Тьма с привкусом кофе

Ацуши не плакал — рыдал. Он не хотел давать волю слезам, он понимал, что это — одно из проявлений слабости, с которой он так отчаянно боролся всю свою жизнь, но он ничего не мог с собой поделать. Постыдные и оттого ещё более ненавистные слезы стекали по лицу, и Ацуши даже не пытался вытереть их.        Почему так вышло, что они не сумели спасти всех?        Нет, не они, — он. Он не сумел.        Не нужно перекладывать свою вину на чужие плечи.        Почему он спас всех своих, но Акутагаву не спас?        Почему в его собственных глазах это выглядит так, будто он постарался в первую очередь спасти тех, кто, по его мнению, больше заслуживает спасения?..        Может ли один быть более достойным спасения, нежели другой?        Наверное, да. Но это ни на йоту не умаляет его вины.        Он отдавал себе отчёт, что наплевал на прозрачность и честность альянса с Портовой Мафией. И тем самым подвёл шефа. Подвёл себя. Подвёл… Акутагаву.        Но ведь он искал, искал везде, — а в обличье Тигра чувства обостряются. Он должен был учуять мафиози. Он отлично помнил его запах — хотя с их последней совместной битвы прошло немало времени.        Впервые его дар оказался беспомощным. А следовательно, бесполезным.        Хотелось винить в этом Тигра — не своё второе «я», а ту силу, которая незримо сопровождает его всюду, куда бы он не направился. Хотелось винить обстоятельства, случай, судьбу.        Но юный эспер понимал: он не имеет права обвинять в своих ошибках никого, кроме самого себя.        Ацуши упрямо продолжал прочёсывать руины, ежесекундно рискуя разбиться, упав в провал, или быть придавленным бетонной плитой. Он поклялся себе, что не покинет это место, пока не найдёт Акутагаву, живого или… Или уже нет.        Зарядил дождь, совсем не по-весеннему холодный и хмурый. Очень скоро Ацуши промок до нитки и продрог до костей, но он был даже рад этому: ему хотелось ощутить как можно более сильный дискомфорт, пропустить через себя всю ту боль, которую он, по своему глубокому убеждению, заслужил.        Он не был готов сдаться.        Когда-то именно Акутагава произнёс те самые слова, — интересно, догадывался ли сам мафиози, насколько сильно повлиял на него? Вряд ли.        Нет нужды бежать от прошлого. Твоё прошлое не имеет никакого отношения к тебе нынешнему. А доказывать кому-то свое право на жизнь глупо и бессмысленно.        Казалось, это произошло давным-давно.        Да, чёрт побери, он тысячу раз прав! Никто не может судить, имеешь ты право жить или нет. Никто не вправе решать за тебя, каким тебе быть. Ровно до тех пор, пока ты не поддашься собственной слабости и не начнёшь себя жалеть.        И сейчас, посреди поливаемых дождем останков разрушенного здания, Ацуши понимал: он должен запретить себе чувствовать себя несчастным. Он должен прекратить жалеть себя — раз и навсегда. И если он поклялся найти Акутагаву — он его найдёт.        Поэтому, стиснув зубы и не обращая внимания на многочисленные ссадины и раны, юный детектив продолжал свои поиски, а когда начало смеркаться, на помощь пришло острое зрение Тигра.        Если понадобится по кирпичику разобрать завалы до основания, до фундамента, он сделает это. Если потребуется, он перевернёт здесь всё. Но не отступит. Не сдастся. И не прольёт больше ни единой слезинки.        * * *        Тьма, окружавшая его со всех сторон, ощущалась плотной как резина. Тьма давила на грудную клетку, сжимала голову словно свинцовым обручем, лезла в лёгкие, не давая вздохнуть. Тьма, казалось, заполнила собой всё пространство мира, разрослась, как атомный гриб, и грубо вытеснила всё иное: свет, ветер, шёлковое тепло солнца и колючую прохладу дождя.        Акутагава никогда еще не чувствовал себя таким уязвимым и беспомощным. Он не мог пошевелить ни одним суставом, словно парализованный. Только душивший его кашель служил доказательством, что жизнь ещё теплилась в израненном теле.        Было тихо. Значит, всё кончено.        Победили они или проиграли?        А должно ли это его заботить? Вряд ли он надолго задержится на этом свете.        Отомсти им, Тигр. Ты должен, слышишь? Иначе я буду являться тебе в ночных кошмарах, я стану твоим личным призраком, я…        — Акутагава?        Голос, до дрожи знакомый, — мерещится ему, или?..        Запах ромашки и мяты.        Тёплые руки, неуклюже пытающиеся нащупать пульс.        — Ты что, сдурел? Я ещё не труп, тупой тигр, — Акутагава хотел крикнуть в полный голос, но получился только слабый шепот, сухой и невесомый, как шелест палых листьев. Мафиози открыл глаза, но в почти полной темноте не смог разглядеть ровным счётом ничего.        Ацуши подхватил мафиози на руки и, прибегнув к частичной трансформации, прыгнул вверх.