ID работы: 7326249

Under the skin

Гет
R
Завершён
101
автор
Размер:
605 страниц, 52 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
101 Нравится 116 Отзывы 30 В сборник Скачать

Эпизод двенадцатый

Настройки текста
      Самая большая наша ошибка – верить, что мы можем спасти того, кто не хочет быть спасен. Мы совершаем её и в пятнадцать, и в двадцать. Кто-то сохраняет эту проклятую веру и в пятьдесят. Нам хочется верить, что мы способны помочь тому, кого считаем близким. Но мы забываем об одном.       Вторая сторона может не разделять нашего мнения.       Четыре месяца этих ненормальных отношений (два – абсолютной фальши, два – попыток поверить) едва ли дают Лие узнать Марка лучше. Ей все так же известно, что его мать замужем второй раз и живет с его отчимом. Что своего отца он не видел с восьми лет. Что он ненавидит своего брата и почти не общается с сестрой. Еще Лия знает, что у отчима Марка ресторанный бизнес, что объясняет свободный доступ в бар в Сити, что живет он уже год отдельно от родителей. И она совсем ничего не знает о том, где он пропадает после учебы (потому что её всегда забирает водитель семьи, не давая и шанса на что-то кроме дороги домой), что он любит, чем дорожит. Они видятся только в лицее (и никто не должен знать, что они встречаются) и всего три раза за эти месяцы – в ресторане, на дне рождения какого-то парня с параллели и на черно-белой вечеринке. Каждый раз Лия врет семье, что готовится у Алисы к тестам, зачетам, дипломной работе.       И каждый раз душит в себе хрипящую совесть.       С большей бы радостью она задушила то, что не должно было родиться, но это уже сильнее нее. Она совершает глупые поступки и старается не думать об этом. Она пытается представить, что с ней сделает бабушка, если она расскажет, и вздрагивает – как может она даже предположить подобное? Она ведь никогда не расскажет: она выжжет все это, уничтожит. Это просто попробовать. Просто испытать что-то новое, о чем уже пару лет шепчутся одноклассницы.       И ничего серьезного.       Но это ничего сейчас режет каждый сантиметр её тела тупыми ножницами, безжалостно кромсая.       – Кто тебя просил? – раздраженно шипит Марк и смотрит с такой ненавистью, что Лия почти сжимается под этим взглядом. – Какого черта ты в это полезла?! – он не срывается на крик только потому, что выяснение отношений в лицее чревато слухами и сплетнями.       Им, как должны думать все, выяснять нечего. Сейчас Лие начинает казаться, что так должна думать и она.       – Это было справедливо, – выдыхает она, недоверчиво смотря на него, и чувствует, как внутри что-то разбивается и режет легкие. – Он твой отец…       – Отчим! – он в ярости ударяет кулаком о стену справа и почти не морщится, хотя наверняка сбил костяшки. – И кто ты мне, чтобы лезть в это все?!       Лия задыхается и почти машинально находит пальцами янтарную каплю на шее, будто ищет сил в дешевой безделушке. Потому что таблеток рядом нет.       Но камень сейчас такой же холодный, как и глаза напротив. Как и её оледеневшие руки. Как и воздух вокруг. Ей до тошноты отвратительно от себя самой: она не понимает, почему было так страшно, почему она пыталась побеспокоиться о нем, почему влезла. Она хотела думать, что должна что-то сделать.       – Они беспокоятся, – неизвестно зачем, она пытается объяснить, хотя видит, что ни одно её слово не долетит до его разума. – Они твои родители!       – Да похуй им! – наверное впервые срывается Марк: она никогда не слышала, чтобы он при ней так выражался – сдерживался. – Если вокруг тебя всю жизнь семья танцевала на задних лапах, то вот тебе новость: не везде так! Даже если бы я сдох, у них всегда есть идеальная замена. Само совершенство!       Лия хочет дотронуться до его плеча, но Марк отшатывается от нее, словно не желает иметь ничего общего. Со сломанной ногой это выходит не очень изящно, но он едва ли обращает внимание: только сверлит напряженным, злым взглядом. И Лия тяжело сглатывает, старается не дать губам задрожать.       – Они бы все равно узнали.       – Да ничерта бы они не узнали! Мы не видимся неделями, Глеб бы меня прикрыл. Но тебе ж захотелось в сестру милосердия поиграть!       – Марк… – она не знает, что хочет сказать, но ей кажется, еще слово, и она сама рассыпется. Пеплом ли, песком ли, но эта субстанция хотя бы не сможет ничего чувствовать.       И рассыпается, когда он отталкивает её протянутую руку и выплевывает:       – Пошла прочь!       Она уже жалеет о том, что две недели назад согласилась присутствовать на гонках. Жалеет, что не попросила Марка уйти в первый час. Жалеет, что не ограничилась вызовом скорой, когда машины столкнулись. Жалеет, что позвонила его отцу (отчиму), потому что думала – он должен знать. И если она не может поехать в больницу (все станет известно бабушке), с ним должен находиться кто-то родной.       И еще больше она жалеет о том, что не поставила точку, когда закончился спор.

