***
Оставляя машину на подземном паркинге, Лия пыталась унять едва ощутимую внутреннюю дрожь и расслабиться. Сообщение от Алины Николаевны с просьбой приехать в кафе было внезапным и несколько изменило планы на день, но отказать она не могла. Даже при том, что не предполагала, какая причина этой встречи. Несмотря на то, что паранойей она никогда не страдала, сейчас думать о хорошем получалось плохо: в голову лезла тысяча и одна мысль о том, как она теряет отношения с Алиной Николаевной. Потому что она – главная участница скандала с её старшим (хоть и не родным) сыном. Лишней стыдливости в Лие тоже не наблюдалось (разве что на публику), но все же, как именно смотреть женщине в глаза, она пока не поняла. Стоит ли сразу изобразить раскаяние и смиренно принять весь поток нелицеприятных слов или попытаться чем-то ответить? Насколько рискованно для нее лично создавать конфликт с этой женщиной? Не отразится ли на дальнейшей карьере? Впрочем… о карьере говорить рано и сложно. Даже то, что Марк после её отказа действовать против его матери ничего не сказал о студии, не гарантировало, что он не отберет ключи или не продаст помещение. И, вдобавок ко всему, на календаре было двадцатое число, а десятый проект не желал появляться на горизонте. До окончания спора оставалось не так много (и совсем не столько, чтобы завершить чей-либо заказ). Думать о проигрыше не хотелось, потому что она обязана была выиграть любой ценой, но худший исход уже активно маячил на горизонте. Взглянув на собственное отражение в полутемной кабине лифта, Лия медленно шумно выдохнула и поправила жемчужный двухрядный браслет на правом запястье. Двери плавно разъехались, и под едва слышные звуки низких шпилек, утопающих в ковре, Лия буквально заставила себя выйти в коридор, к ресепшену. И еще большим усилием – направила себя в основной зал. Лаунж-кафе еще не открылось, но уже готовилось принять посетителей. И за последнюю неделю здесь уже побывало несколько особенно важных гостей, в числе которых известный ресторатор и крайне популярная в сети девица, реклама от которой обещала хороший поток клиентов. Эти эксклюзивные обзоры еще официально не распахнувшего двери заведения Лия видела мельком, и было так странно ощущать себя причастной к его созданию. Алина Николаевна обнаружилась в зоне для бизнес-ланчей, что-то выговаривающей девице, держащей кипу бежевых скатертей в руках. Лия дождалась, пока персонал отпустят (или, скорее, отправят с глаз долой), и только потом позволила себе подойти ближе, нарочно усилив звук шагов. Алина Николаевна тут же обернулась и адресовала Лие улыбку. – Ты пунктуальна, как всегда, – довольно произнесла она, прежде чем приветственно клюнуть воздух у щеки. – Опоздание приравнивается к неуважению, – пожала плечами Лия, внимательно изучая эмоции на идеальном лице женщины. Та кивнула и направилась вдоль панорамных окон к зеленой зоне. – Виноград разрастаться не хочет, – цокнув языком, сообщила Алина Николаевна, – едва-едва цепляется за сетку. Надо было больше высаживать. Или лианы набрать, но тогда эффект был бы слабым. А каламандины хорошо прижились. Молодец, что подсказала. Лия, напряженно следующая за Алиной Николаевной, механически кивнула: да, ей как-то вспомнились эти декоративные апельсиновые деревья из «Турандота», но это было вскользь. Удивительно, что Алина Николаевна запомнила и даже позаботилась заказать их сюда. – Мы послезавтра официально открываемся, – продолжила говорить Алина Николаевна, рассматривая листья заполнивших мраморные кадки драцен. – Будут журналисты, я хочу, чтобы ты подъехала к шести. Интернет весь гудит обсуждениями зала, ты будешь в центре внимания. – Интервью? Я думала, вы откажетесь со мной работать после такого скандала в вашей семье, – озвучила свои подозрения Лия. Алина Николаевна остановилась, бросила на нее задумчивый взгляд, а потом пожала плечами с видом, словно бы ничего страшного не случилось и этот скандал вообще её не касался. – Я неплохо знаю тебя, Лия, – произнесла женщина. – Подозреваю, ты не знала, что Влад женат, или он уверял тебя, что разведется. Не вцепиться в эту идею было грешно. Хотя бы потому, что Лия очень надеялась все же удержать крепкие рабочие отношения с Алиной Николаевной – что-то ей подсказывало, это может быть не последний их совместный проект. Очень прибыльный во всех смыслах. – Он говорил, что этот брак для него ничего не значит. Что это все – фикция, – с тяжелым вздохом «вспомнила» Лия, опускаясь на диванчик, обтянутый пепельно-серой замшей. – Так горячо убеждал, что покончит со всем. Алина Николаевна кивнула. – Он абсолютная копия отца. Почуявшая полезную информацию, Лия внутренне подобралась и постаралась как можно более спокойно, с легкой примесью удивления, сказать: – Никогда бы не