сейчас была с ним… Хочет этого сам… И я не навязываюсь», — обрывочными фразами повторяла про себя Таня. Его слова все еще звучали у нее в голове как звукозапись на повторе, лаская слух, и она тут же ругала себя за наивную глупость своих мыслей. Он чуть не ушел, чуть не растворился в снежной дали навсегда, но сейчас он здесь, и это не сон. Пусть и говорит такими по-мужски резкими и грубоватыми словами. От которых почему-то становится ужасно жарко в животе и душно.
— Ну, не будешь больше вырываться? — Кипелов замер в ожидании ответа, все еще на всякий случай осторожно придерживая девушку за запястья. Таня помедлила немного, не сразу осознав адресованный ей вопрос, а затем без слов интенсивно замотала головой из стороны в сторону, мол, нет, не буду больше.
— Отпустить тебя? — Вопрос как провокация, скорее игра, чтоб посмотреть на ее реакцию. И она его рассмешила больше, чем он сам того ожидал — Таня, все так же молча, тут же снова помотала головой в ответ, а потом сообразив, что неправильно поняла его вопрос, начала согласно кивать. — Тебя не поймешь. Так да или нет? — не унимался в своих провокациях Валерий, с удовольствием следя за каждым движением своей любовницы. Та вдруг прижалась к нему теснее всем телом, горячей щекой к его груди и ловко оплела своими ногами его здоровую ногу, что была ближе к ней.
— Хочу с тобой… Вот так, — еле слышно пробубнила ему в грудь девушка, ласково прильнула губами к его коже и оставила на ней робкий поцелуй. — Не отпускай. Пожалуйста.
— Да я и не собирался, вообще-то говоря, — плотоядно усмехнулся Кипелов и мягко погладил ее плечо. — Мне приятно чувствовать тебя рядом. Мне с тобой так тепло и хорошо, Таня.
Это прозвучало так… Вроде бы по-обыденному просто — другая на месте Тани, быть может, пропустила эти слова мимо ушей как что-то незначительное, несущественное, но не она. Ее будто водопадом окатило волной мурашек — от его голоса, такого спокойного, обволакивающего, теплого, но в нем фоном читалась власть. И что-то еще… Что-то неуловимое, неухватимое, пробиравшее девушку изнутри будто мелкими щипками легких разрядов тока. «Он… нуждается во мне? — очевидная догадка пронеслась у нее в голове как внезапное озарение, такое хрупкое, что страшно спугнуть. — Я ему… нужна? Какая же я глупая. Глупая, глупая Таня», — мысленно ругала она сама себя. Из-за дурацких комплексов и старой, уже давно пустившей в душе корни мысли о невозможности хоть каких-нибудь его ответных чувств к ней она упорно пыталась идти дорожкой плотской страсти. Вдолбила сама себе в голову, поверила, иной мысли даже не допускала, что он может к ней тоже что-то испытывать, кроме сексуального желания. Что-то большее. Пусть и самой при этом было противно от того, что собственноручно отдалась ему вся целиком как обыкновенная любовница. И не ждала ничего в ответ. Хоть и лелеяла глубоко в сердце неумирающую мечту.
А теперь… Нет, прямо сейчас он… «Хочет, чтобы я была рядом! Просто рядом и все», — такая банальная очевидность, которая для него самого, наверняка, давно и не новость совсем, для нее стала понятной только сейчас. Он ведь и правда нуждался в этом — она, наконец, осознала это. Нуждался в том, чтобы вот так просто лежать вместе на диване и смотреть футбол. Нуждался так же, как и она. И плевать на футбол. Хоть политику, хоть его любимые советские фильмы готова была сейчас смотреть, лишь бы с ним рядом. И не нужно выделываться, соблазнять, не нужно даже ничего с себя снимать. Можно просто лежать рядом с ним. И наслаждаться. Так просто. Слушать его дыхание, мерный ритм его сердца в груди, дышать им и растворяться. «Я. Ему. Нужна», — все еще не веря собственным мыслям, по словам повторила про себя Таня — осторожно, медленно, будто пробуя новые слова на вкус, и невольно улыбнулась и хихикнула, зажмурив глаза будто от яркого солнышка.
— Чего смеешься? — ворчливо прервал сладость ее мыслей Валерий, подозрительно посмотрев на ее лицо.
