С уважением, твой Ас.»
Поправив выбившуюся черную прядь за ухо, Анжелика направилась к складу, предварительно достав из кармана тёмной куртки малиновую карамельку и отправив конфетку в рот, попутно бросив фантик точно в узкую серо-зелёную урну. Опять в освободившийся нос ударили неприятно-резкие запахи, только уже поджаренная кожа соединялась с кислым духом просроченных продуктов и заплесневевшего от сырости сена, прекрасной серовато-желтоватой полупрозрачной пеленой окутывая помещение. Как только парочка нервных сторожей решили снять стресс от любования дикими зверьми и затянуть сигаретку-другую, то к этой амброзии ароматов добавился ещё и табачный дым, который, кстати, женщина очень не любила, хоть и смиренно терпела. Она окинула быстрым взглядом металлические решётки, по нижним частям которых стекала бело-прозрачная вязкая слюна и виднелись небольшие царапины, оставленные зубами и когтями своих пленников. Жёлто-молочные глаза с узким коричневым горизонтальным зрачком настороженно следили за снующими туда-сюда людишками, словно выискивали более удобный момент для атаки. Из темно-серой пасти доносилось раздражённое рычание, в такт ему били мощные жилистые хвосты по железному полу. Это были Рептилитты — нечто среднее между крокодилом и медведем. Тусклой, чёрно-зеленоватой ороговевшей чешуёй покрыто приземистое мускулистое тело, поверх её идёт четырьмя рядами вдоль шипастого позвоночника густая бледно-болотно-коричневая шерсть средней, где-то с человеческий локоть, длинны. Среди обычных однотонных жёстких прядей пробивались бежевые и светлые волоски, создавая этим иллюзию волны, когда животные погружались в тёмную болотную воду. Топоровидная, немножко приплюснутая, более короткая, чем у крокодила, но и более длинная, нежели у медведя морда с выпирающими из-под жёстких губ желтоватыми клыками, переходила в массивную голову, от которой и начинался густой мех. Сильные передние лапы, развёрнутые друг к другу, как у того же косолапого медведя, с огромными серповидными чёрными когтями позволяли этим пресмыкающимся взбираться по стволам изогнутых и низкорослых деревьев их родных топей. Может показаться странным, что «ящерица» имеет шерсть, но обманываться не нужно было, потому что их среда обитания подвержена таким же сильным перепадам температуры, как и этот город, в какой их привезли. Оттуда же прибыли и те Аюсталы, с какими сражался Рафаэль в последнем турнире — из приэкваториальных Болот Немезиса. Раньше там произрастали только акации и низкорослые кустарники, редко образовывая вокруг рек и озёр оазисы пустыни, но после «Слезы Мергуллы» на их месте образовались целые непроходимые топи — Болота Немезиса. Над ними почти круглосуточно сгущаются плотные туманы и такая высокая влажность воздуха, пропитанного плесневеющей древесиной и гниющей растительностью, что дышать там без специальных масок просто невозможно, ибо человек постепенно начнёт задыхаться. Не удивительно, что их заполнили одни из самых редких и опасных тварей, сделав непроходимые топи опаснейшим местом на планете и самым желанным кусочком для контрабандистов и браконьеров… Когда один молодой охранник решил сократить себе путь к выходу через первый ряд клеток, один из Рептилиттов его до полусмерти напугал, резко врезавшись в прутья и зарычав, заставив тем самым отпрыгнуть к соседней клетке, где бедного парня схватил другой ящер, кончиком хвоста обвив ногу того и притянув к себе. Из раскрытой пасти несло протухшей рыбой, мхами и всякой падалью, с огромных клыков капала густая слюна, когти нещадно скребли металлический пол, а жёлтые глаза просто сверкали в предвкушении скорой трапезы, словно и не замечали они сдерживающих железных прутьев. Тут же опомнились и остальные сторожа, подбегая к перепуганному и дёргающемуся товарищу, перехватывая его под руки и стараясь оттащить от разбушевавшегося зверя. Наблюдая всю эту возню, оживились другие Рептилитты и начали громко фыркать, сопеть и рычать, как будто бы подбадривая своего сородича поскорее разорвать на кусочки несчастную жертву. Анжелика схватила небольшое ведёрко с чистой водой, стоящее у входа склада, подбежала к клетке и, размахнувшись, окатила зверя холодной спасительной жидкостью. Он тут же отпустил парня, отчего остальные сторожа, что пытались его спасти, вмиг попадали, как дети, проигравшие в перетягивании каната, и принялся с жадностью вылизывать гладким тёмно-серым языком свою намокшую чешую, едва ли не скуля от счастья. Остальные Рептилитты завыли ещё сильнее, чуть ли не кидаясь на прутья и не кусая их от беспомощности. Женщина, видя это, невольно вздохнула, спокойно поворачиваясь к грозному животному спиной, находясь в метре от железной клетки. — Ха-ха! Вот же ж недотёпа! — донеслось откуда-то с боку, вынуждая сторожей поморщиться, а молодого охранника вздрогнуть. — Где же таких только находят! Лучше бы ему руку откусили, знал бы тогда, как к клеткам подходить! — С… с… спасибо вам… — промямлил парень, пытаясь отдышаться, пока более старшие товарищи успокаивающе хлопали его по плечу. — Запомни, — начала Анжелика, протягивая ему руку и помогая подняться. — Рептилитты становятся агрессивными только тогда, когда хотят пить или у них начинается обезвоживание. Если не допускать этого, то они буду относительно спокойными и не попытаются сожрать тебя. Понял? — А-ага… — неуверенно кивнул он, осторожно посматривая на зверя, чья чешуя стала более тёмной, больше не шелушилась и напоминала собой бугорчатый надувной матрас, который недавно вытащили из реки. Женщина могла поклясться, что в его всё ещё испуганных глазах промелькнуло сочувствие к жаждущему существу. — Лучше напоите их, а то они могут в скором времени и прутья клеток сгрызть, — посоветовала Анжелика, разворачиваясь и направляясь вглубь склада, а сторожа принялись незамедлительно выполнять её указание, ведь уже никому не хотелось побывать в стальной хватке болотного монстра. За окном опять разыгралась ненастная погодка, завывая привычным холодным ветром и поливая угрюмых, уставших и просто спешащих на работу людей извечным сильным дождём. Как обычно, небо затянули густые тёмно-серые тучи, плотной пеленой нависая над городом. Леонардо титаническими усилиями смог разомкнуть ноющие глаза, замечая время на настольных часах — 10:53… — Ты явно заспался, Лео, — протянул во время зевка парень, лениво потягиваясь на мягкой кровати, подобно коту, перевернувшись на спину. Немножко прохладное одеяло приятно щекотало свободную от стесняющей одежды кожу, порой вызывая небольшие стаи мурашек. Вдохнув полной грудью, Леонардо ощутил, как его лёгкие сдавливают рёбра, словно прутья клетки, при этом как всё внутри принимает прохладу комнатного воздуха, приятным потоком разливающуюся по всему телу. Глубоко выдохнув, он замер на несколько секунд, вновь прикрывая глаза и снова их открывая, поворачивая голову набок и глядя на время — 10:55… Черноволосый не мог понять, что не так было с этими мигающими на тёмном экране числами и почему внутри становилось всё не комфортней и не комфортней с каждой секундой. Почему-то странно было лежать под тёплым одеялком в любимой кровати и не слышать обыденного весёлого бормотания Микки пока он готовит яичницу или утреннего ворчания тёти Жанны по поводу работы, «муженька» или погоды. Неужели он настолько отвык от простой тишины? Неужели его уши уже настолько привыкли к громким гудкам автомобилей, когда Леонардо шёл по улице в магазин или в университет, при этом улавливая посторонний говор людей, мерным потоком тёкших по тротуарам? Неужели он настолько привык к постоянным расспросам однокурсников про доклады, привычки и интересы, игры, книги, журналы — про всё такое повседневное и простое, что вынуждало выдавать ответ на автомате, не задумываясь? Неужели теперь, наконец оставшись в стороне от быстро движущегося вперёд мира, Лео не сможет отдохнуть в тишине и покое, потому что они вдруг стали отягощающими? — Да нет, не может быть… — отмахнулся от подобных рассуждений студент, потирая зудящие глаза и устремляя взгляд в светлый потолок, словно желая найти в нём нужный