подумала, что Игорь Сергеевич может так. – Может и даже лучше, – поджала губы Алина Николаевна; она помолчала немного, а потом присела в мягкое кресло и внимательно посмотрела на Лию. – Сначала полтора года врал, что не женат, но пока что мы не готовы к серьезным отношениям. Потом еще год убеждал, что вот-вот бросит свою Юлечку и она совсем не сравнится со мной. Буквально умолял не оставлять его. Такие подарки делал, чтобы удержать. – И вы ждали? – осторожно поинтересовалась Лия, стараясь не залезть на запретную территорию слишком далеко. Ей все еще было неясно, насколько Алина Николаевна готова делиться с ней прошлым. – Я знала, что он сможет обеспечить моим детям хорошую жизнь. А Юра не мог: он крупно поругался с отцом, почти ничего не зарабатывал. Может я и должна была, как верная жена, остаться рядом со своим мужчиной, – отвела глаза Алина Николаевна, – но я боялась неизвестного будущего. Игорь же уже был состоявшимся человеком. Лию терзал вопрос: решился бы в итоге Игорь Сергеевич развестись или продолжил бы убеждать любовницу, что вот-вот это сделает, если бы его жена не покончила с собой, не выдержав его измен. Но даже то, что сейчас Алина Николаевна ей рассказала достаточно много, не делало возможным узнать это напрямую. И сама женщина, похоже, на намеревалась и дальше погружаться в прошлое. Решительно поднявшись с кресла, она взглянула на Лию. – По дресс-коду на субботу я тебе информацию сброшу позже. А сейчас пойдем, оценишь программу вечера. И еще вчера наконец доставили фужеры – спасибо, что не в субботу. Воспринимающая все словно сквозь дымку, Лия покинула удобный диванчик, чтобы пройти за Алиной Николаевной в зону для администрации, пытаясь понять, не рухнет ли еще что-то важное и не поддающееся восстановлению в грядущие выходные. Потому что если в наконец подготовленной телепередаче её удалось вырезать, то здесь – вряд ли.***
Но как бы Лия ни переживала за субботу, жизнь решила ей подбросить сюрприз гораздо раньше. В пятом часу вечера, когда дома не должно было находиться никого кроме сестры, второй день прогуливающей учебу, и папы – вернувшегося из командировки и отсыпающегося. Но дома оказалась бабушка, которая через Илзе потребовала Лию в свой кабинет сразу же, как та придет домой. Бабушка, выглядевшая так, словно приготовила ей смертельный приговор. И что-то Лие подсказывало, что все именно так, как она себе предполагает. Только смерть была бы слишком простым выходом. – Ты хотела меня видеть? – осторожно осведомилась она, замерев у входа, стоило закрыться за спиной массивной деревянной двери. В этой густой, вязкой тишине было невероятно тяжело делать вдохи и выдохи, шевелить губами и сохранять вертикальное положение тела. Но еще труднее оказалось сделать несколько шагов к креслу, куда бабушка пригласила её жестом. Теперь Лия могла представить, как ощущают себя подчиненные, которых Иветта Аренсберг вызывала в собственный кабинет. Хотя ей, пожалуй, было хуже. Внуков наказывали сильнее, чем подчиненных, которым максимум что светило – увольнение. – Что с тобой происходит, Лия? – бабушка наконец посмотрела на нее, и Лию буквально пригвоздило к месту этим тяжелым, усталым взглядом. И в то же время она не понимала, что именно скрывал в себе заданный вопрос. – О чем ты? – с трудом выдавила она из себя, сплетая пальцы на коленях. – Ты всегда была самой воспитанной, разумной и умела просчитывать свои действия на десяток шагов вперед, – медленно заговорила бабушка. – Ты гасила подростковые вспышки Илзе, подталкивала в нужном направлении Яна. Порой мне казалось, что ты в свои двадцать взрослее собственной сорокалетней матери. Ты росла практически полной моей копией, и я знала, что могу гордиться тобой. Направление, которое обретал разговор, заставляло каждую клеточку тела обращаться в камень. Каждое новое слово бабушки и её тон – глубоко разочарованный, опустошенный – что-то убивали внутри Лии. Потому что сейчас сбывался один из худших её кошмаров: потерять уважение в глазах самого главного для нее человека. Бабушки. И особенно паршиво становилось от того, что она не могла понять, что именно стало тому причиной. К горлу подкатила тошнота и пришлось сделать глубокий, тяжелый вдох, чтобы хоть немного отогнать её отвратительный вкус. – Я не понимаю, – качнула головой Лия. Взявшая паузу бабушка сложила руки в замок и, облокотившись на стол, внимательно посмотрела на нее. – Я тоже не понимаю, Лия. Не понимаю, что с тобой случилось, что именно ты – моя гордость – опозорила нашу фамилию. Комната поплыла; последние семь слов эхом на разные голоса зазвучали в голове. Если бы не отпечатанная на подкорке мозга необходимость держать лицо в любой ситуации, даже с самыми близкими, Лия бы точно сейчас беспомощно глотала воздух раскрытыми