— Ничего, просто… — Она растерялась от внезапного вопроса и тут же затараторила ответ таким тоном, будто в грехах повинная, — мысли всякие дурацкие в голову лезут. Смешные такие… Вот.
— Ну хоть не яд очередной про меня, — немного расслабился Кипелов и снова откинулся спиной на спинку дивана, бросив беглый взгляд на экран телевизора, где все еще крутился очередной ролик осточертевшей рекламы. — Если ты думаешь, что меня не задевают твои колкости, то ты сильно ошибаешься. Я не железный, Таня. Это… — он сделал паузу, подбирая слова, и протяжно выдохнул, — очень неприятно.
Таня притихла тут же. Будто стараясь раствориться в воздухе, исчезнуть. Но его слова намертво прибили ее к месту, не давая даже дернуться. Сковали и пристыдили.
— Да не жмись ты так, — мягко ответил Кипелов на ее едва слышное «прости», сказанное куда-то ему в грудь после недолгой паузы, и легонько тряхнул за плечо. — Не собираюсь тебя винить и отчитывать, и тем более требовать ничего не стану. Да и, пожалуй, заслужил, только прошу… быть немного помягче. Ты порой очень больно жалишь словами.
— Постараюсь, — снова еле слышно буркнула Таня, все еще вжимаясь в него как котенок.
— Спасибо за честность, — усмехнулся Валерий и мягко погладил ее по голове. — Ну, ну, расслабься, родная, все хорошо, я тебя не виню. Ладно, иногда можно и острить, разрешаю. Но только осторожно! — с улыбкой пожурил он ее ласково и крепче прижал к себе. — Ну вот, как раз и реклама закончилась, будешь со мной теперь футбол смотреть?
Таня не ответила. Она и впрямь расслабилась от его слов, от которых веяло искренностью и добротой. Растворилась, утонула в нем. От него почему-то всегда шел ровный, уверенный жар, как от печки, и она, вечно мерзнущая, тянулась к нему и млела, согреваясь. Этот жар обволакивал и укутывал точно в теплое мягкое одеяло. Теперь, лежа у него на груди, девушка безучастно смотрела на экран — туда же, куда и он, и поначалу совсем ничего не понимала. Но постепенно начала втягиваться в процесс и даже тихонько спрашивала его о том, что оставалось ей неясным.
— Что он показывает? — шептала она, даже не задумываясь над тем, как приятна ему была ее заинтересованность.
— Желтая карточка. Сыграл рукой, — мягко отвечал он, медленно поглаживая ее по нежной коже плеча — по-хозяйски, обстоятельно. — Сейчас будет пенальти.
Таня плевать было на пенальти. Ее внимание всецело концентрировалось на том, как он произносил эти слова возле самого ее уха, едва не касаясь, обдавая кожу горячим дыханием. Она льнула к нему неосознанно, доверчиво, точно кошка, едва не урча от удовольствия. Он тихонько посмеивался, деликатно и по-отечески целовал ее в макушку, заправляя попутно локон ее темных волос за ухо, а после заботливо растирал по ее рукам выступившие мурашки. Она терялась в ощущениях, с трудом концентрируя внимание на матче на экране, и снова задавала какой-нибудь новый вопрос. Только лишь с одной целью — чтобы вновь услышать его бархатный голос и ощутить его горячее дыхание на своей коже. Он ведь и правда был сейчас рядом с ней — живой и настоящий, и стены все с теми же обоями, и диван все такой же мягкий, и за окном все также опускаются мелкие снежинки. Мир не рухнул под ногами, и он здесь. Все еще здесь. Наконец-то можно было выдохнуть. И Таня выдохнула. Под его ленивой лаской ее мысли постепенно замедляли свой бег и мир будто замирал. Он гладил ее бок, осторожно перебирая пальцами по ребрам, будто на пианино играя нежную сонату — и в груди у нее становилось спокойнее, сердце переставало с силой колотиться о грудную клетку. Свернулась клубочком подле него доверчиво, устроилась поудобнее, и он тут же заметил — сгреб к себе с силой, куда уж крепче? Ей захотелось закрыть глаза — и уже было не страшно, что он исчезнет как сон. Больше не страшно. Она теперь доверяла. Не первый раз так — с ним наедине, вплотную, ближе некуда, но только сегодня — по-особенному. Он снова принялся ее целовать — в макушку, в висок, много раз — размеренно, почти целомудренно, и Таня окончательно успокоилась в его руках. Уже ничего не спрашивала, почти ничего не видела на экране под незаметно для нее постепенно закрывавшимися тяжелыми веками, лишь как будто бы слышала, что он шептал ей на ухо какие-то успокаивающие глупости, или ей это лишь казалось. И медленно проваливалась в топкий уютный сон.
