Бой с Тенью

      Противный будильник, запрограммированный на шестичасовое время уже целый месяц назад, опять тоскливо запиликал, оповещая братьев о пасмурном начале нового серого денька. Разомкнув свинцовые глаза и дотянувшись до маленького пищащего устройства, Леонардо шумно опустил руку на него, а маленькая техника издала сдавленный звон, прекращая трезвонить. У старшего затекла вся левая сторона и неспроста: всю ночь к нему прижимался Микеланджело, да и под утро не отпускал, продолжая сжимать юношу крепкими объятьями. Сейчас это чудо мирно посапывало, уткнувшись носом ему в грудь, сцепливая ручки на его талии и решительно не обращая никакого внимания на отгудевший будильник электронных чёрно-бирюзовых часов. Золотистые волосы несколькими прядями, слегка вьющимися, были разбросаны по подушке в виде солнышка, а другими — пушились или даже стояли торчком, подобно молоденькой травке по весне. Слегка розоватые щёчки и отсутствие едва заметных следов под изредка вздрагивающими большими ресницами выдавали его крепкий здоровый сон, чем не мог похвастаться Леонардо, имея неестественную бледность и серо-синеватые круги под такими же синими глазами.  — Микки… Пора вставать, — протяжно зевнул Лео, выдыхая горячий воздух тому в макушку.  — Мм… — замычал Майки, сильнее вжимаясь в тёмную майку брата.  — Не мычи, а вставай, а то опоздаем, — сказал студент, откидывая одеяло и заставляя его поморщится от резкого контраста тёплой мебели и прохладной комнаты.  — Ну давай ещё немножечко полежим, Лео… — протянул младший, начиная елозить ногами в поисках исчезнувшего одеялка и ещё сильнее прижимаясь к согревающему родному телу. — У нас ещё целое утро впереди…  — Нет, Микки, давай, поднимайся, нам же ещё в школу и университет собираться, — напомнил черноволосый, потирая слегка покрасневшие в уголках глаза. — Никакие плохие сны не снились?  — Не-а! — после зевка улыбнулся Майки, поднимая лучезарный взгляд на старшего. — А ты опять не выспался, Лео?  — Что ж теперь поделать? Высплюсь на выходных, — честно ответил юноша, поднимаясь, разрывая крепкую хватку подростка и присаживаясь на край кровати, немножко горбясь и повторно зевая, вытирая с уголков глаз подступившие слёзки.  — Прости… — приуныл Микеланджело, понимая, что тот не выспался по его вине, сжимая краешек ещё тёплой подушки.  — Ничего страшного, — сказал Леонардо, поднимая руку и опуская её на голову братцу, легонько взъерошивая мягкие золотистые пряди. — Мы же пойдём в кафе на выходных, верно?  — Верно! — засиял младший, подскакивая и обнимая старшего со спины за плечи, оттягивая назад и чуть ли не роняя его обратно на кровать. — Обязательно пойдём!  — Вот тогда я и отдохну, — сонно улыбнулся на такую радостную реакцию Лео, похлопывая по рукам паренька, чтобы он ослабил стальную хватку.  — Я позову и Миру, и Рафа, и Дони, а тебе следует пригласить Алегру! Наверняка её выпишут к тому времени! — произнёс довольно блондин, отпуская брата и покачиваясь на мебели, словно колокольчик. Правое плечо оголилось, когда белая майка с жёлтыми рукавами спала, открывая светлую румяную кожу, а волосы всё также пушились солнышком, вызывая у студента ещё больше умиления. — Нам будет очень весело!  — Надеюсь, что всё будет именно так, — признался он, вставая и направляясь на кухню, чтобы поскорее поставить греться чайник и приготовить заварку, ведь обычно завтрак этой маленькой семьи ложился на самую раннюю пташку.       Леонардо, поставив на бело-чёрную плиту блестящий чайничек, наполненный до половины, достал из хлебницы малость зачерствевший батон, поправил слегка взъерошенные после пробуждения волосы и решил сыр с варёной колбаской взять, какую просто обожал младший, чтобы сразу сделать бутерброды, пока будет завариваться чай. Слипающиеся глаза, небольшая слабость в руках и общая вялость, конечно, делу не помогали, но он старался резать батон как можно аккуратнее, ведь подбирать потом лишние обрезки совсем не хотелось — внутреннее «Я» юноши требовало, хоть и редко, но точности и правильности в обыденных делах.  — Лео, тебе помочь? — возник в дверном проёме Микеланджело с тем же открытым плечиком, всё ещё взъерошенный, правда уже более бодренький, умывшийся, такой же розовощёкий, привлекая к себе внимание сонливо-рассеянного старшего, пытающегося справиться с почему-то скользковатой колбаской.  — Неужели не замечаешь, что у тебя майка спала с плеча? — лениво спросил Леонардо, ведь этой картине удивляться уже и не приходилось, потому что случалась она практически каждый день.  — А? — в очередной раз удивился паренёк, вмиг обращая внимание на неправильно сидящую одежду и наконец поправляя её, а после пружинящей походкой подкрался к поглощённому резкой черноволосому, возникая справа от него и внимательно глядя на слегка тонковатые к верху и толстоватые к низу кусочки батона. — Давай я порежу колбасу и сыр, а ты пока что умоешься!  — Если хочешь… — зевнул старший, потирая левой рукой сонные глаза, кожа рядом с которыми уже становилась красноватой от периодических натираний пальцами. — Хочешь вновь порезать их фигурками, как в прошлый раз?  — Как ты угадал? — наивно удивился младший, принимая в своё пользование ножик и колбасу.  — Это просто, — улыбнулся он, уходя из кухни и предоставляя Микки возможность творить свои маленькие домашние шедеврики.       Воодушевлённый улыбкой брата Микеланджело сам неосознанно засиял, чувствуя, как внутри что-то разливается тёпленьким сладеньким мёдом где-то в области сердца, заставляя его нежно трепетать, согласно угукнул, словно разрешая самому себе творить, занял местечко Лео, вставая перед столом с нарезной оранжевой доской и покрепче перехватывая рукоятку блестящего ножа. Плавно и аккуратно прошлось металлическое лезвие по круглой варёной колбаске, отсоединяя от основной массы округлый ломтик, средний по толщине, ровненький, легко упавший на доску, который тут же накрыл другой такой же ровненький ломтик, а за ним последовал третий и четвёртый. Следующим на очереди был твёрдый сыр, отдающий приятной кислинкой, имеющий форму треугольника, когда Майки, тихонечко насвистывая любимую песню, отложил колбасу в сторонку на отдельную тарелочку и покрутил его сначала немножко в руке в такт ритму, покачивая бёдрами и улыбаясь, готовясь совершать небольшие, основанные на семейных традициях подвиги, так же нарезая молочнокислый продукт ровными кусочками и также откладывая его в сторонку на другую тарелочку, чтобы не мешался, когда паренёк будет создавать маленькие шедевры.       