***
Одни при появлении проблем пытаются от них сбежать буквально, другие пытаются утопиться в делах. Лия выбирала последний путь: в конце концов, это хотя бы имело смысл, в отличие от простого смены местоположения. Так, практически на остатках сил, она закрыла летнюю сессию двадцать третьего июня, на чистом упрямстве и желании преодолеть себя закончила с проектом к двадцать пятому. Точнее, закончила с визуальной частью. Дальше требовалось лично следить за ходом преображения помещения, контролировать закупки и прочие «прекрасные мелочи», что рисковало растянуться еще на месяц. Здраво рассудив, что для упорхнувшей на Мальдивы клиентки плюс-минус три дня – не срок, Лия решила притормозить проект. Раздала задания рабочим и решила, что ей придется воспользоваться еще и вторым способом снять стресс. Сжимая в руках папку с наконец завершенным сопроводительным письмом, она отсчитывала про себя шаги до высокой темной двери с золотой табличкой. Двери, которой она боялась с детства. Но сейчас выбора не было, и лучше она разберется со всем раньше, чем будет сидеть и чего-то ждать. Расслышав короткое приглашение после двойного стука, Лия тихо нажала на витую ручку и медленно вошла в кабинет. Сидящая в кожаном кресле бабушка, не изменяя себе, что-то читала, но на этот раз не документы, а довольно увесистую книгу. Однозначно по работе – Лия не помнила, чтобы хоть раз видела в её руках обычную художественную литературу. Нет, бабушка прекрасно знала и любила классиков, часто их цитировала, однако скорее всего они остались в её детстве – все полки в кабинете и дома были заставлены исключительно медицинскими книгами. – Неожиданно тебя здесь видеть, – подняв взгляд от наполовину прочитанного тома, прокомментировала её визит бабушка. – Я хотела поговорить, – проходя к свободному стулу и осторожно присаживаясь, сообщила Лия. – Я могу вылететь в Мюнхен завтра? Такого энтузиазма бабушка, помнящая о её нежелании идти в медицину, явно не ожидала. Впрочем, учеба была последней в списке причин, побудивших к внезапному визиту в Германию. Первой, пожалуй, значился брат, с которым она не виделась уже давно. Второй же – соседний Люксембург. Потому что она не могла так просто все отпустить. – Все документы готовы? – Да, с письмом закончила, можешь просмотреть, – выложив на стол тонкую гибкую папку, Лия подвинула её к бабушке. – Полечу по Шенгену, на национальную визу запрос сделаю после того, как все сдам. – Почему так рано? – отложив книгу, бабушка открыла мотивационное письмо. Лия прекрасно знала, что она захочет убедиться в правильности написанного, чтобы исключить любые проблемы с поступлением. И даже если они возникнут, их решат. Просто потому, что она должна там учиться. Чего бы это ни стоило ей и всей семье. – Скучаю по Янису, – ответ был достаточно честным, просто не раскрывал всей правды. Но, к счастью, бабушке его вполне хватило: она хорошо знала о крепкой связи между внуками и могла поверить в такое объяснение. Тем более что младший улетел в Германию еще три года назад и в Россию с того момента не прилетал. Родители навещали его два раза в год, а сестры так часто вырываться с учебы не могли. Лия вообще не любила Германию, поэтому с прошлого января там не была, а это уже почти полтора года. Документы вполне можно было подать через электронную службу и просто запросить у приемной комиссии ответ по почте, а потом вылететь в середине сентября, чтобы завершить с формальностями (семестр начинался в октябре), но Лие требовалась причина покинуть Россию. – Я договорюсь, чтобы тебя приняли послезавтра, – кивнула бабушка, возвращая ей папку. – Сбрось мне билеты, когда купишь: позвоню Кристофу, чтобы он тебя встретил. – Я думала попросить об этом Яниса, – нахмурилась Лия: видеться с потенциальным женихом не хотелось. И она думала, что он сейчас в Москве. Похоже, вернулся на родину – к её крайнему неудовольствию. – Не дергай брата, – поджала губы бабушка. – Он учится. О, а вот и любимая тема. Мысленно вздохнув, Лия отругала себя за то, что вообще это озвучила: она успела забыть, как много внимания бабушка уделяла внуку и как радела за его будущее. В конце