killing me

Ранним вечером Чонгук узнает, что Ким Тэхён покинул территорию диспансера. *** Киму даже страшно становится от того, насколько долго он не выходил за пределы своего кабинета, больницы, парка, окружавшего лечебницу. Новые лица, так отличающиеся от знакомых лиц персонала и пациентов, непривычный гам, вой автомобилей, медленно передвигающихся друг за другом в самый разгар трафика. Это то, что Тэхён, казалось, не видел целую вечность, а не замечал гораздо дольше. И сейчас, стоя на переполненной остановке, сжимая в руках кожаный рюкзак, Ким напряженно всматривается в чужие людские лица, ждет своего автобуса. Несмотря на всю неприязнь к большому скоплению людей, Тэхён, повинуясь первому порыву, оставил свой Nissan стоять на парковке диспансера, а сам слился с толпой. И снова перед глазами мелькают спешащие, суетящиеся фигуры, только Ким опять смотрит - не видит. После того, как Юнги и крепко придерживаемый им Чимин скрылись в одном из корпусов больницы, Тэхён нашёл всё-таки силы отойти от окна и заставить себя продолжить работу. Но дальше этого дело не пошло, сегодня всё буквально валилось из рук больше, чем обычно, внутри ощущалась пустота, такое знакомое для Тэхёна чувство, сердце покалывало ровно с такой частотой, с какой и билось. Ким прекрасно знал, что это означает, пока глотал таблетки у себя в кабинете - близость нового приступа, не известно какой силы. Во второй половине дня Тэхён не вышел за пределы одной комнаты, а после, буквально пинками под зад, его выгнал из диспансера Сокджин, сильно возмущённый состоянием своего начальства. - Вам нужен отдых! Нельзя столько много работать, поймите. Так в два счёта можете загреметь в своё же заведение! Тэхён задерживает дыхание, наблюдая, как Ким Сокджин складывает в его рюкзак вещи, кошелёк, ключи для того, чтобы отправить Кима домой хоть на какое-то время. Предположение близкое к истине, его не может успокоить, но всё же Джин сказал так для большего веса своим словам, поэтому Ким слегка расслабляется и устало вздыхает. - Сокджин, ты мне не мамочка. Успокойся и оставь мой рюкзак в покое, хватит носиться с ним по всему кабинету. - Ну а что я могу поделать, если даже ваша мама с вами не справляется?! Потому что, Тэхён, вам, откровенно говоря, наплевать на то, что кто-то беспокоится о вас, переживает, места себе не находит, пока вы себя в гроб загоняете. Ведь так? - Сокджин недовольно упирается руками в бока, придавливая Ким Тэхёна тяжёлым, настойчивым взглядом. - Что же ты ко мне прикопался, Джин-хён? Я ценю, конечно, твою заботу, но она мне не нужна. - Вы сами не знаете, что вам нужно, - проговаривает Сокджин, резкими движениями застёгивая рюкзак, и голос отчётливо прошит чем-то горьким, Тэхён чувствует, видит это в прочно залегшей между бровей морщинке,- а вам человек нужен... - ...Чтобы мог меня выслушать и был рядом, когда это будет необходимо? - Да. Задумывались уже об этом? - Нет, просто ты не первый, кто мне об этом говорит. - И кто же первый? - Чон Чонгук. Джин как-то неопределённо хмыкает и передёргивает плечами, услышав уже который раз всплывающее имя. - Опять Чон Чонгук? - Что значит "опять"? - Ну не знаю, - Джин ещё сильнее морщится, а следом вообще останавливается, перестаёт мерить шагами кабинет,- я, может быть, сейчас просто свои домыслы выскажу, но... Тэхёну странно, потому что обычно дерзкое красноречие Джина, приправленное той самой материнской заботой, служило верой и правдой своему хозяину, а сейчас вид его кричит скорее о неуверенности и тщательном подборе слов, который длится уже долгих две минуты. Как будто Сокджин до последнего оттягивает момент и вообще жалеет, что начал об этом говорить. - Но?..