***
Каким бы соблазнительным ни выглядел неспешный завтрак в постели, сегодня – это последнее, что Лия могла себе позволить. С огромным трудом отрывая тяжелую голову от подушки, она практически вытряхнула себя из спальни в душ. Апартаменты уже пустовали, и, судя по остывшему чайнику – давно. Хотя часы показывали только девять, а до офиса Марку было всего минуты три: выйти за дверь и спуститься на несколько этажей. Впрочем, она даже не знала, в офис он или нет сегодня – как-то вчера не до разговоров было. Она уснула незаметно для себя самой. И нетипично для себя же – не проведя полный ритуал по умыванию. Теперь приходилось надеяться, что кожа не попытается акцию протеста провести из-за одного прокола. Сборы заняли час. Где-то в процессе Лия озадаченно замерла у зеркала с открытым консилером, внезапно понимая, что здесь было абсолютно все. За какую-то пару дней она умудрилась перевезти в апарты свой «базовый минимум», правда, пока только баночек и флаконов. И это при том, что она, фактически, не переезжала – просто осталась, пока бабушка в Германии. А это очень недолго: до завтрашнего дня. Задумчиво закручивая тюбик, Лия отошла от зеркала. Ей было странно и страшно ощущать, что она уже сжилась с этим местом. Что она даже по инерции не пыталась свернуть на Кутузовский. Словно давно ждала возможности назвать Неву – домом. К счастью, времени на обдумывание всех этих тревожащих вещей у нее банально не было. Мобильный, на котором режим «не беспокоить» по расписанию деактивировался, бесконечными сигналами оповещал о сообщениях, а потом еще и звонками взорвался, не позволяя даже нормально выпить чаю – пришлось это делать на бегу, в лифте, одной рукой набирая сообщение, а другой пытаясь удержать горячий стаканчик. И в такой суматохе день пытался пройти как минимум до обеда: час на объекте, три – в переговорах с клиенткой того прекрасного типа, у которого настроение меняется ежеминутно. А еще отсутствует понимание реальности. И если она хочет на семьдесят квадратов запихать то, что и в двух сотнях создаст загроможденность, бесполезно что-то объяснять. Проще устроить склад и на практике показать, что жить в таком она не сможет. Если учесть, что к этому добавлялись периодические звонки от другого клиента, а также сообщения внезапно освободившейся Алисы, которой, похоже, не с кем оказалось пообщаться, к двум Лия была вымотана так, словно бы уже полночь была. Поэтому дорога от парковки до Ladurée на шпильках показалась бесконечной, хотя в действительности заняла не больше десяти минут. Практически рухнув на обитый бархатом стул (нет, для всех она элегантно опустилась, но внутри было ощущение, что она упала мешком) и чувствуя, как расслабляются стопы, на которые перестал давить вес всего тела, Лия механически кивнула официанту, раскладывающему перед ней розовые и зеленые папки меню. Она пообещала себе в случае положительного исхода этой встречи все же согласиться на предложение Марка и взять билеты куда-нибудь подальше. При отрицательном исходе, пожалуй, придется все же пошопиться в ГУМе – чтобы восстановить нервные клетки. Идея ей не нравилась, потому что всем известно – дешевле долететь до Милана и все то же купить там, чем в три раза переплатить в ГУМе, но как-то выбора не было. Билет в Милан прямо сейчас она точно заказывать не станет. И улететь ей пока никто не даст. Но так хотелось. Она уже и вправду начала думать, что согласилась бы переехать куда-нибудь в Равелло – или где там недвижимость у Марка находилась? Он как-то говорил про семейную виллу, но она, признаться, не запоминала. Сейчас почему-то остро захотелось переехать. И даже плевать, что городок маленький, зато никакого контроля, никакой Вероники, и море рядом. Впрочем, Лия прекрасно понимала, что переезд ничего не решит. Как минимум с Вероникой, как максимум – с бабушкой. Бегать можно бесконечно. Отстраненно заказав улун с фиалкой и сообщив, что меню еще понадобится, Лия кинула через стекло взгляд на оживленную, заполненную туристами улицу, но, заметив движение слева, обернулась, чтобы натянуть вежливую, едва заметную улыбку. Присевшая на второй свободный стул женщина ответила тем же: той же фальшью. Ни одна из них не была рада видеть другую. И практически приклеившегося к стене у входа телохранителя Лия тоже не особо жаловала. Но догадывалась, что таким персонам просто так погулять нельзя. Тем более парочка покушений-то была. Если верить СМИ. – И что же такое случилось, что ты решила не просто связаться со мной, но еще и встречу назначить? – уточнила женщина, сощурив серые глаза. Абсолютно неживые, холодные глаза. Вся она была такой – неживой, бездушной. От слишком светлых (на удивление, от природы) волос до не имеющей румянца кожи. Так еще и ее любимые белые брючные костюмы усиливали эффект. Статуя мраморная, не меньше. Хотя Лия