Стряхнув с пластмассовой доски лишние крошки и взяв ломтик колбаски, Микки наклонился над столом, слегка сгибая колени и нахмуриваясь, сосредоточенно буравя этот ломтик серьёзным взглядом эксперта, и, направив к дальнему от себя краешку кончик острия ножа, принялся водить лезвием, что-то вырисовывая, словно кистью по мольберту, отделяя лишнее и оставляя сердцевину с небольшими краешками, порой прерываясь, чтобы убрать отдельные кусочки, и продолжал снова, пока не получалась маленькая фигурка солнышка с извилистыми лучиками и звёздочкой в середине. Потом творец принимался за сыр, вырезая из него красивый полумесяц, который бы обхватывал это солнышко, укладывая их на неровный ломтик, отрезанный Леонардо, придавая этим фигуркам вид картинки на витрине, только без стекла. Тоже самое блондин, улыбаясь и двигая бёдрами в такт воображаемой песни, сделал и с другими кусочками колбасы и сырка, только в этот раз вырисовывая из них объёмные облачка, капельки и клеверные счастливые листики.       Пареньку хотелось порадовать Лео, ведь тот помог ему побороть странное чувство тревоги, поселившееся в душе младшего вчера перед сном и не дававшее тогда спокойно уснуть. Даже сейчас, разливая по кружкам заваренный чай, Майки не мог с уверенностью сказать, чем было это пугающее предчувствие, холодком пробегающееся вдоль позвоночника, скапливающееся где-то в районе пяток и рук, щипая их неприятным ознобом, пробирающееся под ночную майку и царапающейся в области сердца, отталкивающими мыслями о пустоте забирающееся под корку здравого весёлого сознания, да и думать о подобном в такой светлый момент не хотелось… Микки радовался, что рядом с ним всегда находился Леонардо, готовый предложить свою защиту и утешающее плечо, когда это было необходимым, так что он считал свои призванием хоть как-то отблагодарить старшего и заставить его искренне улыбнуться лишний раз.       За окном моросил слабенький дождик, едва слышно, мелкой дробью стуча по стеклу. Серенькие тучки заволокли собою небосвод, правда на их однотонном фоне порой проскальзывали отдельные белые сестрички, внося разнообразие в пасмурную жизнь жителей города. Не такой сильный холодный ветер гулял в переулках, заставляя некоторых прохожих перехватывать покрепче сумки и спешно прятать голые ладони в карманы, если не было под рукой спасительных варежек, ведь природный шалун, тихонечко завывающий на одиноких плоских крышах, любил поиссушить их лишний раз, вынуждая людей по возвращению домой использовать увлажняющие крема. Мелькали легковушки по трассам, мигая жёлтыми фарами, летели по небу серые вперемешку с белыми облака, а в отдельной квартирке, где в отдельной комнате спала ворчливая тётя, горела одна простая светлая люстра, и золотой лучик сиял ей в такт.       Леонардо, набрав в ладоши столько воды, сколько позволяли соединённые руки, шумно ополоснул лицо, позволяя прохладной жидкости омыть скулы, глаза, щёки, подбородок и забрать из них всю сонность и рассеянность, привести разбегающиеся мысли в слегка взъерошенной голове в порядок, поднял взгляд на волнообразное тёмное зеркало, полюбовался своими красивыми серо-синими мешками и бледностью, подмечая в очередной раз глубину сапфировых радужек, вздохнул и выпрямился, беря тонкое бирюзовое полотенце. Шероховатая ткань прошлась по коже, неприятно поцарапывая, вынуждая поскорее убрать с себя лишнюю влагу и повесить его обратно на белый крючок.       Тихое шуршание дождя, едва уловимое в отдалённой комнатке, шелест воды, бегущей из серого крана, свет белой лампочки и общая вялость упорно тянули ко сну, такому желанному, что юноша сейчас бы отдал всё, лишь бы поспать лишние часики в тёплой и мягкой постельке, пытаясь вспомнить последний раз, когда нормально высыпался и был полон энергии с самого пасмурного утра. Месяца три назад, не ранее… От такого факта Лео усмехнулся, выключая кран и выходя из ванной. Мокрая зубная щётка тёмно-зелёного цвета тоскливо посмотрела ему вслед.       Студент зашёл на кухню, где, пританцовывая и выкладывая красивые фигурки из колбаски и сыра, стоял Микеланджело, довольно улыбаясь и насвистывая знакомую мелодию, и подошёл к светлому настенному шкафу рядом с блестящим двухметровым холодильником, открывая его и доставая мазь от ушибов, растяжений и кровоподтёков.  — Микки, давай-ка твои синяки помажем, — сказал черноволосый, поворачиваясь к младшему и оставляя шкафчик открытым.  — Опять? Но она же воняет, Лео! — негодующе буркнул Майки, закидывая голову и умоляюще глядя на старшего.  — Не опять, а снова — это во-первых, а во-вторых, я не уверен, что твои синяки уже прошли, ведь те типы хорошенько тебя побили, — ответил Леонардо, подходя к столу и ставя один стул позади блондина. — Поднимай майку.  — Ладно… — вздохнул паренёк, задирая бело-жёлтую одежду до груди, придерживая её одной рукой и продолжая раскладывать ломтики свободной, а студент, присев на мягкий стул, выдавил из бежевого тюбика немножко неприятно пахнущей, полупрозрачной коричневатой массы и, легонько надавливая на фиолетово-желтоватые синяки, начал аккуратно водить по кругу двумя пальцами, стараясь сильно не разносить мазь по чистой здоровой коже.       Эти неприглядные увечья проявились тем же вечером, когда Микки снял с себя верх и открыл их юноше, одновременно пугая и выводя его из себя, ведь какие-то отпетые отморозки, а по-другому Леонардо тогда и не мог подумать, посмели так покалечить его младшего брата! Спасибо Рафаэлю, что хотя бы они не ушли безнаказанно…       Сейчас синяки небольшими пятнами вырисовывались чуть выше поясницы, ближе к лопаткам и спереди к животу — пару дней назад их было чуть больше, они были куда ярче и ощутимее ныли, когда их обрабатывали спасительной мазью. Она очень хорошо помогала, и в ближайшие дни все ушибы должны пройти.       