Юбка всему виной

      Библиотека была самым тихим и спокойным местом в университете. Дима не считал себя таким уж ботаном, но тишину библиотек любил. С наслаждением вслушиваясь в тихий редкий хруст перелистывающихся за соседними столами страниц, к робкому, будто боязливому шепотку студенческой братии. Все это иногда погружало в транс и умиротворение. В такие минуты он будто уплывал в неведомый мир, погружался в совсем другую реальность. Но иногда, вот как сейчас, доводило до исступления от желания услышать голос, просто человеческий голос, в этой тишине.       — Приготовить лекцию!.. — буркнул недовольно. — Это только сказать легко, — Дима закрыл один фолиант и подтянул к себе другой.       Он почти неделю каждую свободную минутку тратил на просиживание штанов в библиотеке, готовя её. Настроение, и без того поганое, усугублял Железнов, не позволяющий приблизиться к себе, чтобы объясниться за тот поход в кино. Парень появился в универе три дня спустя и волком глядел на Диму, не произнося ни слова.       Перед глазами все плыло. Они слипались. Он потер уголки и продолжил конспектировать. Ненависть к историку, Михалсергеичу, вспыхнула с новой силой. Прислушавшись, можно было услышать жужжание мухи. Димка нервно навострил уши, моргнул, но слышал лишь скрип собственной ручки о бумагу. Веки закрылись и голова безвольно опустилась на руку.       «Петр проснулся, лихорадочно озираясь, завозился на тонких льняных простынях. Живот нещадно ломило, словно жгло каленым железом. Его, время от времени, окидывало каплями холодного липкого пота. Он явно слышал шум, но вокруг было тихо, и снова упал на пуховую перину, крепко зажмурившись. Вновь рядом раздался шорох. Петр едва не подскочил на месте, чуть не заорав в голос. Он потянулся к тяжелой мраморной статуэтке у кровати, крепко сжал ее в дрожащей руке. Шорох раздался ближе и по спине промаршировали мурашки. С момента переселения в Ропшу, он опасался смерти, но никак не подозревал, что она подкрадется так близко.       Тяжелые жаккардовые занавеси поползли в сторону. Петр замахнулся, увидев в открывшемся проеме искаженное злобой, освещенное свечами лицо Григория Теплова. Ударил дрожащей рукой, целясь в висок. Скрутившая в этот момент живот резкая боль заставила сжаться. Рука дрогнула. Удар пришелся по скуле вскользь и лишь рассек кожу. Кровь теплой струйкой побежала по лицу. Гришка порывисто, хрипло дышал. Петр шарахнулся в сторону от потянувшейся к нему руки. Скатился с кровати и, как был, в рубахе, босой, понесся по коридорам дворца. Волосы растрепались, выпроставшись из тонкой «крысиной» косицы, липли к скулам, падали на глаза. За спиною явно слышались удары тяжелых сапог об пол. Сердце, словно заполошное, билось в хилой груди, рвалось наружу. Заледеневшие от страха и холода ноги, не чувствуя боли, едва двигались. Внутренности опять скрутило. Наследник престола навалился на дверь, хватаясь за растительный орнамент рукой ловя ртом воздух. Створка распахнулась. Петр отшатнулся, забыв о боли.       — Нет… Нет! Не убий! — заломил руки, валясь на колени перед Федькой Волковым.       — Умри, супостат! — голос Федора был полон ненависти и злобы. Беззубый рот исказился в злобной усмешке. Он накинул на шею Петра оружейный ремень и резко придушил петлей…»       Дима дернулся, открыл глаза. Обвел сонным взглядом библиотеку, затем выдохнул и до белых звезд сжал веки. Нервно сглотнув, посмотрел на часы - «половина седьмого?» - поморщился. Сухой лишенный влаги воздух, довольно насыщенно сдобренный пылью, прошелся в горле крупной наждачкой.       «Придурок. Это ж надо — заснул!» — Дима потер веки и зевнул — широко, с каким-то внутренним смирением.       Надо было успокоиться и обдумать план вызволения собственной тушки из этого книжного плена. Он еще раз попробовал связаться с папой, чтобы предупредить, что задерживается, наплести с три короба, чтобы не искали, но в ответ по-прежнему то шли гудки, то обрывалась связь.       — Блять! — обреченно выдохнул. Телефон пиликнул или, если говорить точнее, захлебываясь, пискнул и отключился.       Хотя он мог остаться тут на ночь, а в соседней сквозной комнатке, по пути в архив, стояла низкая кушетка, он знал, что папа сойдет с ума от беспокойства, а отец снарядит спасательную экспедицию, подняв по тревоге половину Кемерова.       Лебедев-младший прошелся вдоль окон, отодвигая тяжелые шторы. Можно было вылезти в окно, хотя окна высоко над землей и прыгать рискованно. Но попытаться стоило. Эта идея, на его взгляд, была не самой худшей. Но и тут ждала неудача… Дима вытер о бока вмиг вспотевшие руки.       