***
Несмотря на все объяснения и заверения Лии, что Дима всех развезет, бабушка все же отправила Кристофа в аэропорт. В два часа ночи, словно у него более важных дел в это время не было. Лия прекрасно понимала, к чему все идет, какие намеки ей дают, но не желала их принимать. Распрощавшись с Алисой и пообещав той встретиться на днях, чтобы поговорить (в самолете обе спали из-за нелюбви к ночным перелетам и общей усталости), потому что было ясно – подруга от любопытства теперь будет вся на иголках, Лия все же позволила Кристофу забрать у нее багаж и предложить место в машине. То ли от усталости, то ли от глухого раздражения, вызванного сообщением бабушки, она даже не запомнила, что за авто было у потенциального жениха: для нее это было очень несвойственно. Она любила хорошие машины и периодически давила в себе желание взять у Марка новую Мазератти хотя бы на тест-драйв. Разговор в пути не клеился: Лия была слишком сонной, чтобы проявлять инициативу, а Кристоф вообще не отличался болтливостью. А может просто он заметил её усталость. Уточнил только, оставить ей музыку или нет, а потом окончательно замолчал. Жаль, что у дома все же пришлось очнуться от дремоты и на своих двоих подняться в квартиру, уговаривая себя не выключиться прямо в лифте. Коротко поблагодарив Кристофа за доставку багажа, она настойчиво закрыла перед его лицом дверь, на исходе сил заставила себя запихнуться в душ и уже через десять минут с наслаждением упала на постель, даже не скинув покрывала. Жаль, выспаться полноценно не было шансов. Лия зря надеялась, что Кристоф в аэропорту – самая большая её проблема, способная испортить настроение в день прилета. Прозвеневший в половине девятого будильник, намекнувший на тяжелый трудовой день, совершенно не просмотренные конспекты, скинутые в наспех выбранную сумку-тоут, чертовы шпильки, впивающиеся в усталые ноги, и темные круги под глазами вкупе с пересушенной самолетным воздухом кожей выглядели цветочками. Потому что стоило только выскользнуть из спальни в столовую, сердце попыталось остановиться. Сидящая во главе стола с чашкой черного чая бабушка, оторвавшаяся от планшета и устремившая пронзительный взгляд в направлении входа, никогда не умела просто сказать «доброе утро». Особенно если она не видела внучку почти неделю. И она определенно думала, что Лия будет отсыпаться как минимум до двенадцати с учетом ночного прилета. Удивление на её лице промелькнуло быстро, но оказалось вполне заметным. – Не замечала в тебе следов жаворонка, – прокомментировала её раннее пробуждение бабушка, делая аккуратный глоток чая. Сейчас её идеально отточенные манеры почему-то раздражали сильнее обычного. Возможно, дело было в испорченном еще ночью настроении. Порадовавшись, что несмотря на достаточно жаркую для начала лета в Москве погоду, ей хватило ума надеть закрытое вискозное платье (бабушка очень не любила эти тоненькие «тряпочки» из шелка на одних едва заметных бретелях), Лия осторожно приблизилась и заняла место справа, на расстоянии свободного стула. – Мне нужно встретиться с клиенткой, – пояснила она, надеясь, что ложь в голосе не слышно. Если бабушка узнает про сессию, ей конец. Бабушка надеется, что с дизайном покончено. Вряд ли она будет против «подработки», но на учебе она уже поставила крест, когда сама Лия ни от чего отказываться не собиралась. Она слишком много сил положила на этот алтарь, чтобы сдаться. Пусть лучше ей отрубят руки, чем она их опустит. Возможно, она звучала достаточно уверенно, потому что бабушка сделала еще один глоток чая и заговорила уже совершенно о другом. – Как прошла твоя поездка? – Для Алисы она определенно была продуктивнее, – позволила себе легкую улыбку Лия и пояснила: – Они с Димой расписались в Риме. Вот, кстати, – она быстро разблокировала телефон, который брала с собой везде, даже в квартире, и, найдя в галерее присланные ей снимки, протянула бабушке, – прессы не было, но присутствовал фотограф. Пока бабушка изучала «доказательства не беспричинной поездки», Лия от волнения начала ощипывать ветку винограда, лежащую на трехъярусной подставке. Но ни одну ягоду не смогла в себя запихать. Она, признаться, вообще сейчас не была настроена на завтрак: стакан воды выпила и достаточно. Ничего не лезло в горло. – Кто гости? – с едва заметным интересом осведомилась бабушка, продолжая листать снимки. – Там были только свидетели, как требовали правила, – как можно более равнодушно отозвалась Лия (все кадры, на которых мог засветиться Марк, она предусмотрительно не стала сохранять себе). – Второй принц Люксембурга и его младшая сестра. Как и ожидалось, бабушка подняла голову и одарила внучку заинтригованным взглядом, намекающим на необходимость объяснений. Получилось захватить её внимание и это уже можно было считать маленькой победой. Хотя пока что праздновать нечего: это еще не гарантия длительного интереса бабушки. Все же