"Выйти замуж" ради пива

      Опробовав ещё несколько способов переноски Петры, Аксель, с полного её согласия, остановился на варианте «рюкзачком». Он мог бы при необходимости поддерживать равновесие руками, а в остальное время, сцепив их за спиной в замок, помогать Петре, которой, несмотря на хорошую физическую форму, было сложно своими силами удерживаться на его спине во время бега.       По ощущениям такая езда напомнила Петре конные вылазки, которые она иногда совершала вместе с Лукасом… До того, как он начал посвящать почти всё своё свободное время Оливии. Он был для неё более близким другом, чем кто-либо ещё, и холодная пустота, вдруг образовавшаяся в её груди, заставила Петру вздохнуть.       Аксель остановился и, повернув голову вбок, обратился к ней:       — Устала? Мы можем на сегодня прекратить, если…       — Это ты тут бегаешь с таким тяжеленным рюкзаком за спиной, как я, — усмехнулась Петра, не привыкшая к тому, чтобы кто-то беспокоился о том, устала ли она. Петра привыкла, что другие устают, пока она ещё полна сил или, хотя бы, делает вид, что это так.       — Но ты так тяжело вздохнула, так что я подумал…       — Ха-ха, не надо так обо мне волноваться, я ещё не твоя жена!       Аксель приподнял бровь. Петра могла видеть, как его лицо раскраснелось ещё сильнее, чем от бега, прежде чем он отвернулся. И тут до неё дошло.       «Что я сейчас сказала? — раздался её мысленный крик, — Ещё не?»       Неловкое молчание затянулось, пока Аксель, наконец, не заговорил:       — Эм… Так мы можем продолжить?       — Э… Наверно я, правда, устала… Ну, знаешь, перетрясла мозги, да? Стала шутить глупо, хе-хе!       Он чуть присел, и Петра, расцепив сначала ноги, а потом и руки, твёрдо встала на пол.       — Завтра нужно будет потренироваться на местности, — сказал Аксель выпрямившись и развернулся к Петре со всё еще красным лицом, — Потому что в конкурсе будут препятствия, всякие неровные поверхности и большая лужа…       — Л-Ладно, — кивнула она, пропустив мимо ушей большую часть его слов.       — Там, с северной стороны Храма есть небольшая лужайка, где мы обычно пикники устраиваем, вот. Приходи когда разомнешься, я буду тебя ждать.       — Хорошо, — ответила она, набравшись смелости оторвать взгляд от своей брошенной прямо возле двери куртки и посмотреть ему в глаза, которые тот тут же отвёл, и взгляд Петры вновь вернулся к куртке.       Весь оставшийся день и добрую половину бессонной ночи Петра пыталась не вспоминать об этой смущающей сцене. Хотя после обеда почти все её мысли заняла другая: за столом, когда Оливия попросила кого-нибудь передать ей соли, рука Акселя не нарочно легла поверх потянувшейся за солонкой руки Джесси. Петра ожидала, что он отдёрнет руку, но вместо этого тот лишь улыбнулся подруге, и, спокойно убрав свою ладонь, позволил Джесси самой исполнить просьбу Оливии. Казалось бы, ничего особенного не произошло, но в груди Петры кто-то будто бы чиркнул кремнем о кресало — пламя не вспыхнуло, но искры обожгли.       Утро же, озарившее мягким светом увешанную плакатами и мечами комнату Петры, обещало быть добрым. Несмотря на лёгкую сонливость, настроение было хорошим с самого утра. Даже её отражение в зеркале, когда Петра расчёсывала свои рыжие волосы, казалось ей сегодня каким-то необычайно милым. А за завтраком она с облегчением отметила, что Аксель с Джесси в этот раз сели за стол так, что даже если оба встанут и вытянут вперёд руки, не смогут друг друга коснуться.       Она спешила провести разминку — было странно с таким трепетом предвкушать «тренировку на местности», учитывая, что её любимые упражнения в фехтовании с Джесси или гонки на лошадях с Лукасом никогда не вызывали у неё подобных чувств. Тут было, о чём задуматься, но вчера ночью, борясь с бессонницей, Петра твёрдо решила думать как можно меньше.       