Зыбкая надежда выбраться этим путем рухнула, так и не реализовавшись. Все окна оказались забраны решеткой. Прутья, едва ли не в палец толщиной, были гнуты в витиеватый растительный орнамент. Шансы пролезть сквозь них или отогнуть, были равны нулю.       Димка схватил свои тетрадки и со злостью запихнул в рюкзак. Туда же забросил бесполезный теперь телефон. «И что теперь?» — в очередной раз оглядев помещение, уставленное высокими стеллажами, заглянул в каждую секцию. Ему все время казалось, что он что-то упускает, но не мог понять что. Он находился тут уже более четырех часов, и голод давал о себе знать. А еще до безумия хотелось в туалет. На первом этаже их не было, зато был один служебный внизу, на цокольном уровне. Прихватив рюкзак, парень метнулся вниз и, влетев в узкий проем, захлопнул за собой дверь. Такого облегчения Лебедев не испытывал, даже когда несколько лет назад они с отцом опоздали на поезд, и его пришлось догонять до следующей станции. Закрыв глаза, опустил плечи и выдохнул. А после вдруг резко распахнул веки.       Наверху под самым потолком, едва пропуская вечерний сумеречный свет, окрасивший маленькое, но чистое помещение в фиолетовые тона, кривым глазом в деревянной раме светилось маленькое окно.       Дима задышал глубже, чаще. Робкая надежда расцвела в груди, покалывая и щекоча изнутри. Он едва не рассмеялся в голос. Воодушевленный открывшимися возможностями, залез на ободок унитаза, несмело выглянул наружу. Окно, судя по всему, располагалось невысоко, где-то в полутора метрах от земли. Это обнадежило парня. Шпингалет, которым запиралось окно был старым и болтался на одном гвозде. Ему хватило одного рывка, чтобы выдернуть гвоздь почти полностью, а старая подгнившая рама затрещала. Ещё рывок и…       Димку окатило холодным потом. Неприятный резкий звон сигнализации разорвал тишину. Мысли сталкивались, путаясь в голове. Он лихорадочно дернул створку на себя и спешно надел на спину рюкзак. Окно было не особо большим, но прикинув, что пролезет с легкостью, он подтянул лямки и подтянулся на руках к узенькому подоконнику. В лицо пахнуло прохладным декабрьским морозцем, парень слегка завис.       Руки и плечи протиснулись в оконный переплет и вдруг застряли. Дима попытался податься назад, чтобы вновь спуститься в библиотеку, но ничего не получилось. Он застрял, как долбанный Винни в кроличьей норе. Резкий звук сигнализации дополнил вой полицейской сирены, и Димка обмяк. Вися в окне кверху задницей, он понял, что реально свалял дурака, пытаясь протиснуться с рюкзаком на спине. Похоже он попал по-крупному, теперь домашним арестом не отделаешься. Отец завернет гайки так, что в универе будешь передвигаться под дулом автомата. Дима до боли сжал веки.       — Посмотри-ка, Сань, какая прелесть! — рядом раздался грубый насмешливый голос, а в поле зрения появились две пары ног в серых брюках и пыльных ботинках.       — Видел я на своем веку немало: как потрошили…кха-кха… банки, магазины,… Кха… ночные клубы, игровые автоматы и…кха-кха-кха… банкоматы в конце-концов, но чтобы пытались обокрасть библиотеку, вижу впервые, — произнес сиплый голос, перемежающийся кашлем едва ли не после каждого слова.       Дима поднял голову и уставился в серую, с крапинками пару глаз, очень похожую на глаза папы Стаса.       — Ты какого, сученок, туда полез? Почитать захотелось? — мужик схватил его пятерней за загривок, зло заглянул в его лицо. Димка, от пронзившего чувства стыда и обиды на судьбу, не мог вымолвить ни слова.       — В участке разберемся, чего ему захотелось. Давай… кха-кха, Вить, вытаскивай его оттуда и поедем уже.       Вытаскивали Лебедева-младшего усилиями трех пар рук.       — Ты что ж, придурок, с ранцем-то полез? Совсем ума нет? — ржали мужики, обрывая ремешки на новеньком стильном ранце от "Lоuis Vuitton", привезенном Стасом из Парижа.       — Да я к лекции готовился и уснул, — оправдывался Дима. — А про меня, видимо забыли и заперли. Я выбраться хотел.       В ответ раздалось громкое ржание пополам с кашлем, мужчины вытянули его наружу, но не отпускали, видимо, чтобы не удрал. То, что сбежать ему не светит, он понял сразу, но надежда, что он сумеет каким-то образом обелить свой поступок, умирать не хотела.       — Ну, я ж говорю, — хохотнул тот, кого назвали Виктором, мало того лошара, еще и ботан, — мужики подтолкнули его к машине. — Иди уже, пошевеливайся. Нам смену сдавать. А про то, что ты там хотел, в участке расскажешь.