заставив себя взять в рот мелкую виноградину, чтобы придать себе максимально спокойный вид, Лия рассказала: – Мы познакомились на приеме в честь открытия нового ресторана сети Astoria. Ты должна знать синьора Буджардини, – о ночных прогулках у фонтана лучше было умолчать. – Принц был крайне любезен и изъявил желание продолжить наше знакомство. И не отказал выступить свидетелем на свадьбе. Его сестре я была представлена уже там. Судя по тому, как бабушка медленно опустила чашечку на маленькое блюдце, она оказалась достаточно увлечена историей. И, судя по её следующей фразе, Лие удалось преподнести (как минимум начало) верно, слова были подобраны грамотно. – Надеюсь, ты понимаешь, что такими знакомствами не разбрасываются? – Можешь не сомневаться, – едва заметно кивнула Лия, отпуская несчастную виноградную ветку и забирая у бабушки телефон. – На самом деле, – она нарочно замялась, создавая впечатление неуверенности в том, стоит ли об этом рассказывать: – мне показалось, что я вызвала интерес у принца. Он был достаточно тактичен, чтобы не подходить ко мне на аукционе, видя, что я со спутником. Но в день свадьбы после регистрации предложил мне прогулку. И после мы виделись еще пару раз. Он изъявил желание посетить Россию инкогнито. – Ты ведь и сама в нем заинтересована, – протянула бабушка, внимательно смотря на нее. Лия отлично знала этот взгляд: он мог вызывать дискомфорт, но в действительности был хорошим знаком. Может и не победы, но маленького и верного шажка вперед. Бабушка любила, когда дети и внуки правильно использовали попавший к ним в руки ресурс. – Он… – резко выдохнув и отведя глаза в показном смущении, Лия сжала в руках телефон, – мне действительно понравился. И я хочу думать, что он понравится и тебе. Подняв голову, она встретилась с лукавым взглядом бабушки. – Значит, я была права семь лет назад, когда говорила, что ты на самом деле не любишь того человека и все еще ждешь своего принца. В легких не осталось воздуха. Почти не управляя своим телом, Лия тяжело кивнула. Она действительно продолжала ждать принца, только в первой части бабушка ошибалась, цитируя ей родителей Грейс. – Может, я наконец дождалась? – наклеивая на губы улыбку, она еще сильнее сжала телефон в ладони. – Меня беспокоит только одно… ты ведь хотела, чтобы я присмотрелась к Кристофу. – Боюсь, ему сложно будет конкурировать с принцем Люксембурга. Одной только фразой бабушка напомнила ей, как они похожи. Сколько в действительности в Лие от нее, как бы она ни сопротивлялась. Бабушка всегда видела более выгодные варианты. – И ты не будешь против моего переезда в Люксембург? И ведь… я не смогу работать. Анри пока не наследник, но вряд ли правила дворца позволяют принцессам заниматься чем-то кроме благотворительности и организации торжественных приемов. Это, наверное, было самой сложной частью. Потому что личность Анри как минимум в прессе выглядела «чистой». Бабушка бы не могла придраться ни к его вероисповеданию, ни к образованию, ни к манерам, ни к любовным связям, ни к происхождению. Но с этой свадьбой внучка уходила от фамильного дела, а также целиком и полностью переходила в другую семью. Это уже вызывало определенные сомнения. Судя по тому, как поджались губы бабушки, она пока что от такой идеи в восторг не пришла. – Обсудим это позже. Сначала я бы хотела с ним лично познакомиться. – Я напишу ему вечером. И я правда надеюсь, что он тебе понравится, – с той же слабой улыбкой проговорила Лия. По тому, как бабушка приподняла чашку вместе с блюдцем, намереваясь продолжить завтрак, Лия поняла, что разговор окончен. Осознавая, что сама она и крошки не проглотит в этой атмосфере (она не выносила совместные приемы пищи, потому что за каждым жестом и вздохом наблюдали зоркие синие глаза), она поднялась из-за стола, забрав с этажерки еще пару виноградин, и покинула столовую. Хотелось верить, что дальше день пройдет легче.***
Полторы недели после возвращения в Москву пролетели в каком-то вязком тумане. Между попытками закрыть сессию, договориться об индивидуальном экзамене, пропущенном из-за переноса рейса, закончить с ремонтом студии и не дать догадаться обо всем бабушке присутствовали еще встречи с новой клиенткой. Проект не вызывал бешеного восторга, но имел все шансы принести хорошие деньги. Да и он уже возник по рекомендации, а это что-то значило. Что-то важное. Хотя был ли в этом смысл, если в июле ей вылетать, чтобы пройти вступительные испытания, а в октябре уже приступать к учебе. Даже если она нарочно провалится, бабушка найдет способ пристроить её. Только при этом еще одарит своим фирменным взглядом, который заставляет каждого чувствовать себя ничтожеством. Лия столкнулась с ним всего единожды, но опыт повторять не желала. В конце концов, в глазах бабушки она хотела выглядеть достойной. В итоге, сидя в уютном зале Ladurée на Никольской, смотря на тарелочку с Релижьос и