- подгоняет Тэхён голосом, прошитым лёгким раздражением. - Но слишком много в вашей работе Чон Чонгука. Вслед за этим в кабинете повисает, расползается тягучая тишина, нарушаемая только иногда редкими звуками из внешнего мира. И скрещенными взглядами, напряжёнными до безумия, от которых казалось вот-вот заискрится, закоротит воздух; Тэхён смотрит, ломко загнув одну бровь, думает, к чему может привести этот разговор, если его продолжить, Джин смотрит выжидающе. - Что ты хочешь этим сказать? Не думаю, что я тебя понял. - Вы не можете этого не понять и не заметить. Тэхён, он же за вами следует неотступно просто, ждёт вас во время обеда, ходит с вами во время осмотра, а сейчас я ещё узнаю, что вы мило разговариваете по душам... Тэхён молча поднимается с диванчика, заставляя этим замолкнуть Джина, и также молча выхватывает из чужих рук рюкзак. - Что вы собираетесь делать? - Видимо, мне этого не избежать. И чтобы ты наконец отстал от меня, придётся удовлетворить твою долбанную потребность заботиться о ком-либо. - Господи, сколько желчи. - Если я устрою себе выходной на один день, ты должен перестать доставать меня! - Всего лишь один день? - Я даже не спрашиваю, согласен ли ты или нет. Просто скажи спасибо, что не уволил тебя за вольное обращение к начальству. Тэхён резким движением стягивает с плеч белый халат, отбрасывает на спинку кресла и, окатив Сокджина взглядом, словно ледяной водой, покидает кабинет. *** Даже спустя два часа, цепляясь подрагивающими пальцами за поручень переполненного людьми салона автобуса, Тэхён понять не может - от чего он сбежал. От очередного неудобного разговора, как он это обычно делал? Или опять от слишком навязчивой заботы? Или от Чон Чонгука? Ким морщится, неосознанно сжимая поручень ещё сильнее, до побелевших костяшек пальцев. Но это ведь только потому что автобус резко затормозил, да и находиться в самой гуще душной тесноты, тереться плечами о спины других людей и задыхаться от средоточия самых разных запахов Тэхёну непривычно до колкого ощущения в груди. Во всяком случае, резко всплывшая проекция лица Чонгука перед глазами здесь точно не при чём. С какой вообще стати Чон Чонгук должен быть причиной чего бы то ни было? Тэхёна вдавливают в сиденье люди, спешащие и не успевающие к выходу, отчего воздуха в лёгких становится ещё меньше, но Ким снова возвращается мыслями к Чонгуку и с какой-то болезненной беспомощностью понимает, что снова за чужой образ цепляется. Вообще, если хорошо подумать, слова Джина всё-таки оставили свой след и довольно таки сильно резанули по душе, в основном потому что это правда. За то время, что Чонгук провёл в диспансере, а это что-то чуть меньше месяца, его имя было произнесено Тэхёном несчётное количество раз - вслух ли, про себя ли, в связи с его диагнозом или в связи с тем, что Чонгук обладает способностью вводить людей в какое-то странное, ни с чем не сравнимое состояние. Под "людьми" Тэхён понимал себя. А вот что касается этого "состояния"... так здесь Ким объяснение привести не может, зато может сказать, чем конкретно вызывалось подобное ощущение, сворачивающее душу. Чонгук слишком, неправдоподобно разный. Стоит только вспомнить первую встречу психиатра со своим новым пациентом - Чонгук был готов разорвать на части любого, кто к нему притронулся бы, в том числе и в первую очередь Ким Тэхёна. Да, это связано с расстройством вспыльчивости, но приступ имеет свойство проходить, а эта подавляющая сила, кипящая в самом нутре, оставалась. С другой стороны из колеи выбивала не известно откуда берущаяся мягкость и щемящая нежность. Чонгук может шантажировать, что он собственно и делает, удерживая около себя Тэхёна, и при этом не менять невинного взгляда. Тэхён словно через вату отдалённо слышит механический, женский голос, объявляющий следующую остановку, теперь и Киму следует