***

      Когда в детстве мама говорила, что нужно ложиться в десять, она явно в чем-то была права. И когда требовала, чтобы все дела завершались за два часа до сна – тоже. Но взрослая жизнь почему-то отчаянно не хотела укладываться в каноны здорового режима, и попытки закончить с работой и учебой хотя бы в двенадцать и лечь не позже часа не всегда оканчивались удачно. При таком графике удивляться перманентному недосыпу и отсутствию настроения с утра не приходилось.       Как и потере нормального сна.       Это случалось периодами: нервная система не выдерживала. Ложась спать, Лия осознавала, что в голове крутится еще три-пять вариантов, которые она не попробовала, мозг пытается распланировать завтрашний день и просчитать возможные исходы разных решений. Она уже не помнила, когда последний раз ложилась с пустой головой, но иногда та оказывалась забита излишне. Настолько, что без помощи извне не обойтись. И расплачиваться за эту «помощь» приходилось крайне вялым и заторможенным состоянием с утра.       Именно таким, когда реакция на открывшуюся в десять утра дверь спальни оказалась замедленной. Только-только поднявшая на лоб маску для сна Лия еще не успела даже сесть в постели, не то что сообразить, зачем к ней наведалась сестра.       – Опять бессонница? – настороженно поинтересовалась Илзе, чем вызвала сначала недоумение (откуда такая проницательность?), а после – легкий приступ паники.       Вопрос казался отнюдь не беспочвенным.       Бросив взгляд туда, куда смотрела сестра, Лия мысленно обозвала себя идиоткой – слишком приметная голубая коробочка преспокойно лежала на краю тумбочки. Черт, она была уверена, что убрала таблетки обратно. Счастье, что бабушка не заходила еще и не видела ничего.       Поднявшись на локтях, Лия потянулась к тумбочке, выдвинула верхний ящик и смахнула в него полупустую картонную упаковку, чтобы с громким стуком скрыть улику.       – Ничего особенного, – сообщила она спокойным голосом сестре, глядя той прямо в глаза. – Совмещать учебу с работой порой сложнее, чем мне казалось, – стянув с головы маску для сна, Лия отбросила одеяло, но постель не покинула: только подтянула колени к груди и выжидательно посмотрела на сестру. – Ты что-то хотела?       Традиции заявляться друг к другу в спальню в десять утра у них не наблюдалось. К счастью.       – А! Да, тебе же сегодня те темно-бирюзовые Джимми не нужны? У меня свидание, – последнее слово было произнесено таким тоном, словно Илзе еще не определилась, как к этому относиться – с раздражением или радостью, – а ничего подходящего оттенка синего нет.       – И конечно же выбрать из тридцати пар туфель тебе совсем нечего, да? – поддела её Лия, не глядя взяв массажную щетку с тумбочки и начав острожно приглаживать спутанные после ночи волосы.       Выражение лица сестры тут же сделалось обиженно-возмущенным. Дальнейшие фразы угадывались почти со стопроцентной точностью.       – Напомни, когда возможность поискать альтернативу в имеющемся, тебя останавливала от покупки? Может, когда тебя не устроило двенадцать оттенков зеленого в шкафу и ты купила тринадцатое платье в той же гамме? Или когда…       – Я поняла, что математику после школы ты не забыла, молодец, – оборвала её речь Лия, с недовольным вздохом все же покидая постель, чтобы дойти до длинного шкафа, толкнуть вправо крайнюю дверцу и после некоторой заминки снять с полки сверкающую пару, купленную несколько лет назад. Прежде чем вручить запрошенное сестре, Лия строго взглянула на нее: – Если я увижу на них хоть малейший след твоего обычного ношения туфель, ты лишишься всех Маноло разом.       Угроза не была пустой – Лия очень ревностно относилась ко всем своим вещам, даже если за все годы с момента покупки именно эту пару носила всего раз. И долго думала, зачем купила: то ли на цвет повелась, то ли на фактуру, то ли на эффект деграде. Но её все же опасения имели под собой веские основания: с обувью у Илзе всегда были некоторые проблемы. При немалой любви к каблукам носила она их… не слишком аккуратно.       