губами и уже судорожно искала в сумочке таблетки. Но она не могла этого сделать. Еще и потому, что бабушке не стоило знать, что она так и не переборола собственную зависимость. А гул из одного-единственного проклятого «опозорила» в ушах все нарастал. Тетя Марта тоже «опозорила» и после была вышвырнута из семьи. Лия совсем не желала повторить её судьбу, потому что это конец всему. Разве что на её руках нет ребенка, которого надо кормить и растить. Но все равно оказаться в одиночестве, на улице… она не готова. И никогда не будет готова. Её семья – главное. Самое важное, что у нее есть. Всю свою жизнь, отстаивая собственное мнение, право на личные желания, Лия пыталась остаться между двумя гранями и сохранить семью. Сохранить свою принадлежность к этой семье. Потому что как бы ей ни хотелось жить так, как этого просит сердце, она не могла ради личных желаний отречься от близких. Илзе могла бы. Она – нет. Бабушка, сверлившая её тяжелым взглядом синих глаз, плавно вытащила что-то из верхнего ящика своего стола и аккуратным движением отправила это по гладкой столешнице прямо к Лие. Глянец. Очередной глянец с кучей свежих сплетен. Загнутые страницы помогли быстро понять, что и где так заинтересовало и возмутило бабушку. И от одного только заголовка шум в ушах усилился. «Счастливые браки золотых мальчиков не длятся долго. Особенно с Золушками». Уже даже без чтения всей статьи Лия могла сказать, о чем и о ком идет речь. Тем более что взгляд её моментально зацепился за одну из фотографий: сделанную месяц назад. Она до последнего надеялась, что эти кадры попадут исключительно в руки к Ольге, но не к журналистам. Та девица, с которой спал Марк, должна была только слепить историю об очередных похождениях Влада и на всю столицу ославить его брак. Но не указывать на личность его «любовницы». Эту же статью написал кто-то другой, судя по подписи внизу, и этот кто-то сумел опознать Лию. – Неужели это та самая великая любовь, ради которой ты готова наплевать на свою репутацию и на репутацию всей семьи? Голос бабушки заставил Лию оставить в покое бессмысленное скольжение пустым взглядом по тексту. Она едва вылавливала отдельные слова, не складывающиеся в связные фразы, но все равно зачем-то изучала труд неизвестной журналистки. Явно щедро оплаченный. Та самая? Вряд ли. Лия вообще не была уверена, что для нее существует любовь, ради которой она бы поступилась собственной репутацией. Зато существовали непомерные амбиции и безумные желания, ради которых она не раз рисковала попасть в прессу. Точно зная, что бабушке это все не понравится. Как и сейчас. – Нет, – покачала она головой, едва-едва выдавив сухими губами три буквы. И теперь, в отличие от ситуации с Даниилом, она не представляла, чем сможет объяснить все. Как сумеет повернуть отвратительную историю иначе и выставить себя же жертвой. Соврать, что была не в курсе несвободного положения Влада? Его свадьба была тихой, что удивительно, но журналисты быстро раскопали информацию и раструбили по столице. В высших кругах совсем не светскую жену Романовского обсуждали весь год. Глупо говорить, что она ни разу об этой Ольге не слышала. – Тогда что, Лия? Чем ты можешь объяснить эту выходку, свойственную скорее какой-нибудь пустоголовой кукле, ищущей богатого покровителя? Что тебя заставило связаться с женатым мужчиной, да еще и Романовским? Другой Романовский. Неженатый. Вообще великолепно. Если она скажет это бабушке, её или запрут дома, или сошлют в Мюнхен. Пожизненно. Серьезно, вся её жизнь полетела под откос, стоило Марку вернуться в Москву. Словно и не было этих семи лет. Она снова творит неизвестно что, словно её разум кто-то гипнотизирует. И самое отвратительное – она ощущает себя до невозможного настоящей в эти моменты. Моменты, которые, казалось, уже не должны были случиться вновь. – Я не знаю, – правая ладонь инстинктивно накрыла запястье левой; кожа ощутила прохладу тонкой платиновой полосы с мелким бриллиантовым рельефом. – Прости меня. – Ты разрушаешь свою жизнь, Лия. Бабушка словно озвучивала её собственные мысли, и от этого становилось еще хуже. Но то, что последовало за этой фразой, оказалось еще более страшным: – Я не могу на это просто смотреть. Я верила, что ты способна на правильный выбор. Но ты уже трижды мне доказала, что мужчин ты выбираешь только сердцем – и разум твой здесь совсем не действует. Я не хочу, чтобы это все закончилось трагедией. На следующей неделе в Москву прилетит один мой хороший друг. Ты будешь представлена его сыну. Я надеюсь, он составит тебе достойную партию. Подняв ошеломленный взгляд на бабушку, Лия поняла, что здесь бесполезно говорить что-либо: та выглядела совсем не настроенной на диалог. И на компромисс не пошла бы. Лия надеялась, что ей все же удастся выйти