***
Покой, нега, тепло. Таня плыла в кристальном лазурном океане, лежа на водной глади на спине и изредка лениво двигая руками и ногами. Яркое солнышко ласкало ее щеки, а теплые волны нежно касались бедер, пробираясь все дальше и дальше, между ними… Без купальника, совсем голая, поняла девушка и лукаво улыбнулась сама себе. Ей это чертовски нравилось. Наедине с собой, в лоне природы, так естественно, так приятно, так… сексуально! Почему, почему, черт возьми, так сексуально? Почему между ног волны все настойчивее, все наглее, почему так томно наливался тяжестью живот и нестерпимо хотелось коснуться себя, приласкать пальцами, чтобы хоть немного усилить эти дразнящие легкие ласки водной стихии? Почему под Таниной спиной эта самая бездонная стихия постепенно становилась все тверже и тверже, почему бескрайняя высь неба становилась все ближе и ниже и меняла свой цвет с лазурного на белый? Почему прикосновения волн на бедрах становились грубее? Что… это?!
Таня вздрогнула, когда с трудом раскрыла заспанные глаза, и вскинулась всем телом, чтобы вывернуться из странных наглых прикосновений к ее телу. В кровь рванула изрядная доза адреналина, пока она силилась прийти в себя и осознать, что происходит и где она вообще находится.
— Не дергайся, родная.
Но Таня все-таки дернулась от этого голоса. Снова. За что тут же получила легкий, но довольно ощутимый и звонкий шлепок по ляжке, отчего взвизгнула и окончательно проснулась. Приподнявшись на локтях, она подняла голову и встретилась взглядом с Кипеловым. Он расслабленно расположился прямо между ее ног, как и она опираясь на локти. Смотрел на нее пьяно, почти плотоядно, попутно совершенно беззастенчиво лениво поглаживая ладонями ее разведенные в стороны бедра по внутренней стороны и пошло улыбаясь. Его губы блестели от…
«Он только что целовал меня там!» — чуть не пискнула вслух девушка от внезапного осознания того, что он делал с ней, пока она безмятежно спала и видела дивный сон про море, моментально залилась краской и ощутила, как сердце застучало бешено, рвано.
— Прости, что разбудил, — казалось, буднично пожал плечами Валерий, только глаза его горели шальным огнем и голос был до неприличия довольным. — Доброе утро, моя хорошая.
Таня вспыхнула и задохнулась от затопившего ее всю с головой возбуждения и стыда. Она была перед ним раскрытой, в такой развратной позе, чувствовала его дыхание между ног и… Хотела провалиться сквозь землю или сбежать куда подальше. Конечно, это было ужасно глупо — стесняться подобных вещей после всего того, что между ними было, Таня это и сама прекрасно понимала, но… Он ведь никогда еще не делал с ней этого, никогда не ласкал ее так. Нет, она совершенно не была готова к такому. А он все также смотрел на нее снизу вверх, подняв брови — нагло, бесцеремонно, и улыбался, даже не пытаясь хоть как-то сгладить неловкость момента. И эта чертова улыбка сводила девушку с ума начисто, лишая воли к сопротивлению. И все же, набрав в легкие побольше воздуха, собрав волю в кулак, Таня на выдохе пробормотала: «Что ты делаешь? Перестань!» — дрогнувшим голосом, совсем не так, как хотела. А следом свела предательски задрожавшие коленки поплотнее вместе и изо всех сил принялась вырываться из рук любовника, быстро, беспорядочно отталкиваясь пятками от постели. Даже умудрилась отодвинуться немного к изголовью, но реакция любовника последовала незамедлительно — покрепче обхватив Таню за талию, Валерий рывком вернул ее на прежнее место и довольно грубо снова широко раздвинул ее бедра в стороны. От неожиданности она громко вскрикнула и хотела было вслух возмутиться, но тут же его ладонь плотно закрыла ее рот, не дав произнести ни слова.