Горячо заверив Лию в том, что ни одна «блестящая штучка» с туфель не отлетит (в чем следовало серьезно засомневаться), сестра выпорхнула из её спальни. Однако если Лия надеялась, что на этом утренние визиты к ней кончатся, и удастся расслабиться хотя бы на час, прежде чем решить, ехать ли на единственную лекцию, или заняться проектом, который нужно сдать через неделю, то она глубоко ошибалась.       Она только-только пристроилась в постели, закутавшись в длинный шелковый халат, и взяла с тумбы недочитанную книгу, как дверь снова отворилась. Вошедшая в спальню с букетом белых кустовых роз бабушка почему-то вызвала тревогу. Возможно из-за того, что напоминала инквизитора, готовящегося сжечь ведьму в лице собственной внучки. Лия хотела поинтересоваться, откуда цветы, но бабушка заговорила первой.       – Курьер передал это тебе. Но отправителя не назвал.       О, конечно же. Если это не жених, она уже предательница.       – Возможно кто-то из клиентов решил так отблагодарить, – пожала плечами Лия, откладывая книгу и принимая цветы.       Осторожное ворошение тонких стеблей принесло свои плоды: между ними обнаружился маленький серебристый конверт. Стоило его вскрыть, как содержимое упало на колени. Три лёгких листа – два узких прямоугольных и один почти квадратный поменьше и поплотнее. Последний ожидаемо оказался стандартной карточкой-запиской всего лишь с тремя словами: «Заеду в шесть».       Объясняли причину другие листы – билеты в Большой, на сегодняшнее число. Но если бы в иной ситуации Лия даже обрадовалась внезапному приглашению (пусть у неё и были дела), то сейчас этому очень мешали инициалы на записке.       Подняв голову и обнаружив, что бабушка все это время за ней внимательно наблюдала, Лия попыталась нацепить самую счастливую улыбку, какие только присутствовали в её арсенале, чтобы сообщить:       – Даниил взял нам билеты на Сон в летнюю ночь. Сегодня. Насторожённость с лица бабушки никуда не ушла. Лия начала сомневаться в собственном актерском таланте.       – И почему тогда он не назвался курьеру?       – Он знает, как я люблю сюрпризы, – как можно небрежнее отозвалась Лия и добавила. – Если ты сомневаешься, я могу попросить его подняться, когда он приедет.       Она, конечно, блефовала, но если бабушка сейчас потребует показать карточку, будет сложно убедить её, что та действительно от жениха. Может особого желания куда-то идти у Лии и не наблюдалось, но она догадывалась, что это не просто обычное свидание или дружеское предложение провести приятно вечер. Хотя бы потому, что подобные идеи бы она отклонила моментально.       – Буду рада его видеть, – кивнула бабушка и открыла дверь, но, прежде чем выйти, кинула: – Собери волосы – не на вечеринку идёшь.       Дождавшись, когда в комнате она останется одна, Лия закатила глаза и рухнула спиной на постель. Как ей были дороги эти замечания. Словно бы она с детства не выслушивала лекций о дресс-коде, этикете и прочих скучных правилах. Впрочем, определенный толк от них был, бесспорно.       Но все же сейчас думать о собственном образе не хотелось, потому что голову занимали совсем другие мысли. С того вечернего разговора после свадьбы прошла неделя, и Лия очень надеялась, что в ближайшее время Романовский не объявится. Дождется её решения, как бы сильно ему все это ни было нужно. Но по всей видимости терпение в число его качеств не входило и он намеревался поторопить её с ответом. И как всегда – с красивым жестом.       Отрешенно перебирая мелкие белые лепестки, свободной рукой Лия искала в перечне недавних вызовов нужный номер. Чтобы, морщась от предвкушения предстоящего разговора, все же нажать на искомую строчку. И, дождавшись, когда вызываемый абонент возьмёт трубку, раздраженно выдохнуть:       – Романовский, ты не мог обойтись без этого спектакля?       – Ты же любишь красивые жесты, принцесса.       Ага. И с цветами угадал (запомнил, вероятно). Но это сути не меняет. И признаваться в этом Лия не собиралась.       – Если ты не забыл, я обручена. Это раз. И два – в этом доме тебе точно не рады.       На том конце провода послышался страдальческий вздох.       – Ты разбиваешь мне сердце.       – Не уверена, что там есть что разбивать, – отозвалась Лия и твёрдым голосом произнесла: – Ты не будешь заезжать за мной.       – Это очень неприлично: пригласить девушку и заставить её добираться самостоятельно.       – Приглашать на свидание чужую невесту ещё неприличнее. За мной заедет Даниил. Я сказала бабушке, что иду с ним.       – Значит, ты и своей семье врешь, – послышалась довольная усмешка.       – Я действительно иду с ним. Билеты не именные, – в тон ему подметила Лия. – А если тебе что-то очень нужно, достанешь ещё один. Себе.       Эта словесная пикировка, возможно, продолжалась бы еще достаточно долго, но дверь в спальню скрипнула и, застигнутая врасплох Лия резко нажала на отбой и тут же села на постели. Кто бы ни решил ей нанести визит, он точно не должен был слышать этот разговор. Тем более что это оказалась сестра, проскользнувшая в спальню и сразу заинтересованно вперившаяся взглядом в большой букет, лежащий на постели. Как можно было только войти и сразу заметить то, что демонстрировать всем Лия не собиралась, неясно.       – О, – многозначительно протянула Илзе, и по одному этому звуку стало понятно, что малой кровью обойтись не выйдет. – Тайный поклонник? Или, – сестра слишком проворно приблизилась и подцепила брошенную на покрывало карточку, – не тайный.       – От кого тебе передалась эта беспардонность? – возмущенно поинтересовалась Лия, осознавая, что пытаться забрать улику из рук сестры бесполезно и привлечет только еще больше лишнего внимания.       И вызовет массу подозрений.       Илзе вопрос проигнорировала, вместо этого склонив голову и пристально взглянув на сестру.       – Уже выбрала, в чем пойдешь?       – У меня не такой огромный гардероб, чтобы я начинала сборы за шесть часов до выхода. И это не первое свидание.       – Технически – да, – согласилась сестра, – но приглашение на него – явно первое.       Рывком поднявшись с постели и взяв букет, чтобы поставить в свободную вазу, Лия оказалась спиной к сестре и только после этого как можно более беспечным голосом уточнила:       – С чего ты взяла? Даниил сотню раз приглашал меня…       – А Марк – первый раз, – оборвала её фразу Илзе. – За эти семь лет.       Нарочито медленно расправляя цветы и делая вид, что она крайне заинтересована этим занятием, Лия пожала плечами.       – И при чем здесь Романовский?       – Брось, – фыркнула Илзе, судя по звуку, приземляясь на постель и забрасывая ноги на лакированную спинку. – Напомни, когда последний раз твой жених тебе кустовые розы дарил?       Все же развернувшись к сестре и сложив руки на груди, Лия смерила её взглядом. Илзе выглядела абсолютно расслабленной и даже чем-то довольной. Но куда важнее – не удивленной. И все с той же озорной улыбкой топталась по болевым точкам. Никогда не забывала напомнить то, что сама Лия заталкивала подальше.       – О, Шекспир, – между тем рассмотревшая приложение к карточке Илзе бросила на сестру выразительный взгляд и продекламировала: – Любовь способна низкое прощать, и в доблести пороки превращать. И не глазами – сердцем выбирают; за то ее слепой изображают. Но это ведь совсем не о тебе, да?       – Что ты хотела? – игнорируя все намеки, требовательно осведомилась Лия. – К туфлям не нашлось платье?       – А, не, – качнула головой сестра, возвращая билеты на постель и спрыгивая с нее, – а вот клатча нет подходящего.       – Из той же коллекции нет.       – Это был бы перебор, – фыркнула Илзе, – у меня уже на шее камни. Я возьму черного Оскара с гарденией?       Удивленная выбором относительно простой модели Лия подозрительно сощурилась: такое чувство, что сестра зашла вслед за бабушкой из любопытства к цветам, а теперь просто придумывала вескую причину.       – У тебя черных клатчей нет?       – У меня вообще клатчей нет, если ты забыла, – сообщила Илзе, а Лия осознала, что это действительно вылетело из её головы.       Сестра и вправду не признавала все эти «сумочки для телефона», ругаясь на то, что туда больше ничего и не вмещается. И практически на все обязательные выходы она брала их у Лии. Пришлось выдвинуть средний ящик большого комода и найти обозначенную вещь. К счастью, с сумками Илзе обходилась аккуратнее.       Просиявшая сестра прижала к груди клатч, махнула рукой и покинула спальню. Но все же не изменяя себе, бросила перед уходом:       – А в театр черное Маркеза надевай, которое с жемчугом.       И, прежде чем Лия успела сообразить ответ, дверь закрылась.

***

      Она была более чем в курсе, что пользоваться мобильным во время представления – моветон, но ей казалось, еще немного, и она просто не выдержит. На сцене облаченная в воздушный шелк Елена отталкивает внезапно влюбленного Лисандра и сбегает, а Пэк продолжает свои шалости, но разум Лии далек от сюжета пьесы. И выверенные изящные движения танцоров не вызывают ничего, кроме нового приступа головной боли. Она пытается расслабиться, но только сильнее увязает в догадках о том, зачем было это проклятое приглашение.       Когда на сцене появился Оберон, Лия сняла блокировку с экрана, моментально обнулила яркость (и отмахнулась от вопросов жениха, недоуменно смотрящего на её «игры» с мобильным) и быстро вбила в мессенджере несколько требовательных слов. О, если Романовский хотел довести её до предела и заставить бесконечно думать о нем, у него это вышло с блеском. Лие стоило немалых усилий спокойно встать, когда в зале загорелся основной свет, медленно выйти за двойные высокие двери и попросить Даниила принести ей из буфета виноградный сок.       Лия напряженно рассматривала людей, заполнивших холл театра: в другое время она бы с интересом изучила то, что именно выбрали дамы для вечернего выхода, обязательно бы нашла знакомые лица, чтобы перекинуться парой слов. Сейчас же ароматы парфюма и блеск камней – где скромных, где более вычурных – скорее раздражали. Среди десятков мужчин в строгих костюмах и простых джемперах с брюками не удавалось найти нужного. И только через несколько минут она смогла облегченно выдохнуть, когда наконец увидела у диванчиков в холле знакомую высокую фигуру в графитово-сером костюме и темно-синей рубашке.       Потребовались все крупицы спокойствия, чтобы делать шаги медленными и короткими. Сердце билось гулко в нетерпении.       – И что же за важное дело заставило тебя все это организовать? – убедившись, что жениха поблизости нет, Лия приблизилась к Марку. Впрочем, оставаясь на безопасной дистанции в четыре шага и настороженно следя за ним.       – А где «спасибо»? – усмехнулся он, жестом указывая на диванчик с предложением присесть. – Уверен, ты получила удовольствие от балета.       Помнит, черт бы его побрал.       Приняв предложение, Лия опустилась на обитое бархатом сиденье, расправила складки черной юбки и вернула тот же подозрительный взгляд Марку.       – О да, интересный выбор, – протянула Лия насмешливо. – Я вновь вспомнила, как пусты сладкие обещания любви. Тьмой клятв мужских, нарушенных безбожно. В чем женщинам догнать их невозможно, – по памяти процитировала она, сохраняя ту же слабую полуулыбку.       – Ты сходу ловишь все, – оценил Марк в том же тоне. – И забываешь, что сама не так невинна, как хочешь казаться.       Параллели просматривались слишком четко, чтобы не понимать, о чем речь. Возможно не зря Елена была ее любимым персонажем истории. Хоть и унижения ее местами выглядели крайне глупо.       – Если ты собрался поговорить о смысле пьесы…       – Но это мне в тебе и нравится, – проигнорировал ее попытку закончить разговор Марк. – Мне нужно от тебя содействие ещё в одном деле.       Разум напоминал о том, что ввязываться в любые совместные авантюры с Романовским – себе дороже. И не важно, какие золотые горы обещал этот дьявол: в качестве расплаты он может потребовать что-то более ценное, чем душу. Тем более Лия еще не решила, насколько сильно по ней самой ударит то, о чем он уже успел её попросить. Нечто новое может стать вторым камнем на её шею – совсем не выплывет. Но от жесткого «нет» что-то сдерживает.        Недавнее «Помогу со студией» эхом отдавалось в голове, напоминая, что решение уже было принято, хоть и слова не сорвались с языка. Но «да» Лия еще так и не сказала. И сейчас не хотела говорить: согласие выглядело какой-то позорной капитуляцией, хотя соблазн все же был слишком сумасшедшим.       Романовский всегда знал, на чем сыграть.       – Я еще не согласилась на прошлое предложение, – напомнила ему Лия, почему-то твердо уверенная, что он не воспримет это как отказ.       Совесть не мучила – скорее гордость грызла внутренние органы.        – Принцесса, ты же не глупа, – покачал головой Марк, не сводя с нее пристального взгляда. – Ты знаешь, что выигрываешь очень много от нашей сделки.       – И ты откуда-то знаешь, сколько именно, – ответила ему не менее многозначительным тоном Лия.       – Ты ведь и без моих признаний догадываешься об источниках, – спокойно пожал плечами Марк. – Давай не будем тратить время на пустые вопросы.       Эти его слова доказали, что она была права, предполагая участие сестры во всем происходящем. Даже если контактировала с Романовским Илзе всего пару раз после его прилета, это были очень продуктивные для него разговоры. Даже слишком. Кажется, сестра лишится всех лодочек Маноло и еще пары украшений впридачу.       Лия искренне не могла понять, как после всего Илзе могла общаться с этим человеком. Да еще и что-то ему рассказывать.       Хотя она сама умудрялась не только общаться, но еще и что-то затевать.       – И что на этот раз? Втереться в доверие к твоему отчиму? – стараясь удержать голос как можно более равнодушным, уточнила Лия.       В груди что-то зудело. То ли остатки раздражения на себя за то, что вообще пришла и согласилась на разговор. То ли что-то неясное из прошлого, напоминающее о нескольких месяцах сумасшествия и тех проклятых ощущений целостности. Нечто неясное, что она пыталась убить и до января семилетней давности, и после июня того же года.       – Почти. Соблазни моего брата.       – Что, прости?        Если её предположение было отчасти шуткой и выданным наугад, то ответ точно не имел ни грамма юмора. Марк говорил слишком серьезно и слишком твердо, чтобы заподозрить обман. И выглядел слишком напряженным.       – Он должен забыть о своей семье. Он должен её потерять.       С ужасом наблюдая за тем, как потемнело лицо Марка, пока он медленно произносил эти фразы, Лия пыталась понять, в какие игры тот играет. И пока что в голову приходил лишь один вывод.       – Ты хочешь скандала, – не спрашивала – констатировала факт. – Зачем?        Ей казалось, что после случившегося Марк будет реагировать на любое её приближение к Владу, на любой контакт. И совершенно точно не с восторженной улыбкой и благословением. Меньше всего она могла предположить, что Марк собственноручно попытается подтолкнуть её к брату. Даже если отнюдь не из благих побуждений.       – Не копайся в моих целях, принцесса.       По холлу разнесся звонок, оповещающий о конце антракта – пятнадцать минут пролетели за одно мгновенье. Даниил еще не вернулся.       – Когда твои планы ударяют по мне, тебе лучше поделиться целями, – не шелохнувшись, произнесла Лия.       