Наконец освободившись, она быстрым шагом направлялась к условленному месту. Она улыбалась, а её волосы огненно блестели на солнце. Аксель уже был там, увидев Петру, он сразу улыбнулся ей.       — О, Петра, вот и ты!       — Давно ждёшь? — спросила она, быстро сокращая расстояние между ними.       — Я только что подошёл, — ответил он, когда это расстояние сократилось до одного шага.       Смотря друг другу в глаза, в течение нескольких секунд тишины, они оба покраснели. Первой не выдержала Петра — она отвела взгляд и заговорила:       — Так мы можем начать?       — Конечно! — смущённо усмехнувшись, ответил Аксель и, развернувшись к ней спиной, слегка присел, чтобы она могла устроиться поудобнее.       Он пробежал пару кругов по поляне, а затем направился в лес. Земля здесь была неровной, со множеством ям и ухабов. Под ветвями деревьев ему приходилось нагибаться. В целом, на местности объезжать его было сложнее. Петра только чудом избежала нескольких падений, когда под ногу Акселя неожиданно подворачивался камень или другая его нога, и он спотыкался. Но все равно улыбка не сходила с её лица, даже когда он всё-таки упал сам — и уронил её — в реку, служившую одним из препятствий.       — А я думал, ты будешь злиться, — усмехнулся он, глядя на хохочущую, промокшую до нитки Петру, стоящую по пояс в воде.       — А я злюсь! — сказала она, — Сейчас покажу, насколько я зла! Петра резко провела ребром ладони по воде. Фонтан брызг влетел Акселю в лицо.       — Ну вот, теперь я злюсь, — сказал он, ударив ни в чём не повинную воду кулаком.       Брызги заставили её зажмуриться. А когда она открыла глаза было уже поздно: от мощного взрыва брызг было никак нельзя увернуться — пока Петра жмурилась, Аксель успел вылезти на берег и спрыгнуть обратно «бомбочкой».       Он хохотал, высунув из воды только голову.       — Ну держись! — с боевым настроем произнесла Петра и великая битва брызг началась.       Спустя полчаса мокрые, с прилипшей к телу одеждой, они, шлепая ногами, возвращались к храму, чтобы обсушиться. Ветра почти не было, а солнце светило ярко, поэтому они не успели замёрзнуть, пока шли. Петра чувствовала, что тепло идёт также и изнутри, и дело было даже не в смехе, от которого она не могла удержаться, потому что Аксель смеялся очень заразно — у ней в груди будто бы сияло маленькое солнце, мягко согревая её своим теплом. Когда они шагнули в разные стороны — Петра хотела обойти храм с правой стороны, а Аксель с левой, — ей показалось, что и солнце это погаснет, если он отойдёт от неё слишком далеко. Повинуясь порыву чувств, она схватила его за руку и потащила за собой.       — Ну, ладно, можем и тут пойти, — поддался он.       Но Петра не спешила отпускать его. Усиленно стараясь не думать, она не могла принять решение: разжать руку или не разжать. Так они дошли до входа в храм, откуда доносился аппетитный аромат борща на говяжьем бульоне. Она посмотрела на Акселя через плечо. Его лицо лишний раз напомнило ей о её любимом супе — до того оно было багровым; глаза косили к носу больше обычного, а губы непонятно кривились, будто бы он старался удержать улыбку. Петра кашлянула и отпустила его руку.       — В общем, было весело, хе-хе! — неловко произнесла она и забежала в храм.       Разум требовал тщательного анализа ситуации, но внутренний голос возражал: «Не важно! Главное — не думать! Не думать! Не думать!» И это у неё вполне получалось, пока она не осталась на кухне наедине с Акселем — они приступили к обеду позже всех, потому что переодевались в сухое и немного опоздали к столу.       — А ты чего всё ещё сидишь? — спросила она его.       — Тебя жду.       Она смутилась.       — Почему?       — Я же сегодня дежурный.       «Да, конечно, поэтому, ведь сегодня его очередь!» — подумала она.       Петра отставила опустевшую тарелку, и он тут же взялся за посуду. Она предложила ему свою помощь, взяв на вооружение полотенце.       — Погоди, ты же не мог сварить борщ, ведь мы были с тобой вместе… — заметила она, когда, ослабив контроль, позволила себе думать, — В смысле, вместе тренировались!       — О, я Джесси попросил, — пояснил он, краснея, — Как-нибудь приготовлю обед за неё.       Снова Петра почувствовала, как её изнутри обожгли искры. Он покраснел потому, что она снова сказала что-то смущающее, или потому, что услышал имя Джесси? Да, Петра считала её красивой девушкой, и ничуть не удивилась бы, если бы дело было во втором. Но мысли об этом вызывали ощущение, будто бы борщ, приготовленный руками Джесси, стянулся в её желудке в тягучую массу, вместо того чтобы мерно перевариваться.       — А вы… довольно близки, — сказала она безразлично, но лишь внешне. Внутри волнение захлестнуло её.       — Ну, конечно, мы же уже сто лет как дружим, — как что-то совершенно очевидное произнёс он.       — Да, верно, — кивнула она. Аксель взглянул на неё, приподняв бровь, и, чтобы избежать вопросов, Петра просто улыбнулась ему, а он ей в ответ. Оба покраснели.       Теперь уж точно нужно было подумать. Что это такое внутри неё, что заставляет щёки гореть, а сердце биться чаще, когда она думает о нём, находится рядом, видит его улыбку? Хотя был у неё один вариант, но он ей явно не нравился… Почему влюбиться в него — это плохо? Потому что влюбляться плохо или потому, что в него? Влюблённые ведут себя глупо. Это главная причина, по которой Петра не хотела влюбляться. Влюблённые выглядят счастливыми. Это главная причина, почему она хотела бы влюбиться — в последнее время, глядя на Лукаса с Оливией, она слишком часто думала о романтических отношениях, в которых у неё не было опыта. Хотя однажды она испытала подобное чувство.       Это был продавец холодного оружия, очень красивый молодой человек. Петра влюбилась в него, как только увидела. Три дня и три ночи сердце её не знало покоя. Каждый день она приходила к нему купить меч или ножны или точило… А на четвёртый она вновь пришла к нему, но сердце уже не трепетало. Всю любовь как водой смыло.       Что, если в этот раз то же самое? Не странно ли вот так вот, ни с того ни с сего, влюбиться, пусть и в давнего друга? Истинны ли её чувства или же это какое-то кратковременное любовное явление? Есть ли чувства у него или ей это только кажется? И что насчёт Джесси?       Вот всё о чём она думала, сидя на подоконнике в своей комнате: ворох вопросов, на которые у неё не было ответов.       Аксель всегда спрашивал у других, если чего-то не понимал, и Петра решила поступить так же. Ей было к кому обратиться — если уж кто и разбирается в романтике то та, кто состоит в отношениях. Конечно, можно было бы спросить у Лукаса, но ей казалось, что другую девушку она поймёт лучше. К своей удаче, Петра застала Оливию в её комнате одну за чтением книги, поверх страниц которой лежала красная блестящая закладка.       — Эй, Оливия, слушай… — произнесла Петра, проходя в комнату без приглашения       — Я слушаю, — участливо заговорила она, закрыв книгу.       — Ты же разбираешься в романтике и всём таком, да? — смутилась Петра, присев рядом с подругой.       — С чего ты решила? — удивилась она.       — Ты же встречаешься с Лукасом, у вас там романтика и всё такое… Любовь-морковь и помидоры…       — Помидоры? — приподняла бровь Оливия.       — Ну, ты поняла…       — М… Нет.       