***
Несмотря на то, что серьезной романтики в отношениях с Даниилом не было, и Лия четко понимала – для того всегда на первом месте будет другой человек и только потом она, – строить семью они собирались вполне по-настоящему. Теоретически даже с детьми, потому что переспать по-необходимости в общем-то несложно: удовольствия только никакого. Медленно идя по дорожке, с обеих сторон обрамлённой декоративными кустами (жаль, ещё даже не зелёными), Лия пыталась решить, насколько нравится ей идея переезда в Питер. Он не был городом ее мечты и слишком контрастировал с родной Москвой – такой суматошной, горячей, переменчивой и дающей отрезвляющую оплеуху, вместо того, чтобы жалеть, когда это необходимо. Такой свободной и независимой. Но ещё пара столкновений с Романовским и Питер покажется неплохим вариантом. Возможно, Даниил найдёт способ устроиться там не хуже. Сейчас он имел должность хирурга в крупной клинике, но лучше бы иметь свое дело. Это значит, ещё около полугода здесь, а потом станет легче. Возможно. Остановившись на развилке узких дорожек, Лия раскрыла клатч, чтобы все же вызвать такси: она немного остыла (не потребовалось даже доставать таблетки) и готова рассуждать трезво – настолько, чтобы ехать домой, а не в бар. Однако планы её в очередной раз рухнули, потому что слишком знакомый голос за спиной позвал её по имени. Второй раз после расставания. И от этого голоса – почему-то совсем не яростного, не взбешённого, не обещающего месть, – по спине прошёл озноб. Сжав пальцы на вновь закрытом клатче, Лия очень медленно повернулась. Марк стоял в десяти шагах от неё – в пальто с кашемировым шарфом в руках. По всей видимости, тоже готовый покинуть торжество. – Пешком собралась? Ожидавшая чего-то другого после того, как он назвал её по имени, а не принцессой, как обычно, с излюбленной насмешкой, Лия едва заметно нахмурилась. – Тебя это не должно волновать. – Не могу позволить девушке в такое время остаться одной. – Оставь эти псевдо-джентельменские жесты для других, – отмахнулась Лия и все же разблокировала телефон, чтобы вызвать такси. Явно разгадавший её жест Марк сократил дистанцию между ними и положил ладонь на её запястье в момент, когда Лия вбивала адрес конечной точки в программу. – Поехали, – и, предугадывая её возражения, добавил: – Есть разговор. – Все свои просьбы и пожелания можешь отправить мне на почту. Я их рассматриваю первого числа тринадцатого месяца. В ответ на это Марк просто быстрым движением забрал у неё мобильный с уже начавшей поиск машины программой. Не ожидавшая (хотя стоило) такого глупого действия Лия попыталась отнять собственность, но Марк завёл руку с мобильным за спину, а свободной удержал девушку на месте за плечо. – Это и в твоих интересах, принцесса, – сообщил он расслабленным тоном. – Тебе понравится мое предложение. Подняв голову, чтобы в упор посмотреть на Марка, она могла поклясться, что он сейчас протянет ей контракт, где придётся расписаться кровью. Потому что с таким лицом только душу продать предлагают. Он что-то знал. Настолько уверенно, что не сомневался в выигрыше. Осознавая, что проще принять условия игры, чем вести себя как истеричная баба, Лия направилась в сторону парковки. Первые минут десять, которые потребовались для того, чтобы вывернуть на шоссе, они молчали. Марк напряженно всматривался в короткий участок дороги, который выхватывал свет фар (запоздало вспомнилось, что в сумерках он плохо видел), а Лия ждала, когда он заговорит первым, и просто изучала картинку за окном. Хотя тонированные боковые стекла как-то особому любованию пейзажами – вкупе с полумраком – не способствовали. Но все же в момент, когда тишина начала казаться вечной, Марк «вспомнил», зачем настоял на их совместном возвращении в город. – Я готов помочь тебе с открытием проектной студии, – произнес он будничным тоном, словно предлагал купить минералку. Решившая, что она ослышалась, Лия замерла с