Когда Леонардо легонько надавливал в области лопаток, то Микеланджело расслаблялся, словно получая массаж, немножко отклоняясь назад под движения пальцев, а когда он переходил на живот, слегка обхватывая младшего рукой за талию, то Майки пытал избежать лишнего контакта, изгибался, сдерживая подступивший к горлу смешок, ведь щекотки подросток побаивался. Лео и сам сдерживал его, видя, как извивался блондин, раскрасневшись и надув щёчки, при этом продолжая буравить фигурки из колбасы и сыра уверенно-сердитым взглядом опытного мастера.       К счастью для Микки, эта процедура закончилась довольно быстро, и бежевый тюбик благополучно отправился обратно в светлый настенный шкафчик рядом с холодильником, а юноша сел на стул рядом с ним, беря из сахарницы пару кусочков и опуская их в крепкий горячий чай. Наконец разложив все бутерброды на тарелочке, паренёк также сел на стул, который не убрал за собой старший, пододвинулся к столу и взял четыре кусочка сахара, начиная размешивать их серебристой чайной ложечкой. Леонардо же посмотрел на фигурки солнышка и месяца, капелек и клеверных листиков, объёмных облачков и звёздочек и по-доброму улыбнулся, лишний раз подмечая, что есть такую красоту просто кощунственно.  — Когда у тебя кружок по лепке? — спросил он, беря и прокручивая в руках один бутерброд с облачками, осматривая аккуратный срез по бокам этого маленького творения.  — Завтра после алгебры, — ответил Майки, уже уплетая свою первую поделку и запивая её чайком. — И почему её поставили последней? На последних же уроках голова ватной становится и думается плохо, и домой ужасно хочется… — добавил, покачивая золотистой головой.  — Я думаю, учителя тоже не рады, что такой важный предмет поставили последним, — сказал Лео, откусывая чуть-чуть, чтобы не рассыпался маленький шедеврик.  — Наверное… — согласился блондин, в три присеста съедая небольшой бутербродик и беря в ручки второй со звёздочками. — Кстати, Лео, у тебя сегодня много дел в университете?  — Да. Сегодня планировали нам зачёт устроить, да и сомневаюсь, что наш любимый преподаватель по истории захочет уменьшить объём лекций хоть на парочку абзацев… — вздохнул студент, запивая кусочек приятным чаем. — А ты хотел, чтобы я сходил с тобой куда-то?  — Ну я хотел бы ещё разок навестить Дони и Рафа, да и Кланк наверняка уже соскучился… — почесал затылок Микеланджело, слегка улыбаясь.  — Понятно… Прости, Микки, — извинился Леонардо, грея ладони о тёплую кружку.  — Не извиняйся, Лео, я понимаю! — замахал ручками младший, заставляя поднять на себя всё ещё сонный взгляд синих глаз. — Жаль, конечно, но тут же ничего не поделаешь…       Тут из комнаты Майки донеслось тихое звяканье, словно в воду что-то упало с большой высоты.  — Ой, я сейчас! — подскочил паренёк, направляясь в свою комнату, а черноволосый проводил его слегка удивлённым взглядом.       Микеланджело пропал на несколько секунд, потом из-за двери донёсся обречённый вздох и неразборчивое бурчание, а затем он снова зашёл в кухню и шумно сел на мягкий тёмный стул, обмякая и всем телом наваливаясь на стол, кладя рядом с наполовину пустой кружкой золотистую голову.  — Что такое? — поинтересовался юноша, видя, как окончательно улетучилась прежняя весёлость паренька.  — Мира напомнила мне в сообщении, что сегодня нам с ней нужно переписать контрольную работу и делать конспекты к следующей… А-а, не хочу! Это утомительно и долго! — пожаловался Микки, зажмуриваясь и всхлипывая, уже представляя, как долго им придётся переписывать десять объёмных параграфов по физике.  — Ничего, Мира тебя чуть-чуть подтянет, да и с Дони же ты занимался, так что следующую контрольную наверняка напишешь хорошо, — попытался подбодрить младшего Леонардо, делая ещё один большой глоток, позволяя уже слегка поостывшему чаю приятно обдать горлышко теплом.  — Ну-у, не совсем… — признался он, приподнимаясь и выпрямляясь на стуле, привлекая к себе внимание. — Когда мы с Рафом немножко повалялись на площадке подъезда, то пришли отогреваться домой и завели разговоры о том, о сём…  — И, как я понимаю, ничего не поделали толком, — скорее утверждая, нежели спрашивая, сказал брюнет, делая в этот раз меньший глоток. — Хотя, у тебя ещё два года есть, чтобы подготовиться к экзаменам, но знания в области отдельных предметов нужны всегда. Конечно, тебе не нужно часами зубрить только химию или физику, но желательно бы тебе в субботу позаниматься с Дони поусерднее, а в воскресение тогда мы все вместе пойдём в кафе или в парк аттракционов.  — Обещаю! — вновь заулыбался блондин, внимательно выслушав старшего и весело покачиваясь на тёмном стульчике. — Только и ты обещай, что мы точно сходим куда-нибудь на выходных!  — Хорошо-хорошо, обещаю, — также улыбнулся Лео, окончательно поднимая настроение Майки, хотя тучки над городом, казалось, начинали больше сгущаться…       Рафаэль явился домой уставшим, взъерошенным и немножко раздражённым, ведь на простом выговоре тогда дело не кончилось: мало того, что Анжелику, ни в чём не повинную по его мнению, грубо отчитал начальник-управляющий, мало того, что её лишили месячной премии, равной половине зарплаты, и вычли какие-то грошовые излишки из основного дохода, мало того, что за порчу приобретённых клеток и прочего хлама, попавшегося Аюсталам под когти, придётся расплачиваться ей лично, так ещё всё это мракобесие происходило прямо перед ним, когда нервы бойца были шиты не самыми крепкими нитями и когда он мог с лёгкостью сорваться с воображаемой цепи, подобно разозлённому бульдогу. Внутренний демон Рафа, мирно посапывающий всё то недолгое время, начал активно елозить где-то в районе солнечного сплетения и сердца, задевая огненными крылышками лёгкие и кровеносные сосуды, разогревая кровь и воздух и превращая парня в настоящую бомбу замедленного действия. «Никто не смеет так говорить с Анж, никто!» — метались мысли в взъерошенной тёмно-алой голове, а кулаки так и чесались поближе познакомить этого управляющего с песчано-каменной стеночкой.       