ответ. Может быть кое-кто просто опять нормально не поспал из-за бредней, которые снились буквально каждые минут сорок-пятьдесят, не давая желанному Морфею приблизиться к тихой гавани сновидений Леонардо? Всё возможно… Полежав так где-то минуту и полностью освободив своё сознание от всех мыслей, какие он посчитал ненужными в данный момент, парень внезапно подскочил на кровати, заставив одеяло слететь с груди на бёдра, и разорвал повисшую в доме умиротворяющую атмосферу своим громким вскриком: — Да я ж проспал!!! Осознание подступило к гаване мыслей спустя пару секунд, холодным компрессом действуя на воспламенившийся от подобных догадок мозг. — А-а-а… Постойте-ка… Нам же, вроде, говорили, что сегодня будет выходной… — Леонардо помассировал тонкими пальцами горячие виски, стремясь унять панику в теле. Как-никак, а на миг он представил, что пропустил очень важную тему и надлежащих конспектов может и не оказаться под рукой во время сдачи экзаменов. Пожалуй, такое можно было сравнить со взрывом ядерной бомбы, потому что выходило, что те рефераты, на которые черноволосый убил несколько бессонных ночей, записывая их не только для себя, полностью теряли свои силы и становились обычными бумажками-черновиками… — Кстати, я же хотел навестить Алегру, — неожиданно вспомнил Лео, когда в голове пронеслась мысль про конспекты. — Сколько тогда сейчас? Студент посмотрел на экран бело-сине-чёрных часов. — Уже одиннадцать? Во чёрт! — воскликнул он, быстро выпрыгивая из кровати и направляясь в ванную. — Надо бы поскорее собираться и лететь в больницу, а то время приёма закончится! С фантастической для всё ещё сонного человека скоростью Леонардо закончил утренние приготовления, на бегу подбирая более менее нормальную одежду из всех «глаженных» вариантов при этом уплетая завтрак в виде бутерброда из колбасы и сыра, сделанный заботливым младшим братом. Он заметил записку на обеденном столе, когда спешно натягивал вредные тёмно-синие джинсы, дожёвывая остатки закуски и готовясь запивать их крепким какао. «Утречко, Лео! Надеюсь, ты хорошо поспал) Вчера ты просто с ног валился, я даже испугался! Хорошо, что ты встретил Рафа! Хе-хе) Поешь и отдыхай! Это не просьба, а приказ! Ты просто своих мешков под глазами не видел — это ужас просто! Если что, я задержусь у Дони. Мы позанимаемся немножко, а то я опять тему не понял… Приятного аппетита и отдохни хорошенько!Твой братик Микки ;)»
— Да уж, доставил я им вчера проблем, — сделав большой глоток из любимой кружки, сказал Леонардо, припоминая, как ворчал Рафаэль, взяв все пакеты в правую руку и поддерживая его, валящегося с ног студента, левой, пока пытался дотащить его до заветной квартиры. Он тогда несколько раз наступал ему на ногу и видел, как, краснея от нахлынувших эмоций, Раф старался вести его более менее прямо и сдерживался, чтобы не запустить, как бумажный самолётик прямиком на пятый этаж, пробивая им и лестницы, и стены. Когда же они таки добрались до дома, Микеланджело, встретив их обоих солнечной улыбкой в тридцать два зуба, взял пакеты из рук бойца и пропустил его внутрь, чтобы он довёл старшего до кровати, не взирая на настойчивые возражения второго, потому что брату совсем нездоровилось: ноги стали ватными, глаза практически не размыкались, тело было ужасно тяжёлым, да и голова не слабо гудела. В итоге, черноволосый почти сразу уснул, стоило его голове коснуться заветной подушки, Микки позаботился о его комфорте, стянув с Лео обувку и верхнюю одежду и поудобнее накрыв одеялом, чмокнув при этом в лоб для лучших сновидений, как сам говорил, а Рафаэль ушёл домой с пакетиком конфет, печений и яблок, хотя долго отговаривал Майки от подобной благодарности… Смягчившимся взглядом прочитывая записку второй раз, Леонардо мысленно благодарил и красноволосого за его терпеливость, и младшего за завтрак. Почему-то даже простенькие бутерброды из колбасы и сыра, да и то же какао получались у Майки вкуснее, чем у него самого, хотя блондин всегда утверждал обратное. Подойдя к окну и посмотрев через запотевшее стекло на улицу, сделав ещё один большой глоток, парень вздохнул, ощущая на собственных плечах всю тяжесть стихии: безжалостный ветер терзал слабые деревья на тротуарах, бился ледяными порывами о железо-бетонные дома и столбы, завывал одиноким волком в водосточных трубах и на крышах, стремился вырвать из рук прохожих хрупкие зонтики, сорвать капюшоны или те же шапки с голов; хлестал, подобно кнуту, холодный дождь, барабанной дробью отбивая ритм какой-нибудь старой забытой всеми песни в подворотнях и подъездах, жалостливо стучался в окна к людям, словно путник просился на ночлег к добрым жителям в тёмную морозную ночь; грозные кучевые облака застилали собой весь небосвод и казались настолько тяжёлыми, что вот пройдёт ещё секунда, и они упадут на этот город, затопив его в своих слезах. Не сказать, что Лео не нравилась или напрягала такая погода — он вообще воспринимал любой каприз природы с олимпийским спокойствием — просто лицезреть одну и ту же картину изо дня в день — не самое интересное занятие, да и наскучивает это однообразие. — Ладно, нужно идти… — допив сладкий напиток и вымыв большую кружку с зелёно-красно-жёлтыми узорами, парень сложил в пакет фрукты, заранее купленные вчера вопреки списку тёти Жанны и строгому наказу не тратить деньги ни на что лишнее, пригладил слегка помятый край светло-синей водолазки с белыми рукавами и, быстренько одев свою блекло-сизую куртку и серую шапку, выбежал из квартиры, дабы поймать нужный автобус, ведь его жигулёнок так и не завёлся со вчерашнего утра… В больнице, впрочем, как и всегда, было очень оживлённо. На первых двух этажах большого здания, перекрашенного в оранжево-бело-красные цвета, суетились люди, стремясь поскорее получить свои карточки и талоны на приём к врачу, или же тот же самый рецепт, дабы купить нужные препараты в мини-аптеке прямо на первом этаже. Другие уже стояли в длинных очередях и толпились в хоть и длинных, но всё же довольно узких коридорах, порой мешая сотрудникам выполнять их работу: то медсестра заденет ненароком какого-нибудь мужчину, неся справки и отчеты лечащему врачу, и едва ли не уронит их, не услышав извинений от нервного больного, то медбрат в прямом смысле задушится в тесном лифте на пару с бабульками, не желающими подниматься по лестнице на несчастный второй этаж, то уборщик или уборщица заденут ведром или шваброй отдельную дамочку, вызывая тем самым раздражающий поток ненавязчивых оскорблений. Больница никогда не была тем местом, где можно было бы спокойно дожидаться результатов обследования после утомительного дня, ведь всегда люди, чаще всего пришедшие сюда под гнётом родственников или коллег по работе, находились в подавленно-агрессивном или крайне нервном расположении духа, извечно жаловались на плохое обслуживание и ворчали по поводу медлительности и нерасторопности докторов, а иногда и вовсе без причины или из-за нехватки терпения ругались прямо в коридоре, совсем не обращая внимания на постороннее окружение. Также было и сейчас, когда Лео, сняв верхнюю одежду и оставшись в светло-синей водолазке с белыми рукавами и тёмно-синих джинсах, шёл по забитому людьми коридору, накинув на плечи белый халат для посещений, стараясь не наступить ненароком кому-нибудь на ногу, и пробивался к заветной лестнице, ведущей на третий и четвёртый этажи, потому что лифтом пользовались ежеминутно и безотказно. В палате номер «57», расположенной на четвёртом этаже больничного отделения, на односпальной кровати, заправленной белым комплектом белья, сидела девушка, подложив поудобнее под ровную спину подушку и перелистывая страницы большой книги в коричнево-золотистой обложке. Короткие чёрные волосы с редким фиолетовым оттенком и белым мелированием падали на глаза, но эта маленькая неприятность совсем не смущала решительного чтения пациентки, и закрывали маленькие уши, проколотые серебристым пирсингом, который, кстати, красовался и в тонких губах. Из-за очень смуглой кожи, он переливался каким-то холодом и отрешённостью от этого мира, но выглядело это, без