Ночной клевер

— Тогда давай… сделаем это сейчас? — нервно сглотнув, спросил Чимин. Он сел так, чтобы смотреть вампиру прямо в глаза. — Я не хочу тянуть с этим, от этого мне только страшнее становится. Давай решим это сейчас, раз у нас нет другого пути, раз теперь мы вынуждены мириться с такой жизнью. — Подожди, — пробормотал Юнги, — у нас еще есть время… — Нет. — Чимин покачал головой. — Чем дольше тянуть, тем больше я боюсь. Это как нырять со скалы — чем дольше думаешь, тем больше понимаешь, что это безумие. Наша жизнь теперь — безумие, ошибка природы. Тебя не должно быть, ты — вампир, нежить. Я бы не вернулся к тебе тогда, если бы знахарь не сказал мне, что мы связаны, понимаешь? Я был готов оставить тебя умирать, и я бы не жалел о своём решении. — Прости за это… — тихо сказал Юнги, опустив взгляд на свои руки. — Я знаю, что я противен тебе, но такой я. Прости за то, что сделал это с тобой. — Лучше бы ты меня убил, — вздохнул Чимин. — Но сейчас об этом уже поздно говорить, и я на самом деле не хочу умирать. Но и о вечности я не просил, так не должно быть. Но раз так получилось, я просто приму это. Раз теперь мы живем за счёт друг друга — так тому и быть… Юнги кивнул, услышав, в каком быстром темпе зашлось сердце у Чимина от волнения. Конечно, он понимал. Понимал, что ждать тепла от кормильца ему точно не придется, понимал еще тогда, когда умирал от ожогов, что этот человек не задумываясь убил бы его, если бы его жизнь теперь не зависела от него. В какой-то степени он был благодарен тому знахарю, который просветил Чимина и объяснил ему, что к чему, иначе оба они бы уже умерли, скорее всего… — Так что, давай просто прыгнем с этой скалы. В вечность. Тянуть нет смысла. Чимин придвинулся еще ближе, почти вплотную, так, что его колени касались коленей Юнги, его золотистая кожа резко контрастировала с бледной холодной кожей Юнги, и казалось, что температура тела вампира была чуть ниже человеческой. Чимин вздохнул и немного откинул голову назад, открывая вампиру доступ к своей шее. Он нервно сглотнул, его адамово яблоко дёрнулось, а губы приоткрылись, и из них вырвался судорожный выдох. — Я пока не голоден, но… — Юнги мягко коснулся тонкой шеи и погладил большим пальцем кожу над ключицами, — …наверное, так даже лучше, мне проще будет контролировать себя… Он притянул Чимина за талию к себе поближе, и тот почти завалился на него, положив руки ему на плечи. Он медленно провел ладонью по нежной коже, чувствуя биение пульса под пальцами и тепло тела, и как кровь, такая желанная, горячая, носится по его сосудам, по артериям, венам, по всему телу. Сейчас своими руками он чувствовал жизнь, бьющую ключом из этого мальчика, чувствовал его энергию, и нуждался в ней, как в воде и воздухе. — Не бойся… — прошептал Юнги, приблизившись губами к жилке на шее. Чимин чувствовал на коже его дыхание, по всему телу пробежали мурашки. Он знал, что это будет больно, но откуда-то появилось… влечение? Он бы хотел, чтобы сейчас вампир просто коснулся его губами, а не кусал, и чтобы он мягко водил губами по его шее, а не вгрызался в неё… «Это и есть та самая влюблённость? Или я просто выдумал это?..» Юнги, как будто прочитав его мысли, мягко коснулся губами и прошелся влажным языком по его шее, провел дорожку легких поцелуев от нижней челюсти до самых ключиц. Чимин от этих поцелуев затрепетал и зажмурился, вцепившись пальцами в плечи вампира и со страхом ожидая, когда его клыки прокусят его шею. Он почувствовал, как Юнги прижался зубами к шее, а затем резко выпустил клыки — они прорвали кожу, и из ранок тут же выступила кровь. Юнги быстро убрал клыки и припал к ранкам, вытягивая из них кровь, высасывая то, что жаром дало в голову, заставляя тело задрожать от чувств, нахлынувших, когда на языке он почувствовал вкус крови своего кормильца. Все те разы, когда Чимин давал ему свою кровь, чтобы подкрепить силы, ни в какое сравнение не шли с тем, что он испытывал сейчас от настоящего кормления. Он пил медленно, неспеша, чувствуя, как обмякает тело кормильца в его руках, как пальцы, которые сначала судорожно впивались в его руки, сейчас едва касались его, и как сердце, до этого стучащее так быстро и неистово, с каждой минутой слабело, и уже как будто было готово остановиться. Юнги быстро провел языком по ранкам, чтобы впустить в кровь свой секрет, и снова припал к укусу, сминая губами кожу и сдавливая зубами, высасывая кровь и глотая её, смакуя на языке, как лучшее вино, как самый изысканный и вкусный напиток, какой только может существовать в мире. Хотя, даже сравнения с самыми дорогими винами не могли передать всё то, что чувствовал Юнги. — А!.. — тихо вскрикнул Чимин, вздрогнув и на секунду вжавшись в его тело, когда он, увлекшись, потянул кровь слишком сильно. — Прости… — шепнул Юнги, умерив пыл и ослабив хватку. Чимин чувствовал, как кожа в месте укуса уже начала неметь, а тело как будто прошибало электрическим разрядом, и он окончательно размяк в прохладных руках