***

      Алексей прочитал отчет аудиторской фирмы Юргена и вытер выступившие на лбу капли пота. Согласно отчету, он потерял бизнес. Точнее передал управление с правом подписи и продал контрольный пакет акций Гансу Шварцу за тысячу евро. К каждой странице отчета был прикреплен документ с его подписью. Леша поднялся на ослабевших ногах, прошелся вдоль стола. Его качнуло. Передал управление или продал, теперь уже разницы нет. Суть в том, что его развели как лоха, а он этого и не заметил. Но когда? Леша силился вспомнить, когда он мог поставить подписи на подложных документах. Все документы он прочитывал и проверял, прежде чем поставить подпись. … Кроме одного раза… — у него застыли спина, плечи — именно в тот день, когда он опаздывал в аэропорт, Ганс притащил документы на подпись, и он подписал, не глядя.       Все его активы на данный момент — это сто семьдесят тысяч евро, и те арестованы до конца следствия. Леша плеснул виски в пузатый стакан, залпом намахнул. Налил еще.       «Пить с утра на пустой желудок — дурной тон — мелькнуло в голове. — Хотя теперь похеру!» — опрокинул в рот вторую порцию. Он задумался, глядя в окно на резвящихся в луже воробьев. Вот у кого жизнь проста и беззаботна. Порой ему самому хотелось бросить все и жить как простой немецкий бюргер. Неосознанно взял в руки телефон.       «Ну что ж, теперь у тебя появилась эта возможность, придурок!» — Леша до хруста сжал трубку в руке.       Затрещавший в руке корпус вернул его в действительность. В который раз за сегодня, да и за последнюю неделю в целом, проверял телефон, он сказать не мог. Ни одного звонка, ни одной СМС за последнее время. Он сходил с ума, взывал мысленно, готов был орать, биться о стену, лишь бы донести до своего Димы, насколько его не хватает сейчас. Его улыбки, призывно сложенных губ, сияющих еще не потухшим оргазмом глаз, его прикосновений. Таких нежных, почти невесомых, словно касание пёрышка. И ощутить тех самых пресловутых бабочек в животе. Не хватало ощущения его тела в своих руках. Нежной бархатистой кожи, чистой и незапятнанной фальшью и предательствами, многочисленными связями. Хотелось его всего прям сейчас — обнять прижать к груди. Дать… Да что он мог теперь дать своему Димке? Что, кроме любви? Ни-че-го… Леша поморщился. Теперь у него не было ничего…