сомнений, красиво. В большое запотевшее окно с белым подоконником непрерывно стучал дождь, словно пытался привлечь внимание увлечённой читательницы к своим холодным каплям, маленькими ручьями стекающим по толстому стеклу. Ему содействовал тот же леденящий ветер, ударяя порывами в прозрачную гладкую поверхность. В коридорах бегали медсёстры — водили туда-сюда таких же молодых больных на различные процедуры, будь то массажи или прогревания, строго наблюдая за соблюдением ими режима приёма лекарственных средств. Алегра же радовалась минутному покою и тому, что в ближайшие часа два-три её не будут трогать. Правда радость её была не долгой… Внезапно, царящую в палате тишину нарушил робкий стук в дверь, вынуждая девушку с долей усталости и небольшого удивления оторвать тёмно-фиолетовые глаза, под которыми красовались тёмные мешки от недосыпания, от созерцания прекрасно пропечатанных строчек захватывающего произведения и посмотреть на возникшего в проёме черноволосого студента, приветственно улыбнувшегося. — Привет, можно войти? — поинтересовался Лео, видя, как в её взгляде отразилось «А, это всё-таки ты» и доля негодования. — Почему-то я и не удивлена, — призналась Алегра, закрывая тяжёлую книжку и кладя её на ноги. — Неужели мой приход был настолько очевидным? — с нотками какого-то огорчения спросил парень, проходя в палату и ставя на тумбочку пакет с фруктами, отчасти привлекая внимание черноволосой, хоть она и старалась скрыть ненужного любопытства. — Ты грозился навестить меня в случае, если я попаду в больницу, забыл? — припомнила его прошлые слова девушка, когда пару месяцев назад Леонардо сердечно благодарил её за помощь с подготовкой тестов для занятий: тогда студент не поспевал их доделать, ведь сам погряз в омутах заданий, конспектов и просьб других учителей, а она согласилась подсобнуть ему в обмен на отдельный, важный для неё реферат, какой, кстати, ей было, несмотря на его важность, лень делать. Конечно, было необычным для их однокурсников, что два малознакомых человека из разных факультетов помогают друг другу, но подобное «Дуэт» совсем не смущало. Друзьями их никто не называл, но и просто знакомыми они не были. Лучше всего их охарактеризовала Лидия Амортановна, невольно в разговоре проронив слово «приятели». — Как там идут приготовления к осеннему балу? — поинтересовалась Алегра, сцепляя руки в замок на коричнево-золотистой обложке. — Половину всей работы, как, впрочем, и всегда, хотели скинуть на нас, но, из-за того, что ты внезапно приболела, мне досталась лишь четвёртая часть, правда она тоже не маленькая, — начал Лео, присаживаясь на край кровати. — В этом году его решили сместить на несколько дней и теперь он пройдёт с 25 по 30 октября. — Что-то поздновато, не находишь? — склонив голову немножко на бок, без видимых эмоций произнесла девушка. — Согласен, но это связано с недавним переделкой занятий, — пояснил он. — На нашем курсе сдвинули выходные и время начала пар, и, думаю, с вашим произошло тоже самое. — Это слишком напряжно… — выдала пациентка, вновь открывая книгу и пролистывая бежевые страницы до места, где остановилась по приходу черноволосого. — Зато теперь можно и повременить с составлением сценария и списка костюмов, — Леонардо попытался найти плюс во всём этом, только улыбнулся подобному лишь он, а девушка не оторвала взгляда от напечатанных строчек, быстрым потоком пролетающих в её сознании. Впрочем, это никак не задело парня, хотя другой бы наверняка почувствовал себя обделённым вниманием, ведь человек пришёл навестить и как-то скрасить скучное времяпрепровождение в четырёх стенах помещения, пропахшего медикаментами, а его решили прямо во время разговора заменить на книгу. Алегра, насколько Лео успел узнать за тот прошедший год, не любила лишние и обыденные разговоры, стремилась к самостоятельной и одиночной работе, если предлагали такую, вела себя отстранёно и холодно с людьми, мало разговаривала и предпочитала молчком выслушать всё, что ей скажут, а потом со спокойной душой уйти в более тихое и спокойное местечко, коими были лестничные площадки на верхних этажах университета, где она читала электронные книги и мирно слушала любимую музыку. Многие не общались с ней по этим причинам, хотя отдельные индивидуумы, как Леонардо и парочка её однокурсников всегда намеревались вытащить замкнутую особу из её уютного воображаемого мирка, чем порой могли взбесить девушку и заслужить леденяще-пожирающий взгляд, который заменял собой тысячи красноречивых слов. — Кстати, ты опять понабрал себе работки? — с нотками недовольства в повседневно-сдержанном голосе спросила Алегра, заставляя удивлённо посмотреть на себя. — Её не много. Лишь поручение Лидии Амортановны и список возможных сценариев к балу, — ответил Лео, выпрямляя спину и потирая затёкшие плечи. Всё-таки многочасовое сидение за неудобным библиотечным стулом таки дали о себе знать день спустя. Девушка сменила лёгкое недовольство на обыденное равнодушие, вновь погружаясь в книжную историю, хотя небольшое раздражение всё-таки прокралось в её коротком вздохе. Следующий час пролетел за односторонним монологом Леонардо, уже привыкшего к тому, что черноволосая практически никогда не отвечала на вопросы, а только слушала в пол уха, пожирая холодным взглядом светло-бежевые страницы толстой книжки. Он был похож на радио, трезвонящее на фоне каких-либо работ, будь то прополка палисадника или же застройка новой террасы, которое включали по обыкновению затем, чтобы не слышать нудный шелест травы или раздражающее жужжание дрели. Что вещает это радио, какое событие описывает, кому помочь требует — это всё пролетает мимо забитых всеми звуками на свете ушей, но сам факт того, что что-то звенит на заднем плане в какой-то степени успокаивает, даёт возможность расслабиться. По крайней мере, Алегре так казалось. Она не просила рассказывать что-то конкретное, не задавала тему его монолога, не перебивала и не вставляла своего слова в размеренное повествование парня, сидящего на краю её больничной кровати в белом, накинутом на худые плечи халате и с заметными синяками под выразительно синими глазами, а просто слушала его приятный ровный голос, порой сменяющийся весёлыми красками шутки или ироничным комментарием по поводу какой-либо ситуации в мире. Леонардо просто говорил, иногда добавляя к своей речи плавные движения руками и плечами, словно пытался разогнать повисшую в палате невидимую пелену тишины, за окном всё также шёл сплошным потоком холодный дождь, завывал леденящий ветер и сгущались тёмные тучи, а на тумбочке горели в белом маленьком пакетике парочка тёмно-алых гранатов и тёмно-фиолетовых сушёных черносливов, потому что яблоки и апельсины черноволосая не любила… Микеланджело уверенно шлёпал прорезиненными сапогами по небольшим бледно-сине-грязным лужам, расплывающимся по тёмному тротуару подобно случайным кляксам на холсте, и насвистывал знакомую мелодию, порой подпрыгивая, дёргая рукой или плечом в такт песне, решительно не обращая внимания на мелкий противный дождик, сменивший собой недавний утренний ливень. Жёлто-чёрненький портфель тоже подпрыгивал, легонько шлёпая по спине паренька, шурша учебниками и тетрадками в такт воодушевлённым шагам. В ушах были наушники, только они молчали, ведь блондин помнил наказ старшего брата: - «С наушниками по улице не броди, а даже если и гуляешь, то выключай музыку на переходах и остановках». Не удивительно, что Лео напоминал ему это каждый раз, когда Микки собирался на прогулку с Мирой или в магазин, ведь он-то частенько настолько погружался в мир мелодий и звуков, что переставал замечать что-либо вокруг и мог врезаться в столб, прохожего или же попасть под машину, что было самым страшным для обоих братьев. Поэтому сейчас, стоя на остановке и дожидаясь заветного троллейбуса, Майки лишь мысленно наслаждался любимой группой, отбивая ножкой привычный ритм. Сегодня всему классу объявили, что учителя по истории, русском и физике останутся на больничном до следующей недели и их будут отпускать с седьмых и шестых уроков по средам и четвергам, а в