Если он хотел работать вместе, пусть и почти не соприкасаясь, он был обязан хотя бы частично раскрыть идею. Она умела выкручиваться из ситуаций, но не из всех. Она определенно попадёт под прицел, когда «измену» разоблачат. И если Марк хочет громкого скандала, есть большой риск, что о её роли узнают многие. Бабушка в том числе. А чем это чревато для неё, Лия прекрасно понимала.       – Не торопишься? – усмехнулся Марк, явно надеясь уйти от темы.       Лия поморщилась: хоть и эта сказка (иначе воспринимать «Сон…» не выходило) ей была нежно любима – мама часто читала её перед сном, – она уже выучила все, казалось, до последнего па.       – Второй акт уже ничего интересного не имеет. Не уклоняйся от ответа.       – Мне казалось, сейчас ты должна радоваться любой возможности услышать марш Мендельсона* и вообразить собственную свадьбу.       – Это тебе стоит привыкнуть к волшебным звукам, Романовский, – колко парировала она и вернулась к тому, что её интересовало больше: – Я не собираюсь делать того, что поставит под удар и меня, не зная, чего ради это все. Ты ничего не объяснил мне, потребовав подружиться с твоей матерью. Ничего не объясняешь сейчас. Мы не друзья, чтобы я просто так тебе помогала. Мы никто друг другу. А на сделки с чужими людьми без выяснения деталей я не иду.       – Удивительная принципиальность. Не хочешь подставлять того, с кем спала? А может вы до сих пор встречаетесь и тебе даже не надо будет играть? Если учесть, кто твой жених, наличие любовника выглядит даже логично.       – Заткнись, Романовский, – прошипела резко поднявшаяся на ноги Лия, едва сдерживаясь от более выраженной ярости.       Но внушение не подействовало. Вставший за ней Марк смотрел все так же пристально и провокационно, сложив руки и явно ожидая от нее какого-то признания.       – Я даже полагал, что он женится именно на тебе. Странно, не находишь? Больше ни с одной из его подружек я не видел столько его совместных фото. А женой стала в итоге вообще незнакомая нашей семье женщина. Разве ты сама не хотела бы отомстить?       По помещению разнесся второй звонок. Пора было возвращаться в зал. Но Лия сейчас точно не была настроена на балет – скорее на убийство. Потому что все эти совершенно абсурдные предположения выводили её из себя. И являться в зал в таком виде – дать заподозрить что-то Даниилу.       Шагнув вперёд, Лия вцепилась в расстегнутый воротник темной рубашки, заставляя Марка склониться к ней.       – Я надеюсь, ты запомнишь с первого раза, Романовский. С памятью, как вижу, проблем у тебя нет, – сквозь зубы процедила она, удерживая крепкий зрительный контакт. – Я не спала с твоим братом. И виделись мы с ним всего раз пять. Из них два – с твоей подачи. За доказательствами можешь обратиться к Глебу.       Они ничего не обсудили тогда – разошлись громко, оставив друг другу возможность думать что угодно. Они не возвращались к истории семь лет, не видя никакого смысла. Они не пытались дойти до правды и разобраться, почему это оказалось так больно.       И это бы так и осталось похоронено под пеплом семи пустых лет.       Может и стоило продолжать спектакль, потому что периодически это было очень приятно. Но то, что она услышала о себе сейчас, не просто разозлило – довело до бешенства. Особенно из-за подозрений в связях за спиной у Даниила, с которым обручилась. Марк мог думать о ней что угодно, но не называть её между строк шлюхой.       Лия Аренсберг никогда не была праведной девочкой-ромашкой. Но она слишком уважала себя, чтобы иметь роман на стороне, находясь одной ногой в браке.       Во взгляде пристально смотрящего на неё Марка промелькнуло что-то удивленное, недоверчивое. Это никак не изменило его выражения лица – насмешливо-мрачного, но заставило Лию убедиться в том, что ее слова даром не прошли. Оттолкнув его от себя, она выпустила из пальцев смятый воротник и развернулась на каблуках, наконец вознамерившись вернуться в зал.