пробираться к выходу, иначе он рискует остаться окончательно вдавленным в стену или раздавленным собственными мыслями. Позволяя автоматическим дверям мягко закрыться за спиной, Тэхён понимает, что открытый воздух и лёгкий вечерний ветер облегчения не принесут. Воздух - сухой и обжигающий, ветер не приносит свежести, только дерёт горло. Поэтому Ким старается как можно скорее добраться до своего дома, за порог которого он не ступал уже довольно продолжительный и неопределённый промежуток времени. Не ступал бы и ещё дольше, потому как желания подобного не возникало давно, но благодаря настырному Сокджину теперь отмеряет шагами горящий, плавящийся от закатных лучей асфальт, который кажется сейчас прожжёт тонкую подошву кожаных туфель. Эта весна слишком душная. Тэхён в ней задыхается. Строгая пятнадцатиэтажка встречает, как обычно, усиленной охранной системой, и на пропускном пункте даже не сразу соглашаются утвердительно отвечать на просьбу Ким Тэхёна, открыть ворота, долго всматриваются в его документы и, только после нескольких нудных, уточняющих вопросов, Тэхёну удаётся попасть на территорию своей многоэтажки. Лифт, в котором к радости Кима не было больше ни единого человека, уверенно поднимается к четырнадцатому этажу, снова заставляя Тэхёна прислониться к прохладной стенке и откинуть голову назад, ненадолго прикрыв глаза. Дальше двухуровневая квартира. Только белый и светло-бежевый. Куда смотрел Тэхён, когда выбирал эти типично больничные цвета, в итоге квартира превратилась в палату особого отдела диспансера; эта мысль кажется смешной с оттенком горечи, но улыбка всё же не натягивается на губы. Потому что больно понимать, что Ким не слишком отличается от десятков и сотен пациентов, прошедших через его руки и руки других специалистов диспансера, можно даже сказать, что у Тэхёна положение ещё хуже - он не лечится, хоть давится ежедневно таблетками, даже не стремится вылечиться, а просто с каким-то отупением наблюдает за прогрессией своей болезни. Именно поэтому дела обстоят очень плохо, ведь всё дело в голове, а в голове у Ким Тэхёна зияющая, чёрная дыра, размером с вселенную, увеличивающаяся с каждым днём, засасывающая каждую мысль и эмоцию неотвратимо. И адский круг снова замыкается на нервном расстройстве. Тэхён потирает висок, надеясь таким образом унять хоть на минуту ноющую, головную боль, и отбрасывает к стене рюкзак, совершенно не заботясь о его сохранности. Не смотря на то, что эту квартиру можно фактически назвать нежилой, заброшенной, она всё ещё сохраняет опрятный вид, здесь уютно и прибрано, хотя Тэхёну казалось, что пыль должна была покрыть толстым слоем абсолютно все горизонтальные поверхности, а воздух стать затхлым. Но это не так только благодаря Ким Джису, её упорной заботе и самоотверженности - трудно стараться, когда родной сын в девяноста случаях из ста сбрасывает звонки и вот уже второй месяц в глаза не видел свою маму. И на этот раз Тэхён решает отложить звонок и благодарность за полный еды холодильник, сбережённый уют и просто неблагодарный труд, ставит телефон на беззвучный, игнорируя неприятное покалывание в области груди, под рёбрами. Неправ был Ким Сокджин, не нужен ему отдых. Отдых, а тем более такой, загоняет Ким Тэхёна в себя, то есть в ту самую чёрную дыру, от которой спасения в одиночестве нет. Тэхён подходит к высоким, французским окнам, резким движением отдёргивает полупрозрачные шторы светло-золотистого цвета, пуская в комнату закатные лучи. Они ломаются, окрашивают все предметы в багровые, бордовые тона, растекаются кровью по поверхностям, режут глаза. Страшно, тошно, душно как обычно. Ким бесцельно бродит по комнате, цепляясь взглядом за всё и ни за что, замечает наконец на полке заточённую в простую, строгую рамку фотографию