пятницу отпустят даже с четырёх, что, несомненно, обрадовало учащихся. Особенно довольными были Мира и Микеланджело. Девушка хотела устроить недельный марафон по просмотру своего любимого до мозга костей сериала, состоящего из 8 сезонов по 26 серий в каждом, планируя убить на начальные эпизоды оставшиеся полдня среды и будущие часы завтрашнего четверга, а на основные эпизоды — все выходные. Она хотела было заманить его к себе, заманивая незабываемым приключением и вкусными печеньками, но не получилось: Микки же знал, что это сериал-ужастик с профессиональными актёрами и качественными спецэффектами, так что вежливо откланялся, сказав про репетитора и напомнив лишний раз подруге о своей непереносимости триллеров и хорроров. Паренёк же хотел побольше посидеть с Дони, Рафом и Кланком и, по возможности, затащить к ним и Лео, ведь, как он считал, время стоило проводить дружной компанией, а не разбросанными по городу кусочками… Прибывший троллейбус жалобно скрипнул слегка проржавевшей дверцей, выпуская то ли угрюмый, то ли печальный поток людей в практически однотонных плащах и куртках, отличавшихся только формой одежды или оттенком-другим серых цветов. К нему, тяжело пыхтящему, тут же потянулся другой, почти такой же монотонный поток с шапками на головах и без, только уже не на столько угрюмый или печальный. Скорее спешащий и нервный. Старенький транспорт тронулся, напоследок тихо скрипнув испачканными, проржавевшими у земли тёмно-металлическими рельсами, и, сменив передачу проводов на небольшом повороте по направлению к кольцевой, гудком оповестил опоздавших, прохожих и водителей о своём размеренном начале поездки. Микеланджело, получив на руки сдачу, встал в середине троллейбуса и, позволив себе минутку слабости, включил песню, блаженной волной ударившую из наушников в расслабленные стуком дождя и шелестом одежды уши. Покачивая золотистой, слегка намокшей головой в такт мелодии, парень начал отбивать ритм пальцами по поручню и ногами, ещё сильнее улыбаясь, заставляя некоторых пассажиров недовольно поморщиться, удивиться, или же также добродушно улыбнуться. Краешком глаза он посматривал на сменяющие друг друга поблекшие дома, потемневшие от капель дождя также, как и асфальт, раскачивающиеся на холодном ветерку деревья, ещё сохраняющие в своей буро-жёлтой кроне зелёные листики, мелькающие рядом разноцветные, но тоже потускневшие от времени машины, и довольно приподнятое отсутствием уроков настроение грозилось смениться обыкновенной скукой, ведь такой пейзаж почти никогда не менялся, за исключением отдельных деньков лета или зимы, хотя они тоже могли вогнать в тоску… Однако, на удивление, настроение Майки падать не спешило, а всё также подзадоривало его включить новую песню своей любимой группы и начать танцевать прямо в троллейбусе, хотя особых причин для подобной радости-то на первый взгляд и не было, хотя об этом могли догадываться только дорога, тот же троллейбус и шелестящая на ветру тёмно-оранжевая травка у обочин тротуаров, но пока что не сам Микеланджело… Донателло, вооружившись паяльником и другими своими инструментами, возился с деталями и микросхемами старого компьютера, пытаясь хоть как-то подделать их в тех или иных местах, чтобы они ещё немножечко поработали на этом сером свете. Рукава серо-фиолетовой водолазки были закатаны на одну четверть, мягкие, тёмные, домашние штаны свободно болтались на худых ногах, а каштановые волосы — привычно забраны в маленький хвостик на затылке. Бежевые очки с самодельным моноклем обыденно сползали на нос, вынуждая Дони то морщиться, то ворчать, поправляя их. Поверх обычной одежды покоился серо-белый фартучек, уже перепачканный во всём на свете: и в масле, и в тёмной пыли, и в каких-то других жидкостях, среди которых можно было различить чернила, кофе и, возможно, редкий чай… Рядом стояли пять опустошённых кружек, в ряды к коим попала одна, лишь наполовину пустая и с ещё дымящейся у краёв пенкой. Горе-мастер просто не успел её допить, а дело подождать уже не могло: нашёлся нужный контакт, нужный проводок встал на место и работка пошла или же какая-то часть отломилась и нужно было срочно всё исправить — не известно, что послужило толчком, но юноша с редкостным рвением напал на поношенный системник, убаюкивая своеобразным шипением Рафаэля. Боец же развалился в их маленьком зале на двухместном диванчике в домашнем красном в полосочку свитере и коричневых прямых штанах, слегка подвёрнутых. Правая рука и правая нога свисали по краям старенькой жестковатой мебели, левая рука покоилась на животе, а соответствующая нога, согнутая в колене, стояла параллельно спинке тёмно-бежевого от времени дивана; тёмно-алая растрёпанная голова немножко задрана вверх, рот слегка приоткрыт, ресницы едва ли заметно вздрагивают. В такой развалочке Раф всегда засыпал именно перед телевизором, именно за просмотром новостей, бокса или какого-нибудь боевика, порой беспокоя и без того неспокойный сон младшего своим не тихим храпом или пыхтящим сопением. В такие моменты Дони называл его либо бегемотом, развалившимся на берегу бывшего Нила, либо кайманом, разбуженным в брачный период, ведь именно такие звуки, какие старший выдавал при сопении, издавал самец каймана, дабы привлечь самку и отпугнуть конкурентов, а потом поворачивался на другой бок, к стеночке, и пытался уснуть под своеобразный храп, разносящийся в доме даже при включённом телевизоре. Удивительно, что при всём этом, второй Донателло не тревожил, и под его монотонные новости, тот быстро засыпал… Когда же раздался звонок, умирающим, как говорил Рафаэль, скворцом оповещая братьев о прибывшем госте, горе-мастер вздрогнул от неожиданности, судорожно пытаясь вспомнить, с кем же сегодня должна была состояться встреча, а боец даже не шелохнулся, продолжая всё также сладко сопеть с приоткрытым ртом и обветренными губами. Быстренько обтерев перепачканные в масле и тёмной пыли руки о надлежащую тряпку, ибо полотенце было жалко тратить на такую работёнку, Дони потопал встречать прибывшего, забыв про испачканные лицо и фартук. Открыв дверь, он увидел на пороге Микеланджело, одетого в тускло-оранжевую куртку и с повязанным на шее бежевым шарфиком, широко улыбающегося, немножко растрёпанного, промокшего не сильно, но ощутимо… — Привет, Дони! — сцепив руки за портфелем, качнулся подобно одуванчику на ветру Микки, пытаясь заглянуть юноше в карие глаза, но скользя взглядом по испорченному маслами и пылью фартуком и такому же перепачканному лицу, удивлённо сморгнул. — Ты работаешь над чем-то? Опомнившись, шатен подскочил на месте, раскраснелся и быстро скрылся в ванной, откуда донеслись спешные хлопки и своеобразный шелест воды, когда она с сильным напором вырывается из тонкого, потемневшего от времени горлышка крана. Тут из-за уголка к ногам Микки подбежала рыжая тень… — Кланк! Вот ты где, маленький ты мой! — радостно подхватив котёнка на руки, Майки принялся довольно тискать его в объятьях, вырывая из мохнатого комочка громкое мурчание. Было невероятно-приятно ощущать на руках это маленькое живое чудо, чмокать его в лобик и проводить пальцами за ушками и по загривку. Особенно грело душу золотоволосому парнишке тепло маленького Кланка, ведь такой мягенькой шёрстки не было ни у одного кота из тех, каких за свою жизнь перегладил подросток… Блондин, теперь уже менее удивлённо посмотрел на тонкую дверцу, за которой скрылся горе-мастер, пытаясь понять, почему он так резко рванулся к раковине, и через несколько секунд решил раздеться — уже жарковато становилось в куртке, да и в коридоре в гостях стоять не принято. Оставшись в светло-бежевой рубашке и прямых школьных штанах, натискав рыжика и усадив его себе на плечо, паренёк повесил верхнюю одежду на вешалку над небольшими трубами, а прорезиненные сапоги поставил под ними, хотя они-то как раз и не промокли нисколечко. Встряхнувшись и всё также улыбаясь, периодически поглаживая котёнка за порезанным ушком, Микеланджело потопал в сизых носочках по полу, подбираясь к сопящему на диване Рафаэлю. Склонившись над немножко сморщенной физиономией