концов, именно на него делали ставку в семейном деле, даже если заставляли идти в медицину и девочек. Принять бизнес должен был именно Ян, а сестры – так, чтобы фамилию нигде не позорили. Интересно, бабушка вообще осознала, что жить Лия собирается именно у него? А значит, будет стабильно «отвлекать». – Хорошо. Я пойду. Поднявшись на ноги, она подхватила со стола папку, намереваясь наконец покинуть кабинет, но её остановила на месте неожиданная (хотя в чем-то предсказуемая) фраза: – Что там с приездом принца? Ты давно о нем не говорила. Конечно не стоило и думать, что бабушка забудет. У нее вообще была прекрасная память на то, что могло принести пользу. Она забывала, лишь когда ей это становилось удобно. О люксембургском принце она бы точно не стала забывать, хотя бы до момента, пока не познакомится лично. После – не исключено. – У него сейчас много дел, – неопределенно отозвалась Лия, стараясь никак не показать своей неуверенности. В голове до сих пор крутилось проклятое слово «свадьба» и хотелось верить, что бабушка эту новость не видела. Потому что она вполне могла все знать и просто проверять сейчас внучку. Еще один способ ткнуть носом в ошибку. В несовершенство. В унизительное «не смогла». И то, как пристально она смотрела, порождало в Лие подозрения. Но спустя пару десятков секунд бабушка коротко кивнула и снова потянулась к раскрытой книге. Разговор был окончен.***
Посильнее запахивая тонкий тренч и очень надеясь, что дождь все же не ливанет (тучи настойчиво плавали над городом), Лия проклинала вечные мюнхенские ветра и совсем не июньские температуры. В Италии ей определенно климат нравился больше: даже в Милане, судя по сториз в инстаграме, вчера было двадцать семь. Очень хотелось надеяться, что ей все же не придется оставаться в этой стране. Может все это – предубеждения, но Германия ей совсем не подходила. Как только брат здесь столько протянул? Серый седан BMW мигнул на прощание фарами и отъехал: к огромному облегчению, Кристофа удалось убедить в том, что помощь с жильем не требуется. Да и неприлично молодой девушке оставаться у почти незнакомого мужчины, даже если он живет с родителями (в тридцать, черт возьми, лет!). Приправив это все словами о том, как она скучала по брату, Лия все же смогла добиться простой транспортировки её и багажа в Глокенбах: маленький элитный район на юге города. Еще в нулевых бабушка купила здесь апартаменты, продав квартиру, доставшуюся от родителей. Вторая – в Лейпциге – отошла её младшей сестре. И именно здесь поселился Янис, когда прилетел учиться. Насколько Лия знала, по завещанию эта жилплощадь должна достаться ему, в обход всех остальных. Впрочем, никакого интереса для остальных апартаменты все равно не представляли. Родители не собирались переезжать в Германию, как и Илзе, ныне замужняя. А Лия… едва ли её можно было соблазнить четырех- или максимум восьмиэтажными зданиями. Единственная «башня»: «Семерка» на пятнадцать этажей, но после Сити она выглядела едва ли не землянкой. Поежившись, Лия поудобнее перехватила ручку чемодана кабин-сайз и толкнула стеклянную дверь пятиэтажки. Пытаясь удержаться от сравнений с более привычными интерьерами, добралась до последнего этажа и, сверля усталым взглядом темную дверь, позвонила. Дважды – потому что первый раз никакого результата не дал. – … Я же говорил, не пойду… – с явным раздражением распахнувший дверь Ян прервался на полуслове, разглядев визитера. И тут же расплылся в такой дорогой сердцу улыбке, которую Лия вживую не видела уже больше года: вся эта видео-связь едва ли могла служить полноценной заменой. – Ну привет, – не скрывая радости, ответно улыбнулась она и тихо ойкнула, когда брат крепко сжал её в объятиях. – Как-то ты слишком быстро вырос, – придушено прокомментировала его хватку Лия, с грустью отмечая, что Ян уже стал выше на целую голову. – По-моему, ты просто на слишком низком каблуке сегодня, – не согласился брат, выпуская её из рук и перехватывая багаж. Лия качнула головой, не прекращая улыбаться, и зашла в квартиру. Ян последовал за ней, вкатывая чемодан и захлопывая массивную дверь. И почти без промедления помогая сестре скинуть