***
Утро ничем не отличалось от вечера и ничего хорошего с собой не принесло. Поднявшись пораньше и позавтракав наспех, Алексей отправился в центральное полицейское управление. Его машина накануне осталась у офиса, а без нее передвигаться по городу было проблематично. Он долго ждал так и не приехавшее такси и отправился на встречу на метро, хотя от станции до управления было пару кварталов пешего хода. Дрезденское метро, как и подземки в других городах, напоминало разворошенный палкой термитник. Бесконечные людские потоки перемещались то внутрь, то наружу по казавшемуся бесконечным эскалатору. То вдруг быстро заполняли собой подъехавшую змейку вагонов, то высыпали плотным потоком на гудящий отрывистой немецкой речью перрон. Алексей, влекомый людским потоком, вошел в вагон и занял место на одиночном сидении у окна, напротив паренька с торчащими в стороны дредами, отчего его темные волосы казались неухоженными. Хмыкнул и задумчиво перевел взгляд на темный прямоугольник тоннеля, зияющий впереди широко открытым беззубым ртом. Поезд дернулся и пришел в движение, постепенно набирая ход. Леша углубился в собственные мысли и воспоминания, неосознанно перебирая пальцами короткую бахрому на шелковом сером шарфе. Вспомнил встречу на трассе и как не смог в загримированной девице узнать парня. Вспомнился вечер у Лебедевых и Димку, словно приклеившегося взглядом к нему. Свое нехилое возбуждение, упирающееся в молнию брюк, спровоцированное одними лишь взглядами, и попытки скрыть его от хозяев. Улыбка невольно растеклась по лицу, растягивая губы. Парнишка напротив улыбнулся в ответ и надел большие наушники, ранее незамеченные Лешей, уткнувшись носом в меховой отворот капюшона. Открывшиеся с шипением двери в третий раз заставили его вынырнуть из вязких мыслей, граничащих с возбуждением плоти, и Алексей вместе с плотным пассажирским потоком вышел на перрон Центральной. Поднялся вдоль исписанной граффити стены на поверхность и глубоко вдохнул чистый воздух, задрав лицо к яркому осеннему солнцу, столь редкому, что он радовался каждому его появлению. Офис центрального полицейского управления располагался в одном из деловых зданий в центре Дрездена. Вывеска у двери мелким шрифтом вещала о назначении офиса и была настолько незаметной, что если бы он целенаправленно не искал, то прошел бы мимо. Встретил его местный булле. Мужчина довольно крупный, с большими торчащими в разные стороны русыми с проседью усами и такими же неухоженными волосами. Он пригласил Алексея в кабинет и представился, как герр Рихтер Кунце. — Присаживайтесь, герр КорОтков, — указал рукой на стул в углу кабинета, с подозрительностью разглядывая посетителя. Неприятный липкий взгляд мужчины вызывал дискомфорт. Алексею это место, определенное в углу, показалось унизительным, и он, в раздражении скривив губы в ироничную ухмылку, подтащил стул к столу. Присел на край и, заложив ногу на ногу, обхватил занывшее вдруг колено сложенными в замок руками. — Вы просили меня зайти, герр Кунце? — после такого явного пренебрежения Алексей ничего хорошего для себя не ждал. Булле вынул папку из ящика стола и, открыв ее, подозрительно сузил глаза на Короткова: — Скажите, герр КорОтков, как давно вы знакомы с герром Гансом Шварцем? — он зажал между губ тонкую дамскую сигарету и прикурил. — Позволите? Алексей коротко кивнул и сделав паузу, словно задумавшись, из-под ресниц полуприкрытых глаз наблюдал за Кунце. — Порядка восьми лет. Как получил разрешение и организовал пивоваренный бизнес. Он был моим партнером в бизнесе. Немец, затянувшись, прикрыл один глаз и медленно, словно процесс приносил ему удовольствие, закинув голову чуть вверх, выпустил в потолок клуб дыма. — Скажите… — Кунце стряхнул пепел в небольшую хрустальную пепельницу на краю стола. — У кого был контрольный пакет акций? Где вы были тринадцатого октября, в половине седьмого вечера? Леша мысленно чертыхнулся — несчастливое число: — Я был в воздухе, на пути из России в Германию, и это мой