бойца и коварно улыбнувшись Кланку, школьник игриво коснулся отдельно торчащего тёмно-алого локона, накручивая его на указательный палец. Парень всхрапнул сильнее, но признаков пробуждения не подал, хотя заставил и блондина, и котика напрячься. Улыбнувшись ещё шире, Микки принялся накручивать ещё один локон на палец другой руки. — Будешь самым красивым баранчиком у нас! — довольно выводя из волос незамысловатые закруглённые рога, тихо шептал себе под нос подросток, порой повторяя мимику сопящего Рафаэля, пытаясь развеселить Кланка, пока его не испугали как следует. — Майки, ты будешь чай с печеньем или же яичницу? — застал врасплох вопросом Донателло. Микеланджело подпрыгнул, резко дёргая руками вверх вместе с темно-алыми прядями, вынуждая Рафа проснуться и также подскочить от неожиданного натяжения и без того слабых волос, правда при этом боец ударился лбом о подбородок Микки, и они оба скрючились: первый — на диване, держась за лоб, а второй — за нижнюю челюсть, подпрыгивая у этого же дивана. Котёнку повезло куда больше — он спрыгнул на спинку дивана и избежал возможного падения с плеча Майки на жёсткий пол. — Какого лешего! — выругался Рафаэль, спрыгивая с нагретого местечка, нависая над провинившимся пареньком и притягивая его к себе за воротник рубашки. — Ты где бессмертия набрался, мелкий? — А… Э… Это… — попытался сказать хоть что-то золотоволосый, сжавшись в хватке раздражённого бойца, но тут же на его голову опустилась тяжёлая рука и начала нещадно водить костяшками по макушке, взъерошивая и наэлектризовывая мягкие волосы, а другая тяжёлая рука перехватила его вокруг шеи, притягивая вплотную к жёсткому боку. — А-а-ай! Не надо! — Будешь знать! — довольно добавил красноволосый, удерживая в захвате извивающегося Микеланджело. — Что у вас здесь происходит? — изумлённо высунулся из ванной с мокрыми волосами и полотенцем на шее Донателло, прерывая маленькую недодраку. — Да мы просто играемся, — оскалился Раф, теперь уже обнимая бедного паренька, продолжая водить кулаком по его макушке. — Пусти… Задушишь же… — хрипнул в жёстких объятьях Майки, упираясь левой рукой в плечо бойцу, а правой вцепляясь в сжимающую горло лапу, ибо для простой руки этот захват был не человечески сильным… — Так, отпусти его, Раф, — покачав головой, горе-мастер подошёл к возящейся парочке, схватил старшего за отдельную тёмно-алую прядь и, услышав гневное рычание, добавил. — Ты не всегда рассчитываешь силу захвата… — Ар! Ты же знаешь, какие у меня чувствительные волосы! — возмутился Рафаэль, выпуская из хватки Микки, слегка посиневшего, но в большей части покрасневшего, подобно спелому гранату или вишне, цепляясь пальцами за пострадавшее место, приседая на корточки и проклиная свою излишнюю чувствительность. — Это подло, Дони! — Зато действенно, — согласился юноша, надевая обратно слегка запотевшие очки одной рукой и гладя другой удивлённого всей этой историей Кланка, проводя пальцами по пушистому мягкому загривку. Кто бы мог подумать, что эти двое успеют начудить за то время, пока Донателло был в ванной и мыл голову. Хотя, если учитывать их особенности и характеры, то выходило вполне сильное комбо, способное смести всё на своём пути, как отметил он про себя. — Так, что ты будешь, Микки: чай или яичницу? — повторил вопрос Дони, посматривая на отдышавшегося подростка, просевшего на диван. — Эмм… Наверное, чай… — с трудом произнёс Микеланджело, мотнув лишний раз головой, чтобы привести в порядок мысли, будто бы их также недавно сжимали в стальных тисках. — А ты, Раф? — поинтересовался у старшего шатен. — Чай, чай… — недовольно буркнул тот в ответ, вставая с корточек и направляясь в ванную. — Только зубы почищу. Майки хотел было пойти за Доном на кухню, но запах палёных проводов привлёк его внимание и поманил в комнату гения. Взяв Кланка не возражающего Кланка на руки и заглянув в неё, он обнаружил полностью разобранные системный блок и монитор, ведь в прошлый раз они так и не разобрали их до конца: Дони по большей части просто объяснял ему в обобщённых подробностях о каждой конкретной детали довольно долго, правильно переформировывая мысль, чтобы было понятней, и крутил в пальцах эту самую одну из целого множества детальку, дабы ученик всё запомнил надолго и смог пойти с этим на контрольную или зачёт. К тому же, с ними тогда, как и сейчас, был Кланк, который порой отвлекал их от занятий своими мелкими выходками: то проводок потянет и что-нибудь свалит, то важную шестерёнку под стол загонит, то ласкаться начнёт и всё внимание на себя перетянет… Рядом на рабочем столе всё также стояли пять пустых кружек из-под кофе и одна наполовину наполненная, паяльник, ещё не остывший, какие-то провода и бумажки. Ноутбук горе-мастера покоился на кровати вместе с мышкой и батареей. — Так ты над ним работал, — сказал Микки, теперь понимая, почему фартук и лицо Донателло были перепачканы. — Ну да, — подтвердил юноша, разливая по кружкам горячий напиток и вновь покрываясь постыдным румянцем. Работа-работой, но он же не должен был выскакивать на порог в таком виде! — Дони, а можно я понаблюдаю за твоей работой? — спросил паренёк, возникая за спиной у напряжённого шатена вместе с котиком, заставляя его дёрнуться и едва ли не опрокинуть заварник с раскалённым содержимым на линолеумный пол. — Не появляйся так неожиданно! — возмутился Дон, глядя на изумлённого блондина и удивлённого рыжика, пытаясь унять лёгкую дрожь в тонких руках. — Прости, — качнувшись в сторону, тихо буркнул Майки с мохнатым воротничком на плечах, заставляя небольшое раздражение по поводу лёгкого испуга и смущения уйти на вторые планы. — Ладно, садись уже за стол, — спокойно сказал Донателло. — Раф, ты там в ванной уснул, что ли? — крикнул он следом, прекрасно зная, что старший действительно мог прикорнуть от горячей водички, даже если просто чистил зубы или умывался. Ответа не последовало, из-за чего горе-мастер невольно вздохнул, а Микеланджело с Кланком удивлённо уставились на дверь, ведущую в водную обитель. — Он может уснуть в ванной? — спросил он Дона, получая утвердительный кивок в ответ. — Ещё как может, — покачав головой, проговорил юноша, протягивая Майки его кружку с крепким чаем, наполненную до самых краёв. — Я проверю, как он там, а ты можешь брать печенье и столько сахару, сколько захочешь. — А, спасибо! — опомнился подросток, беря из прохладных рук горячую кружку и присаживаясь на стул с жесткой деревянной спинкой, но мягким сиденьем, а младший направился в ванную. Зайдя в небольшую комнатку, обделанную гладкой тёмной плиткой, Дони обнаружил Рафаэля, сидящего на табурете спиной к раковине, подставившего голову под горячую струю из-под крана, мерно подрёмывающего и нещадно спускающего ценную воду, за какую приходилось платить чуть ли не с половину суммы коммунальных услуг. — Опять уснул… — чисто для себя или же прост констатируя факт, сказал Донателло, подходя к старшему, выключая воду и начиная трепать его за широкое, на редкость расслабленное плечо. — Раф, хватит спасть, ты уже и без того десять часов спишь! — Мм… — промычал боец, ощущая, что приятно-горячая жидкость уже не ласкает тёмно-алую шевелюру умиротворяющими струями, и прищуренным глазом посмотрел на младшего. — Ну, блин, Дони! Я только расслабился! — Завтрак не ждёт! Точнее, уже обед… — напомнил гений, беря висящее на вешалке полотенце и принимаясь вытирать мокрые волосы Рафаэля, плавными и осторожными движениями, чтобы не навредить чувствительной коже лишний раз, делая таким образом расслабляющий массаж. Парень позволил себе понежиться недолго, хотя бы пол минутки, наклоняясь уже вперёд и едва ли не упираясь брату в впалый живот, прикрывая немножко зудящие травяные глаза, лишь потом замечая, что у него самого волосы были мокрыми, не до конца высушенными. — Твоей голове не холодно, Дони? — усмехнулся боец, поднимаясь с табурета и вставая напротив горе-мастера, лишний раз подмечая малую — в пару сантиметров — разницу в их росте. — А? — не понял сначала Донателло, удивлённо глядя в глаза напротив, но потом, когда грубоватые руки схватили полотенце, всё