зеленый чай с розой и имбирем, Лия едва ли понимала, что сегодня воскресенье. И более того – середина июня. Шестнадцатое число на календаре, она прилетела десять дней назад. Разум не был готов осознавать такие вещи, как и наконец вынырнуть из того сумасшедшего водоворота, в который его закинули еще утром в день прилета. Дали выспаться часов пять и погнали в универ, сдаваться. Лия не ощущала ни мягкости фисташки, ни нежности крема, надкусывая любимый десерт. Не чувствовала сладковатого аромата розы, касающегося вместе с паром её лица. Не ощущала привычной гармонии и удовольствия от лицезрения не такой заполненной туристами Никольской, потому что в десять утра в выходной в центр выбирались немногие. Все было как-то пресно. И, вдобавок, Алиса опаздывала. Ровно настолько, что Лия не стала ждать, когда чай решит остыть. Она все требования этикета выдержала, но полчаса ожидания – это уже за гранью. Подошедший официант принес обновленный (заполненный кипятком доверху) фарфоровый чайничек и неслышно удалился. Лия его даже не заметила, пролистывая идеи нового проекта. Она честно пыталась отвлечься от работы, потому что это было негласным правилом воскресений. Но в одиночестве этого сделать не получалось. Да и ей было о чем подумать: клиентка оказалась с космическими запросами и полным отсутствием понимания гармонии и стиля. Если бы не суммы, которые она собиралась заплатить (и часть которых – уже внесла), ответ был бы отрицательным. Но пришлось разбираться. От напряженного выбора из пяти оттенков зеленого для гостиной Лию отвлек быстрый цокот каблуков, а потом за столиком шумно отодвинулся резной стул, на который тут же почти рухнула Алиса. Сумка-баул, которую она держала в руках, упала рядом, на низкую подставку. – Ты как? – с каким-то подозрительным беспокойством осведомилась подруга, и Лия, поднявшая взгляд от экрана телефона, удивленно моргнула. Подобные вопросы не входили в привычную схему их общения. – Что за странная забота? – Подумала, что ты можешь быть немного… раздражена? Подавлена? – не определилась с вариантом Алиса, вглядываясь в лицо Лии. Та, понимая еще меньше, склонила голову вправо и уточнила: – Сильнее, чем от безумных десяти дней в хаосе сессии, работы и шифрования от бабушки? Кажется, это было не то, что, предположительно, вызвало бы сегодня у нее не лучшее психологическое состояние. И вряд ли Лия хотела знать, о чем в действительности идет речь. Она очень надеялась на спокойный выходной. – Весь интернет уже гудит от новостей. Ты не в курсе? – приподняла старательно выщипанные брови Алиса. И, получив вполне ясный безмолвный ответ, моментально выудила из сумки планшет. Через минуту он уже оказался в руках Лии, которая, озадаченно посмотрев на дисплей, едва не выронила гаджет: благо, лететь ему было бы сантиметров десять. Хотя сейчас её разбитый экран точно не волновал. Заголовок «Второй принц Люксембурга наконец назвал дату свадьбы» беспокоил куда сильнее. И если бы проблема была только в этом: стоило вчитаться в текст и пробраться сквозь традиционные пространные описания счастливой пары, истории их знакомства, титулов и гипотез о скрытом смысле брака, Лия поняла, что её начинает наполнять ярость. «… тиару для новой принцессы Нассау сделает итальянский ювелирный дом Cassini, который ранее готовил украшения для бабушки великого герцога Люксембурга: принцессы Вильгельмины…». – Серьезно? – возмущенно прошипела она, сильнее сжимая ни в чем не повинный планшет пальцами. – Не думаю, что принц стал бы таким шутить. – Я не про Анри, – отмахнулась Лия, хотя и этому тоже было что предьявить, и раздраженно процедила: – Черт бы его побрал. У нее не было никаких сомнений в том, что Марк это сделал нарочно. Он крайне мило беседовал с Анри на свадьбе Алисы и Димы, и уже тогда явно заметил, что Лия не просто «привела» принца, а пришла с ним. Хотя даже если в тот момент он еще не догадывался о её планах, то позже оказался осведомлен. А если учесть их последний разговор в аэропорту, ей даже какие-то теории строить не надо. Марк традиционно не замедлил избавиться от «соперника». Но как тактично-то, еще и с выгодой для компании – о Доме теперь говорить будут долго. Лия была совсем не против того, что он использовал новые связи. Её выводило из себя другое: вряд ли Анри сам вдруг решил объявить о свадьбе. Если все, что Жозефина говорила – правда, в начале июня желания жениться у принца не наблюдалось. Он был готов прилететь в Россию, хотя все что-то тянул с числами, объясняя это тем, что все поездки надо согласовывать. Впрочем, сейчас были понятны причины задержек. Он вдруг «назвал дату свадьбы» и пошли активные приготовления. Ради того, чтобы обсудить все детали подготовки образа невесты, Марк даже прилетел в Люксембург, как гласила статья. Даже интересно, что такого он сказал Анри, чтобы тот официально стал недосягаем для всех желающих стать принцессами. – Мне