***

      Это был чистой воды абсурд: все, что прозвучало минутой ранее, не вписывалось в его картину прошлого. Семь лет назад Влад подтвердил, что они переспали. Он в таких красках расписывал весь вечер и ночь, что сложно было не поверить в слова этого ублюдка. Он ведь всегда отнимал все, что принадлежало Марку, что хотел Марк. Даже если на тот момент Влад с Лией был едва знаком, он умел соблазнять девушек уже на первой встрече. И их моральные принципы особой роли не играли.       Влад умел выставить Марка перед девушками в таком свете, что те соглашались на более приятную альтернативу.       Они поступали как его мать – уходили от того, кому клялись в любви, к тому, кто обещал больше и показывал трон и корону. Лия, мечтавшая о принце, сделала то же.       По крайней мере, он верил в это все семь лет.       Впрочем, он вообще всю жизнь верил не в то, во что требовалось. В пять – в великую любовь между родителями. Которая не помешала через год матери выскочить замуж за Игоря Романовского, от которого, оказывается, за три года до этого родила дочь. В десять он верил, что симпатичной однокласснице интересен он, когда она лишь искала простой способ подобраться к его брату. В пятнадцать он думал, что отец не хочет его видеть, потому что за девять лет не получил ни одной открытки на день рождения, ни одного звонка. А потом узнал, что мать запретила отцу с ним общаться.       В восемнадцать он поверил, что кто-то может принять его со всеми демонами, и для этого кому-то совсем не обязательно быть с ним одной крови. А потом узнал, что это все лишь спектакль – хорошо подготовленная месть. Идеально спланированная.       В двадцать пять он уже не понимал, во что верить.       Он мог бы обратиться к кому-то другому. В конце концов, не факт, что брат действительно выделял Лию среди других женщин. И с задачей мог справиться практически кто угодно, да еще и за меньшую плату. Но в этом вопросе он действительно мог… возможно, не доверять Лие, но понимать, что она способна сделать. Потому что хорошо её знал. Все семь лет он старался не вспоминать причину их расставания и собственные ощущения в тот день. Когда увидел её в спальне брата. В смятом платье, с неаккуратной прической, вчерашним макияжем. Босую, растерянную, смотрящую на него едва ли не в слезах. Когда услышал от брата, что они переспали. Что она сама к нему пришла. Что на самом деле он её никогда не интересовал. И в действительности она не простила его за спор.       Он помнил ощущения в момент, когда лицо семнадцатилетней Лии сливалось перед глазами с лицом его матери. И они до сих пор отзывались внутри чем-то холодным.       Тогда он осознал, что как женщина – она точно такая же. Такая же, как его мать. Но еще до того вечера он знал, каким человеком она является. И насколько верна своим принципам. Поэтому за её часть сделки он мог не волноваться. Если только кто-то другой не решил бы заплатить больше. Предложить что-то более стоящее.       Но что для нее может быть ценнее исполнения давней мечты?       – Ты знала?.. – произнес пустым голосом Марк, когда ушей коснулся цокот каблуков и опущенный взгляд зацепился за знакомые блестящие туфли.       С легким шорохом ткани его спутница присела на диванчик, который не так давно занимала скрывшаяся за высокими дверями Лия. Тонкие губы, едва тронутые розовым блеском, поджались.       – Догадывалась, – раздалось после недолгого молчания. – Она не делилась подробностями. Только если описывала в красках, как ненавидит тебя.       Упершись локтями в колени и взъерошив почти черные волосы, Марк прикрыл глаза. Воскрешать прошлое сейчас он совсем не планировал. Копаться в нем – тем более. И все равно не получалось отпустить внезапный вопрос: почему Лия ничего не говорила сестре?       – Спасибо, Лиз, – даже если слова прозвучали слишком сухо и тихо, сидящая рядом Илзе прекрасно понимала, насколько они искренны.       И к чему именно относятся.       Зная, что Марк не примет никаких слов и жестов поддержки, она подавила желание хоть как-то показать, что она услышала и приняла его благодарность, и вместо этого тряхнула головой и поднялась.       – Поехали. Антон хотел с тобой что-то обсудить, и я тебя прокляну, если ваши дела затянутся и мое свидание сорвется.       На все, что занимало голову ранее, он набросил полог отсрочки.
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.