***

      — Я имею право на один звонок, — Димка, напрягшись, сидел на колченогой табуретке, словно воробей на жердочке.       — Ага, и на личного адвоката, — хохотнул полицейский, заполняя акт.       Дима зыркнул на следока и насупился. Его уже раз двадцать заставили повторить всю историю, раз двадцать задавали вопросы и пытались запутать. Но ни разу так и не позволили позвонить домой. Он устал, хотел есть, спать, хотя есть он хотел больше. А от одного слова «спать» его начинало подташнивать.       Следователь все время ржал, как жеребец, и глумился, а Димка едва не плакал от бессилия и обиды, глядя на него большими лебедевскими, карими, как у оленя, глазами. Он судорожно кусал губы, раскачиваясь на стуле, пытаясь найти возможность дать отцу знать о его местонахождении.       Вдруг взгляд его посветлел, словно засветившись изнутри. Как он раньше не догадался?       — Хорошо, вы не верите мне, — голос его был тверд и спокоен, словно мальчишка обрел внутренний стержень.       Капитан Лысенков прищурился. Этот пострел со всеми его заморочками ему определенно нравился. Но отпустить он его просто так не мог. Парень теперь шел как фигурант по делу о взломе, «В библиотеку» — хохотнул мысленно. До полного выяснения ему придется посидеть в обезьяннике, чтоб неповадно было».       — Ты готов сознаться во всем?       — Нет! Вы не позволяете мне позвонить! Нарушаете мои права! — голос парня был спокоен, а внутри бушевал вулкан.       — Какие права могут быть у тебя, засранец? — следователь навис над ним, гневно сверкая глазами. — О правах он заговорил, ишь грамотный какой! Посидишь в изоляторе, подумаешь в следующий раз, как воровать!       — Я ничего не крал! — заорал Димка. — Мне не верите, хоть телефон мой на зарядку поставьте. Папе с сердцем плохо станет, он наверно телефон оборвал.       — Самсонов, ты где? — следователь крикнул, приоткрыв дверь в коридор. — Уведи-ка этого в клетку, пусть посидит, подумает.       В клетке Димке не понравилось еще больше, чем у следока. Открыв решетку, его втолкнули к двум дрожащим, по всей видимости, от ломки нарикам. Они сидели у стены, держась за руки и смотрели перед собой стеклянным взглядом. У другой стены на кушетке поправляли макияж и строили глазки дежурному три шлюшки. Димка примостился на одиноко стоящей кушетке у самой решетки подальше от мойки и клозета. Он сделал все, что мог. Остальное дело времени.       Лысенков проводил пацана взглядом, затем вернулся в кабинет и высыпал на стол содержимое рюкзака. Улыбка расползлась по его лицу:       — Ничего не изменилось, по-прежнему студенту нужна лишь одна тетрадь на все предметы, — покачал головой, поставив гаджет на зарядку. — Наверняка парня ищут, хоть успокоить, что с ним все в порядке.       Лысенков достал из папки протокол задержания и снятые с парня показания. Пацана генерала Лебедева он узнал сразу, по фото, стоящим у генерала в кабинете на столе. — Подарок отцу, пусть полюбуется. Минут через пять он включил аппарат и крикнул Самсонова.