— Я же просил не дергаться, родная, — с некоторым недовольством, но все еще стараясь сохранять спокойствие в голосе, произнес мужчина и перевалился на один локоть, кряхтя и устраиваясь удобнее. — С больной ногой мне не так-то легко с тобой справляться, когда ты такая нервная. Давай-ка ты просто расслабишься и дашь мне сделать тебе хорошо. Договорились?
— Угу, — произнесла Таня раньше, чем успела подумать, совершенно загипнотизированная его острым цепким взглядом внимательных глаз. Голос его был ниже обычного, бархатным, ровным — и так контрастировал с ее сорванным нелепым «угу». Не прерывая зрительного контакта, он добил ее волю окончательно, медленно облизав свой палец и опустив руку на ее лобок. Мягкое давление и пара влажных, скользящих круговых движений по клитору — и у нее перед глазами все дрогнуло и поплыло.
— Мне продолжить? — спросил буднично, мягко и, не дождавшись ответа, снова прильнул к ней губами.
Таню выгнуло дугой от этого голоса, и в следующее мгновение она с протяжным стоном безвольно откинулась головой обратно на диван.
— Сейчас, сейчас, моя девочка, все будет, — едва услышала она и тут же зашлась в удовольствии от жара его дыхания между ног. Ей показалось, будто время растягивалось мучительно, почти остановило свой бег, пока она, сгорая от стыда и желания, ждала, когда он сделает с ней то, что задумал. И он сделал. Не торопясь, издевательски медленно коснулся языком ее клитора, провел вдоль вниз и вверх и обхватил губами плотно и жадно. Таня вскрикнула от неожиданных остро-приятных ощущений, шумно глубоко вдохнув.
Жарко, мокро — и стыдно до одури. Ее повело от широких размашистых мазков его горячего мокрого языка, всхлипнула сдавленно и тут же рот сама себе рукой зажала — чтобы не закричать от удовольствия.
— Не сдерживайся, — прошептал Кипелов, не отрываясь от ласк, и девушку разом швырнуло от этих слов в горячее марево удовольствия. Голова закружилась, по телу мурашки табуном, и до истерики захотелось закрыть лицо подушкой, будто это могло помочь ей справиться с чувствами. В животе было тесно от распалившегося до предела желания, в груди жарко от неловкости и смущения. Ей так непривычно было — просто лежать, не даря ему ответной ласки, не делая ничего, лишь безвольно и без остатка отдаваясь его власти.
Кипелов действовал неторопливо, с гурманским упоением растягивая удовольствие. Время от времени поднимал взгляд на Таню из-под бровей и наслаждается тем, какая картина перед ним разворачивалась. Девушка ерзала на диване отчаянно, вся выгибалась, дрожала мелко, руками то в волосы свои зарывалась, то ладонями судорожно глаза закрыть пыталась. Ему было интересно, он урчал по-животному, когда голодно облизывал и посасывал Танин клитор. Ему доставляло удовольствие ее дразнить, до одури хотелось с ней играть — долго и размеренно. А если так приласкать? Что если медленно вдоль и вниз, а потом сорваться на частые быстрые движения языком? Таня откликалась живо, так искренне, так ярко, что у него самого дух захватывало от этих ее эмоций. Уже совсем не сдерживая стонов, вся трепетала в его руках и судорожно то сжимала, то разжимала бедра. Кипелов гладил ее живот с нежной великодушной заботой. Перепуганная непривычными, совершенно новыми яркими ощущениями, смущенная своим уязвимым положением, она снова, как и тогда, весной, в первую встречу у него на квартире, казалась ему маленьким безгрешным ангелом, которого нестерпимо, до безумия хотелось неумолимо развращать, пачкать в несдержанных желаниях телесных удовольствий, получая от этого странное, почти садистское удовольствие. А ведь она такой секс, как сейчас, в лучшем случае только в порно видела, но никогда и вообразить себе не могла, подумалось Валерию, и он довольно усмехнулся от этой мысли сам себе, а после с наслаждением прошелся языком вниз, к самому входу в ее горячее нутро.
— Таня, — прохрипел он ей прямо между ног, нехотя оторвавшись от нее совсем не надолго, — ты очень сильно течешь, — и тут же неторопливо подушечкой среднего пальца ласково провел влажную дорожку от клитора ниже, туда, где только что языком ласкал, надавил мягко и с довольным урчанием как по маслу проскользнул в ее лоно — под громкий утробный девичий девушки. — Просто блядски мокрая, Танюш! Не стыдно тебе?