вампира. Он завалился на него, и Юнги, не выдержав его веса на себе, завалился вместе с ним назад, не отрываясь от питья. Он прижал безвольное тело кормильца к себе, обхватив ногами, одной рукой держа за талию, а другой голову, зарывшись пальцами в волосы и мягко поглаживая. Юнги чувствовал, как пара капель тёплой крови просочились через его губы и потекли вниз по подбородку, пачкая постельное бельё, но он был слишком занят, слишком увлечён, чтобы обращать на это внимание. Он был сосредоточен на кормильце, на вкусе его крови во рту, на мягкости и тепле его тела, на сердце, что вновь восстановило свой ритм после того, как он впрыснул секрет в его ранки. Он чувствовал эйфорию, такую, которую не испытывал никогда в своей жизни, и не мог сравнить это чувство ни с чем. Фейерверки взрывались у него перед глазами тысячами красок и искр, а тело стало настолько восприимчивым к чужому теплу, что он понимал — больше никогда не сможет отпустить, теперь только этот человек нужен ему. Во всём мире теперь нет никого, кто был бы ближе ему, чем этот человек, его кормилец, Чимин — мальчик, который, в конце концов, смирился и принял его, вампира, которого не считал достойным жизни. Принял в свою жизнь. Принял, доверился, подставил самого себя под его клыки, чтобы связать свою жизнь с ним. Отдался на его волю, понимая, что будет больно, и всё же… — Спасибо… — шепнул Юнги. Он отстранился от шеи Чимина, зализав ранки от укусов и поцеловав их, потёрся носом в его шею, которая так сильно пахла свежей кровью, но еще больше — собственным ароматом кожи Чимина — нежным, похожим на запах персика, и одновременно пряным, как гвоздика. Чимин не слышал его. С той самой секунды, как Юнги вонзил свои клыки в его шею, он дрожал и мучился в агонии, которая разносилась по венам с каждым глотком, что выпивал из него вампир. Всё тело парализовало, и он полностью отключился от мира, каждую клеточку тела наполнила боль, которая усиливалась с биением сердца и ослаблялась между ударами. Он твердил про себя, что это скоро кончится, но это мало помогало, и единственное, что немного облегчало боль, это то, с каким трепетом держал его в своих руках Юнги, и как прижимал к себе, буквально удерживая его жизнь в своих руках. Когда он почувствовал на шее влажный язык, а затем лёгкий поцелуй тёплых мокрых губ — только тогда боль отступила, но за ней пришла усталость, настолько сильная, что не было сил даже подняться с вампира, на котором он сейчас безвольной куклой лежал, оплетенный его руками и ногами. — Спасибо тебе… спасибо… — бормотал Юнги, продолжая свои нежные поцелуи и чувствуя, как из глаз медленно потекли слёзы, стекая по вискам. — Спасибо… спасибо… я так дорожу тобой. Больше никогда тебе не будет больно… никогда… обещаю… — Пить… — прошептал Чимин. — Воды… — Я всё сделаю, всё, только подожди секунду. Юнги перекатился вместе с Чимином так, чтобы оказаться сверху, слез с него и подтащил к изголовью, уложив на подушку и накрыв одеялом. Внутри него всё дрожало и трепетало от каждого прикосновения к кормильцу, как будто тот был хрустальной статуэткой, которая от малейшего неправильного касания могла разбиться. Чимин был бледным, черты его лица заострились, губы приоткрылись на вдохе, а взгляд блуждал. Утерев кровь с подбородка, Юнги быстро выбежал из своей комнаты на кухню, набрал в стакан воды и так же быстро понесся обратно. — Вот, вот, пей… пожалуйста… — Юнги аккуратно приложил стакан к бледным губам, наклонив его, и приподнял голову Чимина. — Пей, только осторожно… Вот та-а-к… Чимин сделал несколько глотков и отстранился, Юнги поставил стакан на столик с зеркалом и лег рядом с Чимином. Он прижал его через одеяло к себе и уткнулся в его шею носом. — Спасибо тебе… спасибо… ты так дорог мне, я буду заботиться о тебе вечно… Он бормотал нежности, мягко касаясь губами влажной от испарины кожи, гладил его рыжие волосы, убирая непослушные прядки со лба, прижимал к себе, обнимал так сильно, как мог. — Я буду благодарить тебя вечно… никогда больше тебе не будет так больно, я обещаю… Я обещаю тебе. Никогда… — Теперь всё будет… хорошо? — едва слышно спросил Чимин. — Или так будет… каждый раз?.. — Нет, нет, только первый, — успокоил его Юнги. — Только первый самый болезненный, больше так никогда не будет. — Я думал… что умру… от боли… — Нет, нет… Прости за это. Больше никогда не будет такой боли, обещаю, правда. Прости… — Спать… — выдохнул Чимин, медленно моргнув и причмокнув сухими губами. — Спи, отдыхай, — ответил Юнги, и сам прикрыл глаза, наслаждаясь отголосками эйфории в своем теле. — Спасибо за кровь… После его слов Чимин провалился в глубокий сон. Ему ничего не снилось, и лишь иногда он чувствовал сквозь дрёму мягкие прохладные губы и дрожащие пальцы, которые так трепетно касались его, что Чимин скорее принимал их за галлюцинации. Во всем теле он ощущал одновременно пустоту и заполненность, боль и негу. Но главное, что он ощутил после первого кормления — что больше никогда не будет одинок.