замуж за человека, которого выберет она сама. Что ей не придется повторить судьбу Илзе. Но даже она, любимая внучка, сумела провиниться так, что единственным выходом стал практически брак по традициям аристократии прошлых веков. За кого сказали, за того и пошла. Заставляя себя дышать размеренно, Лия медленно выдохнула. – Как скажешь. Я могу идти? Ей пришлось буквально побороть себя, чтобы пять коротких слов упали с языка ровно, будто её ничуть не взволновало проклятое решение. Будто она и вправду согласна со всем. Спорить бесполезно, а показывать реальную реакцию – себе дороже. Бабушка несколько секунд смотрела на нее пристально сквозь тонкие стекла имиджевых очков, а потом коротко кивнула. Из кабинета Лия вышла спокойной походкой, но была бы её воля – она бы оттуда выбежала.***
То, что паническая атака не замедлила объявиться в ответ на этот разговор, Лия поняла, едва дойдя до собственной спальни: какие-то ничтожные десять метров, показавшиеся сотней. Подкашивающиеся ноги еще держали её в вертикальном положении, потому что требовалось нечто более сильное, чем бабушка, чтобы отобрать способность бороться за вменяемость. Но руки уже заметно подрагивали, а пульс заходился так, словно и вправду – сто метров и те спринтерским бегом. Тошнота подползала к горлу, выталкивала наружу свои липкие руки, заставляя беспрестанно сглатывать. Но вот страх, такой привычный в эти моменты, был отнюдь не бессознательным и не беспочвенным. Лия вполне четко понимала, чего боится. Невозможности управлять своим будущим. Ситуации, над которыми она не имела никакого контроля, делали её недееспособной. Она практически моментально теряла всю собранность, мозг переставал думать четко и слаженно. Она просто превращалась в ребенка, который ничего не понимает и боится, потому что оказался один в незнакомой, недружелюбной толпе. Толпе из событий – настоящих и будущих, – с которыми ничего нельзя сделать. Которые не подчиняются ей. Сейчас её вновь окружала такая толпа. Оказавшись в собственной спальне, Лия привалилась спиной к двери, сжимая пальцами металлическую ручку и пытаясь дышать, как учил психотерапевт. Получалось паршиво. Все эти «раз-два-три-вы-ды-ха-ем» как-то ни разу не помогали. И опора позади устойчивее не делала. Лия едва ли не рывком, покачиваясь, бросилась к постели, чтобы в тумбочке рядом найти знакомую бело-голубую коробочку. Взглядом окинув комнату, она поняла, что воды в зоне досягаемости нет. Но все же, затуманенный паникой разум напомнил, что вчера бутылка минералки была оставлена где-то в нижнем отсеке тумбы. Наплевав на правила и приличия, Лия села на пол и распахнула дубовую дверцу, судорожно выискивая заветную зеленую бутылку. – Становишься нормальным человеком – уже и на полу сидишь, – прокомментировала вошедшая Илзе. Судя по голосу – в хорошем настроении. Наконец обнаружив заветную минералку, Лия вытянула её из тумбы и вернулась в постель, забираясь туда с ногами. Сейчас ей и вправду было плевать на все, что вкладывали в голову с детства. Больше всего она хотела забыться и уснуть, хотя бы на несколько часов. И чтобы сердце перестало так гулко колотиться где-то в трахее. Сделав большой глоток минералки и отставив бутылку на тумбу, она потянулась к упаковке с таблетками и с горькой усмешкой сообщила сестре: – Замуж выйду и стану еще нормальнее. – По-моему, ты только недавно разорвала помолвку? Вы снова сошлись? – не поняла ситуации Илзе, подходя ближе и пристраиваясь на краю постели. Выдавившая из блистера на ладонь таблетки Лия посмотрела на нее, подавляя в себе желание рассказать абсолютно все. Но в чем смысл? Сестра ничего не сможет сделать, да и она сама сейчас в похожей ситуации. И ей, с её непокорным характером, даже труднее. – Бабушка нашла мне жениха, – коротко пояснила она. – Готовлюсь стать примерной немецкой фрау. Так что это, – она махнула полупустым блистером, – точно не лишнее. Буду спокойна и покорна. Илзе попыталась отобрать у нее таблетки, но не вышло. Лия моментально закинула в рот сразу две и отклонилась от протянутой руки к тумбе, чтобы взять открытую бутылку. Илзе нахмурилась, оценивая увеличенную сразу в четыре раза дозу. Задумчиво посмотрев на сестру, она поинтересовалась: – У тебя есть прекрасный вариант избежать этого. Почему бы тебе не выйти замуж за Марка? Лия от неожиданности и абсурдности идеи поперхнулась глотком минералки и надсадно закашлялась. С трудом продышавшись и все же проглотив таблетки, она уставилась на сестру с подозрением на начальную стадию сумасшествия. – Говоришь так, словно он мне тут десять раз за последнюю неделю предложение сделал. Бешеное сердцебиение отошло даже не на второй план, а сразу на десятый. – А если бы сделал? – с тем же невозмутимым видом спросила Илзе. Лия с трудом подавила желание