Удивительно, как только Соррен умудрялся стоять рядом с этим разъярённым зверем, когда его телохранители предпочитали отойти подальше и сохранить такую дистанцию до самого конца. Сравнительно низенький мужчина с выбритым лбом спокойно мог находиться вблизи разогретого и схватками, и своим гневом «Пламенного Рыцаря» даже не получая при этом никаких ожогов. Красноволосый бы с большим удовольствием покинул небольшое помещение, бывшее комнаткой начальства подпольной центральной арены, но его долг как первого бойца всеми признанного «опекуна» заставлял его беспомощно наблюдать эту отвратительную картину и требовал сохранять более менее приличное лицо, хотя при господине Раф мог и не сдерживать себя, ведь тот хорошо изучил своего подчинённого за прошедшие четыре года и знал, какого ему было, но, конечно же, ничего не предпринимал, чтобы как-то поправить положение вещей — Соррена она устраивала, и этого тогда было достаточно.       Когда же мучительные выговоры и расчёты закончились и все «важные» люди покинули комнату, Рафаэль вновь утешающе обнял Анжелику, ведь лишиться в раз почти всего уважения и зарплаты, какие в подпольном мире зачастую играли ключевую роль и на какие могла спокойно прожить её семья — это довольно тяжкий удар, нанесённый исподтишка пока ещё неизвестным врагом. Женщина старалась показать, что её данная проблема не сильно пугает, что, когда найдёт «триклятого гада», то лично отомстит ему за все головомойки, которые устраивало ей начальство, что со всем этим она преспокойно справить и всё переживёт, только вот плечи укротительницы вздрагивали, на лице также красовалась сильная бледность да и аура у ней была подавленной, поэтому он просто держал её в руках и слушал льющуюся из уст подруги речь, пропитанную обидой, болью и небольшими нотками зарождающегося страха за своё ближайшее будущее. Такое состояние Анжелики боец просто ненавидел, не переносил, всячески стараясь исправить ситуацию, разбавить её душевным теплом и заботой, что не всегда получалось, ведь от всего человека уберечь не получится даже при самом большом желании…       Донателло встретил Рафа обеспокоенно, когда разглядел комок досады и раздражения в зелёных глазах с карими крапинками, однако не стал спрашивать, что случилось, прекрасно зная, как бы ответил уставший брат, поэтому лишь предложил ему завтрак из сухарей и чая, на что старший только тихо буркнул, желая поскорее упасть в мягкую родную кровать. Он старался не показывать лишний раз своё плохое расположение духа, но голос всё-таки выдавал его: тихий, хрипловатый, с нотками нескрываемой озлобленности на весь серый мир этого несчастного города.  — Были разборки по поводу очередного приступа «бешенства» у зверей, вот и потрепали нам с Анж нервы… — звучал ответ на немые вопросы гения.       Дони же безмолвно дал Рафаэлю простор для любых действий, какие только могли помочь ему расслабиться и успокоиться: можно было подойти к младшему и обнять, чтобы восстановить потраченные силы, или же пойти на кухню и перекусить, чтобы заглушить возникшую в области живота пустоту, или принять ванную и смыть с себя вся грязь, как физическую, смешанную с потом и следами чужой крови, так и моральную, ну или посмотреть любимый сериал и забить голову лишними размышлениями о судьбе того или иного героя, а можно было просто пойти спать, погружаясь в сладкие и умиротворяющие путы и грёзы Морфея, при чём это всё можно было сделать в полном одиночестве и тишине, ведь горе-мастер понимал, как сейчас нужна была блаженная тишина.       Из всех вариантов, предложенных молчаливым гением, боец выбрал первый — подошёл к нему и крепко обнял, словно сжимая в железных тисках, причиняя небольшой дискомфорт в лопатках и рёбрышках. Донателло лишь шумно-облегчённо выдохнул, успокаивающе поглаживая старшего по спине, позволяя сжимать себя, как плюшевую игрушку, хотя сам Рафаэль был похож на того же ребёнка, которого кто-то обидел в детском саду и он пришёл искать утешения у братика, тихо сопя ему в плечо и разбирая все возникшие в растрёпанной тёмно-алой голове накрученные мысли по поводу несправедливости и невежестве других детей, какими на самом деле были те самые управляющие… Воображение Дони настойчиво рисовало именно такую картину, и он сам удивлялся её правдоподобности, но не решился озвучить подобную мысль вслух, боясь разрушить момент тишины, понимания и покоя.       Простояв с младшим в обнимку несколько минут, Раф всё-таки отпустил его, чувствуя, как приятное родное тепло расползается по уже остывшим сосудам и мышцам, будто бы раскручивая заведённую в механических часах пружину, позволяя расслабленности взять верх над взбудораженным демоном и загнать его подальше в глубины сознания, и, ощущая себя более менее успокоившимся и настроившимся на чудесный сон, медленно потопал в свою серую комнатку, бросая напоследок пару слов:  — Спокойной ночи, Дони… и спасибо, — прохрипел боец, скрываясь за тёмной тонкой дверью.  — Спокойной ночи, Раф, — также тихо отозвался ему горе-мастер, поправляя сползшие на кончик носа бежевые очки с дополнительным моноклем.       Донателло одёрнул край серого свитера, слегка замятый во время объятий, и решил выпить третью кружечку любимого дешёвого кофе, направляясь на кухню и замечая, что на улице моросил мелкий дождик, который он не замечал раньше, пока всю ночь просиживал сиденье клетчатого кресла, просматривая поисковую ленту на своих сайтах подработки и полируя отдельные детальки старого компьютера…       Кафе «День Марии» сегодня пустовало, впрочем, как и большую часть всей рабочей недели. Округлые столики с простенькими лаковыми стульями и треугольными салфеточками, повёрнутыми уголками к окнам, тоскливо смотрели в сторону кинотеатра, оранжевые краски которого заметно потускнели на фоне мелкой измороси дождя. Белые закруглённые лампы были настроены на среднюю яркость, чтобы свет не бил лишний раз по привыкшим к темноте глазам, а за стеклянными дверцами мелькали тёмные пальто и куртки прохожих, спешащих по своим делам в центр города или же на его окраины, напоминая собой потоки мутной воды, скапливающейся у входа в канализационные трубы.       