Бой с Тенью

      Ночью, когда тёмными тучами полностью заволокло небо, центр города окрашивается во все цвета радуги, сияя, подобно дорогому самоцвету, являясь на самом деле лишь дешёвой подделкой. Всё оставалось прежним: так же летали во всех направлениях автомобили, мелькая фарами на поворотах и в узких улочках домов; так же мигали светофоры, заставляя любой транспорт, от велосипеда и мотоцикла до мощного старого грузовика, останавливаться, пропускать толпы изнурённых и усталых людей… Так же спешили по своим делам прохожие, благодаря всевышнего за спокойную ночь, без надоедливого дождя, так же жались друг к дружке крысы в трубах, кошки на чердаках и собаки у мусорных баков, только теперь всё это было освещено неестественным светом витрин и вывесок, реклам и ярких объявлений.       В очередной раз затянув любимый клетчатый шарфик на зудящем горле, Рафаэль вышел из полного автобуса, удивляясь в очередной раз, как в подобную холодную ночь в транспорте с, буквально, бумажными стенами может быть так удушливо-жарко, выдохнул облачко белого пара и направился в тёмный переулок. Там его встретил громила-страж, как нарекали того все приходящие, и спросил пароль.  — Загнанная в угол крыса кусается до последнего… — буркнул на автомате боец, даже не глядя на недружелюбного сторожа, проходя к подвалу, спрятанному между баками, и вновь подметил странный вкус его управляющего, выбравшего подобный пароль.       Пройдя несколько проёмов по ржавой скрипучей лестнице, пару раз наткнувшись на стену, припоминая добрым словом не до конца сбитый лекарствами жар с головным гулом напару, он оказался в обычном баре, спрятанном под землёй, подальше от глаз «Уличных Стражей» и прочей полиции. Как и всегда, у стойки из тёмного дуба, сохранившейся ещё с тех незапамятных времён, толкались уже в хлам упившиеся ребята, либо поставившие все свои денежки на победителя, либо же — на проигравшего, а теперь занимающие выпивку, даже самую дешёвую, в долг у бармена, который, кстати, был не плохим человеком — точно покультурнее многих товарищей…  — Что-то ты сегодня неважно выглядишь, мой дорогой друг, — занимаясь чуть ли не своим любимым делом — протиранием любого свободного, даже уже чистого, бокала — спросил бармен, когда Рафаэль присел сбоку, потирая рукой покрасневшие глаза, ведь поспать ему так и не удалось.  — Знаешь же, работёнка у нас тяжкая… — зевнул боец, наблюдая, как в поставленный перед ним стакан наливают его любимый виски. — Я, случаем, не пропустил чего-нибудь важно-интересного? — задал тут же вопрос, посматривая на во всю разошедшихся пьянчуг.  — Ах, это… Просто в полуфинал пробились несколько «так-себе» ребят, а они на них ставили, и вот, пока что, отмечают, — слегка улыбнулся в ответ мужчина, ставя бутылку с напитком на место и поправляя чёрную бабочку на шее.       Он всегда одевал костюм официанта или дворецкого, словно какой-то косплеер, зачёсывая серебристо-чёрные волосы направо, позволяя длинной чёлке падать на серые глаза. С этим высоким и худощавым человечком Раф мог говорить обо всём и рассказывать всё, что только душе угодно, не переживая по поводу сплетен и слухов, ведь его называли «Могильным дворецким» не просто так…  — Хе, не долго им радоваться, — выдохнул боец, залпом опустошая стаканчик с кисленьким виски и поправляя выбившуюся прядь волос за ухо.       Он мог бы и дальше вот так сидеть, разглядывать столы и стойку, забитые людьми, празднующими победу своего «любимца», если бы его не сгребли в охапку, перехватив сильной рукой за голову и заставляя уткнуться носом в грудь неожиданному нападавшему.  — Рафи! Явился-таки! — весело потрепала бойца по тёмно-алой шевелюре женщина. — Что это ты у нас сегодня такой горячий? Неужто заболел? — обеспокоенно спросила, ощущая кожей жар, исходящий от лба и щёк парня, невнятно буркнувшего что-то ей в мягкую грудь…  — Мне уже хорошо-о-о, — едва ли не пропел Рафаэль, нежась на коленях подруги, когда они перешли к столикам с окружными диванчиками, чтобы поговорить поодаль от шумной толпы. — Я сегодня не выспался… и почему у меня подушки не такие мягкие, как твоя грудь и колени? — огорчённо вздохнул боец, прекрасно понимая, почему все местные мужики хотят быть на его месте: как-никак, а четвёртый размер — вещь серьёзная.  — Хм, тебе определённо не хватает женского тепла, — мягко улыбнулась женщина, гладя его по голове. — Ты ни кого себе ещё не приметил?  — Мне не до вас, женщин, сейчас, — выдохнул он, осушая второй бокальчик с виски, переводя взгляд с угольных волос подруги, собранных в пучок, на тёмно-алый потолок с кровавыми разводами вместо узоров. — Вот, когда вылечу брата, уеду из этого гнилого городка, куплю приличный домик в какой-нибудь деревушке, вот тогда…  — Тогда можно и гроб готовить! — усмехнулась она такому будущему друга. — Во-первых, у Дони серьёзная болезнь, а в «какой-нибудь деревушке» найти современные действующие лекарства почти невозможно. Во-вторых, тебе придётся очень долго искать хоть «какую-нибудь деревушку», ведь, как ты знаешь, они все сейчас представляют из себя вымершие посёлки, где не найти живой души и где, по большей части, ошиваются бандиты и прочие сомнительные личности. В-третьих, многие дома в таких поселениях давно пришли в негодность: трубы заржавели, крыша протекает, свет отключён…  — Можешь уже перестать разрушать мои светлые мечты, а, Анжелика? — укоризненно выгнул бровь Рафаэль, глядя в зелёные глаза напротив. — Могу же я помечтать, находясь в этом сером мире, или нет?  — Мечты-мечтами, Рафи, но нужно жить реальностью, — спокойно, без прежней весёлости, сказала женщина, проводя прохладными пальцами по скуле и лбу бойца, заставляя его блаженно прикрыть ноющие глаза. — Ты, физически, очень силён и способен выполнять даже самую тяжёлую работу, а у Донателло золотые руки. Вы, ребята, могли бы зарабатывать на жизнь и честным трудом…  — Ты же знаешь, что нет… — выдохнул он, прекрасно понимая, что Анжелика права: они могли бы зарабатывать и честным трудом, да вот только этот самый честный труд стоил копейки, а деньги нужны были сейчас. — Какие новости я пропустил, пока катался по автобусам и стоял в пробке? — сменил тему Рафаэль, поднимаясь и садясь за круглый столик.  — Ну, в полуфинал вышли Железноголовый, «Тысяча Лезвий», Ревущее Пламя, Белый Клык, Винсомер, Губитель и ещё парочка новичков, поймавших удачу за хвост в последний момент, но они менее знамениты. Ты, конечно же, тоже в числе финалистов, — ответила подруга, отпивая своего любимого пива с густой пенкой.  — А что насчёт того самого Вендиго? — поинтересовался боец, вертя пустой бокал в руке.  — Насколько я знаю, Вендиго — это злой дух-каннибал из легенд каких-то диких племён, живших несколько десятков лет назад в местных широтах, — начала женщина, делая небольшой глоток. — Монстра, которым нам грозит финал «Пепельной Зари», назвали так из-за схожей внешности и места обитания… Ну и за способности, разумеется! Вендиго — редкая тварь, которую не только поймать, но и найти-то ужасно сложно, не говоря уже о том, чтобы приручить подобное «чудо природы»… Ходят слухи, что его держит у себя под боком господин Жорж Вареушенн, но это лишь слухи. В любом случае, мы увидим этого зверька только в финале, ведь победители должны будут сражаться именно с ним. К тому же, как я слышала, он обладает какой-то редкой «магией»…  — Редкой «магией»? — скептически выгнул бровь боец, пытаясь вспомнить ту «магию», какой владели его бывшие противники. — Какой же, например?  — А вот это я не знаю, но одно знаю точно: тебе придётся сражаться с очень непростым зверем, и на него ставят приличные деньги, — слегка прищурилась подруга, когда мигнула цветастая лампочка над их столиком. — Теперь расслабляться точно нельзя…       Подобный расклад Рафаэлю совсем не нравился, с какой стороны не посмотри… Во-первых, в полуфинал вышли очень сильные бойцы, непохожие друг на друга абсолютно ничем, что уменьшало шансы на победу чуть ли не в половину. Хоть Раф и отличался поразительной выносливостью, но ни с одним из них, кроме Белого Клыка, он не сражался ранее, а только слышал о них из местных новостей. Во-вторых, помимо этих титанов, на арену во время полуфинала могут выпускать их питомцев или помощников, что, естественно, повышало шансы первых на победу за счёт численного преимущества, а у Рафа не было такой палочки-выручалочки в рукаве, так что он пролетал и здесь. В-третьих, в финале, как оказалось, придётся сражаться с каким-то «мифическим» существом, о котором сейчас вообще ничего неизвестно, за исключением того, что он смертельно опасен…  — Замечательно, — озвучил свои мысли боец, запрокинув голову, подмечая вновь вернувшийся гул, пульсирующий в висках, и противный жар, подобно лаве растекающийся по телу, раскалённым углём скапливаясь у сердца. Видимо, жаропонижающие перестают действовать.  — «Надо было глотать все десять… Но, кто же знал, что они такие слабенькие?» — подумал Рафаэль, представляя перепугано-сердитое лицо брата, если бы он узнал, что перед уходом он проглотил аж пять капсул, не прочитав до конца инструкции. Да, так можно спокойно и отравиться, но старшего это тогда не особо волновало.  — Ты и вправду выглядишь неважно… Может, сегодня откажешься от сражений? — вздохнула Анжелика, очень сильно напоминая Дони в подобных случаях.  — Видимо, придётся… Придётся, — согласился боец, потирая переносицу и выходя из-за стола. — Ладно, пойду поговорю со свои «опекуном», а ты скажи Алексу, чтобы готовил три бутылки с водкой на всякий случай… — шутливо бросил напоследок, прекрасно понимая всю тяжесть своего положения и пытаясь морально подготовиться к возможному исходу, только вот было боязно, страшно принимать и даже думать о проигрыше, вспоминая всё, через что пришлось пройти, чтобы просто приблизиться к этому турниру, не говоря уже о том, чтобы вырваться в полуфинал.       Это было сравнимо с настоящей пыткой, продлевающейся изо дня в день кровожадными палачами, которые только смеялись и хлопали в ладоши, за кулисами придумывая новые изощрённые наказания для проигравших, пока звери и люди сражались не на жизнь, а насмерть, чтобы урвать свой кусочек из золотого запаса отъевшихся во всю богачей, извечно наблюдающих за происходящим с безопасного расстояния. Видеть их омерзительно довольные рожи — настоящее испытание на прочность, когда полностью перепачканный кровью и измождённый боец поднимался над телами, вознося оружие над опущенной головой, провозглашал свою победу, а они получали за это денежки, перепачканные такой же невидимой кровью. Даже, когда их лица искажались в гневе или негодовании по поводу проигрыша своего «любимца», Рафаэлю становилось ещё противнее, а неприятная горечь застревала в горле, подобно шерстяному комку. Если проигравший не выплачивал своему «опекуну» ту сумму, что он потерял, поставив её на зверушку, то этот богатенький гад, просто спящий на них заместо перин, мог делать с несчастным всё, что его искажённой душеньке и извращённому жадностью мозгу пожелается, начиная от банальной плётки и недельной голодовки и заканчивая настоящим рабством, как в Средневековье… Всё было приемлемым.       Это и выводило Рафа из душевного равновесия, заставляя подавлять своего внутреннего зверя, рвущегося наружу каждый раз, когда проигравшего ему бойца уводили к его хозяину, и каждый раз, когда до его чуткого уха доносилась такая заезженная и избитая, но такая живучая фраза: «Они же не люди!». «Да, мы не люди, да, мы другие, но мы тоже разумные и живые! Мы чувствуем боль и также сожалеем и любим! Почему же вы продолжаете считать нас простой скотиной, чьё место на скотобойне и нигде больше?!» — гневно рычал его внутренний демон, пока Рафаэль впечатывал очередного самоуверенного человечка в землю, заставляя поглубже вдохнуть жёлто-оранжевого песочка. Подливало масла в огонь и то, что бойцу-человеку, если он проигрывал, ничего особо не грозило, максимум, долговая тюрьма, в то время, как такие, как сам Раф, вкалывали на этих сволочей по полной, не жалея своего здоровья.       Да, за подобное неравноправие и отношение парень хотел разорвать каждого, кто хоть как-то причастен к этому, но каждый раз проглатывал подошедший к горлу сгусток ярости, затягивая на морде своего внутреннего зверя тугой намордник и вынуждая его долго и упорно рычать и хрипеть в глубине души, в отчаянно-гневных порывах скрести стенки духовной клетки и метаться волчком, возвращаясь назойливо-извращёнными кошмарами по ночам, пожирать сознание своей кроваво-чёрной аурой и призывать свершить «свой суд» над всеми провинившимися перед ними людьми. Каждый раз, глядя на свою тень, Рафаэль видел отражение того самого демона, притаившегося у него в душе, но жаждущего обрести настолько желанную свободу…  — Да, выглядишь ты, однако, не лучшим образом, но, надеюсь, твоё состояние не настолько плачевное, и ты сможешь сражаться во вторник, — выдохнул колечко серого дыма полненький мужчина с выбритой головой, в тёмно-сером костюме и белой рубашке, восседая в роскошном красно-золотом кресле, похожем больше на трон, закинув одну ногу на другую и гладя свободной рукой, украшенной перстнями с драгоценными камнями, добермана, сидящего «по стойке смирно» возле дорогой мебели. — Несмотря на то, что у меня в запасе имеются ещё несколько хороших бойцов, ты всё равно остаёшься моей самой сильной картой, так что я не хотел бы тебя терять, да ещё и в полуфинале, Рафаэль. Ты же знаешь, что стоит на кону, так что постарайся поскорее побороть свою болезнь и вернуться в строй, ведь это тебе нужны деньги, а мне — авторитет, заработанный твоей кровью. Кстати, как там поживает Донателло?  — Ни на что не жалуется, как и всегда, впрочем, — ответил боец, стоя перед «опекуном» и пытаясь собрать вместе расплывающиеся мысли, стремительным потоком уходящие куда-то к Морфею, которого сейчас вынужденно гнали подальше и взашей.  — Хм, нелегко мальчику наблюдать, как единственный брат из ночи в ночь прогрызает себе дорогу через толпы людей и зверей к заветным зелёным бумажкам, которые сейчас нужны, как спасительный воздух в опустевшем баллоне с кислородом на морском дне, — выдохнул мужчина, туша папиросу о серебряную курильницу. — Сегодняшние и завтрашние бои не так важны, так что я могу дать тебе два дня отгула. Считай это маленьким поощрением за прохождение в полуфинал, но учти, таких поблажек больше не будет. Тебе следует, в небоевое время, лучше заботиться о себе.  — Спасибо, господин Соррен. Я учту это, — вежливо поклонился Раф, видя прыгающие тёмные круги перед глазами.       