взять третью таблетку: мозг еще помнил, что бывает при передозе. Повторять не хотелось. – Обойдемся без этих «если бы». Ты серьезно? – Абсолютно, – пожала плечами сестра. Её спокойствие выбивало из колеи. Впрочем, это был не первый раз, когда мысли, действия и слова Илзе вызывали изумление. Порой та слишком просто относилась к вещам, которые Лие казались не такими уж незначительными. И сейчас, пожалуй, она могла предположить, почему ничего страшного в своем вопросе сестра не видит. Она простила Марка или, если говорить точнее, не таила на него обид вообще. Лия так не могла – прицельный удар по самому дорогому все еще отзывался каким-то саднящим чувством внутри. Вынув из ушей крупные сережки, Лия отстраненно убрала их на тумбу и потянулась к застежке жемчужного браслета на правой руке (потому что левую надежно занял Картье). Стараясь не глядеть на сестру и делать вид, что очень занята избавлением от украшений, заговорила глухим голосом: – Ты серьезно думаешь, что я способна связать жизнь с человеком, который однажды предал меня? Нас. С человеком, которому теперь я не способна доверять: это все может снова оказаться игрой. Очередным желанием богатого мальчика развлечься. – Сказала богатая девочка, которая устраивает не менее жестокие игры, – фыркнула Илзе, но тут же стала серьезной. – Вас многое связывает. И ты прекрасно знаешь, что это прекрасный вариант для тебя. Вместо того, чтобы как-то реагировать на слова сестры, Лия завернулась в тонкое одеяло: лето еще не пришло, но весна уже намекала на то, что она готова уступить свои права. Таблетки начинали действовать и довольно активно, но сознание все еще работало и слышало новый вопрос Илзе: – И что ты собираешься делать? Прикрыв глаза, Лия выдохнула: – Попытаюсь узнать этого сына бабушкиного друга. Возможно, он не такой уж плохой и мне удастся.., – она замялась, не зная, на что именно надеется, – …жить с ним. Бабушка бы не согласилась ввести в семью неподходящего человека. При всей своей строгости, а где-то даже жесткости, Иветта Аренсберг все же искренне и горячо любила свою семью и в особенности внуков. Лия понимала, что бабушка стремится обеспечить им лучшую жизнь и хочет, чтобы они могли самостоятельно, без нее, жить так, как заслуживают. Просто это не всегда совпадало с их желаниями. Быть может, этот незнакомый мужчина – то, что ей нужно? Илзе согласилась. Он будет надежным, спокойным, верным. За три-четыре года они убедятся, что в быту способны сосуществовать, и она станет какой-нибудь Мюллер или Шиллер, посадит вместе с новоиспеченным мужем дерево, на собственной свадьбе будет задыхаться от запаха мирта, а потом попытается понять, не переплатил ли жених, выкупая её у «похитителей». Ей придется научиться готовить картошку и мясо, каждое утро пить противорвотные, жаря сардельки к яичнице для мужа. А к концу первого года она перестанет замечать, как по вечерам в холодильнике пропадает пара бутылок пива. Она станет профессиональной уборщицей из-за повернутого на чистоте мужа, не желающего тратиться на домработницу. Идеальное занятие на день – попробуй быстро приведи в порядок двухэтажный частный дом. Ну или на время, свободное от работы. Лет через пять, конечно же, у них появится парочка детей. Все по протоколу: Ханс Максимилиан и Анна София. Или что там за традиционные имена считается? Хорошо, конечно, что бабушка не настояла внукам еще и на двойных именах – вот весело было бы. А правнукам потребует, наверное. Зря они, что ли, новую немецкую кровь получат. Мысли путались, слова сплетались уже почти в рандомном порядке, теряя всякий смысл. И Лия не заметила, как под рассуждения сестры провалилась в беспокойный сон. Таблетки наконец сделали свое дело.***
Усыпляющего действия анксиолитика хватило часов на пять. Когда Лия открыла глаза, спальню уже заливали майские сумерки, а лежащий рядом мобильный показывал начало десятого. Голова ныла, как и всегда после вечернего сна, но паника отступила и тело вполне себе слушало команды мозга. По крайней мере удалось сесть в постели и даже спустить ноги на пол, чтобы пройти к зеркалу и убедиться – спать с не разобранным пучком нельзя: получается отвратительное зрелище. – Сразу ясно – ты пришла в себя, раз первым делом к зеркалу пошла, – раздался голос из угла. Резко обернувшись, Лия увидела сестру, удобно устроившуюся в мягком кресле с телефоном. Даже стало интересно, она все пять часов тут просидела или просто недавно пришла. Только зачем? – Почему ты здесь? – уточнила Лия, расчесывая спутанные волосы и радуясь тому, что из-за природной волнистости они и после пучка выглядели прилично. Разве что каким-нибудь кремом стоит пригладить пушок. – Боялась, что у тебя кошмары начнутся. Голос сестры сочился честностью, но почему-то в этот аргумент Лия