жаль, – вздохнула Алиса, но в искренность её слов Лия едва ли верила. Она прекрасно видела, что подруга, как и сестра, хочет вернуть все в семилетнюю давность. Они же обе пытались надавить на нее, заставить вернуться к Марку. Совершенно не понимая причин, по которым она раз за разом говорила «нет». И эта статья – этот поступок – еще одна такая причина. – Он думает, что выиграл, – делая медленный вдох, произнесла Лия, смотря на гипсовую скульптуру в углу, но едва ли различая женский силуэт. – Пусть думает. «Назвал дату свадьбы» и «женился» – разные вещи. – Что ты собираешься делать? Уловив тревожность в голосе подруги, Лия позволила уголку губ дернуться в болезненной усмешке. Она еще сама не знала, что. За полторы недели не выдалось свободной минуты, чтобы хоть что-то найти на эту чертову невесту. Да даже просто пролистать доступные данные вроде «родилась, училась, увлекается». Даже имя и фото увидела только две минуты назад, в статье. Сейчас придется перенаправить силы именно сюда, иначе она проиграет. Проиграет в первую очередь Марку, а это она сделать не могла. – Избавляться от конкурентки, – с самой очаровательной улыбкой из своего арсенала сообщила Лия. Алиса поморщилась и жестом отогнала официанта, очень желающего принять у нее заказ. – Лия, это не Регина. Это не череда одноразовых пустышек, которые вешались на Марка в школе и после. Ты понимаешь, что здесь все серьезно? – Здесь все серьезно для меня. Если бы он каким-то образом не надавил на Анри, бриллиант в десять карат из фамильной коллекции Люксембургского дома украшал бы мою руку. Я не поверю, что это решение самого Анри. – А если его? – Ему придется взглянуть по-новому на свою невесту, – делая глоток остывшего чая, вкрадчивым тоном произнесла Лия. – А Марку придется потерять такого выгодного клиента. Во взгляде пристально смотрящей на нее Алисы промелькнуло что-то между ужасом и недоверием. – Ты ведь знаешь, как сейчас ему нужны подобные связи. О компании только начали говорить после выпуска новой коллекции. О нем начали говорить, а не о Елецком. – Не я начала эту войну. Да, она знала, что Марку все же удалось показать себя в выгодном свете. Коллекцию действительно хорошо приняли, хотя она еще не поступила в продажу – были лишь предварительные оценки и прогнозы. Возможное сотрудничество с Люксембургским герцогским Домом могло принести ему дополнительные очки в этом противостоянии с Елецким, так надеющимся прибрать компанию к своим рукам. Еще вчера, узнав о возвращении Марка в Москву (вышло позднее, чем он планировал – похоже, из-за Люксембурга), она намеревалась сегодня заехать и поздравить с первой маленькой победой. Планы поменялись и кардинально. – Я не оправдываю его, – поджала губы Алиса, – но ведь ты бы поступила так же, – не дав явно оскорбленной этим заявлением Лие ничего сказать, она спешно добавила: – Хотя бы самой себе ответь: ты бы правда с умилением смотрела, как он женится на ком-то? Нервно рассмеявшись, Лия качнула головой. – Это абсурд. Если бы хоть одна из девиц довела его до ЗАГСа, я бы забеспокоилась. Либо она оказалась гениальной актрисой, польстившейся на его деньги, либо это был шантаж. – Ты не допускаешь мысли, что он бы мог жениться по любви? – Бред, – поморщилась Лия. – Это Марк. О какой любви ты говоришь? – Или ты не допускаешь мысли, что он бы мог любить кого-то кроме тебя. Подруга все это говорила с такой убийственной прямотой и уверенностью в голосе, что очень хотелось что-то разбить. Серебряная ложечка, стиснутая в пальцах, мелодично ударила по фарфору белого блюдца с розовым кантом. Лия догадывалась, к чему ведет Алиса. Тем более та уже это озвучила. И может она действительно бы не рыдала от умиления на свадьбе бывшего (да и кто вообще посещает такие мероприятия?), как и после старалась бы с ним не пересекаться. Но она бы это пережила. Наверное. – Захочет жениться – тогда и проверим, – повела плечом Лия и поднялась из-за столика. – А сейчас прости, у меня дела. – В воскресенье? – не поверила в срочно появившиеся планы подруга. Впрочем, наверняка догадывающаяся, что именно скрывалось за коротким словом из четырех букв. Такое же из четырех, но из других. Подхватив сумочку с подставки, оставив релижьос и чай почти нетронутыми, она кинула на стол пару крупных купюр и махнула подруге рукой в знак прощания. У нее, конечно, были совсем другие планы на день, включающие скорее ГУМ и ЦУМ вместе с прогулками по самым красивым мелким улочкам и переулкам Москвы, наслаждаясь по-настоящему летней погодой. Но сейчас от того настроения, требующего расслабления и радости, не осталось ничего. И если она будет копить эти негативные эмоции, заполнившие её за секунды, она сойдет с ума за несколько часов.***