осточертевший тренч и удержать равновесие, снимая закрытые туфли. Без каблуков (хоть и вправду низких) разница в росте ощущалась еще сильнее. Обернувшаяся к брату Лия с сожалением заключила, что уже не получится потрепать его по светлой во всех смыслах голове. Теперь только если кулаком в солнечное сплетение, когда он начинает переходить границы – а это Ян делал порой даже чаще, чем Илзе. С той лишь поправкой, что он всегда умел моментально принять очень виноватый и раскаивающийся вид. Обижаться на него так, как на сестру, не выходило. Разрываясь между идеей поспать и пойти прогуляться (последнее было логичнее, потому что часы показывали всего три), Лия почти рухнула в кожаное кресло, стоящее в гостиной у панорамного окна. Картина перед глазами восхищения не вызывала – возможно потому, что с пятого этажа вряд ли можно было увидеть что-то прекрасное. Разочарованно вздохнув, Лия прикрыла глаза, прислоняясь затылком к подголовнику. Но долго расслабляться не вышло: вернувшийся с двумя чашками пуэра Ян пристроился в соседнем кресле и поинтересовался: – Что за внезапный визит, сестренка? – А ты не рад? – приоткрыв глаза, покосилась на него Лия. Брат принял самое что ни на есть обиженное выражение, напомнив, почему долго злиться на него не выходило. – Между прочим, я счастлив тебя видеть в любое время дня и ночи, – во фразе притаился явный укор. – Но сомневаюсь, что ты рада видеть Мюнхен, – это он произнес уже намного серьезнее. – Что случилось? У Лии никогда не было секретов от брата. Это выглядело в какой-то мере даже странно, но она скорее могла утаить что-то от Илзе, чем от Яна. Последний ни в какой ситуации не подвергал её действия сомнению, даже если не был с ними согласен. Это от Илзе можно было услышать, какая она дура, как сглупила, расставшись с Марком. Ян подобно бы никогда не сказал. Всю жизнь он поддерживал любые её авантюры, хотя в глазах бабушки (да и общества) выглядел мальчиком-зайчиком. Отчасти этому способствовала очаровательная внешность: херувимчик в детстве, сын Аполлона в старших классах и сейчас – он собрал все лучшее с обеих сторон. Высокий рост и светлые волосы отца, раскосые синие глаза и «модельные» скулы матери. При этом он умел отлично управлять эмоциями, поэтому на людях всегда был ангелочком с невинным взглядом, но там, где это не требовалось, моментально становился собой с этой надменностью в глазах и отталкивающей усмешкой на губах. Они с Лией почти не отличались друг от друга. Только она невинной не выглядела никогда. Даже странно было осознавать, как быстро происходило это переключение «ипостасей». Впрочем, с близкими свои негативные черты Ян не проявлял никогда. Но несмотря на то, что брат все двадцать лет не обошел вниманием ни одну её авантюру, Лия не знала, стоит ли его посвящать в текущие проблемы. Хотя бы потому, что Алиса была права – сейчас противница не одна из безликих девиц. И риски намного выше. Втягивать брата в это не очень хотелось, потому что из троих внуков уже двое неплохо себя запятнали. Пусть у бабушки останется хоть кто-то идеальный. – Соскучилась, – пожала плечами Лия и добавила сквозь зубы: – Ну и семейное призвание по мне соскучилось. – Документы подают до середины июля. Сейчас июнь. Так что тебя действительно принесло в Мюнхен, сестрица? Как и ожидалось – не поверил. Стоило заготовить более похожий на правду ответ, но во время полета Лия могла только вносить поправки в текущий проект и пролистывать наспех найденную информацию о невесте Анри. Вечером человек должен был ей сбросить еще данные, которые уже менее известны СМИ. Но если и там ничего не найдется? Проклятый принц и Марк вместе с ним! – Мне надо было улететь из Москвы, – со вздохом созналась Лия, решив осветить часть правды. Ту, которая бы никак не ударила по Яну: разве что по ней. Брат нахмурился, сжимая в руках горячую чашку, доверху наполненную чаем. Если та покачнется, определенно все прольется на пол – в детстве ковры страдали по пять раз в неделю. С возрастом ситуация даже не подумала измениться. – Что-то произошло? – обеспокоенный взгляд убедил в том, что придется объяснять. Впрочем, это было ожидаемо. И