верила слабо. Хотя у нее порой на большие дозы анксиолитика действительно нервная система срабатывала не совсем так, как хотелось бы. И после сильных переживаний выкидывала финты даже сквозь две таблетки. Но сегодня, похоже, обошлось. Стянув смятое платье и отбросив его куда-то на постель, Лия выудила из шкафа более плотное, с длинным рукавом и облегающей юбкой. И, подхватив черную кросс-боди с комода, махнула рукой сестре. – Я проветрюсь. Вернусь часа через полтора. – Постой, – вдруг встрепенулась Илзе. Лия, проверяющая содержимое сумочки на предмет ключей от машины, обернулась. – Что-то случилось? – Я же заходила не просто так, – пояснила та. – Хотела с тобой список гостей согласовать и обсудить программу вечера. Интерес сестры к собственной свадьбе выглядел еще подозрительнее, чем её забота. И сейчас он оказался совершенно не вовремя: никакого желания заниматься организацией торжества, до которого осталась неделя, сейчас у Лии не наблюдалось. Хотя бы потому, что ей это напоминало о собственных безрадостных перспективах. Она, конечно, надеялась, что скажет бабушке, что тот самый «сын друга» совсем не её типаж, и потенциальный жених перестанет быть таковым. Но надеялась очень и очень вяло. – Списки гостей составляй сама – это же твоя свадьба, – пожала плечами Лия. – С рассадкой могу помочь. А что до программы, – она замялась, бросив еще один взгляд на часы, – давай завтра. Я правда сейчас себя не слишком хорошо чувствую. Сестра слабо улыбнулась. – Ладно, иди. Завтра после обеда займемся: у меня всего три пары. – И никаких свиданий после? – подколола её Лия, помня, с какой частотой жених вытаскивал сестру то за город, то в недавно открывшийся ресторан, то в Ботанический Сад, то в театр. Если для Илзе все было лишь нудной обязанностью, её Цеймерн, похоже, проникся к ней очень теплыми чувствами. Ну или очень усердно исполнял пожелания собственной семьи. – Никаких, – заверила её сестра. Лия кивнула и выскользнула за дверь. К выходу пришлось продвигаться практически на цыпочках, а замок отпирать – не дыша. Только бы бабушка из своего коридора не услышала этих подозрительных звуков. И лишь оказавшись на лестничной площадке, Лия выдохнула. И, стремясь сбежать побыстрее, не стала дожидаться лифта: решила, что десяток пролетов вниз способна преодолеть и ногами. Не подниматься же, в конце концов. (за семь лет она научилась спускаться по пустым лестницам подъезда без панических атак, но в общественных местах все еще не была к этому готова) Система противно пропищала, и металлическая дверь распахнулась. В лицо тут же бросился порыв теплого майского ветра, каким-то странным образом заблудившегося во дворе сталинки. Лия прикрыла глаза, делая глубокий вдох, и медленно открыла их. Шагнула вперед, чтобы спуститься с подъездного крыльца, и, выудив из сумки ключи от автомобиля, направилась в сторону парковки. Однако дойти до места назначения помешал слишком знакомый голос, прозвучавший откуда-то из-за спины. – Ты уверена, что тебе безопасно садиться за руль сейчас, принцесса? Озадаченно обернувшись, Лия увидела облокотившегося на черный Леванте Марка и с не меньшим удивлением спросила себя, почему она раньше не обратила внимание на новую для их закрытого двора (кстати да, как он шлагбаум поднял?), где все знают чужие автомобили, машину. Тем более из лимитированной серии. Но это быстро стерлось другим вопросом – что здесь забыл Марк именно сейчас. Впрочем, она была более чем уверена, что это не совпадение. Размеренным шагом приблизившись к автомобилю, Лия насмешливо уточнила: – У тебя экскурс по кутузовским дворам? – Изучаю, как живут люди по ту сторону Москвы-реки, – в тон ей отозвался Марк, открывая переднюю дверь. – Садись, принцесса. – Зачем? В её планы никакие поездки с очень подозрительными личностями сегодня не входили. Правда, её планы явно пыталась подкорректировать родная сестра. – Небольшая прогулка перед сном. Ничего криминального. Обещаю не спаивать и не соблазнять. Все обещания Романовского стоило делить на десять, но почему-то сейчас Лия четко осознавала, что ей абсолютно плевать – одной ехать кататься или с кем-то. С кем-то знакомым, безусловно. Искать новую компанию она точно не собиралась, как и терять остатки разума. Но Романовский хоть и был личностью нежеланной в её окружении, все же имел определенные понятия… о чести, что ли. Хотя это звучало крайне странно. Увлеченно рассматривая матовую алую кожу салона, даже не предполагавшая познакомиться с этой моделью Мазерати, практически не встречающейся в России, Лия не сдержалась от комментария: – Постоянство – не твой конек. В следующий раз машину сменишь уже через два месяца? – намек был на то, что Мерседес пробыл в эксплуатации всего четыре месяца (модель была новой). Марк только