У входа её не задержала ни охрана, ни консьерж. Последний, правда, уточнил, кто она и куда, но после названных имени и фамилии сразу же кивнул, не потянувшись набрать хозяина – похоже, на её счет были даны соответствующие распоряжения. Впрочем, сейчас Лия была настолько взбешена, что вряд ли бы ожидала, пока там уточнят, хочет её видеть Марк или нет. Или пока охрана выяснит, нет ли у нее чего запрещенного и потенциально опасного. В её текущем состоянии опасной могла стать даже помада. Пока лифт стремительно поднимался, Лия пыталась посчитать до десяти, чтобы хоть немного успокоить себя внешне, но не удавалось. И стандартная улыбка, которой многие обманывались, не желала задерживаться на губах. Едва дождавшись, когда дверь лифта отползет в сторону, она выскользнула в общий коридор и стремительно направилась влево. К трем проклятым цифрам. Каких усилий ей стоило всего раз надавить на кнопку звонка, а не оставить на ней палец на добрую минуту, одному богу известно. Даже когда дверь с легким щелчком открылась, она смогла только принять максимально нейтральный вид. С улыбками все еще было очень плохо. – Тебе доставляет удовольствие ломать мне жизнь? – вместо приветствия поинтересовалась Лия. – Интригующее начало, – протянул Марк и посторонился, пропуская её в квартиру. Во-первых, держать женщину на пороге было не вежливо. Во-вторых, эта женщина его вполне могла снести с дороги, если бы он решил препятствовать. Да и просто хотелось выяснить, что её так разъярило, но не давать шанса соседям тоже об этом узнать. Хотя он сомневался, что в полдень кто-то из обитателей Невы находится дома. – Чай? Кофе? Текила? Проявленное с сарказмом в голосе гостеприимство Лия проигнорировала, решительно проходя в гостиную и даже не снимая туфли. К черту: добавит минут десять работы его клининговой компании. Не развалятся. Тем более она ненадолго – ей просто требовалось выяснить, сколько еще таких ударов в спину она получит. И пропускать подобные вещи безмолвно было не в её стиле. – Ты теперь еще и свахой подрабатываешь? – обернувшись к прошедшему в гостиную вслед за ней Марку, кинула Лия и удобно устроилась на двухместном кожаном диване. – Кому планируешь принести семейное счастье после принца Люксембурга? – Ты уже в курсе? Марк был совершенно спокоен, словно ничего такого и не произошло. Присел в кресло подле стеклянного журнального столика, откупорил бутылку виски, влил немного в стоящий рядом низкий бокал с кофе (судя по объему и запаху – эспрессо). Аккуратно смешал и закрыл бутылку. Лия наблюдала за всем этим с эмоцией ученого, не определившегося, нравятся ему результаты эксперимента или вызывают отвращение. – А ты надеялся, я узнаю только через пару месяцев, когда счастливые молодожены принесут клятвы верности? – уточнила она и уже куда более жестким тоном процедила: – Как ты вообще мог? – У вас бы все равно ничего не получилось, – покачал головой Марк, делая глоток алкогольного эспрессо и заставляя Лию задохнуться то ли от возмущения, то ли от ошеломления: он был слишком спокоен. – Давно ты провидцем стал? – Я видел, как он о ней говорит. И немного узнал об этих отношениях от Жозефины. Он бы не женился на тебе. Он повторял слова принцессы, сам того не зная. И это еще сильнее разжигало ярость, вынуждая подняться на ноги. Как она могла расслабленно сидеть? – Я могу выставить его невесту в таком свете, что он даже приблизиться к ней побрезгует – не то что жениться. – Это не сработает, принцесса, – заверил её Марк все с тем же выводящим из себя спокойствием. Лие очень захотелось вырвать у него из рук проклятый алкогольный кофе и разбить стеклянный бокал о стену. У нее внутри все кипело и брызгало горячим ядом, и расслабленное состояние Марка только усугубляло ситуацию. Ей было бы намного легче, если бы он тоже повысил голос. Но он только смотрел на нее с насмешливым прищуром и лениво перекатывал слова на языке, прежде чем позволить им прозвучать. Он наслаждался. – Ты сомневаешься во мне? – почти прошипела она, опираясь руками на подлокотники кресла и угрожающе нависая над Марком. Тот даже бровью не повел: только насмешливо улыбнулся. – Ничуть. Я прекрасно знаю твои таланты, принцесса. Ты великолепна в подобных играх, но в этот раз ничего не выйдет. Они любят друг друга. Достаточно для того, чтобы наплевать на любые несовершенства и проступки. – Всегда есть то, что человек не способен простить. Если она этого не совершала – сделает. Или ей это припишут СМИ. Очень достоверно. – Ты только полностью разрушишь свои отношения с Анри. Он тебе этого не простит. – Он не узнает, что это я. Или, – Лия сощурилась с острым подозрением, – ты и здесь собираешься приложить руку? – Он и без меня догадается. Не приложит – приложил. Он наверняка немало рассказал Анри как о ней самой, так и о её интересах к красивому титулу. Черт бы его побрал! Лия отшатнулась от Марка, сделала несколько шагов в сторону и скрестила руки на груди. Это было одной из причин, по которой она боялась – не желала – строить с ним какие-либо отношения. Он всегда действовал так, как