бизнес. А к чему эти вопросы? — у Леши появилось ощущение, что этот мужчина с жестким цепким взглядом подозревает его в чем-то, вот только в чем? Булле кивнул, сделав пометку в блокноте: — Видите ли, герр КорОтков, в пяти километрах от города в пустом коллекторе теплотрассы нашли труп молодого мужчины, с документами на имя Ганса Шварца. Мы пригласили Вас на опознание тела, — булле встал из-за стола и важно указал на дверь. Алексей поднялся и двинулся из кабинета вслед за Кунце. Намеренно неправильное произношение фамилии жутко раздражало, и он прикусил губу, чтобы не сорваться и не наговорить лишнего. Они шли по коридору, мимо галдящей толпы полицейских, обсуждавших результат игры местной футбольной команды, обходя шепчущихся женщин у кофейного автомата и остановились возле обитой железом массивной двери, на которой крупными буквами значилось «Морг». Вроде бы ничего сложного, посмотреть и опознать, но у Алексея засосало под ложечкой. Нехорошее предчувствие свернулось в глубине сознания, мешая мыслить трезво. «Ну, чему быть, того не миновать». Они прошли в довольно большое помещение, где по обе стороны от входа, располагались ячейки, похожие на банковские, только больше. — Готовы? — раздраженно произнес булле и не дожидаясь ответа, кивнул патологоанатому. — Эрик Шитке, — представил он мужчину стоящего у холодильной камеры. Тот открыл дверцу одной из ячеек и вытянул наружу носилки с покрытым белой простыней телом. В воздухе поплыл неприятный резкий запах формалина в смеси с запахом разложения. Дрожь волной прошла по телу Алексея, щеки покрыла мертвенная бледность. Он ухватился за край носилок, едва держась на дрожащих ногах. — Вам плохо? Может присядете? — врач указал на стул у стола в углу помещения. — Нет-нет, давайте продолжим… — Леша вытер лоб носовым платком и переступил с ноги на ногу. Шитке убрал простынку, демонстрируя изуродованное тело мужчины с до неузнаваемости обожженным лицом. Алексей сглотнул. От резкого запаха кружилась голова. Ему не раз приходилось участвовать в опознании тела, но настолько жестокого убийства он еще не видел. — Вы узнаете в нем Ганса Шварца? — булле с прищуром посмотрел на Короткова. — Скорее нет, чем да! — Посмотрите внимательнее. Может есть шрамы, тату и прочее, что помогло бы узнать этого человека? По виду мужчина был молод и комплекцией походил на его партнера по бизнесу. Но наличие множественных порезов на теле и ожогов его смущала. В этом изуродованном человеке трудно было узнать Ганса и Леша пытался вспомнить какую-нибудь характерную черту, присущую только Шварцу. Он вспомнил их первое знакомство в баре на Кенигштрассе, последующие романтические встречи и тату на пояснице, чуть выше копчика, которую Шварц, тогда уже партнер по бизнесу, решил свести. Процедура прошла не очень хорошо и воспалившиеся место долго не заживало. На пояснице образовался уродливый рубец. — У Ганса Шварца был шрам на пояснице, — указал Алексей, прикрывая нос платком. Тошнило. Он еле сдерживал позывы, отводя взгляд от тела. — Переверните его, — попросил, нет, скорее уж приказал герр Кунце, и Леша подивился столь явной грубости полицая. Патологоанатом лишь пожал плечами и перевернул тело на бок. Леша в очередной раз зажал рот рукой и пожалел, что позавтракал. На спине шрамов не было. Чистая бледная кожа и изрытый, словно пропаханный неаккуратной рукой, рубец в поясничной области. Это действительно был Ганс. Алексей покачнулся, в голове помутилось, и цветные круги поплыли перед глазами. Он вновь ухватился за носилки. Булле взглянул на него: — Это Шварц? — произнес жестко. И Алексею показалось, что у мужчины неприязнь вызвана его слабостью. Он вновь собрался с мыслями: — Да, это Ганс Шварц, — сглотнул вязкую слюну. — Позвольте мне выйти. Леша, не дожидаясь ответа булле, направился к двери. Ноги налитые свинцовой тяжестью, еле двигались, и ему казались обутыми в колодки. Глотнув чистого воздуха, он резко выдохнул, но тошнотворный запах смерти, будто въелся в