пожал плечами, выруливая на ТТК. – Зависит от того, когда какой-то ублюдок решит снова въехать в мою машину. Лия невольно похолодела. Число ДТП за последний месяц ее напрягало. – Что произошло? – Разбираемся, – поморщившись, отмахнулся Марк, определенно собираясь закрыть эту тему. Лия нахмурилась, но спрашивать больше ничего не стала: ограничилась изучением едва заметной в полутемном салоне ссадины на скуле. Если произошедшее Марку стоило еще чего-то кроме этого, все отлично скрывала плотная рубашка. Все, безусловно, выглядело странно, но сейчас совершенно не касалось Лию. Или, как минимум, не должно было её волновать в конкретную минуту. Хотя все равно засело неприятным зудом где-то на подкорке мозга. А когда автомобиль через пятнадцать минут въехал на подземный паркинг Невы Тауэрс, Лия внутренне подобралась. Идея ночной прогулки уже не выглядела такой безобидной – они явно не в бар. И не по магазинам. И даже не по набережной гулять. – Мне казалось, ты не водишь к себе домой одних и тех же женщин дважды, – произнесла Лия, подходя к стеклянным дверям и дожидаясь, пока они распахнутся перед ней. – А мы не ко мне, – туманно пояснил Марк, проводя её мимо охраны в бежево-золотой коридор с лифтами. Эту зону башни Лия отлично помнила. И как считала этажи, рассматривая интерьер небольшого зеркального лифта, не понимая, зачем сама же отвезла Марка домой и решила доставить его до квартиры. Помнила, как проклинала себя за собственный идиотский порыв. И сейчас все это слишком активно всплывало в памяти. Но лифт минул уже пятидесятый этаж, успокаивая: они действительно не в те самые апарты. А куда-то выше. Как оказалось, на самый верх. Цифра семьдесят восемь приветливо высветилась на экране, и позолоченные стальные двери плавно разъехались, открывая вид на большой холл с мраморными стенами и таким же приглушенным, как в лифте, освещением. Марк вышел вслед за ней, но быстро обогнал и жестом указал направление: через ряды комнат, явно жилых, к самой последней – огромному белому залу с панорамными окнами, выходящими на балкон. – Только не говори, что это тоже твое, – с подозрением протянула Лия, когда двери разъехались, выпуская её на открытую площадку, обдуваемую теплым майским ветром. Тонкие стеклянные ограждения были настолько прозрачными, что казалось, можно шагнуть сквозь них или протянуть руку, чтобы дотронуться до верхних этажей Южной башни комплекса Око. Восторженно приблизившись к краю, Лия замерла, вбирая в себя мерцание миллионов огней под ногами. – Не переоценивай мои возможности, принцесса, – усмехнулся Марк, подходя к ней и останавливаясь в паре шагов справа. Словно чувствовал, что она хочет без препятствий видеть остальные башни Сити, тянущиеся ввысь по левую руку. На экране Евразии бегали белые буквы с её названием, родной Меркурий прятался за округлыми стенами Федерации, и где-то между ними выглядывали более мелкие Эволюция, Империя и Город Столиц. Они все были на подкорке её сознания оттиснуты так крепко, что она бы и наощупь, наверно, распознала каждую. И все равно не могла отказать себе в удовольствии снова и снова оказываться здесь и любоваться. Ощущая, как дыхание останавливается и почву выбивает из-под ног, словно в первый раз. – Я не вижу смысла переплачивать за пентхаус на последнем этаже, когда он мало чем отличается от апартов ниже, – продолжил Марк, наблюдая за ней. – Тем более я дома бываю часа два. Просто хозяин этой квартиры – мой хороший знакомый. – Умение заводить полезные связи ты не растерял, – оценила Лия, не способная оторвать глаз от панорамы перед собой. Наверное, она могла бы простоять здесь всю ночь и даже не заметила бы, что замерзла, устала или проголодалась. Ощущения, которые возникали в груди, отрывали её от реальности. Превращали во что-то бесплотное, практически эфемерное. Лишенное проблем и переживаний. – Зачем мы здесь? – тихо поинтересовалась она, касаясь ладонью стеклянной перегородки. Взгляд затуманивался влажной пеленой от переполняющей эйфории. – Потому что это действует на тебя лучше любых таблеток. Лия резко обернулась; её словно ударили в грудь и резко сбросили с семьдесят девятого этажа на землю. Она, конечно, догадывалась, что без наводки сестры Романовский бы не оказался внезапно у её подъезда именно в момент, когда она решила проветриться. Но представить себе не могла, что Илзе ему столько расскажет. – Я убью Илзе, – прошипела сквозь зубы Лия, складывая руки на груди. – И что именно она тебе растрепала? Марк на её раздраженный взгляд даже не поморщился. Только склонил голову и спокойно сообщил: – Ничего. Просто сказала, что тебя надо отвлечь, пока ты всю упаковку не выпила разом. Это принесло некоторое облегчение, но не сказать, чтобы слишком ощутимое. В первую очередь Лия не понимала, с