захочет сам. Как нужно ему. И плевать, если этим он сделает кому-то больно. Даже когда «кто-то» – это близкие. Они были в этом похожи, но именно поэтому они не могли существовать вместе. – Это эгоистично, ты знаешь? – устало обронила она, буквально заставляя себя стоять ровно. Из нее резко выкачали всю злость, но вместе с этим ушли и силы на какие-либо действия. Все, чего Лия сейчас хотела – завернуться в одеяло с головой и медленно опустошать жестяную банку Рафаелло. Впрочем, макаруны бы тоже сошли, если бы кто-то съездил до Ladurée. А еще желательно никого не видеть хотя бы неделю, потому что состояние отвращения ко всему миру, кажется, достигло апогея. У нее выбили из рук последний шанс, даже не дав им воспользоваться. И это сделал человек, который просил о доверии. – Не эгоистичнее, чем твои попытки разрушить чужие отношения, – подметил Марк, вызывая новую искру злости, пусть и слабую. – Я строю свою жизнь, когда ты её ломаешь. – Я пытаюсь уберечь тебя от опрометчивого шага. – Серьезно? – Лия все же не сдержала удивленно-нервного смеха: фраза прозвучала слишком искренне, только никак не вязалась с ситуацией. – Прекрати покрывать благородством свое собственническое желание не дать мне выйти замуж за кого-то другого, построить с кем-то нормальные отношения. Ты ведь это не в первый раз делаешь. – Одно другому не мешает. Подавившись фразами, которые она собиралась озвучить, Лия беспомощно развела руками и медленно выдохнула. Успокоиться не удавалось. Совершенно. – Ты не можешь решать за меня, с кем мне быть. Мы не вместе, Марк. Во многом именно поэтому. Ты пытаешься что-то построить, но моментально все рушишь своим «хочу». В этот момент ей особенно сильно хотелось вырвать и искромсать на куски собственное сердце. Снять кожу и промыть изнутри антисептиком. Выжечь все, что в нее впиталось. Потому что проклятые – больные, безумные – чувства, которые родились семь лет назад, не желали исчезать. Она пыталась двигаться дальше сама, но блуждала по лабиринту и возвращалась в исходную точку. В точку, где не было ничего. Она не могла дать им обоим ни второй, ни третий, ни еще какой-либо шанс, потому что она не могла доверять. Тогда в чем смысл их любви? – Ты делала то же в мой первый год в Германии. – Ты сравниваешь своих одноразовых девиц с моим возможным семейным счастьем? – стиснув пальцы в кулаки, даже не вытравляя горечь из голоса, Лия выдавила из себя: – Ты не можешь понять одного: не будет Анри – будет Кристоф или кто-то другой, кого выберет бабушка. У меня был единственный шанс выйти замуж за понравившегося мужчину, не потеряв семью. Но ты и это решил у меня отобрать. – У тебя не было шанса, – оставляя недопитый алкогольный кофе и поднимаясь на ноги, твердо произнес Марк. – Он бы не женился на тебе, даже если бы его невеста стала врагом короны. Он любит её и готов даже пойти против семьи. – О, не трать силы на эти упреки, – поморщилась Лия, отчетливо расслышав подтекст последней фразы. И шагнула назад, когда Марк начал приближаться. – Она не наивная девочка и тоже хорошо справляется с подковерными играми. Ты хочешь развязать войну из-за мужчины, которого даже не любишь. – Как ты можешь быть в этом уверен? – Я прекрасно знаю, как ты выглядишь, когда любишь. И как – когда идешь к очередной цели. – Тогда ты должен знать, как я выгляжу, когда ненавижу. А сейчас я испытываю именно это, – процедила Лия, отступая назад. – Знаешь, принцесса, может я и должен по канонам твоих сказок быть безумно благородным. Избавить тебя от выбора, отойти в сторону. Только это редко работает правильно. Упущено время, потеряна вера в любовь, исчезла сама любовь. Принцесса становится княгиней и через четверть века разбивается на горном серпантине, потому что была несчастна двадцать лет из двадцати шести своего брака*. Мне не нравится такое развитие событий. Потрясающая осведомленность о чужой судьбе. Стоило поаплодировать (и заодно сестре, явно просветившей Марка: вряд ли он сам вдруг заинтересовался биографией принцессы Монако), только Лие куда сильнее хотелось его ударить. Заставить замолчать и уйти. Сейчас она не могла всего этого принять. – Каноны моих сказок счастливее. Анри – не Ренье. Я – не Грейс. – Но как и она, не можешь бороться с родителями. – У меня хотя бы есть те, кто меня любит. Я знаю, что такое семья, а не отказываюсь ото всех. В глазах Марка она увидела, что попала, куда метила: вспыхнувшие злость и боль были тем, чего она желала сейчас. Маска его спокойствия с отвратительным звуком трескалась. Обломки отваливались, обнажая покрытую свежими ожогами кожу. Никакая личина принца не могла сдержать это чудовище. – Это от великой семейной любви тебя отправляют замуж и в нелюбимую профессию? – прошипел Марк, заметно сдерживая ярость и делая медленные, скользящие шаги вперед. Лия с беспокойством смотрела в его лицо, отходя куда-то в сторону коридора. И тревожно вспоминала