теперь предстояло решить, сколько можно рассказать. – Марк вернулся в Россию. Три оброненных слова вызвали бурю эмоций на лице брата: сначала ошеломление, потом недоумение, следом раздражение и после – самое главное, нетерпение. Как бы Ян ни был зол на Марка за случай семилетней давности (за сестру), но любопытство всегда шагало впереди него. Тем более сейчас, спустя столько лет, когда нового столкновения никто не ожидал. А главное, судя по реакции, Ян был не в курсе. Илзе ему ничего не рассказала. – Давно? – Весной. Если бы она сказала про февраль, пришлось бы многое объяснять. А «весна» – понятие, растяжимое на целых три месяца. Его можно было подвести даже под конец мая, что уже было близко к последней декаде июня. Не придется раскрывать всю долгую историю. – И ты сорвалась в Германию просто из-за того, что он в Москве? Сестренка, мне в это как-то не верится. – Не «просто», – покачала головой Лия и наконец взяла чашку с начавшим остывать чаем, надеясь, что донесет до рта, не оставив темных пятен на светлом шифоне платья. И только завершив успешно эту миссию, она пояснила: – Он пытался встретиться со мной. Несколько раз. – Неужели набрался смелости извиниться? – презрительно фыркнул Ян. У Лии дрогнула рука – воспоминания о «свидании» на смотровой Собора еще были свежи. Но, к счастью, она успела сделать достаточно большой глоток, чтобы не бояться разлить чай. Точнее, бояться не настолько сильно. – Набрался, – глухо отозвалась она, решив хотя бы об этом не врать: ей не требовалась ненависть брата к Марку – не теперь. – Но не только на это. – Что он сделал? – Захотел построить то, что разрушено. – Серьезно? – особого восторга Ян не проявил: на его лице появилась смесь из недоверия с раздражением. – Надеюсь, ты сказала «нет». Определенно реакция брата на это Лию радовала больше, чем сестры. Потому что он не был неисправимым идеалистом и умел правильно поддерживать. Даже если сейчас на последний вопрос Лие приходилось отчасти лгать. Впрочем, она и не сказала «да». А в «нет» её ответ превратился уже благодаря самому Марку. – Конечно, – она пожала плечами. – Просто… – отвернувшись к окну, говорить оказалось легче. – Это слишком сложно. Вот так семь лет жить, не вспоминая, а потом разом окунуться в болото, которое обходила десятой дорогой. Мне… я поняла, что надо уехать. Хотя бы ненадолго. Отвлечься, занять себя учебой, подготовкой своего будущего. Бабушка же нашла мне жениха здесь, – вновь посмотрев на брата, Лия увидела, как он недовольно сощурился, и сбилась с мысли: уже и забыла, как он может за нее переживать. – Он неплохой, знаешь. – Не так ты должна говорить о человеке, с которым проживешь следующие лет пятьдесят. – Я еще не настолько хорошо с ним знакома, чтобы говорить о нем иначе. Мы виделись пару раз, сегодня он меня встретил из аэропорта. – Он немец? – с каким-то нехорошим подозрением уточнил брат. Надеясь, что мужчин не придется знакомить между собой, Лия кивнула. – Коренной. Нейрохирург и сын какого-то друга нашей бабушки. Вполне удачная партия. – А я надеялся, что тебе все же повезет выйти замуж по любви, сестренка. – У меня достаточно времени, чтобы полюбить его. Она прекрасно знала, что врет. Ей не хватит и сотни лет для этого. И она попросту не собирается даже и пытаться. Если не получится с Анри, она будет просить бабушку вообще отказаться от идеи свадьбы с Кристофом. В конце концов, она еще не готова выходить замуж. Пусть рядом будет кто-то в качестве спутника на все светские мероприятия, но не утвержденный жених. Ей всего двадцать четыре, а не сорок, чтобы спешно искать кандидата в мужья. Может она хочет заняться карьерой? Два года учебы, потом еще пара лет на какие-нибудь повышения. Потом активное развитие семейных клиник, пока Ян не будет готов разделить с ней эту ношу. Утяжеленную параллельным развитием как дизайнера. Шансов мало, но Лия была обязана попытаться убедить бабушку хотя бы отложить вопрос свадьбы на несколько лет. – Давай только ты не будешь этим заниматься прям сегодня? – разрушил напряженную тишину Ян, поднимаясь с кресла; опустошенную чашку он оставил на деревянном столике, перегруженном какими-то