Аллина, поправив привычно испачканный по краям в разных соусах белый фартук поверх простого сизого платья, в очередной раз грозясь постирать его на предстоящих выходных, поправила выбившуюся из светлого пучка локон за ухо, шмыгнула носом, поминая добрым словом подцепленную у соседки простуду, и посмотрела на двух юных пришельцев, прилетающих к ней в кафе уже не первый годик, облокачиваясь о витрину с выпечкой и задевая пальцами парочку мелких прыщей на пухленьких щеках.  — И долго вы тут у меня сидеть будете, мелкие? — спросила хозяйка, рассматривая прибывших пять минут назад Миру и Микеланджело, уже разложивших на отдельном столике необходимые для конспектирования учебники и тетрадки с пеналами.       Девушка была одета в бежевую рубашку с расстёгнутым на несколько светлых пуговок горлышком, красно-бежевой клетчатой юбке, тёмно-коричневых коротких сапожках на небольшой платформе, с чёрными вытянутыми квадратными очками и пучком огненных волос. Её красная кожаная куртка, также, как и тёмно-зелёная куртка её друга, висела на спинке простенького светлого стульчика. На пареньке же была светло-голубая рубашка, прямые школьные брюки, а на ногах красовались большие бежево-оранжевые кроссовки. Золотистые волосы слегка ерошились из-за только что снятой шапки, придавая ему капельку детской милоты.  — А что, мы тут воздух потесним, госпожа Аллина? — усмехнулась рыжеволосая, вырывая из женщины небольшое фырчанье.  — А может и потесните — кто вас знает! — засопела она, приподнимаясь с витрины и выпрямляя спину, потирая её кулаком. — Заказывать что-нибудь будете?  — Попозже тогда, — отозвался Микки, грызя кончик простого карандаша по привычке с первого класса и открывая первый попавшийся под руку учебник с зелёной обложкой.  — Ладно уж. Я буду на кухне, позовёте, если что, — сказала Аллина, уходя с кассы и оставляя помещение на совести двух школьников.  — Мира, а это обязательно? — взвыл Майки, обнаруживая нелюбимые термины и понятия в книжке под отталкивающим названием «Биология». Против этой науки он ничего не имел, но вот не нравилась ему анатомия человека с костями, мышцами, сердцем и печенью.  — Нравится, не нравится — ешь, моя красавица! — величаво произнесла подруга, закидывая ногу на ногу и беря в руки ручку, поднося её к красноватым губам и прикусывая её кончик всё по той же привычке. — Нам нужно подготовиться к следующей контрольной, или тебе той двойки за предыдущую мало?  — Больше, чем достаточно! Не хочу! — совсем сник паренёк, ложась на стол и придавливая собой учебник, чувствуя, как моральное переутомление после шести уроков каменной плитой давит на плечи.  — Надо, милый, надо, — вздохнула девушка, утешительно похлопывая его по плечу.  — Нервная система человека это страшно нудно! Мне Дони интереснее расскажет, и конспект не потребуется! — попытался отговорить её во второй раз.  — А своя голова с мозгами на кой-тебе нужна тогда? — зарядила маленький подзатыльник разленившемуся другу, заставляя его ойкнуть. — Кстати, когда ты познакомишь меня со своим таинственным репетитором?  — Планирую в это воскресенье. Я хочу устроить небольшое чаепитие с Лео, Дони, Рафом, тобой и Алегрой. Будет весело! — улыбнулся Майки, выпрямляясь и потягиваясь, заводя руки за золотистую голову. — Уверен, они тебе понравятся! Сможешь прийти в обед в воскресение сюда?  — Ну, раз ты так говоришь… — закатила серые глаза Мира, беря зелёненький учебник и пролистывая странички до нужного параграфа. — Конечно смогу! Так, а теперь приступим к главному…       Микеланджело обречённо вздохнул, опуская руки на столик и нависая над большой тетрадкой, исписанной лишь на одну пятую за заканчивающуюся четверть, покрутил в пальцах взятую из светлого с яркими жёлтыми узорами пенала ручку и принялся внимательно слушать девушку, ведь самому читать было лень, да и подруга велела тренировать слуховую память, когда они только выходили из школы. Она старалась чётко произносить каждое слово, порой делая ударение на важных, какие следовало записать, и не торопилась, как это любил делать их учитель, за что Микки благодарил её от всей души.       Не спроста Мира с Майки полюбили это кафе: несмотря на серость и сырость, царивших за стеклянной дверцей, в самом помещении было очень уютно, возможно, из-за деревянных резных украшений или маленького пространства, даже пустующего, но старый дух какой-то семейной теплоты, какой обычно исходил от всяких мелких побрякушек, пропитывал собой каждую частичку «Дня Марии»: и округлые столики, и лаковые стульчики, и витрины с выпечкой, да и сама хозяйка, хоть и любила покряхтеть и пожаловаться на поставщиков лишний раз, но с нескрываемым трепетом берегла своё маленькое кафе, содержала его в чистоте и порядке и к редким клиентам относилась уважительно, даже к маленьким. Она никогда не предлагала попробовать какое-то отдельное блюдо, а предпочитала просто показывать их людям, чтобы нужное они выбрали сами, ведь считала, что если будет расхваливать одно, то это будет скорее навязывание, а его женщина не любила больше всего, поэтому и давала посетителям полную свободу.       Частенько, особенно в младших классах, Мира и Микки забегали в это милое кафе, заказывая каждый раз свои излюбленные пиццы и салатики, правда теперь они больше занимаются конспектированием или другими домашними заданиями, порой заказывая еду только под конец, чтобы не отвлекаться лишний раз, но хозяйка не была против подобного, а наоборот в душе радовалась, что приобрела постоянных клиентов, с которыми порой обсуждала новости или жизнь и с которыми могла быть честной…       Внезапно телефон Миры загудел, оповещая друзей о присланном сообщении. Девушка слегка удивлённо перевела взгляд с печатных страниц на карман юбки, доставая устройство и включая яркий огненный экран.  — «Свежие новости», — сказала она, кладя телефон в чёрном чехле на стол и включая новое видео, поворачивая его под углом, чтобы и любопытному Майки было хорошо видно, выбирая качество получше и прибавляя звук. — Госпожа Аллина, будете слушать? — крикнула она, глядя на дверцу, ведущую на кухню, тут же получая ответ:  — Небось ничего интересного там нет, — засопела женщина, выходя из кухни и вновь становясь у кассы, поправляя покосившийся фартук и облокачиваясь о верх витрины. — Скорее всего будут говорить про ДТП или про каких-нибудь насильников… — предположила она, прекрасно зная, что в их городе мало, чего интересного происходит.  — Вот сейчас и узнаем, — улыбнулась на подобное рыжеволосая, поправляя выбившуюся из пучка прядь за ухо и поворачиваясь обратно к экрану, делая звук на полную, чтобы хозяйка тоже услышала.  — «Здравствуйте, с вами новости Первого канала. Два часа назад на окраине города близ портовых складов произошёл взрыв, уничтоживший одно хранилище с древесиной и унёсший жизни нескольких работников и сторожей, находившихся в это время в помещениях. Также взрыв повредил три рядом расположенных хранилища и сторожевой пост. Спасатели до сих пор тушат огонь и пытаются разобрать уже остывшие обломки. В развалинах им удалось найти обгоревшее тело неизвестного животного предположительно хищного. Полицейские также предположили, что это хранилище могли использовать контрабандисты, чтобы нелегально переправлять животных на подпольные арены. Очевидцы утверждают, что до взрыва слышали странные звуки, похожие на копошение и рычание, доносившиеся из хранилища. Возможно взрыв прогремел именно по вине этих диких животных и из-за того, что контрабандисты не смогли справиться с ними. В данный момент спасатели обнаружили тела шестерых погибших и ещё двух животных. Пока что огонь не даёт развернуть работу как следует, но мы будем держать вас в курсе событий, а пока что к другим новостям…» — сообщила светловолосая ведущая в строгом облегающем костюме, а Мира убавила громкость на телефоне, позволяя женщине говорить и дальше, чтобы повисшая тишина не так сильно давила на возникшие мысли.  — Ничего интересного, да? — усмехнулась она, поднимая взгляд на Аллину, заметно хмурящуюся от таких новостей.  — Когда же их всех переловят… — недовольно проговорила хозяйка, сопя гундосым голосом. — тогда спокойнее в городе будет, да и мне тоже.  — Но ты же ведь не участвуешь в подпольных сражениях, — сказал Микки, не понимая, к чему клонила женщина.  — Но я ведь одна из них, а значит их отпечаток ложится и на меня, — напомнила ему волчица, выпрямляясь и доставая из витрины один гамбургер и немножко оливье. — Пока они ведут свои подпольные бои и набивают себе карманы краденными деньгами, страдают другие, такие как я, которым приходится кое-как сводить концы с концами, ведь мало кто решиться общаться со зверем…  — Прости, не подумал… — сжался паренёк, вспоминая, к кому относилась Аллина.  — Хотя, может я и преувеличиваю своё горе: в последние месяцы власти города совсем перестали доставать меня сообщениями и предупреждениями. Видимо, у них и с обычной уличной шпаной забот хватает, — проговорила она, садясь на стул и принимаясь обедать. — Теперь же, когда по странным обстоятельствам подпольные арены стали вскрываться одна за другой, полиции покоя нет, но я уверена, когда уляжутся дела с аренами — они перейдут снова на нас. Хотя не могу не согласиться с ними: пришествия с контрабандистами становятся всё опаснее и опаснее… Кто знает, чем это кончится…  — А как вы относишься к тем, кто сражается на этих аренах? — поинтересовался Микеланджело у них обоих, кладя голову на руки, облокачиваясь о стол.  — Отчаянные дураки, желающие получить побольше денег и потешить таких же дурачков своей пролитой кровушкой, — ответила Мира, откидываясь на спинку стула и вновь закидывая ногу на ногу. — Не понимаю, какой смысл в том, чтобы рисковать собой ради ставки, которая ещё может не окупиться? Они либо больные и жадные на всё голову, либо любители острых ощущений до мозга костей.  — Какая резкая у тебя критика… — почему-то не удивился паренёк, видя серьёзность на лице подруги.  — А что, я не права? — спросила рыжеволосая, выгибая тонкую аккуратную бровь. — Таким людям место в психиатрическом отделении, ведь они думают только о крови и деньгах, забывая обо всём другом. Разве не помнишь, какого однажды по новостям показывали безумца, когда «Уличные Стражи» обнаружили ещё одну подпольную арену? Он выглядел, как дикарь, и только просил крови и зрелищ… Мне того раза вполне хватило, чтобы убедиться в этом. А ты разве считаешь по-другому?  — Ну… — не закончил Микки, когда его прервала хозяйка кафе.  — Может это и не умалишённые, а просто жадные и жестокие люди, — предположила она, доедая большой ложкой маленькую порцию оливье. — В конце концов, не все оборотни такие же миролюбивые, как я. Большинство имеет трудный бунтовской характер и многие стремятся выразить свой протест вот таким способом. Они не совсем больные. Им просто требуется поддержка и понимание…  — Не думала, что ты такая мягкосердечная, — усмехнулась Мира, поправляя чёрные очки.  — Но это не значит, что я их поддерживаю, — тут же исправилась Аллина, принимаясь за гамбургер. — Их метод борьбы с реальным миром и его несправедливыми законами неправильный. Он только подливает масла в и без того разгоревшийся пожар. Когда попадается оборотень, участвующий в подпольных боях, его сажают в тюрьму на куда больший срок, нежели обычного человека, лишают каких-либо простых человеческих прав даже после окончания тюремного срока, но этот пункт уже на усмотрение суда, однако многие начинают думать, что все мы такие поголовно. Это несправедливо, но это так. Стадный образ мысли ещё никто не отменял: подумал один, сказал другой, дополнил третий, согласился четвёртый… Я думаю, если уж бастовать, то массово, а не отдельными кучками где-то в подполье — это смешно!  — Вот это уже наша госпожа Аллина! — задорно улыбнулась Мира, заставляя и нахмурившуюся хозяйку по доброму усмехнуться.  — Я бы тоже подняла бунт, если бы у меня ничего не было, но ведь мне есть, что терять, а на это и рассчитывает наша власть. — дополнила женщина, оглядывая помещение любовно-ласковым взглядом. — У многих оборотней есть семьи, если уж не красивые дома, а рисковать семьёй никто не будет…  — Тут ты не права: отбитым отморозкам плевать на семью! — перебила женщину рыжеволосая, указывая на неё пальцем. — Они и мать родную за деньги продадут!  — Так, не перебивай старших! Вот молодёжь пошла! — возмутилась Аллина, поддаваясь слегка вперёд на стол и чуть ли не давясь гамбургером. — Я это и собиралась сказать, вообще-то! Никакой дисциплины!  — Я тебя умоляю, о какой дисциплине в современном обществе ты говоришь? Кто хочет, тот слушает взрослых, а кто не хочет — нет! Хоть кол на голове теши, а уже ничего не сделаешь. Многим родителям сейчас надо побольше зарабатывать, ведь цены-то растут, зарплата падает, власть отнекивается, а людям жить надо… Правда, это и без моей лекции известно, — вздохнула Мира, облокачиваясь о столик и прокручивая в руках простую ручку. — Эх, да и с учёбой кавардак полный!       Аллина лишь тихо засопела, доставая из кармана носовой платочек и высмаркиваясь в бело-жёлтую ткань, а Микеланджело понимающе закивал, выпрямляясь и беря в руки зелёненький учебник, словно пытаясь уйти от дальнейшего разговора, только женщина тут же выдернула его из размышлений.  — А ты, Майки, как относишься к подпольным бойцам? — спросила она, вставая со стула и готовясь уходить на кухню, чтобы помыть тарелочку из-под гамбургера и оливье.  — Ну, я вообще не думал над этим, пока Мира не включила новости, поэтому и спросил у вас, что вы думаете по этому поводу… — признался паренёк, получая слегка удивлённые взгляды от Аллины и подруги.  — А своя головушка тебе на кой-дана? — повторно поинтересовалась рыжеволосая, трепя друга по золотистой макушке. — Неужели совсем нет идей на этот счёт?  — Ай-ай! Есть, конечно! — возмутился подросток, убирая руку Миры и поглаживая пострадавшую головушку. — Может быть у них просто нет выбора и, чтобы заработать хоть какие-то деньги и прокормить семью, им приходится сражаться на этих подпольных турнирах? — предположил он, ещё сильнее удивляя их.  — Нет, Микки, на такой самоубийственный шаг навряд ли, кто согласится, да и разве отпустит кормилица на такое опасное дело семья? — отрицательно покачала головой Мира, меняя ноги, а Аллина так же закивала, подтверждая слова девушки. — Так, мы уже долго говорим, а конспекты сами себя не напишут! — опомнилась она, хватаясь за учебник.  — Давайте-давайте! Я пока что вам пиццу разогрею, — улыбнулась женщина, скрываясь за дверью.  — Спасибо, тётя Аллина! — крикнул ей Майки, поудобнее усаживаясь на светлом стульчике, беря в руки ручку и приготавливаясь писать за подругой, но всё-таки сохраняя странную мысль до семейного вечера.       Леонардо устало листал страницы исписанной наполовину тетради, пытаясь разобрать впопыхах нацарапанные, крючковатые обрывочные слова, сидя за рабочим столом в своей комнате при свете одинокой настольной белой лампы. Свинцовые глаза привычно слипались, хотя юноша настойчиво продолжал читать конспект, стараясь запомнить побольше к завтрашнему дню, уже через силу удерживая на весу ватную голову. Было всего лишь двадцать минут седьмого, а он уже смертельно хотел спать…       Тут раздался телефонный звонок, подбадривая расслабившегося студента подняться с нагретого местечка и подойти к трезвонившему в кармане портфеля устройству. Взяв его в руки, Лео камнем упал на кровать, поднося трубку к уху и узнавая привычно вялый голос приятельницы:  — «Ты там как, живой? Судя по вздохам, ты уже на пол пути к Высшим силам…» — прозвучало эхо в пустой комнатке, заставляя его усмехнуться.  — Как всегда, впрочем, как и всегда, — вздохнул Леонардо, поправляя край завернувшейся чёрной водолазки. — Тебя когда выписывают?  — «В субботу, а что?» — спросила девушка, не меняя уныло-вялого тона.  — Майки хочет устроить небольшое чаепитие со всеми нашими друзьями. Сможешь прийти в воскресение в обед в кафе «День Марии»? — пояснил парень, вытягивая ноги вдоль мебели.  — «Ну, раз такое дело, почему бы и нет… — ответила она. — Что там с фестивалем?  — Сказали, что план нужно доработать, вот и сидел его перечитывал и переделывал, а потом ещё решил и конспекты с пар почитать, чтобы хоть что-то в голове осталось… — признался юноша, потирая уставшие глаза и глядя в бежевый затемнённый от света одинокой лампы потолок.  — «Ты вообще знаешь, что такое отдых?» — поинтересовалась Алегра, вздыхая на другом конце трубки.  — Знаком с ним частично, — иронично выдал черноволосый, поворачиваясь на бок и подтягивая к себе колени. — Ох, думаю, в этот раз стоит поспать побольше… — зевнул он,  — «Если завтра мне сообщат, что ты не явился в универ, то можно будет ставить тебе памятник «Пал смертью храбрых в борьбе с неистовыми конспектами»… — произнесла без усмешки девушка, вырывая из вымотанного юноши вялый смешок. — Подумай о Майки: по твоему, ему приятно видеть тебя таким, Лео? — более серьёзно спросила она слегка хрипловатым голосом, обжигающим своей холодностью. — Уверена, что нет.»  — Знаю, Алегра… Знаю… — набрав в лёгкие побольше воздуха, выдохнул парень, прикрывая глаза. — Закончится фестиваль, и я исправлюсь.  — «Правда? Что-то не верится…» — честно сказала приятельница, также вздыхая и шурша пакетами на тумбочке.  — Правда, — улыбнулся он, будто бы желая передать по каналу связи эту улыбку и девушке.  — «Кстати, спасибо за гранаты и черносливы. Всё-таки запомнил, » — проговорила Алегра, и Леонардо мог поклясться, что её голос стал чуть-чуть мягче.  — Обижаешь, — усмехнулся студент, укладывая поудобнее голову на мягкую подушку.  — «О, сегодня была новость: взорвалось портовое хранилище с древесиной, в котором, предположительно, контрабандисты держали животных, слышал, нет?» — вспомнила о происшествии приятельница.  — В универе что-то говорили об этом, но, признаться честно, я не слушал, — повёл плечами, вновь выпрямляясь на постели, немножко подминая под собой одеяло.  — «Ну и как ты относишься к подпольным бойцам? Там поднималась такая тема…» — спросила она, и до уха парня донёсся шелест страниц.  — А ты как? — ответил он вопросом на вопрос, что, признаться, Алегра не любила.  — «Ну сначала думала, что они просто хотят набить свои карманы, хотя так думает каждый второй обыватель, а потом решила, что у некоторых просто нет выбора, ведь семью-то чем-нибудь кормить надо… Власть говорит, что они все преступники, но я так не считаю. Мы же их просто не знаем, — вздохнула девушка, переворачивая очередной лист толстой книжки. — А что ты думаешь по этому поводу?»  — Ну…       Тут раздался другой звонок, уже дверной, хромым соловьём разносящийся по пустующей квартирке, вынуждая брюнета разлепить свинцовые глаза и привстать на кровати.  — Майки вернулся… — он зевнул, вставая с постели и топая в коридор. — Давай, пока, я потом тебе скажу.  — «Интриган… — усмехнулась она. — Пока, » — произнесла девушка, и в трубке раздался тоскливый гудок.       Лео подошёл к входной двери, открыл её, стараясь стоять уверенно и не шататься, и впустил в дом весёлого братца, заскочившего в дверной проём под рукой сонного старшего.  — Ура-ура! — подпрыгнул несколько раз на месте Микеладжело, прижимая к груди ручки и сияющими голубыми глазками глядя на юношу. — Дони и Раф смогут прийти в воскресенье! Ура! У нас будет настоящее чаепитие! Ура-ура! — сказал младший, поддаваясь вперёд и горячо обнимая Леонардо.  — Микки, ты мокрый! — вмиг оживился черноволосый, ощущая кожей шеи и кистей сырость тёмно-зелёной куртки. — А ну-ка быстро раздевайся! Промок же весь!  — Хорошо-хорошо! — невинно заулыбался паренёк, отпуская студента и принимаясь снимать с себя мокрую одежду, пока брюнет взял его портфель и понёс его в комнату.  — А… Чёрт… Микки, я забыл приготовить обед. Подождёшь немножко, пока я картошку сварю? — внезапно опомнился юноша, застывая в дверном проёме.  — Конечно! Ты же небось опять засиделся с уроками? — почему-то не удивил своими догадками Майки.  — А как же иначе, — не стал отрицать старший, заходя в комнату блондина и кладя портфель на стул, когда золотоволосое чудо забежало на кухню и стало у труб, чтобы поскорее отогреться.       Микеланджело лишь тихо вздохнул, переворачиваясь на другой бочок и пытаясь в очередной раз посчитать прекрасных белых овечек, прыгающих через деревянную изгородь. В отличии от Леонардо, который, упав в любимую постель, сразу же уснул, он не смог такого повторить хотя бы потому, что Морфей отказывался приходить к пареньку, а противная сырая ночь мелким дождём скреблась в окошко, завывал ветерок на крышах, и тёмные тучи нависали над мигающим городом. Всё это совсем не помогало делу, а когда особо сильный порыв ударил в стекло, засвистев где-то в переулке голодным зверем, Микки совсем подпрыгнул на кровати, сжимая в руках тёпленькое одеяльце.       Посмотрев на время, Майки лишь в очередной раз вздохнул, вставая с мебели и решительно, на цыпочках, прошмыгнул мимо комнаты ворчливой тёти Жанны в комнату к брату, неслышно открывая и прикрывая за собой дверь. В абсолютно тёмном доме было очень не комфортно, поэтому хотелось поскорее оказаться в успокаивающих объятьях старшего, но блондин не торопился, медленно садясь на чужую кровать, приподнимая краешек белого одеяла, стараясь в темноте разглядеть очертания Леонардо, вслушиваясь в размеренное дыхание, и осторожно подлез под руку расслабленному юноше, чтобы внезапно не разбудить его. Однако, всю вышло не совсем так, как он ожидал, и Лео всё-таки, почувствовав у себя под боком копошение, проснулся.  — Что такое, Микки? — не раскрывая глаз, сонно прошептал парень, чувствуя подбородком мягкие золотистые волосы.  — Ну, мне просто опять не спится… — шёпотом ответил Майки, поудобнее устраиваясь под боком у юноши.  — А из-за чего? — поинтересовался брюнет, на ощупь поправляя край задравшейся тёмной майки.  — Просто не спиться, и всё тут! — засопел ему в грудь подросток, прижимаясь поближе к родному телу.  — Понятно, что ничего не понятно… — зевнул Леонардо, накрывая и себя и Микеланджело отдёрнутым одеялом.  — Кстати, Лео, я хотел тебя кое о чём спросить… — начал паренёк, пригревшись в коконе рук старшего. — Что ты думаешь о подпольных бойцах?  — Эта новость сегодня у всех на слуху, я прав? — спросил он, тут же получая вместо ответа утвердительный кивок. — А ты сам, что думаешь?  — Ну, мне кажется, у некоторых просто нет выбора, ведь они загнаны в жёсткие рамки, и власть ничего не делает для того, чтобы как-то поправить их положение, вот им и приходится хоть как-то зарабатывать на жизнь… — предположил Микки, ощущая на макушке руку брюнета.  — Ты такой мягкосердечный, Майки, — улыбнулся Леонардо, гладя его по взъерошенной голове.  — Ну, а ты, Лео, как думаешь? — не унимался паренёк, пытаясь разглядеть в темноте синие глаза брата.       Студент немножко помолчал, обдумывая, как получше будет сказать возникшую ещё при разговоре с Алегрой мысль, а потом тихо произнёс:  — Мне важен только ты, Микки, и я не позволю чему-либо с тобой случиться. Если говорить о бойцах, то мне будет всё-равно, пока они не трогают нас. Можешь назвать меня чёрствым, но по-другому я сказать не могу… — вздохнул юноша, приобнимая младшего за плечи и ощущая, как его сердце забилось чаще.  — Я тебя понимаю, Лео, не переживай, со мной ничего не случиться! — обнял его в ответ золотоволосый, прижимаясь щекой к ключицам. — И я тоже тебя люблю!  — Ладно, давай спать уже, нам завтра тоже рано вставать, — порадовался за Микеланджело студент, глядя на часы, показывающие без трёх минут первого.  — Спокойной ночи, Лео, — прошептал подросток.  — Спокойной ночи, Майки, — шёпотом произнёс старший, шумно выдыхая и окончательно расслабляясь, прижимая к себе маленькое тёплое тельце, которое он намеревался защищать от чего угодно в этом сером мире.