одежду, кожу, растворился в крови. Но словно колокольчик, звенящий в голове, тревожным звонком билась мысль: кому и чем мог насолить Ганс, чтобы с ним так расправиться. — Пройдемте в мой кабинет, — Кунце вновь указал на дверь в конце коридора и направился вперед, уверенный, что Алексей следует за ним. — Позвольте задать вам несколько вопросов? Полицейский занял свое место за столом, с неким самодовольством вытягивая ноги и сбрасывая туфли, отчего на его лице отразилось нечто, напоминающее блаженство — дрожащие ресницы отбрасывали тени, а из-под хищного прищура за Лешей следили два шоколадных, почти черных глаза. Коротков занял прежнее место, и в ожидании уставился на булле. — Скажите, герр КорОтков, как, когда и где вы познакомились с герром Шварцем? — Как я уже и говорил, около восьми лет назад, в баре. Мы переспали, — Леша внимательно смотрел на полицейского. Кунце едва заметно скривил лицо, но сделал пометку у себя в блокноте. — Как долго длились эти отношения между вами? У Короткова появилось чувство, что Кунце возбуждает возможность покопаться в чужом нижнем белье. — Пару, тройку месяцев, затем разошлись. Но основанный бизнес связывал руки. — В каких отношениях вы с ним сейчас, точнее были в последнее время? — Исключительно деловые. У нас бизнес-партнерство. — И последний вопрос: — Как давно вы видели герра Шварца? — Кунце развернул к себе заключение анатомического исследования и ждал ответа Короткова. Алексей ответил, замявшись лишь на несколько секунд, пытаясь вспомнить, какого это было числа. Он купил билет на двадцать восьмое сентября и едва не опоздал в аэропорт, пока подписывал впопыхах бумаги. — Последний раз мы виделись в конце сентября. В день моего отлета в Россию. Там я пробыл около десяти дней. — Поточнее, пожалуйста! — булле строчил на бумаге, низко склонившись над столом. — Извините, — Алексей откашлялся, почувствовав неловкость. — Это было двадцать восьмого числа. Я уже собирался отъезжать от офиса в аэропорт, когда Ганс принес мне на подпись документы. И я едва успел на рейс. Затем он звонил мне, когда я был в России. — Не вспомните, когда это было? — Кунце поднял взгляд от бумаги, напряженно хмурясь. Вся сотканная им в начале встречи версия аккуратно и методично рассыпалась в прах. Тело, по заключению патологоанатома, пролежало в коллекторе около трех суток. — И когда вы вернулись? — Это было около шести дней назад. Обычно Ганс меня встречает из поездок. Но на этот раз мне пришлось нанимать такси, чтобы приехать домой. Он не явился в офис ни в один из дней, со времени моего приезда. — Мой вам совет — не уезжайте пока из страны, — он был крайне недоволен результатом. Та изящная версия, которую он подвел под этого русского, дала трещину, и придется проверять его показания. А это может занять слишком много времени. Кунце покусывал потрескавшиеся от недостатка влаги в помещении губы, подняв взгляд на ионизатор воздуха в углу. Он опять забыл его включить. Для себя пометил разузнать и проверить все, подписал пропуск и открыл перед Алексеем дверь. Мы свяжемся с вами, когда все проверим. Леша покидал полицейское управление с тяжелым сердцем. Он застрял, причем на неопределенный срок. Двухнедельный запланированный приезд в Германию, в поисках управляющего для его пивоваренного бизнеса, грозил превратиться в затяжное ожидание. Он сел на скамью, тут же возле офиса. Руки забегали по клавишам, набирая текст сообщения: «Придется задержаться. Проблемы оказались намного серьезнее, чем я предполагал. Как всегда, когда спешишь, получается не то, на что рассчитываешь. Дни кажутся бесконечными. И в этой затягивающей бесконечности, в этой пустоте, хочется дотянуться до тебя, коснуться пальцами и ощутить бархат твоей юношеской кожи. Утонуть в твоем запахе. Прошла почти неделя после нашего расставания, а будто бы год. Живу и дышу надеждой на скорую встречу… Твой Леша». Казалось пальцы сами выводили слова, и Алексей подивился, насколько точно он выразил свою принадлежность Диме. Это выглядело таким правильным, таким незыблемым и неизменным, что глядя на эти два слова он ощутил нехилое возбуждение, словно под сонмом ласк и поцелуев. Зашипел от невозможности этого здесь и сейчас. Бодро поднявшись, махнул рукой проезжавшему мимо такси. Нужно было заняться отчетом, до которого все эти дни не доходили руки. Сел сзади и вновь достал телефон в ожидании ответа.***