Петра помолчала несколько секунд, а затем сформулировала вопрос:       — В общем, каково оно? Быть влюблённой, проводить время с… любимым?       Счастливая улыбка, блеск в её глазах, нежность, вдруг проступившая в движениях её руки, сжимающей кожаный переплёт книги, которой это тёплое чувство досталась за неимением поблизости настоящего адресата, — все те перемены в Оливии, когда Петра задала свой вопрос, говорили сами за себя.       — Что, настолько прикольно? — не дождавшись ответа, спросила она. И Оливия заговорила. Её эмоциональная речь длилась несколько минут. Петра пыталась запоминать всё, но не получалось. Хотя бы потому, что она не могла понять, что ей говорят. Нет, каждое слово по отдельности было вполне понятным, но вот смысл предложений, в которые они сплелись, казался совершенно неясными.       — Ладно-ладно, я поняла, — сказала Петра, сделав вид, что сказанное ей — правда.       — Наверно, это было слишком сумбурно, да?       Петра кивнула.       — А почему ты вдруг заговорила об этом? — ошарашила её Оливия, — Обычно ты избегаешь любых разговорах об романтических отношениях, только фыркаешь и уходишь из комнаты…       Нужно было быть осторожной с ответом. Любая ошибка, и она догадается, в чём на самом деле дело!       — Я изменила своё мнение на этот счёт. Я всегда думала, что это всё глупости. Но я вижу вас с Лукасом, и не похоже, чтобы кому-то из вас было плохо, я вижу, что вы счастливы. А у меня нет опыта, я не понимаю этих вещей. Поэтому спрашиваю тебя.       Оливия немного смутилась.       — У меня совсем мало опыта, — сказала она с улыбкой, — Наверно, я не очень хороший советчик. В таких делах не поможет эрудиция или логика. Понимаешь, эмоции… В них бывает трудно разобраться.       — И как мне понять, что… — Петра осеклась, — Как ты поняла, что любишь?       — Понимание этого как-то само пришло со временем, — пожала плечами Оливия после долгой паузы.       — Хм…       Ждать, когда придёт это понимание совсем не хотелось. Ждать Петра любила ещё меньше, чем думать, поэтому снова долго не могла уснуть из-за размышлений. Её мозг к этому просто не привык. Оттого и утро было не самым радостным. Она проснулась довольно вялой, но уже после разминки она бодро шагала к лужайке для пикников с улыбкой, которую мгновенно стёрла с её лица увиденная сцена: Аксель обнимался с Джесси, и объятия эти были довольно крепкими.       Кулаки Петры непроизвольно сжались, гнев охватил разум. Будто бы раскалённый меч воткнули в её спину, и обжигающий жар разносился от него по всему телу с каждым биением сердца, а рукоять сжимала эта тонкая изящная ручка Джесси, которая сейчас лежала на спине Акселя. И как же хотелось вырвать этот меч из себя, даже если пришлось бы схватить его за горячее острое лезвие и протащить эфес вместе с гардой через рану, норовя изорвать остатки лёгких в клочья, и воткнуть его в эту мелкую дрянь!       Но она стояла как вкопанная, дрожа всем телом.       Они отпустили друг друга. Петра, видя это, опомнилась и спряталась за ближайшим деревом.       — Спасибо, дружище, — сказала Джесси, почти с той же нежностью, с которой Лукас произносит имя «Оливия».       Петра выглянула из-за дерева и увидела улыбку на лицах их обоих.       — Скоро должна прийти Петра, — продолжила Джесси, — Так что мне пора идти, повеселитесь там, — усмехнулась она и, подмигнув, ушла по направлению к тренировочному залу.       С минуту Петра стояла за деревом, стараясь привести чувства в порядок, а чувствовала она себя Иссушающей Бурей, которая хочет проглотить хоть всё, что есть в мире, лишь бы и Джесси оказалась в её пасти.       Она выдохнула, удивляясь, почему не извергла при этом пламя, что бушевало у неё внутри, и, зажмурив глаза, прислонила затылок к древесному стволу.