вынутым из клатча блеском в пальцах и недоверчиво обернулась влево. На лице смотрящего на дорогу Марка не наблюдалось ни намека на шутку, но от этого фраза выглядела еще более абсурдной. Они уже семь лет как никто друг другу, поэтому любая взаимопомощь по велению души и сердца исключается. Особенно с учетом того, как они разошлись. Альтруистических порывов в Марке и вовсе никогда не наблюдалось: такой если займет рубль, потребует вернуть сто. Что ему нужно взамен? Хотя куда важнее… – Откуда ты узнал? – вернув потерявший актуальность тюбик в клатч и понадежнее закрыв его (кто знает, какие еще сюрпризы готовит этот диалог), Лия подозрительно сощурилась. Семь лет назад она может быть и говорила что-то о своих карьерных планах, но точно не настолько четко. И вряд ли для Марка это было настолько важно, что он запомнил. Кроме того, ей было семнадцать – в её жизни все могло измениться, включая желания и цели. Хотя она-то знала, что не могло. Но этого не мог знать Марк. – Твоя сестра как всегда крайне общительна, – пожал плечами он. Это прозвучало так, словно он каждый день только и делал, что часами болтал с Илзе, что совершенно точно не было правдой – та лишь пару недель назад узнала о его возвращении в Москву. Если б они поддерживали связь, она бы была извещена даже о его намерении прилететь. Значит, разговор случился недавно. Возможно, очень недавно. И больше всего раздражало в этой ситуации то, с какой легкостью Илзе рассказала ему что-то. Еще бы знать, как много. – Встречаться второй раз с девушками, с которыми ты спал, вроде в перечень твоих привычек не входило. – Ты ставишь свою сестру с ними в ряд? – насмешливо поинтересовался Марк, обернувшись к ней, а Лия стиснула зубы. Если четверть часа назад она обошлась без таблеток, сейчас, похоже, не получится. После разговоров с этим человеком она была готова на внеплановый визит к психотерапевту. – Мне не нужны твои деньги, – вернула их обоих к основной теме она, не желая обсуждать ни его подружек, ни особое отношение к Илзе. – У тебя есть почти час на размышления – раньше мы не доедем, – бросив короткий взгляд на навигатор, «обнадежил» её Марк. – Прекрати цепляться за свои глупые принципы, принцесса. Я ведь знаю, как тебе это важно. Подавив желание сообщить, что он не представляет, насколько это ей в действительности необходимо, потому что человек, лишенный целей в жизни, её вряд ли способен понять, Лия медленно выдохнула и откинула голову на кожаную спинку сиденья. Определенно эта машина ей нравилась больше того Ягуара: он может и впечатлял сильнее, но по комфорту уступал. – Мне не нужны твои деньги, – спокойно повторила Лия, невидящим взглядом смотря на дорогу, теперь уже освещенную фонарями, расставленными вдоль шоссе, – потому что в них нет смысла. Мне нужны постоянные клиенты. Не такая большая проблема купить помещение, сделать ремонт, пустить рекламу и повесить табличку «дизайнер». Это все должно начать работать. Дизайнеров по Москве не многим меньше, чем фотографов, флористов и прочих творческих личностей, решивших, что это прибыльное и простое дело. Только шестьдесят процентов сидят без клиентов, двадцать получают два заказа в месяц в лучшем случае. Еще десять вынуждены ставить минимальную цену, чтобы к ним шли. А остальные просто успели раскрутиться, когда это все не было так популярно. Даже если сегодня открыть студию, завтра она не проснется богатой и знаменитой. А главное – свободной. – Будут клиенты. – Ты их нарисовать собрался? Сбитая с толку этим расслабленным тоном, словно Марк знал какой-то секрет успешного бизнеса, неизвестный остальным, Лия снова обернулась к нему. Впрочем, если брать во внимание связи, кого-то он действительно мог привести. И, не исключено, что мог помочь с раскруткой. И… да, он действительно мог бы стать полезен. Но соглашаться на предложения этого человека – до конца жизни оказаться обязанной ему. На какую сделку придется пойти, не