Знал бы господин Соррен каких титанических усилий стоило бойцу произнести подобное обращение, при этом нагло не выплёвывая его как оскорбление — поперхнулся бы своей папиросой уж точно. Хотя, почему же «знал»? Он знает…  — Ступай. Мне уже пора на очередной бой, — взмахнул рукой «опекун», призывая уставшего парня покинуть кабинет.       Несмотря на очевидные колкие замечания, порой предвзятое отношение и проскальзывающую холодность, Соррен — один из немногих заевшихся богачей, которых Рафаэль мог терпеть и спокойно дышать одним с ним воздухом, находясь в одной, даже маленькой комнатке, что было единичным чудом. Когда боец, будучи четырнадцатилетним пацаном, пришёл на турниры, Соррен первым заметил его стойкость и упорство, взял под своё жёсткое и обветренное крыло, обеспечил постоянным доходом и позволил пробиться к вершине, выйти в полуфинал. По большей части, Рафаэлю несказанно повезло, ведь «опекун» отличался выдержкой и терпением, всегда оставался спокойным и не относился к зверям, как к скотине на скотобойне, считая их простыми рабочими, что, без сомнений, льстило внутреннему демону бойца. Он никогда не издевался над проигравшими, как делали многие его друзья, а просто давал им определённую работу, с которой они могли справиться и вернуть ему потерянное, даже, если на это будет требоваться время, так что, если красноволосый вдруг проиграет, то особо ему беспокоиться не придётся…       Снова сгорбившись и чуть ли не уткнувшись носом в горящий экран монитора, Донателло пробегал глазами по статьям и объявлениям, попутно рассматривая всплывающие, подобно надоедливой рекламе, новости, допивая уже третью кружку любимого дешёвого кофе. Сегодня ему опять не удалось поспать, ведь, помимо чуткого и трепетного сна, каким гордился горе-мастер, в одиннадцать часов ночи кто-то, не отличающийся грацией, как слон, протопал на кухню, потом в коридор и, напоследок, хлопнув дверью, покинул квартиру. Парень ворочался на кровати, будто на битом стекле, и ощущал, как каждый невидимый и самый маленький осколочек впивался в кожу. Он волновался: жар брата ещё не спал, а тот уже вышел на улицу, хотя стоило поберечься и оставаться дома… Провалявшись ещё час-другой, Дони встал, заварил себе полную кофеварку горького напитка, включил компьютер, приветственно загудевший ему в ответ, и принялся просматривать ленту в поисках какого-нибудь занятия, чтобы отвлечься от неприятно жужжащих в голове мыслей.       Спустя пару часов Рафаэль вернулся, спотыкаясь на каждом шагу и заваливаясь то вперёд, то куда-то вбок настолько. Донателло пришлось тащить его в постель на собственном горбу, ведь под конец тот совсем упал на брата, почти вдавив его в стенку.       Когда же парень обнаружил распакованную пачку с жаропонижающим и то, что в ней недостаёт аж пять капсул, он хотел было этим самым электронным градусником, что жалобно оповещал обоих уже о 49 градусах, прибить Рафа прямо на месте, попутно заставляя выслушивать учение о вреде чрезмерного употребления лекарств. Однако непутёвого бойца так трясло, что он решил повременить с наказанием и ограничился уколом, намеренно побольнее всадив тонкую иголочку шприца в пятую точку старшего и обогащая свой словарный запас добротным трёхэтажным матом.       После Рафаэль быстренько заснул, что-то неразборчиво бормоча, а Дони, налив себе ещё кружечку кофе, вновь уселся за компьютер, придумывая эпическую речь, которой можно было бы вынести мозг старшему, чтоб больше подобного не повторялось…       Так он и просидел до самого утра, подмечая опять гадкую погодку: за окном снова хлестал дождь и нависали тёмно-серые облака над городом, которые должны были вот так провисеть ещё не один день. Только решил, что можно и вздремнуть немножко, как раздался звонок, чего парень, мягко говоря, не ожидал… Куда более неожиданным стало то, что на пороге их дома стоял, переминаясь с одной ноги на другую, паренёк с золотистыми, слегка вьющимися на кончиках волосами, одетый в лёгкую ветровку тускло-зелёного цвета, в серых джинсах, но с повязанным на шее бежевым шарфом и синяком под глазом.  — Привет, а здесь не проживает такой вот высокий мужчина по имени Рафаэль? — улыбнулся он, показывая рукой рост бойца, заставляя Донателло удивиться ещё сильнее.  — Может, и здесь, но ты, собственно, кто? — придерживая входную дверь одной рукой и натягивая посильнее на свои худые плечи красный клетчатый плед второй, поинтересовался горе-мастер, изогнув тонкую бровь.  — Я Микеланджело, и меня вчера Рафаэль спас от банды хулиганов, — слегка качнул головой незнакомец, скрестив руки за спиной. — Ну, мне и захотелось проведать своего героя!  — А адрес он сам тебе сказал? — вспоминая, что брат рассказывал, как помог какому-то мальчишке, спросил шатен, всё ещё продолжая удивляться подобной ситуации.  — Не совсем… — закатил кристально-голубые глазки паренёк. — Я подсмотрел адрес в его паспорте, когда Лео перебинтовывал ему руку, ведь во время драки один хулиган попал по ней обломком доски, и его рана открылась…  — Он мне не сказал про открывшуюся рану?! Ох, боже… — выдохнул младший, потирая переносицу и пытаясь морально успокоится, ведь в голову хлынул поток всех возможных вариантов подхватить любую заразу в подобную пору, да ещё и с открывшейся раной, да ещё и промокнув…  — А потом Лео подвёз его до дома, но сказал, что ему явно стало хуже и он, видно, переутомился, вот я и подумал: вдруг Рафаэль живёт один и ему потребуется помощь… — добавил невинно Микки, а хозяин небольшой квартирки оценивающе посмотрел на столь редкого в нынешние времена человечка: пустить в дом незнакомца, даже если он и спас тебя от попадания в больницу, не беспокоясь о его скрытых намерениях, оказать ему первую помощь, подвести до самого дома, а потом ещё и появиться на пороге его дома, чтобы поинтересоваться здоровьем своего спасителя? Дони действительно думал, что таких людей просто не осталось на этом сером свете.  — Что ж, я Донателло, брат Рафаэля, а он сам сейчас валяется с температурой под… тридцать девять… Так что, как бы ты не заразился… — слегка осёкся младший на градусах, вовремя себя одёргивая и напоминая себе подобную температуру человека во время гриппа.  — Так Лео был прав! Он правда заболел! Могу ли я чем-нибудь помочь? Пожалуйста! Я хочу помочь своему спасителю, ведь он хороший человек, а хорошим людям нужно помогать! — взмолился Микеланджело, щенячьими глазками глядя на парня. Ну и как после такого просить мальчишку уйти, а?  — Хорошо. Я собирался попозже сходить в аптеку и купить кое-какие препараты, но ты можешь, если хочешь, конечно, сбегать за ними сейчас, — предложил ему работёнку Дони, становясь свидетелем взрыва маленькой сверхновой: паренёк аж подпрыгнул, улыбаясь во все тридцать два зуба, готовясь уже полететь к лифту, а после — в аптеку, когда горе-мастер, придержав того за воротник, остановил загоревшегося оптимиста. — Подожди, сейчас дам тебе деньги и записку с названиями препаратов, ведь так ты их не запомнишь.  — А-ага, — с подобным заявлением Майки спорить не стал, вспоминая случай, когда приболел Леонардо, а тётя отправила его за лекарствами, забыв дать ему записку с их названиями, так что, какие удалось запомнить, такие Микки и запомнил, исказив до такой степени, что, вернувшись, получил выговор за приобретённые средства от рвоты и головной боли, вместо жаропонижающего и антибиотиков.       