***

      Александр Лебедев был человеком пунктуальным по натуре. А уж когда дело касалось его мужа и обязательств перед семьей, он готов был зад порвать на британский флаг, но обещание выполнить. Он спешил домой, успокоить мужа. Из его сбивчивого рассказа, когда мысли Стаса перескакивали с одного на другое, всё, что он понял, так это то, что пропал сын. Парень вот уже неделю ездил на занятия с Сабуровым, а Саша добирался до управления на стасовой Хонде. Лебедев вновь набрал Сабурова и зажал телефон плечом. Глава охраны взял трубку на втором гудке.       — Да шеф!       — Саня, скажи, Димка звонил тебе после занятий? — голос Лебедева невольно дрогнул.       — Нет, Саша, и мы не можем ни дозвониться до него, ни отследить его телефон. Может аккумулятор сдох? — пророкотал Сабуров. Лебедев свернул с трассы по направлению к особняку.       — Как там Стас? — он знал, что супруг будет волноваться, метаться из угла в угол и рвать на себе волосы, во всем обвиняя себя.       — На таблетках последние три часа, — а вот это было крайне нежелательным.       Лебедев прибавил скорость. За поворотом показались огни на воротах его дома:       — Потерпи, Стас… Потерпи, милый! — он нажал на кнопку пульта и держал, пока ворота не открылись настежь.       Александр, не сбрасывая ноги с педали акселератора, промчался на территорию своего особняка. У дома резко ударил по тормозам, машина завизжала и юзом развернулась у крыльца задней частью к парадному входу. Он едва успел выскочить из машины, даже не выключив двигатель, как едва не упал на скользкой обледенелой дорожке, сбитый врезавшимся в него Стасом.       — Саша, его нет, не отвечает. Весь день звоним. Уже полночь, — причитал Стас.       — Успокойся, я его найду. Где Сабуров?       Лебедев внешне казался спокойным и собранным, как всегда, а внутри все сжималось от страха потерять единственного ребенка.       — Я здесь, — глава службы безопасности показался из двери.       — Саня, пробей по всем каналам, подключи ДПС и полицию, попытайся отследить его телефон. В нем маячок. Как только аппарат включится, отследи местонахождение. Действуй.       Лебедев был уверен, что Саня сделает все возможное. Он — воробей стреляный. А если взялся, то будет рыть носом землю, но пацана достанет. Но вставал другой вопрос: что это.... Если это похищение с целью надавить на него, то почему похитители до сих пор не вышли на связь? Ничего другого он и в мысли не допускал. Если хоть волосок упадет с головы его пацана, он в порошок сотрет и по ветру развеет любого. Не прошло и пяти минут, как Сабуров появился в гостиной. Саша за это время успел обзвонить всех Димкиных друзей и удивился, что их не так и много.       — Мы отследили его аппарат, Александр Викторович! Теперь по навигатору найдем.       — Поехали! — Стас дернулся следом, но Лебедев сурово глянул на него. — Нет! Ты останешься дома.

***

      Лысенков поставил будильник и секундомер. Он знал генерала Лебедева уже давно, еще с тех времен, когда тот служил замом по режиму в колонии. Саша готов был за своих ребят зубами глотку перегрызть. А тут его пацан. Да он участок наизнанку вывернет, но до парня доберется.       — Самсонов, спорим на стольник и упаковку пива, что генерал явится за сыном десяти минут не пройдет?       — Да ладно! Что приедет и я руку на отсечение дам. Но за десять минут? Не уверен. Хорошо, поспорим на пиво. А без стольника обойдешься.       И мужики, как два идиота, уставились на стрелки часов. Сначала в кабинете и во всем участке царила тишина. А спустя шесть минут и пятьдесят три секунды на посту раздались крики и ругань.       — Смотри! — Лысенков остановил секундомер. И оба одновременно выглянули из двери кабинета.       — Я тебе сейчас болову отверну, — с ходу начал Лебедев. — Ты что творишь? Совсем нюх потерял? — Самонов побледнел и скрылся в кабинете.       Не зная генерала, Лысенков бы наверно точно уделался от одного его тона и сурового взгляда. Но он тоже был не пальцем делан. Оба протокола он держал в руке:       — Вот Александр Викторыч! Полюбуйся! — улыбнулся Лысенков.       Чем дольше Лебедев читал, тем больше хмурился. Чего угодно он ждал от сына, но только не привода в полицию. Если делу дать ход, то не только Димка пойдет по этапу, но и с него погоны сорвут, даже разбираться не станут.       — Где он? — голос генерала как-то сразу осип, да и сам он будто постарел, ссутулился.       Димка смотрел на отца исподлобья, не поднимая глаз от стыда. Он знал, что в чем-то неправ и считал, что его вина в этом происшествии весьма относительна. Но объяснить сейчас он не мог ничего. В горле стоял ком, а в глазах горючие слезы.       — Пошли, дома поговорим…