книгами и журналами. – Есть предложения получше? – догадываясь, к чему идет дело, подхватила настрой Лия, делая еще один глоток чая. Брат лукаво сощурился, убеждая её в параллельности их мыслей. – Знаю, что ты не любишь Мюнхен, но я все же намерен вытащить тебя на экскурсию, сестренка. Давай в душ и найди в чемодане какое-нибудь платье попроще: не будем слишком активно вызывать комплексы у немок. Улыбнувшись, Лия поднялась на ноги и обняла брата почти так же крепко, как это делал он минут пятнадцать назад. Уткнувшись лбом ему в плечо, она тихо-тихо произнесла: – Спасибо тебе. Ян только обнял сестру в ответ и добавил к предыдущей фразе: – Хотя ладно, платье можешь надевать любое. А каблуки подбери пониже: не будем шокировать местных. Возмущенно толкнув брата в солнечное сплетение, как и намеревалась, Лия направилась к выходу из гостиной, но у самого проема обернулась. – Надеюсь, ты тут живешь один и девочек не водишь? Я остаюсь недели на две. Судя по выражению лица, Ян девочек все же водил. И при всей любви к сестре не очень хотел от этого отказываться на целых четырнадцать дней.***
Марк в очередной раз поражался способности Лии находить нужные связи, чтобы избавляться от людей, и восхищался одновременно. Пока он был занят делами компании, она успела окончательно подвести точку в истории Литвинова: десятого июня состоялся суд и появились шансы в ближайшие лет шесть о нем ничего не слышать. Позже же можно попробовать найти причины оставить его за решеткой еще на такой же срок, а то и больше. Особенно если судья к тому моменту не сменится: милая женщина, сговорчивая. Понятливая. И не только она, как оказалось. Литвинов успел доставить проблем и своим несостоявшимся родственникам, потому крайне обрадованным приговору. Разве что невеста восторга не проявила, но эта девочка через некоторое время забудет Литвинова как страшный сон. Тем более, раз она помогала Лие в том театре, значит разум у нее способен возобладать над чувствами. Это сыграло на руку и позволило её привлечь еще к одному делу. А теперь, чтобы сыграть финальный аккорд, Марк должен был встретиться с еще одним человеком, серьезно пострадавшим от амбиций Литвинова. Хоть и он бы с радостью этого не делал. Заглушая мотор у двухэтажного белого здания и игнорируя табличку «парковка для сотрудников», Марк облокотился на руль. Определенно он бы с радостью вообще не виделся с этим человеком, но у него не осталось выбора. И если бы причиной визита сюда было бы только желание еще сильнее насолить Литвинову, оставив его без последних сбережений к моменту выхода из тюрьмы, вряд ли бы он приехал. Но было еще кое-что. Долг перед Лией. То, что следовало каким-то образом провернуть и раньше, но возможно он верил в её… смелость? отчаянность? решимость? Он не понимал её безумной зависимости от семьи, потому что у него не было причин пытаться это сберечь. Быть может в какой-то другой реальности, где его мать не оказывается продажной шлюхой и не бросает отца, а после и не оставляет сына без внимания, занимаясь только пасынком, он видит ситуацию иначе. Может понять Лию. Цепляется за какие-то связи. Но в этой – нет. И особенно «нет», потому что не представляет, как семья может заставлять делать что-то против воли. Однако если её семья живет именно так, придется играть по их правилам. Забрав с алого кожаного сиденья папку в твердой обложке, Марк покинул автомобиль, щурясь от поднимающейся в воздух пыли: МЧС еще с утра отправило три уведомления о надвигающемся урагане. Не факт, что прогнозы сбудутся, но ветер уже не радовал порывами. Не видевшая дождя больше недели Москва утопала в запахе раскаленного асфальта и гудрона – лето пыталось намекнуть о своем существовании. Но не исключено, что через неделю покинет столицу и уступит место октябрю в июле. Улыбчивая девица в холле попыталась намекнуть, что здесь положено надевать бахилы, но Марк от нее отмахнулся. И направился на второй этаж, прямиком к темной узкой двери с золотой табличкой, уже вызывающей желание уйти. Жаль, что никак иначе эту проблему не решить. Постучавшись для соблюдения норм вежливости, Марк вошел в кабинет и тут же столкнулся