не могла поспорить с тем, что выглядела женщина в итоге эффектно, запоминалась. Если все же станет первой леди, определенно будет в глянце не реже Мелании появляться. Впрочем, она и так была достаточно медийным лицом. – Подруга твоя случилась. Вероника, – скрыть раздражение при упоминании этого имени не удалось. А уж отсутствие какого-либо пиетета перед собеседницей Лия и вовсе скрывать не пыталась – не в Кремле, в конце концов. – Подруга? – та скривилась, словно ей вместо Шанель подсунули тряпку с Черкизовского рынка. Чудесно. Значит, отношения между этими двумя особо не наладились. Подругами Веронику и Ольгу Вешину назвать можно было разве что заклятыми. Потому, что уровни слишком разные: Вероника с ее унаследованным от папочки и первого мужа капиталом и Ольга – владелица крупнейшего российского медиахолдинга и жена слишком амбициозного депутата. Потому, что тут зависти было больше, чем общих интересов: Веронике хотелось все, что Ольга имела. Потому, что Веронике порой не хватало умения аккуратно обставлять свои косяки, чтобы не терять выгодных людей, а Ольга очень плохо прощала. И, в сущности, сорокалетней Ольге была малоинтересна двадцатилетняя девчонка. – О, так вы до сих пор в ссоре? – наигранно приподняла брови Лия и, дождавшись, когда официант поставит перед ней чашку с чаем и снова оставит их вдвоем, продолжила: – Какая удача. Не придется бояться, что захочешь её защитить. – И что тебе нужно? – равнодушно уточнила Ольга, буквально сверля её ледяным взглядом. Не то чтобы Лию это сильно нервировало, но раздражало, определенно. – Маленькая услуга. Так, поделиться парочкой тайн с общественностью. Впрочем, лучше сразу выслать Веронику куда-нибудь, но не уверена, что даже твой муж с этим справится. Помнится, из-за нее два года назад в клинику борьбы с наркозависимостью одна небезызвестная актриска попала. Милая такая девочка. Деревянная правда, но милая. Ольга передернула острыми плечами, словно не желая вспоминать ту ситуацию. Впрочем, не «словно» – действительно, не желая. В конце концов, она очень хорошо с той актриской общалась. Если б не некоторые договоренности с Вероникой, точно бы сдала стерву. – И что ты хочешь? – Скандал. И погромче. Остальное уже моя забота. Сейчас ей в первую очередь требовалось показать Веронике, что той есть что терять. Если она не остановится в своих сумасшедших притязаниях, она и текущих денег лишится. И как минимум папочкиного наследства. Лия достаточно хорошо знала Игоря Сергеевича, чтобы понимать, какие вещи он единственной и любимой дочери спустить с рук не сможет. И как повернуть ситуацию в эту сторону, она тоже догадывалась. Но ей требовалась помощь. – А если я не хочу выдавать ту историю в СМИ? Ольга говорила с ней так, словно вела светскую беседу о новой коллекции Прада: вроде бы и не очень интересно, но можно и обсудить, если больше поговорить не о чем. И отказы выдавала очень равнодушно. Впрочем, это ненадолго. Как минимум одно ее должно «оживить». – Тогда в СМИ окажется другая история, – все же попробовав начавший остывать чай, проинформировала её Лия. – И я не думаю, что твоему мужу она понравится. В самый-то разгар предвыборной кампании. Как думаешь, насколько горячим будет его «спасибо» за уплывшее из-под носа президентское кресло? Если сама Ольга вполне бы пережила некоторое очернение своей репутации в медиа (к счастью, не все издания ей были подконтрольны), то вот её дражайший супруг, мечтающий о высшей должности уже добрых лет десять, будет в бешенстве. – И ты не боишься потрепать имя своего брата? – Поверь, ему на это точно плевать, – усмехнулась Лия и склонила голову. – Тем более, он не планирует в Россию возвращаться. А в Германии никого такая история и не заинтересует. Ну, увлекся мальчик женщиной постарше. Ничего нового. Ну замужем она. И? Правда, Янис может забеспокоиться о репутации самой Ольги. Здесь Лия несколько рисковала, но, в конце-то концов, Ольгу его душевное состояние два года назад волновало мало. Какого черта он должен до сих пор из-за нее переживать? Снежной королеве на Кая было наплевать. Настолько, чтобы обвинить его, в том, что она залетела, послать к черту готового явиться к её мужу мальчишку, намеренного потребовать развода и сделать ей предложение. Он слишком переживал, что Вешин в ярости распустит руки, если узнает о положении жены, с которой уже лет пять не спал. Только верности от нее требовать ему это не мешало. Ольга же предпочла выставить Яниса и заодно сообщить охране, чтобы его и на пушечный выстрел не подпускали к дому и к офису. Как четко они соблюдали приказ, Лия убедилась, обрабатывая синяки и кровоподтеки брата. Брата, который не мог так быстро смириться, что первые сильные отношения закончились так. Отношения, которые, вдобавок, спровоцировала сама Ольга. Отношения, после которых он вообще