Валерий бросил на нее жадный нетерпеливый взгляд, не вынимая палец. От этого ласкового укора, от острого голоса Таня вскинулась на диване всем телом, как подстреленная, зажмурилась, задрожала, заметалась по кровати, будто пойманная в клетку птица, часто дыша и едва не скуля. От этих его слов, сказанных им только что, и от новой горячей порции настойчивых ласк, которыми он одарил ее после. Он прекрасно знал, что она чувствовала, и уверенно играл с ней, бесстыдно давя на нужные кнопки. Ему нравилось. Чертовски нравилось, как ее выламывало, как она была измучена удовольствием. Такая искренняя, живая, простая в своем наслаждении.
Ее жаром затопило, весь живот стянуло мучительно-сладким спазмом удовольствия. Он осторожно добавил второй палец, легко и плавно, и Таня охнула громко, несдержанно. Ей казалось, что он везде, все там, между ног, было охвачено его жаром, изнутри и снаружи, затапливало неумолимо до белых пятен перед ее зажмуренными глазами. Он все делал чертовски медленно, будто издевался, а ей было мало, так мало, так нужно еще. Какое-то особенное движение пальцев, затем снова, еще и еще, чуть глубже — и Таня вспыхнула как спичка в ярком удовольствии и несдержанно громко вскрикнула на вдохе.
— Здесь, да? — По голосу было слышно, что Валерий улыбался, и девушка часто-часто закивала — торопливо и почти отчаянно. — Еще раз?
— Да… Сделай еще… Так же, — прошептала в ответ пересохшими от частого дыхания губами почти неслышно. Он повторил. Еще несколько раз — настойчиво, грубовато. Ей хотелось еще, до одури хотелось больше и чаще, а он будто не понимал и по-прежнему делал все невыносимо медленно. Таня чувствовала себя совершенно беспомощной, ничего не контролирующей, пойманной этим медленно и неумолимо нараставшим удовольствием. И от этой неизбежности ей было так хорошо, так сладко. Его ласк было очень много, беспардонно много, так что все ощущения сплавлялись в единый гудящий и зудящий жар. Перед глазами все плыло, уши как под толщей воды заложило начисто, так что она себя не слышала. Беспрестанно шумно дышала, скулила, кусая губы, почти кричала, но не слышала. От ощущения любви и заботы, шелковой нежности, от того, что нужна Валерию — теперь уже точно это чувствовала, — от этой беспомощности чертовой, от того, что он делает это с ней впервые, и не потому что попросила, а потому что сам так захотел…
— Давай, родная, — с азартом и нетерпением в голосе прошептал Кипелов, — вот так…
Таня задохнулась от этого жадного шепота, утонув в темноте с плотно закрытыми глазами от его прикосновений и мокрых горячих ласк, от пошлых влажных звуков, хныча загнанно и почти плача от накатившей новой волны удовольствия, слишком сильной, сминающей и уносящей куда-то далеко-далеко. Он смотрел на ее, не отрываясь от процесса, исподлобья, смотрел восхищенно, чувствуя, как у него самого встает до боли от того, как вздрагивали ее груди с острыми сосками, как бесконтрольно ее язык облизывал пересохшие напрочь губы. Ему нравилось, какая она мучительно возбужденная до предела и вся растраханная перед ним, уже готовая кончить, вот уже почти… И не торопился, уверенно держа ритм, хоть и до безумия хотелось стиснуть пальцами ее ягодицы, подняться, притянуть ее ближе и трахнуть жестко и бесцеремонно.
— Ах… Я сейчас, — простонала Таня сдавленно, измученно, — нет…
— Все хорошо, уже можно, Таня.
И это стало стало последней каплей — девушку выгнуло в спине в экстазе до хруста в позвоночнике.
Вспышка света, стынут звуки —
Мы на высоте!
Ее громкий стон, больше похожий на хрипловатый всхлип, утонул в долгом, судорожном медовом удовольствии. Все ее тело лихорадочно вздрагивало от каждого сильного оргазмического спазма внутри. Ей было невыразимо хорошо, чертовски хорошо до головокружения и потери сознания, как в том самом теплом море из ее недавнего сна — на грани реальности и видения…