— Александр Николаевич, притормози-ка здесь — генерал Лебедев похлопал бывшего сослуживца по плечу, мысленно молясь всем богам, о наличии туров в Швейцарию. — К чему такой официоз? Не при подчиненных же обращаешься, — Сабуров остановил внедорожник напротив парадного крыльца красивого здания красного кирпича, украшенного над входом хромированной по периметру вывеской, на которой золотой вязью было выведено: «САЯНЫ — туристическое агантство» Лебедев по-молодецки выпрыгнул из внедорожника и бодрым шагом направился к двери, украшенной орнаментом из растительных мотивов. Сабуров, глядя ему вслед, покачал головой, вспоминая утреннее появление Стаса в столовой. За спиной послышались шлепки голых ног по кафельной плитке пола. Стас стоял на пороге в спортивных трусах и растянутой лебедевской майке, сползшей на одну сторону и оголившей хрупкие плечо и ключицу, от чего Сабурову захотелось прижаться губами к этой мягкой, кажущейся невесомой фигурке. — Доброе утро, Александр Николаевич! — Стас обошел стол. Он даже с растрепанными за ночь волосами, перетянутыми в хвост махровой резинкой, умудрялся выглядеть как звезда подиума. — А для меняяя кипяток не найдется? — протянул, присаживаясь и позволяя Сабурову поухаживать за ним. — Конечно найдется, — лаконично ответил начальник охраны и отвернулся налить в фарфоровую чашку кипятка. Возбуждение накатило как океанская волна — с шумом в ушах, жаром в теле и дрожью в пальцах. Сабуров едва не выронил чашку из дрожащих рук, увидев зевающего в кулачок Стаса. Он глянул на свои большие кулаки. Стас же, в отличие от них с генералом Лебедевым, был весь такой тонкий и изящный, хотя его фигура вовсе не была женственной. Мужчина был молод и прекрасно выглядел, даже не посещая спортзал. Нет, у него не было накачанного пресса, кубиков и мускулов, но его фигура была вполне мужской. И не лишенной изящества. Сабуров никогда не рассматривал хозяина дома в качестве сексуального объекта. Да и рассматривать его не возникало желания. Хотя работал он у Лебедевых уже пять лет. Неудивительно, что у генерала сносит крышу, если даже у него, убежденного натурала сорвало гайки от этой эротичной картины. Стук в окно вернул его в действительность и Сабуров, как собака стряхнув с себя наваждение последних двадцати минут, обернулся к улыбающемуся и очень довольному Лебедеву. — Куда теперь? — Домой! Будем мосты воздвигать и контакты налаживать. Сабуров хмыкнул: — Ну что ж, желаю удачи! — Благодарю! — Лебедева от волнения слегка потряхивало. От одной мысли, что Стас может не принять этот подарок и не согласится на поездку, Сашу бил озноб. И дело было вовсе не в деньгах на трехнедельный тур в период Рождества и новогодних праздников, а в том, что он, Лебедев, безумно соскучился по ласкам Стаса, его теплу рядом, по ощущению его веса на своей груди. Он плохо спал, почти ничего не ел, и не хотелось думать в такой момент о том, что может произойти или вовсе никогда не случиться. Машина ловко петляла по городским улицам под яркие мигающие огни светофоров и желтые, словно глаза крупных кошек, лампы фонарей. Постепенно уезжая все дальше от многолюдных центральных улиц и от городской суеты, свернула на трассу и помчалась в направлении их загородного особняка.***
