Naedle den Milde

— Говорят, драка — мужская доля, — проворчала Мильва.  — А над бабой не сжалятся, обязательно должны поизмываться. Герои, собачья масть!  — Ты права. Но этого не изменишь. © А. Сапковский «Крещение огнём»

      Он свалился в высокую осоку на краю заболоченной низины, затянутой плотной белой пеленой тумана, когда клык рассвета уже распорол край неба. Лежал, глядя в светлеющее небо, где, зависая, парил коршун. Зашуршала осока, ломко хрустнули камыши. Надо же, а он надеялся, что после последней схватки уродцы отстали, вернулись в родное ущелье. Жаль, что он где-то потерял кость. Коршун в небе набрал высоту и растаял. Прикрыв глаза, эльф собрался для последнего броска, чувствуя, что неотвратимо скользит в забытье…  — Отойди от него, Иоля! Померший он уж совсем.  — И вовсе не померший. Дышит.  — Тем более отойди. Ельф это, скотоель недобитый!  — Вижу, что ельф. Он красивый…  — Вот дура — девка! Страшной он, как гнев Вейопатиса. Весь в грязи, в кровишше, рожа расхристана…  — Помочь ему надо, раны перевязать.  — Дура — девка! Совсем умишком-то тронулась. Не знаешь ты, что они с такими, как ты, по деревням-то творили. Вот уж вернётся отец… Иорвет потом не мог вспомнить, сколько дней прошло в лихорадке и боли. Запомнилась только прохладная ладошка на лбу.  — Очнулся! — над ним склонилось совсем юное девичье лицо: загорелое, в веснушках, голубые глаза, курносый нос. Тёплые солнечные лучи струятся сквозь редкую соломенную кровлю, ложась пятнами света, играя на русых волосах, на веснушках, рассыпанных по лицу и рукам… Dhʼoine. Bloede caerme!  — Que sueccʼs…Me…Я сейчас уйду… — прохрипел эльф. Горло пересохло, губы не слушаются. Но боль, туманящая сознание, немного отступила. Похоже, он лежит в открытой выгородке, под навесом.  — Лежи, всё хорошо. — Девушка улыбнулась. — Рану я промыла. Не трогай, не надо, повязку сдвинешь. Я ещё мало в лечении понимаю. Отец вернётся, вот он тебя подлечит. Он все-все травы знает, всех лечит в округе. Он добрый, даже зверя лесного жалеет. А рана на лице у тебя нехорошая, ин-фек-ция попала и шрам останется. Жалко так…  — Переживу, не девка.  — А краше некоторых девок! — Девушка, густо покраснев, поднялась с колен. — Поешь, я вот молока принесла, хлеба…  — Ты тоже добрая, маленькая Dhʼoine? Решила пожалеть дикую тварь из дикого леса? А нужна мне ваша доброта и жалость? — Иорвет попытался встать, только сейчас, с некоторым смущением заметив, что на нём чистая чужая рубаха.  — Ну, иди, коли так. Только думается мне, что тебе и двор не перейти… Она оказалась права. Лихорадка словно выпила все оставшиеся силы эльфа, и так последние дни державшегося на ногах из чистого упрямства. Подняться ему удалось только на второй день, все еще чувствуя отвратительную слабость. Но лежать, раз за разом прокручивая в памяти события последних недель и имена тех, кого уже никогда не увидишь, было невыносимо. Звуки и запахи человеческого жилья, наверное, приятные и уютные для Dhʼoine, вызывали у Иорвета только смутную тревогу. Словно в капкан попал. Поморщившись, он коснулся горячей, воспаленной щеки. Боль рванула когтями не хуже монстра, напоследок отчего-то вонзившись в висок и глаз. На ощупь рана была ужасной и огромной. Что же, наверняка такой она была и на вид. Только не время плакать по подпорченной морде. Жестокий рок не прощает слабых в битве.  — Красавец буду, — усмехнулся сеидхе. — Не хуже Исенгрима. На пристани в Диллингене, когда Фаоильтиарну и еще нескольких эльфов отделили от общего строя кандальников, Иорвет ну абсолютно ничем не заинтересовал представителей разведок Северных королевств. Но он видел, как командир бросился в воду, как вскипела река от стрел и бельтов. Почему-то он был твердо уверен — Волк жив и вернется на Север. Чтобы собрать остатки разбитых бригад, чтобы все начать сначала. Пока жив хоть один из них — война не закончится. Так они поклялись когда-то на уже заросших лесом развалинах Шаэрраведа. И пусть эта клятва была глупа и наивна, как и они сами тогда, нарушать ее Иорвет не собирался.  — Всё-таки поднялся? Зачем? Лежать тебе надо.  — Уходить мне надо.  — Опять за своё… Ищут тебя? Не бойся, здесь не найдут. Места у нас глухие, никто чужой сюда не ходит. Никто о тебе и не узнает… Или ждёт тебя кто? Ждёт? Эльф неуверенно пожал плечами, словно не был уверен в ответе. Это хорошо, когда хоть кто-то ждёт. Ради этого можно пожертвовать и каплей свободы.  — Нет. И не думаю, что ищут.  — Тогда зачем уходить? Оставайся со мн… с нами. — Девчонка отвела глаза и снова покраснела, неловко пряча руки за спиной. Смешной человеческий детёныш. Но он ей, вроде как, должен. Дожил! Должен Dhʼoine!  — Что это у тебя?  — Это? — Иоля небрежно повертела в руках неуклюжее подобие человеческой фигурки. — Так, безделица. Видела на рынке кукол, вот, решила себе такую же смастерить. Да не выходит кукла, не умею…  — Дай сюда. Нож тоже. Доверчиво протянув нож, девушка уселась рядышком на скамью возле стены дома. Некоторое время она с почти детским восторгом наблюдала за ловкими движениями эльфа.  — Ты умеешь делать кукол?  — У нас в семье были одни девчонки, пришлось научиться. — На лице Иорвета мелькнуло странное выражение, хотя он тут же зашипел от боли.  — У тебя есть сестры? Сколько? Но эльф уже замолчал. А какого Dʼyaebl он должен что-то рассказывать? Иоля опустила голову. Разговор вдруг напомнил ей давнишний поход по схваченной первым ненадежным ледком трясине. Впрочем, эльф первым нарушил неловкое молчание.  — Скоро мне понадобится более тонкий инструмент. Кстати, где все твои? Одна ты что ли? — небрежно добавил он.  — Одна, — обрадовалась девушка. Обрадовалась просто звуку его голоса, просто, что заговорил. — Брат в деревню ушёл, шкурки на муку поменять. Он хороший у нас, только глупый совсем, представляешь, на войну хотел идти. Все мужики да парни от солдатчины, вон по лесам схоронились, а он… Рыцарем хочет стать! Да было ли такое, чтобы кмет, да рыцарем?  — Было. Давно только.  — Давно? Иоля из-под опущенных ресниц украдкой бросила взгляд на лицо эльфа. (Благо, что сидела слева и видела только профиль). Точёные нос и скулы, длинные ресницы, рыжеватые волосы, такие мягкие на вид, что рука сама тянется погладить.  — Мне уже шестнадцать на Йуле исполнится, а тебе сколько?  — Больше.  — На сколько?  — Просто больше, Dh'… девочка. Конечно, Иоля достаточно наслушалась пугающих историй о чужаках в черных плащах, о беличьих бригадах, о зверствах, творимых ими в захваченных поселениях. Но сейчас она просто не могла представить, что этот эльф мог совершать такое. Девушка вздохнула и подвинулась поближе, прижимаясь к плечу сеидхе. Сердце затрепетало и замерло от собственной смелости.  — Болтают про вас, эльфов, что будто завсегда вы знаете, чуете, когда девка… Ну, что нравитесь… Чуете? Да кем надо быть, чтобы не почувствовать такой взгляд и жар тела сквозь тонкую домотканую рубашку? Только что вообразила о себе эта Dhʼoine? Какие они все же настырные и жадные до… И любовь у них жадная. Эльфу достаточно видеть красоту, а людям надо обязательно всем завладеть, а не получится — растоптать, сломать… Хотя, не это ли и делает порой человеческих сам… женщин привлекательнее сдержанных и рассудительных соплеменниц?  — Вот он, господин. Всё как я и докладывал: ельф, скотоель! Во двор въехал десяток солдат. И что было виной тому, что он не услышал их приближения, мягкая ли, размокшая от дождей земля, выучка ли солдат или девка под боком? Подле первого солдата, сидящего на рослом гнедом жеребце, бежал молодой кмет. Иорвет медленно поднялся на ноги, кукла упала на землю, нож скользнул в рукав рубахи. Иоля вскочила: — Янек! Что ты наделал, зачем? Парень только руками развёл: — А что, я должон был ждать, когда ельф твой оздоровеет, да горло нам перережет? Да и награда в сотню оренов — деньги хорошие для меня. Получу ведь я свою награду, господин десятник?  — Получишь ты своё, кметок, получишь сполна. — Десятник усмехнулся в усы, прищурился, рассматривая ладную фигурку девушки. — Вот только сперва мы объясним доходчиво этой подстилке скотоельской, чем, значить, настояшший мужик от ельфа отличается.  — Да что вы, господин, богов побойтесь…  — Тихо, кметок, не гоношись. И ты, девка, не дергайся, будь добра. Вон полюбовник твой как смирно стоит, видать уже знает, что по-доброму га-а-раздо меньше больно. Солдаты охотно захохотали над незатейливой шуткой командира. Все они были молоды, седоусый десятник среди них смотрелся как матерый волк среди щенков. Лишь двое держали в руках взведенные, готовые к стрельбе легкие охотничьи арбалеты. Смех впрочем, быстро утих, когда один из солдат, уже успевший побывать в халупе, выскочил обратно, показывая всем рваный черный дублет с серебряными молниями на рукаве.  — Вот оно что! Мы за вас кровь в боях, значит, проливали, жизни не жалели! Сколько ребят моих головы сложили! — Голос десятника задрожал от праведного гнева. — А вы по лесам прятались, за шкуры свои паршивые тряслися, да ишо врагов рода своего человеческого укрывали… Збышек, сжечь тут всё, нет пощады укрывателям! Янек схватил, было, солдата за сапог, но тот с силой опустил кулак в тяжёлой боевой перчатке на непокрытую голову парня. Всё в этой жизни повторяется. Особенно плохое. И это тоже было: и ржание коней, и красные отблески на мечах от горящих домов, и отчаянные глаза Изириэль, рвущейся из рук хохочущих солдат, и крик:  — Raenn vort. Veloё, mac… И жуткое отвращение к себе самому из-за неспособности что-либо изменить.  — Беги, быстро. Иоля не заставила повторять дважды, через мгновение она уже мчалась к лесу со всех ног, не оглядываясь. Она не увидела, как одним прыжком эльф оказался на крупе коня, позади десятника, как привычно и умело вбил её нож в зазор между кольчужным воротником и шлемом. Не увидела, как стремительно слабеющей рукой, попытался еще десятник схватиться за меч, как, оскалив зубы, заплясал, закружился по двору гнедой, как подскочившие было солдаты, шарахнулись в стороны, спасаясь от ударов тяжелых копыт. Услышала только чей-то вопль: «Стреляй! » Она не поняла, что так сильно ударило её в спину. Упала в высокую траву, даже не вскрикнув.  — Не в девку! Дурень! Иорвет выбросил из седла обмякшее тело десятника. Сильный боевой конь с места сорвался в галоп. В лес. Оторваться, запутать след. Не родился ещё человек, что догонит эльфа в лесу. Ветви хлещут по лицу и рукам. Совсем рядом прожужжал арбалетный бельт, вонзился в ствол, брызнули щепки и кусочки коры. Иорвет прижался щекой к лошадиной шее. Мимо. Повезло, опять повезло. Значит, будет еще один закат, еще один рассвет. Позади звон, топот. Подгоняемый криками преследователей, конь идёт быстро, охотно, словно радуясь смене тяжеловооруженного всадника на более лёгкого эльфа. Напрямик, через поваленные стволы, через папоротники, овражки. Не думая о том, что в любой момент конь может переломать ноги. На Север.