знает даже дьявол. – Оставь эти вопросы мне, – усмехнулся Марк, сворачивая на МКАД; скорость резко упала до тридцати – дальше только ползком. – Ты можешь пока набрасывать дизайн своего кабинета. – И что тебе нужно взамен? С минуту между ними плавала уже знакомая тишина, во время которой один был полностью спокоен, а другая ждала приговора, чувствуя, как каменеет все тело. – То, что у тебя прекрасно получается, принцесса. Очаровать мою мать. Войти к ней в доверие. Теперь окаменели и кончики пальцев: что бы ни скрывалось за этим требованием, оно точно являлось не тем, чего бы она сама хотела. Особенно если вспомнить недавнюю ссору Марка с матерью и его отвратительные фразы в её адрес. Он хотел сделать её инструментом. Тяжело сглотнув, Лия уточнила: – Зачем? – Видишь ли, её подружки, конечно, падки на мальчиков помладше, но это будет слишком подозрительно. А вот ты, – он довольно побарабанил пальцами по рулю, словно уже видел финал выстроенной схемы. – Тебя сложно подозревать в связи со мной. – Потому что её нет, – буркнула Лия. – И это нам на руку, – кивнул Марк. В его взгляде, направленном на нее, было что-то слишком… пугающее. Очень хотелось закрыть ему глаза или хотя бы отвернуть голову, но приходилось держать себя в руках и делать вид, что её вообще не заботит то, что, кажется, мысленно её уже раздели. – Тебе, – многозначительно поправила его Лия. – Я пока что вообще не понимаю, что происходит. Зачем тебе доверие твоей матери ко мне. И как ты это себе представляешь. Ходить с ней по магазинам? Спросить контакты парикмахера? Предложить отдохнуть женской компанией где-нибудь в Барселоне? – Неплохие варианты, – оценил Марк, – но тактику я оставлю тебе – в конце концов, у тебя всегда отлично получалось притворяться милой девочкой. Главное – ты должна знать о ней все и стать ближе всех её подружек. – Ты для этого тогда раскрыл обман своей пассии? – внезапно догадалась Лия; почти парализованные пальцы вцепились в шелковую юбку. – Чтобы я с ней познакомилась? Стоило сразу понять, что уже здесь крылся расчет. – За минувшие семь лет ты не потеряла способности думать, принцесса. От озвученной похвалы свело зубы. Подарив ответную фальшивую улыбку, Лия невольно вспомнила недавние слова Алины Николаевны о том, что родственные связи не должны влиять на бизнес. И о том, что она думала в тот момент про Марка и его подружек. Забавно и жутко – именно это сейчас и происходило. Она, конечно, не являлась его подружкой, но ситуация моделировалась та, которую она представляла. Что он готовил матери? – Что ты хочешь сделать с ней? – не позволяя голосу дрогнуть (для чего пришлось приложить титанические усилия), осведомилась Лия. – Не думаю, что тебе нужно это знать. Просто выполни свою часть сделки. Короткий взгляд на экран навигатора убедил в том, что ехать еще долго, поэтому завершить разговор парой фраз и побегом из машины не выйдет. Придется действовать иначе и вытаскивать всю нужную информацию, одновременно не позволяя себе получить новую дозу стресса в процессе. Потому что ни принимать таблетки при этом человеке, ни дать ему увидеть то, что происходит, когда она этого не делает, она не желала. Не желала дать узнать, что уже шестнадцать лет она себя ощущала то ли наркоманом, то ли психом в совсем не романтическом смысле.***
В голове мутными обрывками крутилось все то, что прозвучало в последние часы. Что обрушилось сметающей с ног снежной лавиной. Без разрешения взбаламутило мысли и заставило моментально согласиться на все. К счастью, не устно – если бы она сказала «да» Марку в тот же момент, когда он объяснил (хотя это не «объяснил», а нашел довод для нее лично), это было бы её проигрышем. Громким. Отвратительным. Совсем не тем, что она могла себе позволить. Пусть он ждет её ответа. И надеется. Хотя она уже все решила для себя, не зная деталей: одной-единственной фразы хватило, чтобы уничтожить совесть, периодически поднимающую