Стас стоял у окна с большой чашкой кофе в руке, принадлежащей Саше, пряча лицо в шалевый ворот белого вязаного крупными жгутами свитера, подаренного мужем на последний день рождения. Он безумно любил этот подарок супруга и надевал при каждом удобном случае. Даже редкое для этого времени ноябрьское солнце, бившее в глаза, не приносило никакого удовольствия. Лишь раздражало своей яркостью. Стас поставил чашку на стол и, сделав пару шагов, остановился посреди комнаты в задумчивости. Работа не шла. Совсем. Модная линия одежды, которая должна была демонстрироваться на только вновь организованной выставке, не приживалась в сознании. Стас прислушался к шорохам в доме, но абсолютная тишина угнетала и заставляла нервничать. Рисунки и фото, снятые на площадке, будто лишенные красок. Они казались плоскими и безжизненными. В них не хватало света, страсти и экспрессии. Стас поморщился. «Бред!» — все, чего ему не хватает, это Саши в их супружеской постели. Он устал от бессонных ночей, устал делать вид, что ему все равно. Нет! Ему было далеко не безразлично, состояние мужа, его участившиеся за последнюю неделю боли в спине — результат прошлых травм и сна в неудобной детской кроватке. Ему было далеко не все равно, где муж проводит ночи. Он устал от холодной одинокой постели. Устал от того, что сын считает его едва ли не предателем. Звук хлопнувшей двери вывел его из состояния самобичевания. Залпом выпив холодный кофе, он оставил так и не начатый проект и вышел в холл. Саша стоял в нерешительности, не зная, как лучше начать разговор. Одно он знал наверняка: сегодня он ляжет костьми, но вернет своего мужа в свою постель и свою жизнь. — Привет! — сказал и смутился. Вышло скомкано и как-то по детски, словно былая уверенность в себе ушла безвозвратно. Размотав шарф и сняв куртку, прошел вслед за мужем в столовую. — Стас… — сделал шаг к супругу. — Ужинать будешь? — перебил на полуслове супруг, нарезая хлеб. Он не оборачивался, словно смотреть в глаза было неприятно. — Да, конечно, — Саша вернулся к столу и занял свое место. Стас суетился по кухне, в гнетущей тишине расставляя на столе хлеб, салат из огурца и квашеной капусты, тарелку борща, две колтеты, нарезку из ветчины и куриной колбасы, куриные крылышки. Александр смотрел на все это изобилие, но мысль, что что-то не так, не отпускала. — А где сын? — ужинали они всей семьей, независимо от занятости, и пустующий стул Димы беспокоил. — Твой сын еще не явился из университета, — сухо ответил Стас, надев на лицо маску равнодушия, хотя внутри все ныло от боли. — Стас, прости, но так дальше продолжаться не может, — Лебедев поднялся из-за стола, бросив салфетку рядом с тарелкой. Обида вновь ярким пламенем вспыхнула в глазах Стаса, и Александр тонул в этих огненных всполохах, его затягивало в омуты серых глаз, словно в водовороты. — Ты обвинил меня в том, что это я плохо воспитал твоего сына, — одинокая горячая капля побежала по щеке, затуманив взгляд. — Это наш сын! И я тебя ни в чем не обвиняю, — Саша сделал пару шагов навстречу, и когда Стас не отстранился, подошел еще ближе, встал на расстоянии руки и нерешительно, едва касаяь, стер влагу с лица мужа. — Прости меня, но мне без тебя никак! — Лебедев втянул носом такой знакомый и родной аромат любимого парфюма. — И у меня для тебя сюрприз. Голова закружилась, и член встал колом от одной лишь фантазии, промелькнувшей мимо взора. Он склонился и, едва касаясь губами, стал собирать со щеки соленую влагу. Затем вдруг резко притянул Стаса к себе и впился в губы одуряющим поцелуем. То медленно смаковал, то вдруг кусал и зализывал укусы. Стас всхлипывал и стонал в кольце больших сильных рук, судорожно ухватившись за лацканы форменного кителя ослабевшими пальцами. — Но ты сказал… — он, словно за якорь, держался за Сашу, прижимаясь всем телом и боясь упасть на ослабевших ногах. Возбуждение накатывало волнами и плавило, словно воск в огне. — Забудь! Прошу! — Лебедев, подхватив его под полупопия, рывком открыл дверь в гостиную, до спальни они, изголодавшиеся и возбужденные, попросту бы не дотянули, и повалился на диван, посадив мужа верхом на свои бедра, и, не размыкая поцелуя, рванул пояс домашних брюк. Стас протестующе пискнул, когда пуговицы отскакивая, будто горошины, покатились по полу, но сопротивляться такому самоуправству не стал. Безумное желание кружило голову, и ему