Граф

      Закуривая на ходу, он достает из кармана телефон. Разряжен. И до этого не особо радужное настроение падает до отметки «пиздец как я вас всех ненавижу». Ладно бы просто телефон, так еще и повезло попасть на чертовы белые ночи и застрять в городе на все лето.       — Ненавижу тебя, — безэмоционально говорит он телефону, убирая его в задний карман джинсов. Одной рукой приходится придерживать мантию, чтобы она не слетела с головы. Кроме нее, лицо от слабого, но все-таки солнечного света прикрывают кепка, солнечные очки и одна из тех масок, что носят люди, когда болеют. На руках перчатки, не слишком вписывающиеся в лето, которые раздражают сильнее, чем он может передать. Но сейчас другого выбора нет, разве что круглосуточно сидеть дома, спрятавшись в самый темный угол. К счастью, ночью солнце все-таки становилось слабее, и от случайного прикосновения кожа не начинала покрываться волдырями и буквально плавиться. Зрелище не из приятных, поверьте на слово.       Причина, по которой он застрял в этом подобии Европы, была банальна и глупа до невозможности. Особенно для того, кому шел второй век. Антон, как какой-нибудь пятидесятилетний мальчишка, влюбился. Конечно, он еще не так стар, чтобы оставаться безразличным ко всему человеческому, но рисковать здоровьем, оставаясь подле предмета воздыхания, только ради его внимания и признания, это ребячество. И глупость, —как не уставала напоминать Ира, считающая себя мудрой и опытной. С тех пор как ей исполнилось двести, она стала совершенно невыносимой. Но дружить с ней Антон все равно не перестает, то ли из теплых чувств, то ли из привычки.       — Любовь нужна людям, чтобы не так страшно было умирать, — говорила она, изящным движением руки поправляя упавший на лицо локон. — Но мы бессмертны, а значит, в ней не нуждаемся.       Антон, который еще не успел стать хуевой подделкой под графа Дракулу, был с ней согласен. Но его душа (шутка, нет у него души) так не считала.       Вывеска гласит, что они первое такое заведение в Санкт-Петербурге, чему Антон верит с трудом. Когда-то он уже был здесь — лет сорок назад? — и видел подобные форматы, но с совершенно другими названиями. Отправив окурок в мусорный бак у двери, он заходит внутрь, сразу же погружаясь в атмосферу праздника и разврата. Девушки и парни, разносящие напитки гостям, скорее раздеты, чем одеты, в форму горничных, медсестер и еще бог знает кого. Публика тоже не отличается разнообразием, хотя за вип-столиками можно увидеть прилично одетых многоуважаемых людей, чьи столы могли бы служить отдельным баром, настолько там много видов алкоголя. В основном посетители мужчины и женщины в возрасте, лишь несколько молодых девушек, смущенных окружающей обстановкой. Сняв кепку и капюшон, он направляется к бару. Лишь слегка опускает солнцезащитные очки ниже, а перчатки запихивает в карман, бегло оглядывая свои бледные руки. За барной стойкой забавного вида мужчина с модной сейчас прической и короткой бородой. Антон сказал бы, что он кавказец, если бы лично не прожил на Кавказе десять лет. История тогда была мутная, почти криминальная.       — Что будешь пить? — фамильярно обращается к нему бармен, стоит Антону сесть за стойку. Он меньше его, наверное, на две головы, но выглядит старше.       Мысленно припомнив, когда он последний раз пил кровь, Шастун прикидывает порцию алкоголя, которую способен усвоить. Выходит не густо.       — Чистый виски, — и пальцами показывает на нужный напиток за спиной мужчины.       — Он дорогой, — предупреждает бармен, однако за бутылкой все равно идет.       Фыркнув, Антон пожимает плечами, мол, а что делать-то. Когда ты не питаешься, тебе не нужны отопление, новая одежда или вообще дом — деньги копятся сами по себе. Трудоголиком Шаст никогда не был, так что богатым вампиром не слыл, в отличие от той же Иры, что родовые деньги не только сохранила, но и преумножила. Только Антон аристократом и богатеем не являлся, так что обходился простыми, привычными вещами. В современный век комфорт намного доступнее и проще, чем каких-нибудь сто лет назад. В самой вип-ложе сидит знакомый силуэт.       — Слушай меня, — шепотом произносит Антон, зная, что его услышат. — Ты неуда-ачница.       Силуэт дергает плечом, а потом поворачивается. На Антона смотрит пара темно-карих глаз, кажущихся черными в этом свете. Взгляд обещает скорую расправу, но парень беспечно продолжает пить свой виски.       Музыка со стороны сцены быстро привлекает его внимание. Шастун, только подумавший заказать еще, весь обращается в слух и зрение. На сцену в черном фраке и цилиндре выходит низкий смуглый мужчина с лицом ребенка. На вид ему не больше тридцати — младенец в глазах Антона.       — Леди и-и, — мужчина тянет гласную, быстро оглядывая зал. Задерживает взгляд на нем и, ухмыльнувшись, добавляет: — Джентльмены!       Пока мужчина говорит, Антон придвигается ближе к сцене, так, чтобы лучше разглядеть происходящее там.       — Поприветствуйте на сцене неподражаемого и великолепного — Графа! — стоит ему это сказать, как часть верхнего света гаснет, а небольшая толпа визжит от восторга. Здесь «Графа» знают и любят, а Шастун не в первый раз уже ухмыляется с его имечка.       На сцену, двигаясь как пантера (простите Антону такое сравнение), выходит высокий мужчина. Из одежды на нем брюки с высокой талией, кружевные манжеты и жабо. Причем жабо женское, а брюки такие во времена графов не носили, но вы не подумайте, Шастун не жалуется. Шастун жадно смотрит на то, как двигаясь, мужчина захватывает окружающих. Все замирают в восторге уже от одного его появления и изящных, вдумчивых шагов. Приглядевшись, Антон замечает сапоги.       Начинает играть медленная, тягучая музыка, а несколько прожекторов освещают бледное и, кажется, блестящее тело белым светом, делая его еще бледнее. Черт возьми, этот мужчина похож на вампира намного сильнее, чем сам Шастун. Но стоит ему начать танцевать, как Антон забывает не то что думать, но дышать. Точнее имитировать дыхание. Бедра мужчины восхитительно натягивают ткань брюк, а то, как он ими двигает… Черт, это выглядит откровеннее и более возбуждающе, чем все оргии, в которых Антону довелось участвовать. Мышцы, рельефные и красивые, вырисовываются на теле, двигаясь при каждом движении. Идеально гладкая кожа привлекает взгляд так сильно, что взорви здесь атомную бомбу — он бы не заметил.       А потом мужчина срывает штаны, и Шастун окончательно теряет связь с миром.