Сыльги. В следующую секунду эта фотография летит в стену и с треском разбивается от неминуемого столкновения с твёрдой поверхностью, осколки дождём осыпаются на пол, а Тэхён дышит учащённо, руки в кулаки сжимает, оставляя на коже белые полумесяцы от ногтей. Чувствует разрывающее внутренности, давящее на грудную клетку раздражение. Даже не потому что фотография Сыльги не должна была здесь находиться, Ким не любил её никогда, хотя убеждал себя, думал, что привыкнет и, надеясь на время и типичную установку "стерпится-слюбится", замуровывал фотографию под стекло. Тэхёна раздражала парадоксальность его существования. Внешне абсолютно успешный человек, имеющий всё, что только нужно в этой жизни - деньги, квартиру, работу и уважение в обществе, изнутри выгорал каждую секунду каждого дня, не имея ничего. Даже не так, Ким Тэхён сам от всего себя отгораживал, лишал себя всего, сам тянулся руками, сам же себя по пальцам хлёстко бил, уверял себя, что ни друзья, ни любовь, ни нормальное существование, исключающее постоянные приступы, ему ни к чему. Тэхён сжимает челюсть и кажется готов стереть зубы в порошок, только это не помогает, не сдерживает рвущихся наружу дьяволов. Картинка перед глазами плывёт, образуя одно единое кроваво-красное пятно, заставляющее Тэхёна пошатнуться, отпрянуть, на мягкую поверхность дивана опуститься. Во время приступов, ставших нудной обыденностью, Ким не чувствует подкатывающей к горлу паники, нечего ему бояться, это состояние привычным становится, словно дыхание. Исключением можно назвать последний приступ, случившийся в диспансере, когда Тэхён не знал, доберётся он до своего кабинета или рассыпется прямо в холле, свою слабость покажет и придётся соскребать себя с холодного пола, и не факт, что получится. Вот тогда в воспалённый мозг вселилась настоящая истерика, подкреплённая беспомощностью, приправленная острой болью. И из истерики этой Тэхёна буквально насильно выдернул Чон Чонгук. Опять. Чон Чонгук. Тэхён обнимает себя за плечи и закрывает глаза, неосознанно сдаваясь, подчиняясь тому образу, что неотвратимо из мглы выделяется. Тонкие губы, которые так часто зажимаются зубами и отдают красным, которые могут в одну секунду образовать оскал, а в другую - нежно-заботливую улыбку, от которой в голове что-то щёлкает, заставляя потеряться во времени и пространстве, тёмные глаза-омуты, всё же на тон светлее, чем дыра в груди Тэхёна, на месте, где, кажется, должно быть сердце, россыпь родинок под губой и на щеках рядом с небольшим и практически не заметным шрамом, тонкая линия скул, гордый профиль... Ким хватается руками за ворот рубашки, старается его оттянуть, чтобы дать проход воздуху, которого снова так не хватает, к лёгким, Тэхёна складывает пополам от тянущей боли в области сердца. Всё-таки болит? Всё-таки оно есть? Эти мысли так плотно переплетаются с образом, с ощущениями рук, надёжно укрывающих от всего, упрямо цепляющихся, не понятно зачем, за плечи Ким Тэхёна. Чонгук странный, Тэхёну его не понять. Не понять, зачем этот упрямый, маленький ребёнок - а Чон Чонгук в первую очередь именно маленький ребёнок - непрестанно следует за ним. Его любопытный ребячливый взгляд, что постоянно выражает какой-то немой вопрос, что в следующую секунду слетает с его губ; каждое слово он проговаривает и пытается разобраться во всём. Хотя это частенько выбешивало его дорогого доктора. Тэхён сейчас мог полностью описать весь образ его подопечного в малейших подробностях. Именно это его и пугало - он не всматривался, не старался запомнить ничего, но этот мальчишка как-то сам проник в больной разум Кима, поселился там. И на данный момент, почему-то только Чонгук способен выдернуть Ким Тэхёна из оков воспалённого рассудка. Даже если его сейчас нет