казалось он плывет, вцепившись в широкие плечи мужа, прижимаясь к вздымающейся груди. Грудная клетка, как меха доменной печи, рвано поднималась и опускалась навстречу. Осоловелый взгляд скользил по лицу Саши, срывающего с себя одежду, пытаясь сфокусироваться. Но вся комната, плыла, словно в хмельном угаре. И Стас едва почувствовал, сквозь ласки и стоны, как оказался на спине. И ноги обдало прохладой, когда Саша одним движением стянул с него брюки и трусы, и припал с громким рыком лицом к паху. Выцеловывая внутреннюю сторону бедер, вбирая и с громким чмоком отпуская поджавшиеся яички. Стас стонал и всхлипывал, вцепившись непослушными от неутоленного желания пальцами в волосы мужа, желая ощутить его горячую глубину рта на своем члене. Но Саша, будто дразня, кружил вокруг, не касаясь его. Член подрагивал от возбуждения, прижимаясь к отросшей дневной щетине щек, и Стаса вело и качало, словно на карусели. Лебедев кружил языком по промежности, отдаваясь накатывающему волнами возбуждению, лаская пульсирующую от удовольствия дырочку. — Саша, — хрипло простонал Стас, — пожалуйста! — тело дрожало и горело словно в огне. — Попроси, — чуть приподняв голову и облизывая истекающий смазкой ствол, прохрипел Лебедев-старший. — Да трахни уже меня! — прорычал Стас, обхватывая ладонью собственный член, так и не дождавшийся ласки. Но Саша мягко отстранил его руку, вбирая в рот аккуратный орган. Лаская кончиком языка уздечку и ныряя в истекающую предъэякулятом уретру. — Не смей! Кончишь, когда я захочу, — сказал твердо и вновь накрыл жаждущую головку губами, облизывая и посасывая. Бедра Стаса непроизвольно подались вверх, стремясь получить максимум удовольствия. Громкие томные стоны распространились по комнате, унося его на волнах удовольствия, когда горячая струя ударила в горло Лебедеву. Удовольствие было настолько ярким, сильным, что ему казалось, что он истлеет до костей. Саша поднялся и смачно плюнув на ладонь, размазал по члену. И приставив его к еще пульсирующей дырочке, мягко вошел внутрь, остановившись, едва головка преодолела первую преграду. Стас зашипел, от смеси боли и удовольствия, сжался. — Расслабься, милый, ты делаешь больно нам обоим, — прохрипел в губы приоткрывшиеся в немом крике. — Не останавливайся… пожалуйста! — и Саша вновь двинулся вперед, под аккомпанемент сорванного голоса мужа. Мягко вбивался в тугую попу, и приглушенная боль пульсировала на грани удовольствия. Саша постепенно ускорял темп и удовольствие скручивалось в тугую спираль в паху. Большая, горячая ладонь вновь обхватила член Стаса, поглаживая, и живот, и грудь оросили белесые капли. Он распластался на диване, не имея сил пошевелиться, дыхание рваными толчками вырывалось из груди. Саша нежно прошелся цепочкой влажных поцелуев по шее мужа, его груди, бедрам, вновь вернулся к груди и залип на горошинах сосков под задравшимся чуть ли не на шею белым свитером. С громким стоном припал к одному, затем к другому, облизывая и посасывая тугие горошинки. — Переворачивайся, — рыкнул сквозь стон. Перевернул Стаса на живот и, задрав кверху и на себя его бедра, ставя в коленопреклонную позу, одним плавным движением вошел по основание. Опершись рукой у его плеча, целовал и прикусывал подрагивающие от напряжения плечи. Ноги обессиленно дрожали, но сладкая истома и одуряющий запах секса сводили с ума. И даже под угрозой потери сознания Стас не мог бы отказаться от этой сладкой муки. Пара резких, сводящих с ума движений по заветному бугорку, и фейерверк звезд рассыпался перед глазами. Мышцы сжимались и пульсировали, выдаивая крупный орган Лебедева. Наконец остыв, Александр обнял руками Стаса и повалился ему за спину, увлекая за собой. Несколько долгих минут они лежали, пытаясь выровнять дыхание и счастливее них в этот момент никого не было. — Стас, у меня для тебя сюрприз, — Лебедев оглаживал мужа по волосам, груди, округлым бедрам. — Как, еще один? Александр хмыкнул: — Я купил путевки в Альпы. Трехнедельный тур. Ты поедешь со мной?