голову. «Что ты скажешь, если узнаешь, что именно из-за моей матери Лиз не вышла с главной ролью в Жизели?» Их отношения с сестрой в детстве были не самыми радужными. Разница в год не критична, родители верили, что они станут лучшими подружками, но вышло иначе. Они спорили буквально обо всем, едва ли не дрались за каждую вещь. Они перетягивали друг у друга парней, внимание родственников, друзей. Их обеих воспитывали как принцесс и это стало в некотором роде ошибкой. Потому что корона только одна. Но что бы ни было между ними в детстве, это не могло повлиять на главное – ближе друг друга у них никого не было. Никто со стороны не имел права навредить одной: другая моментально бы уничтожила обидчика. Когда истинно болеющая балетом сестра была определена на главную роль в постановке «Жизель», она не спала ночами, потеряла пять килограммов (что при её и без того малом весе было критично), стирала ноги в кровь и приезжала домой ближе к полуночи. Изнеможенная, но счастливая. Каждую свободную минуту она говорила о премьере, рисовала эскизы платьев, показывала кусочки композиции, что-то без конца рассказывала. Она светилась и ждала этого дня, наверное, больше чем любого праздника. Но за день до премьеры Илзе оказалась в травмпункте со сложным переломом ноги. Главная роль упала в с готовностью подставленные руки её соперницы. Вероники Романовской. Учившей партию «на всякий случай», который «чудесным образом» настал. Все эти годы Лия полагала, что произошедшее – дело рук исключительно Марка или самой Вероники: та пошла характером и привычками в брата, с нее бы сталось. Она была младше Илзе на год, но уже в четырнадцать поражала остротой языка и наглостью. Её можно было назвать женской версией Марка, но, как выяснилось, за ней стояла мать, желающая исполнить мечту любимой дочери. Возможно за это Лия её винить не могла, но и простить за разрушенное счастье сестры – тоже. Однако сейчас Лию переполняло раздражение по другому поводу. Захлопывая за собой дверь (счастье, что без стеклянных вставок), отчего лежащая на широкой постели Илзе оторвалась от планшета и вынула один наушник из уха, она сложила руки на груди. – Ничего не хочешь мне рассказать? – Ты становишься похожа на бабушку, – флегматично заметила сестра, блокируя планшет, но второй наушник не вынимая. – И это не комплимент. Сейчас Лия была готова походить на кого угодно, хоть на самого сатану, если это поможет получить ответы на все вопросы. И заодно достучаться до разумного и взрослого, которому уже пора было появиться в голове двадцатитрехлетней сестры. Той же явно хотелось ощущать себя на восемнадцать или того меньше. Недовольно поджав губы, Лия оперлась лопатками о гладкую поверхность двери и бросила: – Не увиливай. Как давно ты знаешь, что Романовский в Москве? – С момента лицезрения вашей совместной фотки, – с абсолютно невинным видом объявила Илзе и подперла подбородок кулаком. – И сразу же решила напомнить ему о себе? Первая любовь не забывается, да? – Тебя спросить надо, – отразила колкость сестра, насмешливо сощурившись. – Это же ты кулон даже на ночь не снимаешь. Шпилька улетела точно по адресу. И заставила Лию подавить всколыхнувшуюся волну злости: то ли на себя, то ли на сестру, то ли на кого-то другого. Она ненавидела, когда ей указывали на собственные ошибки. И не позволяла этого никому. – Зачем ты ему звонила? – отодвигая все лишнее, потребовала ответа Лия. Илзе шумно вздохнула с таким видом, словно её здесь допрашивали добрых полтора часа и не принимали всего, что она говорила. Сменив горизонтальное положение на сидячее и скрестив ноги перед собой в позе лотоса, она медленно, едва ли не по слогам, произнесла: – Я ему не звонила. Он сам меня набрал. И даже неясно, что хуже: сестра, которая внезапно стремится связаться с человеком, лишившим её девственности после пары дней общения и бросившим, или же внимание того самого человека к ней спустя семь лет