то время покоившееся на его плечах, и начали спешно ерошить средние каштановые волосы, до него всё-таки дошло. — Эй-эй! Понял я, понял! Совсем забыл про волосы… — Ходил, ходил и забыл? Как это на тебя похоже! — беззлобно усмехнулся Рафаэль, сбавляя темп и уже более плавно массируя голову младшего. Дони тоже вернулся к своей работке и вышла очень милая семейная сцена, в которой два брата, улыбаясь, сушат друг другу мокрые головы, а за ними из-под тяжка наблюдает рыженький котёнок и золотоволосый паренёк, какому стало любопытно, почему же эти двое так задерживаются в ванной… — А теперь можно и размяться, — начал прокручивать в руках холодно-мокрое полотенце боец, встряхивая растрёпанной головой. — Размяться? — удивились остальные, хотя спросил один Донателло. — Мелкий-то мне должен за мои волосы… — напомнил Рафаэль. — Я не мелкий! Я Микки! — возмущённо процитировал самого себя в сотый раз Микеланджело, выдавая себя и Кланка. — Иди сюда, шпион мелкий! — парень рванулся с места и помчался на лестничную площадку за раскрывшимся подростком. — Я не мелкий! — донеслось откуда-то снизу вперемешку с кувырком, мяуканьем и прочей вознёй, вызывая у Дони лишь невольный вздох. — Дети… Что тут можно сделать? — ударившись о холодную бетонно-железную стенку, прозвучал риторический вопрос, когда горе-мастеру пришлось выйти на порог и, состроив недовольную гримасу, дожидаться возвращения троих помятых, испачканных, промокших, но таких по-детски весёлых ребят. Леонардо облегчённо выдохнул, закидывая распухающую от знаний по истории голову на спинку крутящегося кресла, опуская напряжённые плечи и позволяя себе вздохнуть на полные лёгкие. Глаза ужасно ныли, а при моргании ещё и щипалась, давая понять, что не только им, но и всему организму требовался полноценный и здоровый сон, ведь все мышцы, после многочасового сидения за конспектами и докладами, стали старыми и трухлявыми, каким бывает древесина засохшего дерева после того, как в ней поселятся жучки-древоточцы. Полное опустошение и желание упасть замертво в прелестную кроватку — вот, что сейчас чувствовал студент, поднимаясь со скрипящей мебели и вытягиваясь на носочках, заламывая руки за спиной и выгибаясь, вслушиваясь в хруст собственных хрящей и сухожилий. — Ты слишком увлёкся учёбой, Лео… Опять… — произнёс черноволосый, потирая переносицу, словно вся боль и усталость скопились в ней, и поплёлся на кухню, не выключая компьютер и оставляя открытыми толстые тетрадки и книжки, беспорядочной грудой разложенные на рабочем столе освещённой тусклой бледно-жёлтой лампой комнаты. Ноги потихонечку начинали выходить из оцепенения, руки по прежнему немножко ныли, спина похрустывала в области шеи и поясницы, но Леонардо был доволен — он таки осилил этого монстра науки, да ещё успел и план фестиваля подготовить! Это освобождало его на выходных и давало возможность побольше побыть с братом и новыми знакомыми, несмотря на то, что сейчас это отнимало его последние живительные силы. Добравшись вперевалочку до тёмной кухни, но не желая включать свет, парень плюхнулся на отодвинутый к стенке стул, дотянулся до кружки с холодным чаем, сделал из неё глоток и, убедившись в горечи напитка, но не предпринимая попыток подняться и разогреть, подсахарить его, посмотрел на маленькие электронные часы, стоявшие на обеденном столе, и ни капельки не удивился времени, какое они показывали белыми неоновыми палочками — 19:49. — Рекорд, — устало буркнул юноша, делая ещё один большой глоток из бело-сине-зелёной кружки, морщась неприятного послевкусия во рту и отставляя опустевшую посуду обратно на стол, разваливаясь на небольшом стульчике, подобно школьнику, который обмякает под конец седьмого урока и ждёт, когда же тот наконец-то закончится. Мыслей в ватной голове совсем не было, только тёмный бело-бежевый потолок или тёмное вечернее небо отражались в синих глазах. Он мог бы так и уснуть на этом стуле, если бы младший не ворвался радостным вихрем в квартиру и радостным «Лео! Я дома!» не оповестил бы изнурённого братца о своём возвращении. — Лео! Лео! Ты спишь что ли? — доносились крики вперемешку с шуршанием одежды и пакета, пока Микки раздевался, а Лео пытался придать лицу более менее сносный вид, ведь Майки велел ему в записке, когда ещё утром уходил, отдыхать и набираться сил, а он опять за своё взялся. Мотнув пару раз гудящей головой, парень поднялся со стула, слегка покачиваясь, включил свет, взял кружку, вымыл её и таки ответил на вопрос Микеланджело: — Только что собирался, — признался старший, когда жизнерадостный подросток чуть не сбил его с ног, врезавшись ему в грудь и обвиваясь вокруг его торса руками. — Видимо, денёк сегодня выдался удачным? — О да-а-а! — пропел Майки, начиная уже по привычке тискать брата, как Кланка. Леонардо уже давно привык к подобным ласками со стороны золотоволосого парнишки, ведь именно его выходки разбавляли обыденную повседневность яркими солнечными красками, в отличии от тёти Жанны, например, цветовая палитра которой варьировалась от кроваво-красной до блекло серой или синей — от гнева до слёз, если можно так сказать. Если взять его цветовой спектр, то оттенки в нём будут приглушёнными и скорее холодными, нежели тёплыми. Это его внутреннее постоянство, отчасти разбавляемое лучистыми моментами из жизни с Микеланджело, ведь каждый ищет свой цветик-семицветик, без которого года, проведённые на бренной серой земле покажутся противно-невыносимыми… Леонардо всегда расслаблялся в объятиях Микки, всегда ему было легко и комфортно в его согревающей хватке, но особенно приятно было оказаться в них после тяжёлого нагруженного дня, когда разум уже на полпути к постельке, а тело продолжает бодрствовать вопреки возгласам сознания. В подобные моменты старший буквально млел, превращаясь в мягкую свежеиспечённую булочки, доходящую до нужной консистенции на открытом подоконнике пекарни и впитывающую сладостные лучи полуденного солнышка. Да, в подобные моменты он чувствовал, что готов отдать за такие блаженные минуты половину своей серо-повседневной жизни, но только те, в коих нет Микеланджело: будни в школе, на подработке, походы в библиотеки, многочасовые посиделки с книгами и докладами — их все без остатка. — Ты снова засиживался допоздна? — наигранно-недовольно спросил Микки, вглядываясь в слегка затуманенные глаза старшего, чувствуя, как тот нежится в его объятьях. — Да нет… — легко буркнул в золотистую макушку Лео, ощущая, как усталость каменной плиткой упала на плечи и отдала железом в ступни, вынуждая его согнуться ещё сильнее и ослабить хватку, позволив младшему перехватить себя под руку и пояс. — Просто немножко устал… — Немножечко? Лео, ну почему ты такой злюка? — засопел Микеланджело, утыкаясь носиком в родные ключицы. — Я? Злюка? — удивлённо усмехнулся черноволосый, отстраняясь и желая заглянуть в чистые голубенькие глазки младшего. — Да, злюка, — подтвердил блондин, поднимая голову и встречаясь с юношей взглядом. — Почему же, мм? — спросил он, хотя давно знал ответ. — Потому что, — буркнул Майки, сильнее прижимаясь к нему, а Леонардо казалось, что сильнее уже некуда. — Давай вместе искупаемся… — Что так? — искренне удивился студент, вспоминая, когда они в последний раз принимали ванную вдвоём. — Что-то случилось? — Ты же ведь устал, верно? А я уже давно хотел поплескаться с тобой в ванной, как в старые-добрые времена! Учёба не должна разделять нас! Давай же, Лео! Пожалуйста! — взмолился младший, цепляясь за парня и стараясь на нём повиснуть, подобно ленивцу на дереве. — Ладно-ладно, уговорил! — рассмеялся Леонардо, в ответную приобнимая мелкого попрошайку за плечи, чтобы тот не свалился вместе с ним на гладкий кухонный пол. — Ура! Пошли! — быстренько отцепившись от брата, Микки потянул его за руку к заветной комнатке. — Не спеши, Микки! — опешил черноволосый, стараясь удержать равновесие и не запутаться в свинцовых ногах, ведь плохую координацию от переутомления и недосыпа ещё никто не отменял… — А потом он пролетел по лестнице и врезался лбом в стенку, представляешь! — смеялся Микеланджело, пересказывая