Быстренько начеркав на листочке все нужные медикаменты, Донателло протянул его и свёрнутый пакет с кошельком Микеланджело, провожая исчезнувшего в дверях скрипучего лифта неожиданного помощника слегка удивлённым взглядом и заходя обратно в дом.       Выбежав из подъезда, привычно серого и с потресканными стенами, паренёк помчался к остановке, где так же толпился народ, ожидая своего автобуса. У кого-то были зонтики, у кого-то — плащи-непромокайки, а у Микки даже шапки не было, потому что искать её дома шустрому малому не хотелось, отчего приходилось сейчас втягивать голову и прятать уши в шарф, хоть он и прекрасно понимал какой выговор может получить от брата и тёти.       Наконец подошёл долгожданный транспорт, и, оплатив проезд, пытаясь протиснуться сквозь толпу, продвигаясь в центр автобуса, стараясь приблизиться к средней дверце, ведь ближайшая аптека была где-то в пяти остановках от дома Рафаэля и Донателло, Микеланджело резко выдохнул, подмечая, что старенький телефон, подаренный Лео, почти разрядился и музыку лучше не слушать. Пришлось потерпеть притеснение на поворотах, когда пассажиры давили друг другу ноги, а носом приходилось утыкаться в чью-то пропахшую дешёвыми сигаретами, такими же духами или чем-то другим, но не менее неприятным запашком, куртку. Не подумал Майки, спеша к своему спасителю, что в восемь-девять часов все летят на работу, не важно какую…       Вынырнув из кишащего неспокойно-раздражёнными людьми автобуса и слегка отдышавшись, Микки побежал в аптеку, напевая под нос песенку про дождь собственного сочинения:  — Дождик, Дождик, ты не плачь! Дождик, Дождик, улыбнись! Дождик, Дождик, перестань! Дождик, Дождик, уймись!       Ничто не могло испортить сегодня настроение этому весёлому человечку…  — Простите, но у нас нет таких препаратов, — принесла свои извинения молодая девушка в белом халате, просматривая список, который дал Донателло. — Возможно, они есть в соседней аптеке.  — Ага, спасибо, — кивнул паренёк, поспешив к переходу, желая застать зелёный свет и перебежать на противоположную сторону дороги, ведь вторая аптека манила красно-жёлтым крестиком именно оттуда.  — Нет, извините, но у нас имеется только один из этих препаратов, — сообщила женщина, протягивая золотоволосому медикамент, пробивая его цену.  — А, не подскажите, где находятся другие аптеки? — спросил Микеланджело, подозревая, что побегать придётся знатно.  — Как ехать на кольцевую, через четыре остановки от нас, — ответила она, принимая деньги и отдавая сдачу.  — Спасибо, — поблагодарил Майки, вновь летя к остановке и заскакивая в очередной автобус.       Уставшей рукой надавливая на кнопку звонка, парень попытался принять более воодушевлённый и радостный вид, но улыбку удалось выдавить с огромным трудом, когда тёмную дверь открыл высокий и худой шатен с небольшим хвостиком на затылке, одетый в тёмно-фиолетовую водолазку, чёрные штаны и в накиданном на плечи клетчатом красном пледе, да и очками на носу.  — Я уже начал было беспокоиться, — выдохнул облегчённо он, рассматривая прибывшего посыльного. — Что же ты так долго бегал?  — Да вот, в первой аптеке не было никаких препаратов, каких ты мне понаписал, во второй был только один, в третьей вновь никаких не было, а в четвёртой был тот, который я уже купил во второй… — начал было отвечать, но его прервали.  — Ладно, расскажешь, когда пройдёшь в дом и слегка обсохнешь, — сказал Дони, приглашая Микки в дом.  — П-правда можно? — удивлённо переспросил тот, явно не ожидая, что его пригласят войти.  — Ну, ты же помог мне, да и промок, и, не дай Бог, вдруг заболеешь, так что заходи, — подтвердил своё предложение горе-мастер, пропуская паренька внутрь и закрывая за ним дверь.       Сняв с себя ветровку с промокшими плечами и спиной, такой же шарфик, отдавая их Донателло, чтобы он повесил одежду над трубами, позволяя таким образом ей побыстрее высохнуть, Майки с нескрываемым интересом принялся рассматривать квартирку. Она оказалась двухкомнатной, но разделённой тонкими стенками на все пять: у самой двери расположилась комната шатена, из мебели в которой были лишь односпальная кровать с белой подушкой и коричневым пледом, да ещё и не заправленная, рабочий стол с гудящим необычно собранным компьютером, стопкой газет и трёх кружек из-под кофе, небольшой старенький комод с жёлтыми ручками и ветхий шкафчик с книгами, больше похожими на учебники по физике, химии и какие-то энциклопедии; в центре расстелился круглый коричнево-серый коврик с красными узорами, а освещало всё это одно узкое окошко, слегка запотевшее из-за разницы температур. Прямо по малому коридору была гостиная, такая же маленькая, состоящая из старого телевизора с цифровым приёмником, насчитывающим в среднем пятьдесят каналов, двухместным диваном с натянутым на него мягким пледом и низеньким кофейным столиком с покоящимся на нём, залепленным скотчем пультом. Слева от гостиной разместилась кухня, наполненная парой тумбочек и настенных шкафчиков, также потёртым маленьким холодильником и потемневшей местами газовой плитой, а в центре стоял квадратный обеденный столик, как раз для четверых, как подумалось Микки. Последней, напротив кухни, оказалась ванная с тёмной плиткой пола и стен, душевой кабинкой и старой, практически изношенной раковиной, на пару с туалетом. Интересным было и то, что все комнаты не отличались хоть какими-то красками: всюду присутствовали серые и белые тона. В комнату бойца Микеланджело решил не заходить по двум причинам: во-первых, Рафаэль приболел, а, во-вторых, навряд ли больной, что сейчас, предположительно, спит, будет рад незваным гостям, тем более, таким неожиданным…  — Ты будешь чай или кофе? — спросил Дони, когда паренёк вновь заглянул на кухню.  — Можно чаю? Просто мне от кофе спать хочется… — почесал затылок золотоволосый, уже более воодушевлённо улыбаясь чем тогда на пороге.  — Как можно засыпать с кофе? — слегка удивился юноша, доставая из шкафчика пакетик с душистыми травами и высыпая небольшую часть в заварник.  — Да я и сам не знаю, — честно ответил тот, садясь за стол. — А ты его просто чашками выпиваешь?  — Это уже, можно сказать, мой наркотик: и пол дня не могу прожить без кружечки-другой, — сказал хозяин дома, ставя наполненный чайник на плиту. — Обычно, мы пьём только кофе, а чай остаётся до лучших времён.  — А Лео говорит, что, если много кофе пить, то это плохо отразится на самочувствии и здоровье, — вспомнил разговор, когда Леонардо отчитывал его за то, что без спросу выпил пол банки крепкого напитка, но вместо того, чтобы носиться по квартире и сметать всё на своём пути, как и ожидал сам Майки, он отключился до самого утра и пропустил школу. Тогда бедного сладкоежку, ведь в кофе тот сыпал по пять ложек сахару, отчитала и тётя, и учителя, и, конечно же, старший братец, только в более мягкой форме, прочитав ему лекцию по чаю и дешёвому растворимому порошку. Лео помог ему сделать уроки и разобрать пройденные одноклассниками темы, за что, естественно, паренёк был очень признателен.  — Он твой старший брат? — поинтересовался Дон, поправляя сползающие очки и получая кивок в ответ. — Он верно говорит.  — Тогда, если тебе это тоже известно, почему же ты так много его пьёшь? — склонив голову на бок, хлопнул глазками Микки.  — Ну, как тебе сказать, это уже моя вредная привычка, а от вредных привычек избавиться очень трудно. Это можно сравнить с курением.  — Но исправить можно всё, как мне Лео говорит…  — Ты, как я посмотрю, любишь своего брата, — подметил Донателло, выключая быстро закипевший чайник, наливая в заварник кипяток и накрывая его крышкой, чтобы заварился поскорее.  — Хе-хе, конечно! — заулыбался во все тридцать два зуба паренёк, качнувшись на стуле. — Он же всегда мне помогает, даже когда я его пытаюсь разозлить или огорчаю его. Когда я совершаю какую-нибудь ошибку, он её исправляет и рассказывает, как её больше не допускать… Он, порой, бывает нудным, особенно, когда начинает читать свои длиннющие лекции, но Лео никогда не злиться на меня, не кричит, если я делаю что-то не так, в отличии от тёти Жанны, всегда подбадривает и поддерживает меня. По моему, он лучший брат на свете!       Такой коротенький рассказ заставил Дони искренне улыбнуться и вспомнить момент, когда в детстве Рафаэля отчитали за принесённую из школы двойку, как он вспылил и обозлился на весь мир, говоря, что учёба ему не пригодиться и вообще ему не нужна, убегая в сад, а Дон потом следовал за старшим, уверял его в обратном и простым языком пояснял всё то, что маленький боец не мог понять из лекций учителя. Младший всегда отличался огромным стремлением к точным наукам: физике, особенно механике, и химии. Все формулы и законы давались юному мастеру легко, без лишних усилий, в то время, как Рафу были ближе всякие соревнования, разборки с хулиганами и простые прогулы…  — Тебе сколько ложек сахара? — спросил шатен, подмечая, что чай уже заварился.  — Трёх вполне хватит, — ответил Микки, наблюдая за всеми движениями хозяина квартирки, пока тот доставал из тумбочки пакетик с песочным печеньем и ставил на стол чашку с горячим чаем.  — Спасибо! — поблагодарил Микеланджело, принимаясь за угощение. Пусть он и поел дома, но сладости и сдобу паренёк мог уплетать хоть с утра до ночи, словно его живот превращался в бездонную чёрную дыру.  — Сколько же тебе лет, Микеланджело? — задал вопрос шатен, садясь напротив гостя и попивая свой любимый дешёвый кофе.  — Мне? Пятнадцать недавно исполнилось, — умяв первую печеньку, проговорил Майки, делая глоток из белой кружки с красивыми зелёно-синими узорами.  — И ты не побоялся прийти в одиночку к взрослому дядьке? — поинтересовался Дон, ловя на себе слегка удивлённый взгляд.  — Ну… — замялся золотоволосый, глядя на расходящиеся по поверхности напитка волны. — Рафаэль показался мне добрым человеком, без скрытых мыслишек в голове, поэтому я и подумал, что ему можно доверять… Он же спас меня, да и до дома довёл…  — Значит, ты можешь чувствовать намерения людей? — предположил парень, получая утвердительный кивок и вспоминая события, произошедшие несколько десятилетий назад.       В результате катастрофического взрыва в небе 23 августа 20XX года над Бушующим Океаном, названным «Слеза Мергуллы», многие люди на планете, родившиеся после этого трагического события, начали частично перенимать некоторые способности, пришедшие из параллельного мира, как считали учёные, из которого и, собственно, пришли все «мифические», если смотреть на их внешний вид, существа, получившим имена человеческих легенд и мифов. Мир называли «Забытым Пределом», и он был неизвестным, пока, по какой-то причине, не произошло слияние двух миров, и не образовался новый. Взрыв, расколовший небеса, сдвинул материки, поднял уровень мировых вод, исказил магнитное поле планеты, вызвав этим глобальные изменения климата. Почти половина всех живых существ не смогла пережить подобных бедствий, но их место заняли другие, пришедшие из «Предела». Люди оказались не одними разумными обитателями Земли, так что пришлось всем уживаться вместе, чтобы предотвратить возможные войны… Правда, это плохо удавалось, и в итоге всё-таки пришлось решать вопрос силой. В конце-концов, война затянулась на пятнадцать лет, но люди вновь победили, а их соседям пришлось смириться с плохим отношением к себе на ближайшие тридцать лет…  — А тебе сколько? — спросил неожиданно Микки, вырвав Дони из размышлений.  — Семнадцать, — ответил горе-мастер, поправляя очки.  — А Рафаэлю? — поддался слегка вперёд малец.  — Рафаэлю скоро девятнадцать будет, — выдохнул Дон, делая глоток, подмечая, что горький кофе начал остывать.  — Что же я самым младшим оказываюсь?.. — поскулил Майки, вновь уплетая печеньку.  — Что, Лео тоже девятнадцать скоро будет? — озвучил мысли хозяин квартирки.  — Ну да… Тяжко быть маленьким, но большим быть тоже не хочется! — выдохнул паренёк, запивая тающее во рту угощение сладеньким чайком.  — Маленьким быть наоборот хорошо: ни забот тебе, ни проблем, как у взрослых, — усмехнулся Донателло.  — Школу бы кто отменил, да старение тоже отменил, было бы тогда замечательно! — ответил ему блондин.  — А старение тут при чём? — удивился горе-мастер, поудобней закутываясь в плед.  — Просто бабульки у нас на площадке противные: вечно шушукаются на скамеечках, слухи нехорошие распускают, да и ворчат постоянно, а на что — непонятно! — показывая различные гримасы, какие могли состроить старушки при виде беззаботного паренька, шагающего с занятий раньше обычного. — Думаю, если бы они не состарились, то не были бы такими противными.  — Ну, ворчливыми их сделала жизнь, а не старость, это во-первых, — поправил его шатен. — А, во-вторых, всё зависит от самого человека и его настроя к своей жизни.  — То есть, я не превращусь в дряхлого и ворчливого старичка, который будет сидеть на лавочке и попрекать молодёжь за распущенность? — хлопнул глазками Микки, так и замерев с прижатыми к кружке руками.  — Насчёт дряхлого — не знаю, но, если ты будешь всегда жизнерадостным мальчишкой до самой пенсии, то ворчливым ты точно не станешь, — заверил его Дони, допивая свой кофе.  — Правда? — аж засиял паренёк.  — Правда, правда, — выдохнул юноша, поднимаясь из-за стола и намереваясь налить себе ещё одну чашечку тёмного напитка, но тут же обернулся на неожиданно затрепетавших звонок.  — Кто это? — вытянулся Майки, пытаясь заглянуть в коридор, не отрывая пятую точку от нагретого местечка, а Донателло просто пошёл к двери, желая узнать, какой гость прибыл к ним на этот раз.       На пороге появился парень, ниже шатена на пол головы, в серой куртке, такой же шапке и джинсах, синими глазами быстренько осматривая хозяина с ног до головы.  — Простите, но к вам не заходил парень с золотистыми волосами, голубыми глазами и вот такого роста? — обеспокоенно спросил он, показывая рост Микеланджело.  — Лео?! — удивлённо воскликнул младший, выбегая из кухни, услышав знакомо-родной голос.  — Ты таки тут… — с нотками нескрываемого раздражения проговорил его старший брат. — Ты хоть понимаешь, что я мог себе представить, увидев твою записку: «Лео, я хочу навестить своего героя, так что не переживай!»?  — Ну, как видишь, волноваться и правда не стоило! — улыбнулся Микки.       Вместо ответа, Леонардо потёр переносицу, проглатывая подобравшуюся к горлу очередную речь про опасность быть ограбленным, побитым и убитым, понимая, что разводить семейные разборки перед незнакомыми людьми не стоит.  — Ладно, ты нашёлся, так что, давай-ка, домой… — выдохнул черноволосый, готовясь повернуть к лифту, но Майки остановил его.  — Давай останемся, Лео! Я ещё свой чай не допил! — воспротивился блондин, мотая головой.  — Ты ушёл ещё утром и, наверняка, уже успел надоесть хозяевам дома, — предположил старший.  — Совсем нет, — не согласился Дони. — Он не всё время был у нас дома…  — Ох, Микки… — только и смог сказать юноша, выслушав историю похождения Микеланджело по девяти аптекам, разбросанным по всему Северному району, да ещё и под дождём, и по душным автобусам.  — Я не виноват в том, что в одних аптеках ничего не было, а в других были лишь те препараты, которые я уже купил! — воскликнул паренёк, умяв очередную печеньку. — Не мог же я вернуться ни с чем!  — А ты не мог позвонить мне и попросить о помощи? — делая глоток из белой кружки, спросил Леонардо. — Так ты бы и деньги на транспорте сэкономил, и одежда бы твоя сухой осталась.       Донателло предложил ему кофе, но черноволосый, как и его младший, выбрал чай.  — У меня телефон разрядился… — надул губки Майки.  — Ты же ещё вчера играл в него до самой ночи, неужели не мог поставить тогда на зарядку? — изогнул бровь старший.  — Я заигрался и уснул! — растёкся по столу бедный, забывчивый малый, пытаясь превратиться в лужицу.  — Он очень выручил меня, поэтому не наказывай его строго, — сказал Дони, допивая вторую кружку кофе.  — Только потому, что он тебе действительно помог, — улыбнулся Лео, тоже нападая на песочное печенье.       Тут до них донеслось шлёпанье босых ног по полу и приглушённое бормотание.  — Чего вы тут, блин, разговорились? Кое-кто тут, между прочим, уснуть пытается с температурой под пятьдесят… — пошатываясь из стороны в сторону, вошёл разбуженный Рафаэль, ужасно растрепанный, с мешками под зелёными глазами, сгорбленный, закутанный в одеяло, волочившееся за ним, подобно плащу. При виде своего спасителя, Майки тут же повеселел, а его щёки слегка зарозовели.  — Хм, как знал, что ты заболеешь, — оценив видок второго хозяина дома, озвучил свои мысли парень, получив в ответ недовольное фырчанье.  — Как я уже тебе говорил, учитель-Леонардо, будешь волноваться о каждом первом встречном — про себя забудешь, — буркнул боец, падая на стул рядом с ним. — Вот сейчас возьму и заражу тебя своей простудой!  — Можешь хоть обкашлять меня с ног до головы, я всё равно уже сделал прививку, — усмехнулся тот, явно желая спровоцировать вышедшего из сражений до вторника Рафа, как тому показалось.  — А давай проверим! — оскалился красноволосый, с силой выдыхая в лицо самоуверенному юноше раскалённое облачко воздуха.  — Всё, что мне грозит, так это смерть от твоего зловонного дыхания, — разогнав концентрированный сгусток пара, выдал Лео.  — Так, Раф, не досаждай нашим гостям! — строго проговорил Дон, слегка оттягивая бойца за взъерошенные волосы.  — Не тяни! И так голова болит! — возмутился тот, хватаясь за голову. — И вообще, я есть хочу!  — Ой, я про завтрак совсем позабыл… — опомнился Донателло, поглядывая на холодильник и плиту.       Почему-то Рафаэль совершенно не удивился подобному. К ним домой практически никогда не заходят гости, если не считать возможных клиентов горе-мастера и тётушки Оливии, и то они не задерживались на столько в их скромной старенькой квартирке, а тут вдруг явились вообще незнакомые человечки и завели разговоры всякие…  — То есть, пока я бегал по аптекам, ты не приготовил завтрак? Почему? — удивлённо уставился на него Микки.  — Тебя слишком долго не было, я волновался, мало ли что с тобой могло приключиться, поэтому просто пролистывал ленту в Интернете, даже не задумываясь о готовке… — объяснил шатен, а Майки аж подскочил.  — Пожалуйста, можно я приготовлю вам завтрак? — поразил всех неожиданным предложением золотоволосый.  — Ты же гость… — только хотел сказать Дон, но его тут же перебили.  — Из-за меня вы остались без завтрака, так что я обязан приготовить его, чтобы не чувствовать себя виноватым! Пожалуйста! Дони! — подскочил к нему паренёк, умоляя щенячьими глазками и чуть ли не утыкаясь ему в грудь носиком.  — Лучше разреши, ведь Микки от тебя не отстанет, — посоветовал Лео.  — Ох, хорошо… — выдохнул, поправляя сползающие очки горе-мастер, а неугомонный помощник радостно заулыбался.  — Тогда, я хочу приготовить вам блинчики! — игриво вознеся палец к потолку, выдал малец, ещё сильнее удивляя остальных.  — Мм-может и простой яичницы будет достаточно? — растерянно предложил юноша, но тут же этот самый занесённый палец оказался напротив его собственного носа.  — Нет! Я хочу блинчиков! Наверняка и ты, и Раф, и ты тоже, Лео, хотите блинчиков! Так что будут блинчики и точка! — уверенно произнёс Майки вызывая усмешку у бойца и улыбку у брата.  — Но у нас кончилось молоко, да и мука тоже… — попытался второй раз шатен.  — Когда пустой холодильник кого-то останавливал? — прищурился парень. — Решение у этой проблемы имеется, мой дорогой друг — магазин! Давай со мной!  — Но-но…  — Так, хозяин, позволь гостю вас порадовать! — подхватив под тонкую руку, Микки потянул его к входной двери. — Ну же, давай!  — Раф? — покосился Донателло на старшего, зная, как боец печётся о его здоровье, зачастую запрещая выходить на улицу без острой необходимости.  — Да идите уже! — зарычал красноволосый, пряча голову в одеяло. — Ничего не случиться, если ты проветришься, уводя с собой это прыгающее чудо, и усладишь мои уши долгожданной тишиной!  — Отлично! Давай, быстрее одевайся! — воскликнул Микеланджело, подталкивая опешившего от подобной свободы юношу в комнату, быстренько накидывая на себя свою ветровку и шарфик.  — Так, Микки, возьми мою шапку! — требовательно бросил напоследок Леонардо.       Выполнив просьбу-требование старшего, вновь подхватил под локоть едва собравшегося горе-мастера и выбежал с ним из дома, оставляя второго хозяина со своим братом наедине.  — Удивительно, насколько люди могут быть настойчивыми, — выдохнул Рафаэль, положив голову на стол.  — Тебе кофе или чай налить? — спросил парень, вставая из-за стола.  — Хм… Давай чай, а то с кофе я вообще не смогу уснуть, — буркнул тот, наблюдая приоткрытыми глазами за неспешными движениями черноволосого, за льющимся в большую кружку с красными розами напитком.       Через мгновение перед ним стояла та самая наполненная до краёв кружка, маня прикоснуться к лаковым стенкам, разогретых кипятком, сделать глоток, опасаясь обжечь зудящее горло, но таки насладиться приятным теплом, которого бойцу сейчас не хватало. Рафаэль чуть ли не залпом осушил кружку, запрокидывая голову и блаженно выдыхая, довольно скалясь и вздрагивая от расплывающегося по внутренностям жара.  — Да так ты себе весь пищевод сожжёшь! — возмутился Леонардо, едва не подавившись печеньем от подобного действа.  — А! Нет! Боль! Горю! А-а-а! — театрально закривлялся парень, на что гость отреагировал скептическим взглядом, делая маленький глоток, чтобы не обжечь язык кипятком. — Да не переживай ты, я уже привык так пить.  — Я просто поражаюсь тобой…  — Кстати, чего это вы явились, негаданно-нежданно?  — Вчера, после того, как я вернулся домой, Микки весь вечер только и твердил о тебе: какой ты сильный, раз раскидал тех хулиганов, как маленьких детишек, какой ты добрый, раз помог ему добраться до дома и не бросил на улице, и так далее, начиная с твоей одежды и заканчивая твоими зелёными глазами, — начал юноша, выдыхая после большого глотка. — Это, впрочем, и не удивительно, ведь ты действительно был похож на настоящего героя, про которых он читает в своих комиксах. Что поделать, раз время сейчас такое? Прохожий и взглядом тебя не удостоит, не говоря уже о помощи, а о всяких мошенниках, ищущих себе выгоды на каждом шагу, я вовсе молчу… Даже, когда Майки мне всё объяснил, я не до конца доверял тебе — старший, как никак, а ты совсем был мне незнакомым человеком. Утром я отправился по делам, а Микки остался дома один. Нашей тёти Жанны тоже не было. Когда же я вернулся и обнаружил записку, меня чуть Кондратий не хватил. Конечно, он легкомысленный, часто думающий о людях только в хорошем свете, но отправиться домой к человеку, раскидавшему группу вооружённых хулиганов голыми руками… Это было верхом его глупости и наивности! До чего же я удивился, когда обнаружил не маньяка-педофила, которого неустанно рисовала моя фантазия, а скромного худого паренька да заболевшего героя-спасителя-моего-непутёвого-братца, закутанного в одеяло, подобно гусенице…  — Я, что действительно похож на маньяка-педофила? — чуть ли не выплёвывая последние слова, поинтересовался боец, поплотнее укутываясь в одеяло.  — Люди разными бывают, — заключил Лео, приканчивая очередную печеньку.       Рафаэль склонил голову на бок, игнорируя пульсирующую, но слабую боль где-то в макушке и в висках, рассматривая парня перед собой: всё те же чёрные волосы с едва уловимым синеватым отливом, неровными прядями спадающие на переносицу и вынуждающие юношу периодически поправлять их за ухо; всё те же плечи, слегка обтянутые кружевной водолазкой с широким горлом, немножко растянутой уже со временем; те же черты лица, по которым мелькают кроткие отблески города, тот же голос, приятно ласкающий уши, в которых сейчас раздаётся неприятный гул в такт раскатам грома на улице. Только под прекрасными синими глазами появились мешки, да и движения его были менее энергичными.  — Не выспался? — спросил Рафаэль, удивляясь своей наблюдательности, ведь он думал, что может замечать малейшие детали только во время боя, когда перед ним не сидит незваный гость, а рвётся бешеный зверь иль обороняется человек.  — А, ты об этом? — не менее удивлённо переспросил Леонардо, касаясь пальцами небольших, но заметных кругов под глазами. — Просто пришлось повозиться ночью с кое-какими бумагами, да и доклад пришлось переделывать…  — Ты учишься в местном университете?  — Да, в педагогическом, — удивил ответом парень.  — Ого, — выдохнул боец, слегка ероша волосы. — Могу сказать сразу, твои нравоучительные лекции будут сильной головной болью у хулиганов.  — Буду стараться забивать им головы не только уроками, но и правилами поведения и в семье, и в школе, и где бы то ни было, — улыбнулся черноволосый, допивая свой чай, успевший остыть за разговор.  — Хм, ты и детей любишь, так ведь, раз решился на подобную пожизненную пытку?  — Мне просто нравиться помогать людям находить свой путь в жизни, а его основы закладываются в семье и школе.  — Думаю, из тебя выйдет хороший учитель… — глядя в окно и наблюдая за плывущими облаками, наполненными тоннами холодной воды, проливающейся на серую землю тяжёлыми каплями дождя, проговорил Рафаэль, заставляя Леонардо приятно поёжиться и представить всю школьную, повседневную рутину, связанную с учениками, журналами и отчётами. Для кого-то это было настоящим Адом, для кого-то — тоской смертной, а ему казалось это простой работой, не отличающейся от работы строителя или художника, повара или мастера. Все они создают свои шедевры, произведения, только берут разные инструменты и материалы…       Дони никогда не любил дождь хотя бы потому, что приходилось сидеть безвылазно в маленькой серой квартирке, выполняя заказ очередного клиента, и любоваться стекающими по стеклу каплями. Очень часто, именно осенью, горе-мастер и болел простудой, его горлышко мучила ненавистная ангина, а ноги и руки поедала лютая стужа. Так он и сидел за компьютером, закутанный в три пледа, с красными от жара щеками, заложенным носом, вихрями мыслей и рассуждений в голове и искал работёнку, которую бы смог осилить в подобном состоянии несмотря на все возражения брата.       Микки всегда любил дождь, ещё тогда, когда в детстве прыгал по лужам и пускал бумажные кораблики с Леонардо. Ему нравилась весенняя капель, этот мелодичный звук разбивающейся о тающий лёд капли, нравилась дробь ливня поздней осенью, когда мощный поток барабанил по железным крышам в такт раскатам грома, что не могло испугать паренька, слушавшего сказку, читаемую старшим при свете нежно-оранжево-жёлтой лампы. Стоило кончиться сезону циклонов, как ещё неиспарившиеся капли на листьях схватывал первый морозец, превращая их в настоящие бриллианты, или восходило пылающее светило, отражаясь в них всеми цветами радуги — всё это заставляло сердечко маленького Микеланджело биться ещё быстрее и радостнее.       Сейчас же эти два совершенно разных человека шли по тротуару домой всё под тем же дождём, и у каждого было разное настроение: Майки немножко приплясывал, представляя, как будет готовить вкусные, сладкие и любимые блинчики, как угостит ими своего героя и нового друга, а Донателло, неся в руке пакет с продуктами, прокручивал в голове возможные исходы их знакомства, вспоминал приглянувшиеся утром работы в ленте…  — Эй, Дони, слышишь? — вдруг проговорил Микки, останавливаясь напротив тёмного переулка, закрытого от дождя стальными навесами, заставляя юношу вздрогнуть. — Я, кажется, слышал какой-то писк…  — Может крысы? Или бродячие животные? — предположил он, но тут же уловил ухом тихий жалобный писк, похожий на мяуканье.       Паренёк так и замер. Вся весёлость вмиг улетучилась, оставляя на недавно радостном личике след тревоги и непонятного беспокойства. Неуверенно завернув в переулок, он подошёл к мусорным бакам, заглядывая за каждый из них, обнаруживая за третьим маленького котёночка, которому, видимо, и месяца не было. Прижимаясь к жалкому клочку бывшей картонной коробки, размокшей почти наполовину, малыш содрогался всем тельцем при любом слабом порыве ветра, сжимаясь в комочек и стараясь сохранить хоть толику мимолётного тепла. В некоторых местах его рыжая шёрстка с редкими бело-молочными пятнышками была мокрой, грязной, левое ушко — наполовину срезано, а на задней правой лапке виднелась небольшая царапина. Подняв серые глазки на неожиданного пришельца, котёночек тихонечко мяукнул, хотя этот непонятный звук больше напоминал настоящий плачь.       Майки присел на корточки, протягивая руку к маленькому чуду, вздрогнувшему от такого лёгкого движения.  — Не бойся, я тебя не обижу, — тихо проговорил паренёк, приманивая малыша. — Иди сюда, не бойся…       Котёнок несмело шагнул к нему, понюхав пальцы незнакомца, и потёрся о его ладонь мокрым носиком, сжимаясь от очередного порыва ветра.  — Дони, давай его возьмём с собой? Лео точно не будет против! — взмолился Микки, осторожно беря на руки хрупкое существо, защищая таким образом его от разошедшейся стихии.  — Ты уверен? — спросил Донателло на всякий случай, рассматривая малыша. Конечно, оставлять его в такую непогоду не хотелось, да и середина осени как-никак, не говоря уже о других бродячих животных, но навряд ли бы Рафаэль разрешил оставить котёнка у себя, а насчёт Леонардо Дони тоже не был до конца уверен.  — Уверен! — воскликнул тот.  — Микки, ты же знаешь, что наша тётя Жанна терпеть не может кошек… — выдохнул черноволосый, с печалью глядя на побледневшего Микеланджело, совершенно забывшего про такую особенность их тёти, и на малыша, с опаской осматривающего незнакомое помещение и новых людей.  — Но, Лео, мы не можем его оставить на улице, да и приют выходом не будет! — не смотря на брата, пытался уговорить его Майки.  — Если мы его оставим, то тётя сама от него избавиться…  — Он же совсем маленький, не проживёт же он один в этих переулках! Что же нам тогда делать? — всхлипнул парень, вглядываясь куда-то в пол.       Да, в такие моменты у самого Леонардо кинжалом вырезали сердце и выбрасывали подальше в урну, засыпая сверху отчаянием и беспомощностью. Младший всё верно говорил: рыжик слишком мал, чтобы в одиночку выжить в подворотнях, по которым разгуливали голодные собаки, шныряли крысы, шатались пьяницы и бандиты, навряд ли упускающие шанса поиздеваться и над братьями меньшими, да и приют, где, по большей части, о животных толком и не заботились, предоставляя их судьбе и давая только еду и крышу, выходом не был. У Майки было слишком доброе сердце, слишком чувствительная душа, чтобы вот так взять и принять реальность, тем более, такую жестокую, а Лео уже привык видеть подобную картину, возвращаясь из университета домой и проходя мимо переулков и подворотен. Это не значит, что он растерял сочувствие и доброту, нет. Он просто смирился с некоторым порядком вещей, изменить который под силу не каждому…       Дони и Раф наблюдали за напряжённым разговором со стороны, так же обдумывая возможные действия в подобной ситуации. Горе-мастер не был бы против нового жильца в их маленькой серой квартирке, но боялся спросить у старшего, боялся услышать отказ и лишить Микки последней надежды на спасение котёнка, а боец следил за лицами гостей, подмечая, что Леонардо готовился поставить на этом вопросе точку. Что-то внутри него щёлкнуло при виде сей картины: рушился один мирок, ещё цветущий и ослепляющий своим мягким сиянием, под тяжестью другого, уже увядающего со временем, не желающего в глубине души подобного конца. Не смог долго Рафаэль наблюдать за сжавшимся Микеланджело, напоминающего сейчас такого же маленького, беззащитного котёнка, отчаянно пытающегося защитить хрупкий цветок, который всё равно затопчут бесчувственная стихия и люди…  — А-а, хватит, пусть он у нас останется! — неожиданно проговорил боец, привлекая к себе всё внимание трёх пар удивлённых глаз.  — Ты действительно не против? — с какой-то опаской спросил Дони, заглядывая старшему в зелёные глаза и читая в них твёрдую решимость.  — Во-первых, на вас больно смотреть больному человеку, а, во-вторых, я есть хочу смертельно! — зарычал Рафаэль, указывая на плиту и поставленный на тумбочки пакет. — Да и котёнок, наверное, тоже…       Микки чуть ли не заплакал от счастья, подпрыгивая на месте и улыбаясь невероятно искренней улыбкой.  — Спасибо! Спасибо, вам! Огромное! — раскраснелся парень, кланяясь своему спасителю.  — Да перестань! — фыркнул боец, а горе-мастеру показалось, что его щёки слегка порозовели, хотя это могло быть и из-за простуды… — Как его зовут-то?  — А-а-а… — протянул золотоволосый, рассматривая рыжего малыша в своих руках. — Может быть, Кланк?  — Что за имя такое странное? — удивился Раф, подпирая голову ладонью.  — Ну, так зовут ездового льва главного героя в одном из моих комиксов, — пояснил Майки. — Тебе нравится имя, Кланк? — спросил у котика паренёк, получая короткий «мяу» в ответ.  — Видимо, он не против, — улыбнулся Леонардо, ощущая, как огромный и тяжёлый камень, сдавливающий его сердце, рассыпался в прах.  — Можешь подержать его, пока мы с Лео приготовим вам завтрак, точнее, уже обед… — предложил Микеланджело, протягивая рыженький комочек с серыми глазками Дони, тут же подмечая его странную растерянность.  — А-а, почему бы Рафу его не подержать? — переспросил Донателло, бегая глазами по кухне, словно выискивая путь к отступлению.  — У меня руки заняты, — фыркнул боец, завернувшийся в одело настолько, что напоминал не гусеницу, а какой-то пельмень.  — Не бойся, ты ничего ему не сделаешь! — засмеялся Майки, вручая горе-мастеру малыша и становясь у плиты. — Лео, поможешь с блинчиками? Так мы и управимся быстрее!  — Конечно, — согласился парень, вставая рядом с братом и доставая из пакета необходимые ингредиенты.  — Давайте, давайте, а то ваш герой скоро помрёт с голоду! — подбодрил их Рафаэль, положив подбородок на стол.       Дони же осторожно сжимал в своих тонких руках маленькое чудо, такое тёплое, мягкое, хрупкое, и вправду похожее на цветок, распустившийся в непогоду и чуть было не погубленный разбушевавшейся стихией. Кланк доверчиво жался к горячим ладоням юноши, издавая тихое прерывистое мурчание, изредка подёргивая здоровым ушком. Теперь сам горе-мастер удивлялся, почему же испугался взять этого малыша на руки? Может потому, что никогда раньше и не держал их, таких маленьких и беззащитных, в своих костистых ладонях? Может потому, что боялся им навредить, оттолкнуть от себя чуждой аурой? В отличие от людей, которые вырастают и перестают различать остальных живых существ по ауре, животные всегда различают людей по их настрою и духу: где хороший человек, а где плохой… Сейчас же, пока Леонардо помогал Микеланджело с готовкой, а Рафаэль наблюдал за ними, пуская слюнки от запаха прекрасных блинчиков, Дони осторожно гладил пальцами миленького котёнка по рыжей головке, чувствуя учащённое сердцебиение малыша, впервые испытавшего подобную ласку.       Когда на стол подали таки заветный завтрак, боец едва смог удержаться, чтобы не умять всю тарелку ароматных золотистых кружков, напоминающих солнце, в один присест, но его пыл поостудили и брат, и гости, тоже желающие отведать этого угощения.       С ново заваренным чаем, малиновым вареньем, разговорами о новостях, предпочтениях, работе в городе и новом жильце маленькой серой квартирки пролетел незаметно и обед, а там пришлось Микки и Лео собираться домой, ведь тётя велела возвращаться под каким-то важным предлогом. С большой неохотой смог старший вытолкать младшего за порог чужой квартирки, предварительно давая ему свою шапку. Уж лучше пускай на него накричат, нежели на непутёвого братца.  — Можно, мы снова к вам придём? И с Кланком поиграемся, и с вами поговорим обо всём… — с надеждой спросил Микеланджело, глядя на укутанного бойца и держащего в руках рыжика Донателло.  — Если хотите, то приходите, — ответил горе-мастер, вызывая новый прилив позитива у золотоволосого паренька.  — Мы не будем против, — добавил боец, потирая ноющую шею.  — Ура-ура! — подпрыгнул он, подбегая к Леонардо, пока тот вызывал лифт.  — Пока! До встречи! — попрощались гости с хозяевами дома и скрылись за дверями кабинки, а Рафаэль неожиданно проговорил немного хрипловатым голосом:  — Тебе не кажется, что я стал слишком добрым и мягким? Помог этому весёлому парнишке, разрешил оставить у нас этого котёнка, даже смог нормально пообщаться с его старшим братом… Может, я действительно заболел?  — Хм, в этой жизни всё возможно, Раф, всё возможно… — улыбнулся Дони, и они зашли обратно в дом, в кухне которого ещё чувствовался аромат золотистых блинов.