о том, что электронный замок не даст ей просто сбежать. Он открывается только по отпечатку пальца хозяина апартов. А тот явно не горит желанием просто её выпустить. – Не трогай меня, – она отступила, предупреждающе подняв ладонь. Хотя не знала, чего боится больше: прикосновения или крика. Лицо напротив вспышками памяти превращалось в женское. С длинным шрамом на подбородке. Хотелось сжаться в комочек и закрыть голову руками, чтобы по ней не пришелся удар. – О, не беспокойся, принцесса, – скривился Марк, настойчиво сокращая дистанцию между ними, – я не поднимаю руку на женщину, даже если мне хочется её убить. На это паршивых остатков благородства мне хватает. Однако эти слова Лию ничуть не успокоили, потому что она в какой-то момент уперлась спиной в стену, и между ними оказалось всего сантиметров пятнадцать. Которых Марку хватило, чтобы протянуть руку и сжать пальцы на её подбородке. Она даже не знала, что сейчас ей кажется худшим – если он ударит, вопреки заверениям, или попытается поцеловать. Впрочем, похоже, он не собирался делать ничего из перечисленного. – Мне даже не надо пытаться ломать твою жизнь, потому что ты с этим сама прекрасно справляешься, – сообщил он с абсурдным равнодушием и резко убрал руку. – Уходи. Развернувшись, он приблизился к входной двери и распахнул ее, активировав систему. Упрашивать Лию, подавляющую дрожь, не требовалось: на негнущихся ногах, но с идеально прямой спиной, ничем не выдавая накрывающей с головой паники, она вышла в общий коридор. И только когда за спиной сошлись двери зеркального лифта, она выудила уже трясущимися руками из сумочки упаковку таблеток, чтобы тут же проглотить сразу две.***
То, что сейчас было у Лии внутри, могло сравниться только с вихрем обломков, кружившим в груди в злосчастный последний день мая семилетней давности. Тогда она пережила первое предательство от человека, которому была готова вручить себя. Ради которого могла сделать то, что не сделала Грейс. Хотя, как оказалось, ему это не было нужно. Сейчас же она пережила второй не менее болезненный удар от человека, которому попыталась снова поверить. И снова ошиблась. Неловко скидывая с усталых стоп замшевые туфли, Лия тяжело привалилась плечом к стене; сумочка на длинной тонкой цепочке глухо ударилась о пол, рука безвольно повисла. Изнеможение накрывало с головой, но требовалось еще дойти до спальни. И как жаль, что сейчас не вечер и нельзя завернуться в одеяло и уснуть. Возможно было бы логичнее куда-то поехать, но Лия не ощущала в себе сил находиться за рулем, тем более после таблеток. Она оставила машину на паркинге Невы Тауэрс и дошла до дома пешком минут за тридцать. Неспешно, но зато ровно, ничем не выдавая своего состояния. Тяжело вздохнув, Лия оттолкнулась плечом от стены и медленно пошла по коридору, однако просто проскользнуть в спальню не удалось. – Милая, ты рано, – появившаяся в коридоре мама, вывернувшая откуда-то слева (из кухни?), улыбалась, но стоило ей разглядеть дочь, на лице стойко осела тревожность. – Что произошло? Обернувшись к ней, Лия хотела было отмахнуться стандартным «ничего», потому что последнее, что стоило делать – делиться проблемами с семьей. Но, кажется, сегодня её выдержка закончилась. Или все дело было в том, что рядом находилась мама, а не бабушка, которая бы её за такую слабость уже обглодала до костей? На каком-то жалком порыве она просто обняла маму и уткнулась ей в плечо, стараясь не дрожать. Когда на голову легла теплая ладонь, поглаживающая легко и неспешно, как двадцать лет назад, когда маленькая Лия еще могла расплакаться от обиды, разочарования, грусти, сдерживаться стало еще сложнее. – Тише, милая, – почти прошептала мама и, чуть отстранившись, чтобы взять за руку, подвела к дивану, практически заставляя сесть. И тут же ушла, чтобы вернуться минуты через три с чашкой горячего черного чая с чабрецом. Напиток буквально втолкнули в руки, и секунд тридцать Лия смотрела на него невидящим взглядом. Не понимая, зачем. Присевшая напротив мама молчала, наблюдая за ней из-под длинных пышных ресниц, и ждала. В отличие от бабушки она никогда не требовала все объяснить тут же. Может еще и поэтому с ней было намного легче говорить. – Бабушка была права. Я не умею выбирать мужчин. И это единственное, что Лия сказала, прежде чем замолкнуть еще минут на пять. Отчасти потому, что не представляла, как и что должна сказать. Вываливать всю историю, длящуюся столько лет и особенно активно развивающуюся последние месяцы, не хотелось. Просто сообщить «Он не дал мне выйти замуж за принца» было странно, потому что практически не раскрывало сути проблемы. – Помнишь, как в старших классах ты цитировала Кэрри? – вдруг произнесла мама. – «Я – женщина, которая хочет любви. Настоящей, сумасшедшей…» «…неудобной, всепоглощающей. Такой любви, когда двое ни секунды не могут друг без друга». Осторожнее стоило быть со своими