молчания. Потому что первое говорило бы об отсутствии гордости и самоуважения у Илзе, а второе свидетельствовало об излишней самоуверенности Марка. – И что же он хотел? – уже менее раздраженно уточнила Лия. Не сказать чтобы она успокоилась, но постепенно первые яркие эмоции начали блекнуть, оставляя внутри только дурманящую голову дымку. – Встретиться. Пообщаться, – пожала плечами Илзе. – Знаешь, люди иногда контактируют даже после того, как перестали вместе учиться. Или закончили отношения. Сарказм, льющийся через край из каждого слова, и глухой бы уловил. Не реагировать на подобные комментарии становилось все сложнее. – Такие как Марк Романовский без выгоды даже не моргают, – процедила сквозь зубы Лия и ядовито добавила: – И тем более не вспоминают о подружках семилетней давности. – Ты злишься, что он не позвонил тебе первой? Он с ней первой столкнулся. Этого достаточно. Даже с избытком. – Меньше всего я хочу с тобой соревноваться за внимание этого человека, – поморщившись, отозвалась Лия. – Что ему было от тебя нужно? – Ты ведь хочешь знать что-то конкретное, – на по-кукольному пухлых губах Илзе проскользнула улыбка. – Ты хочешь знать, что он говорил о тебе. Что спрашивал о тебе. – Я хочу знать, какого черта ты ему что-то рассказывала обо мне, – уговаривая себя не повышать голос, бросила Лия. Раздражение начало возвращаться. Потому что она действительно не понимала, как после всего сестра могла спокойно (по-дружески) общаться с этим человеком. Как могла что-то рассказывать. Как могла рассказывать о ней, в конце концов, зная, что между ними произошло. Насколько болезненно семь лет назад это было для Лии. – В Конституции не написано, что гражданин не имеет права рассказывать своему другу о том, как дела у сестры. – Не припомню, чтобы ты планировала идти на юриста, – фыркнула Лия, проходя к широкому комоду и открывая двухъярусную шкатулку. – А другом Романовский стал сразу после того, как вы переспали? Недовольство, отразившееся на лице сестры, могло в равной степени относиться как к замечанию, так и к блеску вынутого из ящичка браслета из белого золота. – Я это заберу, – сообщила она, не дожидаясь закономерного вопроса. – За излишнюю болтливость. Скажешь обо мне ему еще что-нибудь, и любимых лодочек Маноло ты тоже лишишься. В конце концов, на Илзе обычно действовали только такие угрозы. Какое счастье, что в размерах ноги они совпадали – если уж с одеждой так не вышло. В ювелирных изделиях они немного не сошлись вкусами, но кто сказал, что Лия собиралась носить отнятое украшение? Захлопнув шкатулку, она направилась прочь из спальни, на ходу добавив: – И если ты действительно повзрослела за семь лет, ты с ним больше не свяжешься. – Знаешь, в чем твоя проблема, Лия? – голос сестры нагнал её в момент открытия двери и заставил задержаться, сжимая тонкую изогнутую ручку. – Ты не умеешь прощать. И принимать точку зрения, отличную от твоей. Илзе говорила так, словно закончила по меньшей мере специалитет и магистратуру по психологии, а потом защитила пару умных и толстых работ. И теперь с уверенностью читала чужие диагнозы, считая, что имеет право разрезать человека на куски и вывернуть наизнанку. – … Ты думаешь, что строишь свою жизнь. Думаешь, что знаешь, как правильно. Но это «правильно» – оно не твое. И жизнь не твоя. Ты никогда не делала того, что хочешь. И будешь вечно ждать подходящего момента, который никогда не настанет. Сжав ручку с такой силой, что кончики ногтей болезненно впились в ладонь, Лия резко открыла дверь, чтобы выскочить из спальни сестры. Чтобы больше не слышать этих обличающих фраз, вскрывающих корки с гноящихся ран.***