события в доме Дони и Рафа и сидя спиной к Лео, пока старший намыливал ему золотистую голову. — Его ещё Кланк случайно лапками испачкал и поцарапал, когда он попытался подняться, но вновь подскользнулся и врезался уже в меня, и мы все втроём спустились по лестнице на один проём к выходу. Чуть парочку бабулек не сбили! Они нас разругали: «Вот, молодёжь несносная пошла» и так далее… — передразнил их тон Майки, на что Лео лишь улыбнулся. — А какое лицо у Дона было, когда мы, перепачканные и мокрые, вернулись с площадки! Его надо было видеть: такое «Если зайдёте на коврик в таких носках — прибью»! Вылитая строгая домохозяюшка! Кстати, я это ему в лицо так и сказал! — Стоп! Ты выбегал на лестничную площадку в одних носках и без куртки? — только сейчас опомнился черноволосый, сверху вниз глядя на разошедшегося шутника. — Ну-у-у… — Тогда, где грязная рубашка? — вспомнил про верхнюю одежду юноша. — Уже в машинке. Там же и брюки, и носки, — ответил блондин, сцепляя руки в замок на коленях. — Когда я пришёл и увидел, что свет не горит на кухне, то подумал, что ты в своей комнате, и решил по быстренькому снять с себя всю грязную одежду, чтобы ты лишний раз не хмурился… — признался тут же паренёк, глядя на белую тумбочку с шампунями, мылом и туалетной бумагой. — Я постоянно хмурюсь? — уже гораздо спокойнее спросил брюнет, получая кивок в ответ. — Я, наверное, слишком сильно переживаю за тебя… — А ты не переживай! Я же у наших друзей! Со мной ничего не случится! — развернувшись к брату лицом, проговорил Майки, цепляясь пальцами за края пластикового табурета, на котором сидел. — Было бы это так просто… — признался Леонардо, присаживаясь на такой же пластиковый табурет напротив и потирая слипающиеся раздражённые глаза. — Это правда настолько трудно? — поджимая пальчики на ногах, поинтересовался Микки. — Я тоже за тебя переживаю, Лео, но я не чувствую, что переживаю за тебя так же, как переживаешь ты за меня, за тётю, за учёбу… — Верно, я много, о чём переживаю, Микки. Не бери себе в голову, — потрепал по взмыленной голове младшего студент, беря в руки мочалку. — Давай-ка я лучше потру тебе спинку… — Нет! — возразил золотоволосый. — Теперь я намылю тебе голову, чтобы честно было! — Хм, как пожелаешь, — согласился Леонардо, немножко наклоняясь вперёд и прикрывая уставшие глаза. Довольно заулыбавшись, Микеланджело взял с тумбочки шампунь с экстрактом зелёного чая и ромашки, выдавил немножко на ручки, добавил водички из-под крана и, уверенно положив их на чёрную голову братца, принялся весело массировать, вспоминая припев любимой песенки. Маленькие пальчики мягко надавливали на виски, зарывались в небольшие пряди на макушке, щекотали за ушами, порой выводили незамысловатые узорчики из вспененной массы и отдельных локонов, а Леонардо наслаждался минутами спокойствия и умиротворения. Последний раз они вот так мыли друг другу головы, когда он был ещё в 11 классе и готовился к сдаче экзаменов. Тогда Лео ощутимо нервничал, несмотря на то, что прекрасно знал материал и заранее готовился по всем возможным вариантам тестов. Скорее всего сказывалось общее давление со стороны учителей и ответственности, ведь то был последний год, решающий год в его жизни, и нужно было выложиться по полной, чтобы набрать необходимое количество баллов и пройти в университет. Аппетит и сон были испорчены, задания и ответы очень трудно запоминались. Тётя начинала подумывать над тем, что черноволосый не сможет сдать нормально и перейти порог, не глядя даже на его итоговые оценки в дневнике. Спасением от всего этого угнетения и стал Микки: весёлый и бодренький, как солнечное летнее утро, он ворвался в мрачную обитель Леонардо и попросил принять вместе ванную. Кто бы мог подумать, что мимолётное напевание неизвестной мелодии, приятный массаж и добродушная улыбка смогут всё исправить в тот же час: пропала усталость, оставив после себя лишь упоение, тревога развеялась, превратившись в лёгкую сонливость, а тело перестало просится в тесный гробик и захотело лишь в тёплую уютную кроватку. Парень тогда сам от себя не ожидал подобного, когда прямо в ванной уснул на плече младшего с полотенцем на бёдрах и мокрой намыленной головой. Было также хорошо, как и сейчас, когда весь организм хотел нормально отдохнуть, а непутёвую черноволосую голову обдавало горячими струями из-под душа, смывая остатки шампуня. Микки что-то ещё говорил про Донателло и Рафаэля, добавлял порой про неугомонного Кланка, только Лео просто-напросто прослушал добрую половину, объятый заветным мечтанием опять погрузиться в пучину желанного Морфея, когда его, потрепав за плечи, нещадно вырвал из грёз сам Майки. — Не спать! Доберёшься до кровати — тогда и поспишь! — строго сказал он, чуть-чуть щелкнув старшего по носу, чтобы окончательно снять с него пелену снов. — Не будь таким вредным, Микки… Я спать хочу, — наигранно буркнул студент, заваливаясь на младшего и напоминая сейчас какого-то сытого кота, которого хотели согнать с нагретого местечка на диване. — Не-а! Давай в кровать! — упершись руками в плечи старшему, засопел Микеланджело, вдыхая побольше воздуха, чтобы казаться больше и убедительнее. — У тебя у самого волосы в шампуне. Надо их промыть, — напомнил Леонардо, включая горячую водичку. — Я и сам могу! — завозился блондинчик, пытаясь отнять у повеселевшего брюнета душевой кран. — Увы, не дотянешься, — усмехнулся тот, поливая его и себя приятной водицей, зарываясь свободной рукой в золотистые волосы и вымывая из них остатки пенящейся массы не взирая на протесты со стороны младшего братца. — Так не честно, Лео! Ты выше! — воспротивился паренёк, надувая губки, но всё-таки не сдерживая счастливой улыбки, пытаясь дотянуться до намыленной мочалки. — Ты что удумал? — заметив стремление подростка, опомнился студент, но было уже поздно… — Получи! Удар яростной мочалки! — пропел Майки и, перекидывая её через торс старшего и перехватывая вещицу обеими руками, начал нещадно натирать ею бока Лео, вырывая из него сдержанные смешки. — Чёрт, Микки, это же нечестно! — засмеялся в голос черноволосый, выпуская душевой кран и перехватывая мочалку. — Ага, попался! — радостно пискнул Микки, теперь уже беря в руки этот самый кран и обдавая парня с ног до головы такой же горячей водой. — Ах, ты! Ну держись! — предупредил его Леонардо, подбирая с пола ещё и мыло и отважно бросаясь на вооружённого краном Микеланджело. Вечерок обещался быть весёлым… Рафаэль, укутавшись в красненький плед, как в кокон, и усевшись поудобнее на старый диванчик, попивал любимый крепкий чай с двумя ложками сахара, пролистывая ленту новостей по приёмнику, пытаясь найти хоть какой-нибудь показывающий канал, ведь, как на зло, внезапно перед самой ночью разразилась нешуточная гроза и на всех предыдущих каналах просто не было сигнала. Благодарил он ненастную погодку лишь за то, что оставался свет и не нужно было доставать из ящика и зажигать свечки. Правда, постоянный писк и светящаяся табличка «Нет сигнала» уже начинали его, откровенно говоря, бесить… — Да, стихия сегодня разыгралась не на шутку, — согласился с раздражённым братом Дони, присаживаясь на диванчик и помешивая растворимый кофе в бело-фиолетово-зелёной кружке. — Удивительно, что свет ещё есть, а то обычно при таких грозах его… Не успел горе-мастер договорить, как в их небольшой квартирке воцарилась полная темнота, а тишину теперь прерывали лишь тихое мурчанье Кланка, запрыгнувшего к Дону на колени, бряканье ложечки о края чашки и гневное сопение бойца. — Сколько уже раз я просил тебя не «каркать»… — сдержанно произнёс Раф, сверкая во тьме зелёными глазами. — Всё равно по телевизору ничего не показывало, — оправдался мастер, делая небольшой глоток и поглаживая котёнка за ушком. — Да и потом, уверен, что скоро приедет бригада и всё почи… Внезапно вновь зажёгся, пускай и слабенький, но всё-таки свет. Включился телевизор, появился сигнал, рыжик немножко помотал головой и зажмурился, чтобы привыкнуть к неожиданной яркости, Рафаэль облегчённо выдохнул, делая глоток уже прохладного напитка, а Донателло беззлобно