желаниями. Они сбылись слишком извращенно, слишком не сказочно. И принесли больше боли, чем счастья. – А еще я хотела быть Грейс, – поморщилась Лия. – И это было более разумно. Или она была вынуждена хотеть, потому что именно так её воспитывали. – Многие девочки хотят, – улыбнулась мама. – Только, вырастая, они понимают, что сказки у Грейс было меньше, чем казалось. Спустя пять лет уже никакой любви, невозможность вернуться к любимой профессии, трагическая гибель в пятьдесят. Стоило ли этим платить за титул княгини Монако? Лия промолчала, откинув голову на спинку дивана. Она сама не знала, что может ответить на это. Ей нравился этот пример «американской Золушки», но она не понимала, насколько ей самой подходила подобная роль. Она, как и Грейс, стремилась к успеху, но вряд ли бы смогла надолго оставить любимую профессию. Лия догадывалась, что роль принцессы (герцогини впоследствии) стала бы главной, однажды дополнившись ролью матери. Ей бы не дали развивать себя в дизайне и еще в чем-то, что вышло бы за пределы дворца. Однако… это было лучше, чем навязанный брак. – Ты никогда не была похожа на Грейс, даже если бабушка воспитывала тебя как её, – продолжила мама, видя её задумчивость. – Мы с папой тебя любили не меньше, чем Илзе или Яна. Но главное, ты никогда не была так легкомысленна и не пыталась переложить ответственность на кого-то другого. Это не твоя роль, Лия. – Может быть, – тихо произнесла та, сжимая в руках фарфоровую чашку с медленно остывающим чаем. – Только это не давало ему никакого права отбирать у меня шанс. В большей степени ей боль причиняло не то, что она потеряла возможность выйти замуж за Анри. Лия прекрасно понимала, что она билась не за любовь, а за спокойствие рядом с выбранным ей самой человеком. За титул. За свободу. Худшим в этой ситуации было то, что ей казалось – они договорились. Создали хрупкое подобие мира, перестали играть в жестокие игры друг с другом. Надежда была напрасной. – Мы причиняем больше всего боли тем, кого любим. И из-за этой самой любви. Лия непонимающе взглянула на маму, сейчас выглядящую почему-то очень уставшей. Словно она на себе прочувствовала всю правдивость озвученной фразы. Но этого быть не могло. Пусть Лия не так много знала об отношениях родителей, но они точно не походили на её собственные с Марком. Хотя бы потому, что ни мама, ни папа не были такими… жестокими. – Разве это любовь – когда причиняешь боль? – Я никогда не одобряла этого мальчика, – спокойно произнесла мама, – хоть и не так категорично, как твоя бабушка. И, возможно, не так, как твой папа, – явно что-то вспоминая, улыбнулась она, – хотя он просто отказывался признать, что видит знакомую историю. Только я помню, как ты улыбалась тогда. – Я просто не знала, что он из себя представляет. Ободряюще положив руку на напряженные пальцы дочери, сжимающие кружку с уже почти холодным чаем, мать вздохнула. – За семь лет для тебя – и для вас обоих – ничего так и не закончилось. Быть может, это все же что-то значит? Лия ничего не ответила уже во второй раз за эти полчаса. Потому что у нее одновременно было слишком много слов и не было совсем ничего. Она совершила огромную ошибку, поверив и простив полностью. Она надеялась, что они оба достаточно повзрослели, чтобы отпустить друг друга, как бы это ни было мучительно больно. Она хотела думать, что Марк способен принять её выбор. Но ничего не изменилось за семь лет. Он все так же готов был причинить ей боль, если это принесло бы ему пользу. И никакие его слова о том, что он пытался уберечь её, не могли оправдать этот поступок. Мама, видящая её подавленное состояние, тихо встала с дивана и быстрым нажатием на кнопку пульта выключила боковые светильники, оставляя только мелкий свет по низу стены. Её легкие шаги отдалились, говоря о том, что она решила позволить дочери побыть наедине с собой. – И помни, что какой бы жестокой ни казалась бабушка, она просто хочет видеть тебя счастливой, – улыбнулась мама в двух шагах от проема, обернувшись через плечо. – А тетю Марту – не хотела? – с горечью полушепотом поинтересовалась Лия, впрочем, продолжая смотреть в стену. На лицо мамы легла тень, тонкие руки сжали юбку домашнего платья. – Марта не счастлива. И это то, что бабушка никогда себе не простит. Только они обе слишком гордые. Одна никогда не попросит помощи, а другая – не предложит. Как и все женщины в этой семье. Ничего удивительного. Их так воспитывала бабушка: сначала дочерей, потом внучек. И теперь они все пожинали плоды этого воспитания. – Я не могла помочь сестре тогда, – с выплескивающейся за края болью в голосе проговорила мама. – Но смогу помочь тебе. И папа сможет. Хоть я и не думаю, что в этом будет необходимость. Тихие шаги растворились в глубине квартиры, а Лия, закусывая щеку изнутри, наконец позволила себе закрыть глаза, которые весь день жгло от невозможности разрешить себе позорные слезы.