какой стати сестра вообще написала Романовскому. Она уже вполне отошла (и от разговора, и от таблеток) и была способна самостоятельно куда-нибудь доехать и погулять. Это не совсем то, что делали приличные девушки в одиннадцатом часу вечера, но в конце концов она же не собиралась в какой-нибудь неблагополучный район. А как минимум на Пушкинской набережной её никто не тронет: таких гуляющих и адекватных там сотни. Майские вечера идеально этому способствовали. Наконец оторвавшись от так полюбившейся стеклянной ограды, Лия медленно прошла к кожаным белым креслам и устало опустилась в одно из них. Сложенный на подлокотнике пушистый плед оказался как нельзя кстати: весна хоть и намеревалась превратиться в лето, ночи еще были довольно холодными. Тем более на высоте. – Что произошло? – поинтересовался Марк, занимая кресло напротив. – Разгребаю последствия организованного тобой скандала, – проинформировала его Лия, заворачиваясь в плед и жалея, что после анксиолитика алкоголь – идея не лучшая: на низком стеклянном столике стояла бутылка явно очень приличного красного вина. – Желтая пресса охотно печатает новость о том, что один из самых завидных женихов Москвы снова холостяк. А еще кто-то в этой желтой прессе опознал меня на тех фотографиях. – Аллочка? Она не должна была, – нахмурился Марк. – Статья была не её. Но не исключаю, что она слила кому-нибудь информацию. Полагаю, ты её уже бросил? Вот тебе и типичная женская месть. По потемневшему лицу Марка Лия поняла, что попала в точку. В другой ситуации она может и сказала бы еще что-то, но сейчас это ударило по ней, поэтому сил на сарказм не осталось. Понять бы, как выплыть из болота, в которое её затянуло. – Я с ней разберусь. – Это уже особо ничего не изменит, – откинув голову на спинку кресла, Лия устремила взгляд в черничное небо, почти полностью укутанное пушистыми облаками. Во многом она сама была виновата. Хотя бы в том, что, поклявшись себе больше никогда не связываться с Романовским, все равно это сделала. И позволила собственной жизни снова рухнуть. Попыталась стать самостоятельной и едва не потеряла все. Хотя многого, пожалуй, уже лишилась. Потому что правда в том, что она совершенно не самостоятельна и вряд ли когда-то будет. Её жизнь всегда будет проходить под чужим контролем. И сильнее всего её угнетало то, что она не видела способа выстроить будущее по собственным желаниям и оставить хорошие отношения с семьей. – Тебе нужно отдохнуть, принцесса, – произнес Марк, пристально смотря на нее. – Бросить все и позволить себе слушать только себя какое-то время. – Так, как сделал ты семь лет назад? – не сдержалась от шпильки Лия, вернув ему взгляд. – У меня были другие причины. Но голова тоже проветрилась отлично, – согласился он, игнорируя яд в её голосе. Это звучало слишком соблазнительно. Слишком приятно, чтобы игнорировать идею. Но и в то же время слишком рискованно, чтобы соглашаться. Как она вообще могла все бросить и сбежать? От этих проблем никуда не скрыться: они, как домик улитки, всегда будут сидеть на её плечах. И ждать того самого дня «икс», когда последний шанс на свободу, хотя бы в чем-то, осыплется пеплом на подол белоснежного платья. – Полетели в Рим. Если Лия думала, что сегодняшний день исчерпал все возможности её удивить (шокировать, ошеломить, выбить из колеи), то она серьезно ошибалась. Потому что смотрящий на нее со всей серьезностью Романовский, произнесший три странных слова, точно не вписывался в её привычную картину мира. Пожалуй, Лия бы даже не удивилась, если бы он ей еще и предложение следом сделал (просто потому, что после вопроса сестры уже и это выглядело нормальным). Но эта абсурдная мысль вызвала желание перекреститься. От греха подальше. – Куда? – озадаченно переспросила Лия и тут же мотнула головой. – Какой Рим? – В Италии – не в Мюнхене, – хмыкнул Марк, вызывая у нее непроизвольную дрожь от нового нежеланного упоминания Германии. – Тебе нужно сменить обстановку и отключиться. Лия могла бы привести с десяток аргументов против: не оконченная учеба, которой осталась неделя до перерыва перед сессией, близящаяся свадьба сестры, надежда все же найти последнего десятого клиента. Но вместо этого она просто поднялась с кресла, оставляя на примятом сиденье сброшенный плед. – То, что у нас были какие-то совместные дела, не значит, что я согласна куда-то с тобой лететь. Мы никто друг другу, Романовский. Она благодарила небо за то, что Марк не стал ничего говорить. И даже не попытался её остановить, когда она направилась прочь с балкона, оставляя за спиной призывно мерцающие башни. И вместе с ними – часть себя. Лия могла бы привести с десяток аргументов и никогда бы не озвучила самого главного: собственного страха за то, что Рим может что-то безвозвратно изменить.