Если утро воскресенья начиналось не по традиционной схеме, стоило ждать неприятных сюрпризов и дальше. Лия не входила в число пессимистов, но она крайне не любила, когда что-то отклоняется от созданного ей плана. И внезапное сообщение от Алисы в девять, информирующее об отмене встречи, точным ударом рушило всю красивую композицию выходного дня. Подавив в себе желание вновь зарыться в подушки, Лия все же сорвала с головы маску для сна и, приложив немалую силу воли, вылезла из-под одеяла, чтобы завернуться в длинный шелковый халат и едва ли не на ощупь пройти к ванной. После пробуждения зрение идеальностью похвастаться не могло. Душ не сделал настроение лучше, но хотя бы прогнал остатки сна. Испытывая огромное желание выйти к завтраку в халате, Лия вяло перебирала вешалки – за такие дурные манеры её по головке не погладят. И это была одна из причин, по которой утро выходного дня дома не вызывало приятных эмоций. Иногда казалось, что расслабиться где-то на людях легче, чем в кругу семьи. – Неожиданно видеть тебя утром воскресенья за завтраком, – заинтересованно произнесла бабушка, заметив её появление в столовой. Как всегда абсолютно совершенная бабушка: в плотном жаккардовом платье-футляре, с аккуратно уложенными волосами и крупными золотыми сережками. Она выглядела так, словно находилась на приеме у бургомистра, а не в собственной квартире за неформальным завтраком в одиночестве. Впрочем, если Лагерфельд никогда не расставался с темными очками, бабушку упрекать в ежеминутной любви к платьям-футлярам точно не стоило. Лия, обозначив на лице приветственную улыбку, устроилась за столом на расстоянии одного места от бабушки, сидящей в его главе. – Мне казалось, в марте ты уже брала выходной, – отщипнув пару виноградин от веточки, отозвалась Лия. – Так и есть, – кивнула бабушка, делая еще один глоток любимого чая со сливками и продолжая пролистывать что-то в раскрытом планшете. – Я уеду через полчаса. Небольшие изменения расписания. Понимающе кивнув, Лия положила в рот еще одну виноградину; аппетит отсутствовал еще со вчерашнего вечера. – Как твои проекты? – неожиданно для человека, который вроде как был занят своими делами, осведомилась бабушка, не позволяя недолгой тишине укрыть столовую. Лия против своей воли вздрогнула и приложила немало усилий, чтобы пальцы, потянувшиеся к дольке клементина в вазочке, не дрогнули. Разговоры с бабушкой об успехах редко бывали простыми, потому что это почти прогулка по краю обрыва над скалами: миллиметр в сторону и падение неизбежно. Больше всего Лия боялась увидеть в серых глазах, обрамленных едва заметной сетью мелких морщинок, разочарование. Боялась, что её успехи, которыми ей так хотелось похвастаться, окажутся недостаточными. Как минимум контракт с Алиной Романовской точно в число великих достижений не попадает. – Все хорошо, – следя за тем, чтобы голос оставался ровным, заговорила Лия. – На прошлой неделе закрыла оформление свадьбы, – нервно облизнув губы, она повертела дольку в руках. – Теперь я определенно готова заняться свадьбой Илзе, – улыбнулась Лия. – А своей? – словно между делом поинтересовалась бабушка, похоже, вознамерившаяся за утро пройтись по всем тяжелым темам. По всей видимости, надеяться на то, что сейчас в центре внимания окажется сестра, а с нее пока и помолвки хватит, было тщетно. Особенно потому, что вчерашние слова Илзе все еще набатом стучали в голове, раздражая до тошноты. Отчасти это и привело к потере аппетита. – Кажется, здесь вдохновение меня покинуло, – пожала плечами Лия, все же надкусив и прожевав фрукт. – С Илзе все было просто – она ведь вылитая Грейс. Клиентка… она оказалась крайне непритязательна. – А ты хочешь, чтобы тебе не пришлось пожалеть ни через десять, ни через пятьдесят лет, – закончила за нее бабушка, блокируя планшет и делая новый глоток чая, но на этот раз уже смотря пристально на внучку. – И не знаешь, такой ли идеальный твой придуманный сценарий. В почти всегда строгих серых глазах сейчас читалось что-то более человеческое. Возможно, почти затушенная печаль. Возможно призрак сожаления. Неясно, от этого ли у Лии перехватило дыхание, или от прозвучавших по тексту её мыслей слов, но она ощутила себя