с удивленным взглядом сидящей за столом женщины. Стоило с кем-нибудь поспорить на сто евро, что она меньше всего будет ожидать именно его визит. – Добрый день, фрау, – с легкой усмешкой протянул Марк, проходя вперед и пристраиваясь в неплохом кожаном кресле, стоящем слева от письменного стола главврача. Иветта Аренсберг вряд ли бы назвала этот день добрым после появления такого визитера. Возможно именно по этой причине от ответного приветствия она себя освободила. – Даже не знаю, смелости в вас слишком много или наглости, чтобы сюда заявиться. Голос её был далек от дружелюбного, как и вся поза: определенно напряженная. Отчасти Марк даже мог понять, почему Лия так боялась бабушку – та умела внушать страх. Именно таких женщин называют «железная леди». Удивительно, что она не пошла в политику – вот где ей было самое место и идеальное применение её талантов управлять людьми. Впрочем, ему самому на недовольство, исходящее от женщины, было глубоко наплевать. – Не жалуюсь на нехватку обоих качеств. – И с чем вы явились? – С очень выгодным предложением. На лице Иветты он прочел ничем не прикрытое насмешливое изумление: вряд ли фраза для нее прозвучала неожиданно, но все же определенно смогла вызвать эмоции. И интерес. – Вы уверены, что можете мне предложить что-то стоящее? – У меня определенно есть шанс, – заверил её Марк и побарабанил пальцами по гладкой поверхности дубового стола. – Шесть лет назад Андрей Литвинов украл у вас полтора миллиона долларов. Эта история не попала в прессу, и Лия тоже ей не делилась. Она вообще старалась не вспоминать обо всем, что было связано с Литвиновым. Однако Илзе оказалась очень общительной. Марк даже сам не предполагал, что та вдруг будет поддерживать с ним контакты долгое время. Именно она написала ему шесть лет назад, когда Андрей бросил Лию. Илзе просила его прилететь, просила разобраться в ситуации, просила помочь сестре, потому что Лия буквально была растоптана. Сначала унижением, потом этой кражей, за которую винила себя. Только Марк никуда не полетел. Тогда этого не дала сделать гордость. Возможно он даже какой-то недолгий момент ощущал удовлетворение от того, что прекрасный принц, которым казался Литвинов, наконец раскрыл свою гнилую натуру. Он хотел, чтобы Лия осознала, куда загнала себя сама, согласившись на отношения с тем человеком. А потом стало не до нее: объявилась новая семья, а с ней и проблемы. Сейчас Марк винил свои детские страхи за то, что не смог сделать последний шаг семь лет назад и не дать Лие влезть в болото имени Литвинова. За финал этих проклятых отношений. Но этот же финал подарил ему сейчас инструмент воздействия на Иветту. – Подозрительно прекрасная осведомленность, – нахмурилась та, сплетая пальцы в замок. – Желаете отобрать еще столько же? Откинувшись на спинку кресла, Марк покачал головой и неспешно произнес: – Мне ваши деньги ни к чему. Я предлагаю вам получить обратно свои. Как и ожидалось, Иветта такой поворот не предполагала. И во многом потому, что имела массу предубеждений на его счет. Впрочем, не во всех из них она была неправа. – Подались в благотворительность и искупаете грехи своей семейки? – И снова мимо. Я не собираюсь тратить собственные деньги. Вы можете вернуть себе те самые полтора миллиона, которые забрал Литвинов. С процентами за шесть лет, думаю, наберется два. – И каким же образом? – Видите ли, Литвинов ближайшие лет шесть проведет за решеткой. Ему эти деньги точно не понадобятся. Я подумал, что вам они будут не лишними. В доказательство своих далеко не пустых намерений он продемонстрировал папку, которую до этого держал в руках. Дождавшись, когда Иветта будет готова слушать, он протянул ей документы. – Здесь и оглашенный судом приговор, и информация об одном из счетов Литвинова. – Какое вообще отношение вы имеете к этому делу? – напряженно смотря на него, но все же приняв папку, уточнила Иветта. Только открывать пока не спешила: её, похоже, куда сильнее волновал заданный вопрос. Сейчас она явно пыталась решить, как отнестись к озвученному предложению и в какую категорию записать Марка – неисправимых лицемеров или просто мелких шантажистов. Он