усмехнулся: — Видимо, сейчас в каждом подъезде дежурит своя бригада… — Ага, какая ближе оказалась, — также усмехнулся боец, устраиваясь поудобнее в коконе из пледа. — Теперь хотя бы новости посмотрим. — Навряд ли они скажут чего-либо дельного. Обычно же ведь говорят одно и тоже, только для виду меняют предложения местами, — сказал гений, перекладывая котика со своих коленей на колени старшего и поднимаясь с нагретого местечка. — Пойду обмоюсь, а то денёк насыщенным выдался. Тебе бы тоже следовало помыться. — Ай, потом! — отмахнулся красноволосый, допивая чаёк и настраиваясь на лад вестей с привлекательной блондинистой ведущей. — У меня новости! — Новости у него… — повёл бровью юноша, скрываясь сначала на кухне, промывая чашку из-под кофе, а потом за дверцей в ванную, а Рафаэль приготовился любоваться-смотреть свои известия недели. Девушка в строгом синеньком костюмчике и довольно неплохой, по меркам бойца, фигуркой сначала, как делают все уважающие своё время и деньги ведущие, говорила о погоде, о преступниках, среди которых можно было бы выделить только маньяка, помешенного на рыженьких представительниц прекрасного пола, и лишь потом начала говорить про совсем свежих событиях, случившихся буквально несколько часов назад. - «Сегодня полиции с «Уличными Стражами» удалось раскрыть местоположение одной из подпольных арен, расположенную близ торгового центра в Западном районе. — проговорила девушка, привлекая внимание Рафа. — Многие очевидицы утверждают, что перед приездом сотрудников правоохранительных органов они слышали непонятные звуки, доносившиеся из-под земли. Особенно было хорошо слышно в подземном переходе. «Уличными Стражами» были загнаны несколько крупных Аюсталов и Рептилиттов, агрессивно настроенных по отношению к простым мирным жителям. Эти звери вырывались из захватов, гневно рычали и кидались на любого, кто хоть как-то пытался их задержать. Так же были захвачены контрабандисты, подпольные дрессировщики и бойцы, участвующие в подпольных турнирах. Остаётся загадкой, как столь большая арена смогла так долго прятаться от глаз обычных людей и почему именно сейчас они раскрылись. Теперь, как было заявлено главой правоохранительных органов Нидером Остером, дополнительные патрули будут отправлены в доки, в центр города и на его окраины, а также время их дежурства будет увеличено, чтобы усилить безопасность простых мирных жителей. А теперь о других происшествиях…» — «В Западном районе была прекрасная арена, хорошо оборудованная и славящаяся своей скрытностью, так как она могла вот просто подставиться? — начал перебирать в голове мысли Рафаэль, уже не слушая новостей и машинально гладя Кланка за ушком, чтобы Дони чего-нибудь не заподозрил. — Но если эта арена раскрылась, то наша тоже может раскрыться, а если учитывать ещё и усиленные патрули… Чёрт! Главное, чтобы сегодняшние бои прошли гладко, ведь к нам прибудет один из основных финалистов. Нельзя, чтобы «Уличные Шавки» пронюхали нашу арену, по крайней мере до конца сегодняшнего и начала завтрашнего дня. Пока я не выиграл — нельзя!» — Так, сколько сейчас? — уже вслух проговорил Рафаэль, посматривая на часы, висящие над простеньким телевизором. — Половина одиннадцатого? Ещё есть время! — тут же более довольным тоном сказал он, усаживаясь поудобнее и продолжая трепать Кланка по загривку, хотя необъяснимая тревога таки спряталась в его сердце, потревожив сидевшего в глубине души демонёнка… Майки не спалось. То ли из-за грозы, ударяющей в оконное стекло мощными яростными порывами, застилающей небо тёмными, фиолетовыми при ударах молний кучевыми облаками, завывающей степным волком над плоскими крышами и в подворотнях, расшатывающей не только буро-жёлтые деревья, но и светофоры, и даже столбы, то ли из-за странной неуютности в родной кровати, от которой хотелось не просто избавится, а скомкать, подобно исписанному листку бумаги, и выбросить в урну или в то же окно стихии на съедение… Что-то не давало парнишке повернуться на другой бочок и уснуть, что-то грызло под сердцем, царапалось при каждом вздохе, тянуло что-то сказать кому-то, но что именно рылось на затворках сознания Микки не знал. Он просто не мог уснуть, вот и всё… Поворочавшись так где-то с часик, Микеланджело, уже не в силах в полной темноте и одиночестве слушать завывания грозы, встал с тёплой кроватки и на цыпочках через коридор, дабы не разбудить злую тётю, прошмыгнул в комнату Леонардо. Его комната была такой же тёмной, как и его комнатка, но в ней было как-то уютнее, теплее… Шкаф с комодом не казались такими большими и из тумбочки или из-под кровати навряд ли выскочит монстр, как всегда рассуждал Микки, заходя сюда украдкой днём или же вечером, когда Лео делал уроки. Несмотря на то, что его очертания были размытыми, можно было услышать, как старший мирно посапывал, порой тяжко выдыхая, поэтому подросток не решался сначала будить его по такому пустяку, но внезапно вспыхнувшая молния и падающие под правильным углом тени сделали своё дело. В долю секунды Майки подпрыгнул, едва ли не взвизгнув, и неосознанно прижался к студенту, как жмётся маленький львёнок к маме-львице. Лео сам подскочил, недоумевающе глядя на прижавшийся к его боку золотоволосый комочек. — Микки? Что-то случилось? — сразу спросил он, приобнимая младшего за плечи и усаживая его на край кровати. — Да так… Уснуть не могу, — ответил паренёк, отчего-то сжимаясь и потягивая к груди колени. — Вот и захотелось к тебе прийти. У тебя спокойнее… — Кошмар приснился? — предположил старший, но, услышав отрицательное мычание, удивился ещё сильнее. — Тогда что же? — Не знаю. Просто не могу уснуть и всё… Что-то колется вот здесь, под сердцем, а почему не понимаю, — признался Микеланджело, пытаясь разглядеть во тьме комнаты глаза брата. — Вот я и подумал, что с тобой уснуть-то уж точно смогу… — Хорошо, завтра тогда попытаешь получше рассказать, идёт? — спокойно сказал юноша, приподнимая край одеяла и приглашая блондина прилечь рядышком. — Идёт! — заулыбался Микки, ныряя под одеяло и прижимаясь к тёплому боку Леонардо, зарываясь носиком тому в плечо и уже через несколько минут спокойно посапывая. Лео порадовался, что братец так легко засыпает, однако теперь его не брал никакой сон, а странное беспокойство зарылось у него в мыслях. Сначала он подумал, что непорядки со сном могли быть вызваны тётей Жанной: она пришла пьяной, растрёпанной, сердитой и начала отчитывать ни в чём не виноватых братьев, ссылая на них все свои беды с женихами и порой приправляя их парой-тройкой бранных слов. Леонардо тогда увёл младшего в комнату, а сам попытался унять разгорячившуюся женщину, перечисляя уйму недостатков её десятого бывшего, уверяя, что она по прежнему красива и в расцвете сил, что она ещё найдёт себе мужчину и всё наладится. Сперва тётя Жанна всё также ругалась, потом поутихла, а в конце так вообще расплакалась и много чего наговорила племяннику про их прекрасные и романтичные дни, когда в палатке в лесу были только они вдвоём, а потом — каким он всё-таки был козлом! Плакала она на его плече больше часа, это он мог уверенно сказать и без часов, да и когда он отвёл её к кровати, женщина упала и начала бить подушку в истерике, а парень предпочёл оставить её наедине со своими мыслями… Студент никогда не любил любовные драмы — они были слишком слащавыми на его вкус, но почему-то всегда доставались именно ему: то одноклассница, как ответственному старосте, расскажет про их одноклассника, какой её «поматросил и бросил», то брат спрашивать не по времени начнёт про любовь и какой она может быть, то преподаватели в университете дадут ответственное задание — следить за парочками на курсе, то тётя Жанна про уже хрен-знает-какого-ухажёра гадостей наговорит… Несколько раз он шумно выдыхал, прекрасно зная, что Майки, когда он так сладко посапывает, ни один вихрь не разбудит, потом пытался считать овечек, только они всегда заканчивались на очередном Миккином всхрапе, и тщетно старался отогнать от себя эти накрученные сознанием мысли, ведь прекрасно знал, что предчувствия Микеланджело обычно сбываются…