как-то… свободнее. Слабо кивнув и не зная, рискнуть ли задержать взгляд на бабушке, или нет, она произнесла с затаенным страхом за возможную реакцию: – Какой была твоя свадьба? Краем глаза Лия уловила, как бабушка чуть сильнее стиснула пальцами изогнутую ручку изящной фарфоровой кружки, но вопреки её опасениям, ответ оказался не резким и не пропитанным раздражением. – Совсем не такой, о какой я мечтала, – покачала головой бабушка, отводя взгляд куда-то в дальний угол столовой. – Её практически не было. Из-за разной веры мы с твоим дедушкой не венчались – только расписались в Киевском ЗАГСе. С нами были его родители, моя подруга и еще пара человек. Это отчасти объясняло причину, по которой в семейных альбомах присутствовала лишь одна фотография со свадьбы, в то время как маминых было более трех десятков. Раньше Лия все объясняла тем, что бабушка не хотела иметь лишних напоминаний о дедушке, который умер через четыре года после свадьбы от метастазировавшего рака. Но теперь выходило, что снимать было попросту нечего. – А твои родители? – нахмурившись, осмелилась спросить Лия. Она мало что знала о прабабушке с прадедушкой – эта тема почти никогда не освещалась в разговорах, но если уж удалось вдруг затронуть прошлое, ей хотелось хоть немного раскрыть это. – Им очень не нравился твой дедушка, – вздохнула бабушка и Лие показалось, что слова «не нравился» выглядели слишком мягкими по отношению к ситуации. – Они отказались прилететь в Россию и отказались благословлять наш брак. Все четыре года они не отвечали на мои письма, даже… – она вдруг замолчала, словно спохватившись, что может сказать что-то лишнее. – Они ответили, только когда умер твой дедушка и я осталась одна. Если бы я не оставила свою фамилию, они бы этого не сделали вообще. Быть может думать дурно о покойных не следовало, но Лия не смогла сдержать предательской радости от того, что ей повезло не знать родителей бабушки – они скончались еще до её появления на свет. Она бы определенно уже сошла с ума. И она совершенно не могла понять, что в дедушке было не так. По рассказам бабушки, он был идеален – именно благодаря ему она выучила русский, благодаря ему осталась в Москве и закончила учебу в медицинском. Он ухаживал за ней четыре года, не оставив ей и шанса на отказ, и покорил попыткой сдать за нее экзамен на втором курсе. Бабушка стала вдовой в двадцать шесть лет с двумя дочерьми на руках – трехлетней Маргарет и годовалой Мартой. В квартире, которую подарили родители дедушки (той самой, которая стала частью текущей), но с едва ли прибыльной работой медсестры. За почти сорок лет у нее появлялось немало поклонников и нередко – с серьезными намерениями. Но она так и не вышла больше замуж. Строгая и в чем-то жесткая женщина каждое утро начинала с короткого разговора с портретом покойного мужа и каждый месяц ездила на Кунцевское кладбище. Потому что даже у нее осталось нечто, не уничтоженное временем. Безграничная любовь к давно ушедшему человеку. – Ты не жалела? – сглотнув, дрогнувшим голосом спросила Лия, почему-то уверенная, что ей нужно знать ответ. Решиться остаться в другой стране ради любимого человека и потерять его спустя несколько лет. Потерять прошлую спокойную жизнь, остаться с маленькими детьми на руках. Переступить через гордость и попросить о помощи. Бабушка в итоге пришла к тому, к чему её вели родители – основанная ими клиника превратилась в международную сеть под её руководством, она не подвела фамилию. Но если бы не дедушка, у нее была бы более полная семья. Возможно, она бы не несла все на себе. Не испытала бы эти потери. Стоило ли? – Только о том, что не попыталась все же найти компромисс. Но не о том, что выбрала твоего дедушку. Впервые за время этого редкого откровения бабушка, забывшая о недопитом чае и невидящим взглядом смотревшая в неизвестную точку, все же встретилась глазами с Лией. И именно этот жест оказался тем ответом, которого не хватало.