рядом. Размышляя над этим, Тэхён сам не заметил, как оказался в сидячем положении на полу, без головной боли и сердцебиения спартанца. Зато теперь его бьёт озноб, и исходит он, наконец, не изнутри - прохладный ветер, врываясь непрошенным гостем в настежь открытое окно, закручивает штору, пробирается под влажную от пота рубашку, остужает пылающую кожу. Он заставляет Тэхёна подняться со своего места, сначала цепляясь руками за поверхность дивана, а затем всё увереннее делая шаги к окну, за которым только тонущий во тьме город с сотнями и тысячами огней. На Сеул, оказывается, успела опуститься прохладная ещё, весенняя ночь. Ким прислоняется лбом к стеклу, вдыхает носом ночной воздух и пытается осознать, что в голове не бьёт набатом давящая боль, сердце не тянет, а разум не кристально, но чист впервые за долгое время. И даже какое-то наэлектризованное, искрящееся чувство в самой глубине не может испортить этот момент, наполненный покоем. И Ким не намерен признавать то, что этим покоем он обязан именно Чонгуку. Да и это самое чувство тоже с Чоном связано. Но Тэхён думать об этом не будет. Не хочет. Не нужно ему это. Или просто страшно. Во всяком случае, единственное, что сейчас хочет Ким Тэхён - это принять душ, смыть с себя последние несколько дней, а желательно - месяцев, сменить одежду на домашнюю и зарыться в плед, зажимая в руках чашку горячего чая. *** Следующее утро Тэхёна начинается в три часа дня. В иной раз разбуженная совесть начала бы возмущаться по этому поводу, но сейчас она молчит и даже позволяет Киму долго и сонно потягиваться, всё ещё кутаясь в одеяло. От осознания того, что совсем скоро день отдыха, выделенный самому себе, закончится, только отчаяннее хочется использовать каждую секунду покоя, который возможно скоро разобьётся, точно также как и фотография Сыльги вчера, о распорядок дня доктора; который, Тэхён это чувствует, буквально вытекает сквозь пальцы - не удержать этот покой. Поэтому Ким просыпается долго, растягивает каждую минуту по максимуму, игнорируя упрямые лучи солнца. Ближе к четырём часам Тэхён оставляет наконец свою сонную обитель и занимает кухню, чтобы впервые за несколько недель сделать себе хоть и настолько поздний, но полноценный завтрак. В турке варится любимый кофе, а фоном служит включённый на минимальную громкость телевизор, чтобы хоть за что-то можно было зацепиться мыслями, когда по квартире разносятся частые, умеренные по силе, удары в дверь. Ким отдёргивает руку, которую секундой ранее запустил в свои густые волосы, и резко обращает лицо в сторону прихожей. Недолго поразмышляв, что это не может быть ни Джин, ни мама, ни кто-либо из знакомых, Тэхён решает игнорировать эти звуки, потому как желания общаться с посторонними сейчас нет. Но удары повторяются, становятся сильнее, громче, настойчивее, раздаются чаще. - Кому приспичило ломиться в мою дверь?! - взрывается Ким и, ударяя по столешнице руками, быстрыми шагами отмеряет расстояние до прихожей. Несколько поворотов ключа в замочной скважине, и Тэхён распахивает дверь, желая высказать всё непрошенному гостю, кем бы он ни был, в самых острых выражениях, на какие только способен, возможно, послать к чёрту или куда подальше, а если нужно будет, и врезать по морде. Врезать по морде не получится. Не получится вообще сдвинуться с места. Воздуха в лёгких снова не хватает от слова совсем, выбило его сильным ударом под дых, Тэхён не верит своим глазам, чувствует, как дрожат ноги и отказываются поддерживать тело. Сейчас бы вздохнуть поглубже, только не получается, проморгаться - и Ким часто-часто хлопает глазами - но картинка не меняется, захлопнуть бы дверь перед чужим носом. Но не хочется. Ким Тэхён пару раз закрывает и открывает рот, чтобы наконец выпалить. - Чон Чонгук?!