же был согласен даже на звание Великого Зла, если это поможет исполнить задуманное. Но небольшую часть правды выложить был не против. – К сожалению, прямое. Шесть лет назад Литвинов мстил не только вам – у него были претензии и ко мне. Правда, у меня он решил украсть не деньги. Кажется, Иветта догадывалась, о чем (о ком) речь: судя по тому, как тонкие, поджатые губы на миг исказились в чем-то похожем на призрак усмешки. В конце концов, она ведь явно была осведомлена обо всей ситуации. И семь лет назад она точно радовалась, что внучка бросила «неподходящего избранника» ради куда лучшей кандидатуры. Думала ли она так же через год? – Зная вас, полагаю, вам что-то нужно взамен, – проговорила Иветта, быстро пролистав предложенные документы. – Мне даже интересно, с чем вы могли прийти ко мне. А вот и самая интересная часть этой не приносящей удовольствия беседы. Часть, в которой Марку очень хотелось выдвинуть сразу несколько условий, но он настойчиво напоминал себе об осторожности и последовательности – вещах, с которыми у него периодически возникали проблемы. Но сейчас стоило разобраться только с одной частью: наиболее сложной. Все остальные, возможно, он решит иначе. Выждав короткую паузу, чтобы заставить Иветту проявить к нему максимум внимания, Марк даже слишком спокойно озвучил свое требование: – Вы откажетесь от идеи выдать Лию замуж без её желания. В кабинете повисла тишина. Иветта с минуту смотрела на него сквозь тонкие стекла узких прямоугольных очков со смесью интереса и раздражения. А потом уточнила: – Вы покупаете свободу моей внучки? – Ну если вы не хотите позволить ей выбрать мужа самостоятельно, приходится выяснять, сколько стоит ваше великодушие. Поджав губы, она склонила голову вправо. – Удивительно, что вы не пытаетесь заплатить за то, чтобы я одобрила ваши отношения. – Это бессмысленно. Я хочу, чтобы вы перестали на нее давить хотя бы в одном вопросе. И просто это ничего бы не дало. Отчасти потому, что проблема крылась не в бабушке, а в Лие. Отчасти потому, что они все равно не могли сейчас полноценно быть вместе: он не хотел ломать её жизнь. – И почему же из всех вариантов вы выбрали именно этот? Не её профессию, например. Потому что именно это стало причиной их последней ссоры. Потому что именно это он сейчас должен был сделать, чтобы хоть как-то… смягчить Лию? Потому что именно это разрушало её жизнь. Это никак не мешало ей пытаться получить люксембургскую корону (о, совсем не важно, что Анри – не наследник: она способна его сделать следующим правящим герцогом). Но это определенным образом освобождало её. – Брак с нелюбимым человеком принесет ей намного больше несчастья, чем медицина. Вы сильно недооцениваете Лию: она сможет заниматься дизайном, даже если будет весь день проводить в клинике. Но навязанное замужество её убьет. Иветта изучала его пристальным взглядом пару минут, прокручивая в пальцах ручку. По её выражению лица невозможно было угадать, какие мысли возникают в её голове. Но у Марка имелись причины думать, что она не откажется от сделки, хотя вполне может выдвинуть дополнительные условия. Ей нужны эти деньги. И не только они, но следующую карту он разыграет позже. – Мне все еще интересны ваши мотивы, – не скрывая настороженности, наконец разорвала молчание Иветта. – Но думаю, мы можем договориться. – Тогда послезавтра я завезу вам документы и в присутствии юриста мы их подпишем. Можете вызвать своего, если не доверяете. На это Иветта ничего не сказала, только коротко кивнула и сняла со стопки бумаг пару верхних листов. Правильно истолковав её действия, Марк поднялся на ноги и с огромным внутренним облегчением направился к выходу. Однако уже у самой двери он обернулся и с усмешкой поинтересовался: – А если бы я все же просил вашего одобрения на отношения с Лией? Подняв взгляд от документов, которыми она занялась, Иветта поджала губы. – Я бы ответила то же, что и родители Грейс – вашему пра-родственнику: «Мы считаем, что Лия обязана во имя себя самой, во имя её семьи пересмотреть свое решение». И никакого шестимесячного срока. – Почему-то я так и думал. Шутливо поклонившись, Марк вышел из кабинета.