ни с одной девушкой дольше месяца не встречался, и всегда это было поверхностное развлечение. Лия знала, что брат до сих пор любит эту проклятую женщину. У них, похоже, какой-то семейный сдвиг в разуме. – Не боишься угрозами сыпать? – практически с тем же равнодушием осведомилась Ольга, но Лия видела, как на миг её длинные пальцы сдавили крупный бриллиант кольца. Все же, переживала. Приятно. – Закроешь для меня границы? Или сфабрикуешь какую-нибудь милую уголовную историю? – холодно парировала Лия. Пожалуй, какой-нибудь гадости в СМИ действительно можно было ожидать. Но так ли много реального материала было у нее на руках? – Мне будет достаточно просто выделить под тебя первую полосу. Под тебя и младшего Романовского. Складывалось ощущение, что все вокруг в курсе их отношений. Какого черта? Стараясь остаться максимально отстраненной, хотя так и хотелось запустить полной чашкой в голову собеседницы, Лия растянула губы в наивной улыбке. – Думаешь, это будет сенсацией? Хвалю Веронику за оперативность, но она немного опоздала с новостями. Хотя было неясно, с чего вдруг Вероника вообще пошла делиться с Ольгой таким. Маловероятно, чтобы они активно общались. Ольга ничего не ответила, но почему-то это молчание совершенно не успокаивало. – Боишься, что в ответ на историю с наркотиками Вероника тебе что-нибудь подкинет? – поинтересовалась Лия. – Не думаю, что это будет увлекательнее истории твоей долгой измены мужу, так радеющему за традиции семьи в нашей стране. По сути, это было единственным объяснением, потому что защищать не-подругу Ольге было больше незачем. Не из теплых чувств точно. – Я сделаю то, что ты просишь, – последнее слово заставило Лию внутренне поморщиться (она ненавидела такую постановку вопроса), но она промолчала, позволяя Ольге договорить, – но это последний раз, когда ты можешь пытаться надавить на меня той историей. Если ты решишь протолкнуть её в медиа или снова что-то требовать от меня, поверь, от твоего имени ничего не останется. В эту угрозу верилось. Слишком хорошо. Но точно так же Лия знала, что никогда и никому не позволит запугать себя. Если эта стерва рискнет попытаться разрушить её репутацию, она найдет способ уничтожить и её. Какими бы холдингами она ни владела, за кем бы замужем ни была. – Сказала бы, что мне приятно иметь с тобой дело, но меня учили не врать, – надевая привычную фальшиво-сладкую улыбку, протянула Лия. – Мне нужна эта статья уже завтра с утра. За срочность доплачу, можешь не переживать. – Мне не нужны твои деньги, – презрительно поморщилась Ольга, вставая. – Достаточно больше никогда тебя не видеть. Она покинула зал, забирая с собой и каменную статую телохранителя и оставляя взамен ощущение грядущих проблем.***
Календарь, показывающий двадцать пятое августа, грозился вот-вот продемонстрировать двадцать шестое. Лето неумолимо таяло, догорая в закате над Москвой. Спальню заливали всполохи алого и желтого. Пакеты, брошенные в коридоре, так и остались нераспакованными – в ГУМ все же пришлось зайти, потому что на хороший исход беседы это все не походило. Только и от недолгого шопинга особого удовольствия Лия не получила. И встреча с Алисой в Турандоте как-то настроения не прибавила. Лежа на постели, с планшетом в руках и коробочкой макаронс на тумбе рядом, Лия пыталась найти в себе хотя бы крупицы умиротворения, либо же переключиться на работу. Последнее не удавалось из-за устроившегося рядом Марка, вернувшегося полчаса назад и явно вымотанного не меньше нее. Он просто лежал, прикрыв глаза рукой, и, казалось, дремал, но Лия все равно никак не могла сконцентрироваться на проекте, вместо этого периодически кидая взгляды на Марка и пытаясь понять, почему у нее ощущение, будто это все – в порядке вещей. Это все – повторяется из раза в раз, уже годами. Вот такие вечера: обычные, рабочие, тихие. И готовые разбиться о реальность. – Почему ты не можешь остаться? Как оказалось – Марк не дремал. По крайней мере, дремавший человек не мог бы так внезапно задать вполне четкий вопрос, скорее являющийся продолжением каких-то долго обкатываемых мыслей, чем сна. И заставивший что-то внутри Лии скрутиться узлом, мешая дышать. Не лучшая тема для этого вечера. Ей хотелось просто еще немного побыть относительно свободной, прежде чем вновь вернуться под семейный контроль. Еще несколько часов иллюзии получить. Марк, похоже, решил вернуть её в реальность раньше времени. Отложив стилус, но не отрывая взгляда от экрана планшета, Лия вздохнула. – Слишком рано. Достаточно того, что знает мама. Бабушка завтра должна быть уверена, что все по-прежнему. Да и она сама еще не понимала, есть ли в этом всем смысл. Она не могла просто после двух-трех прожитых вместе дней сказать, что все изменилось. Что они изменились. Что она уже согласна все предать огласке, что ей не страшно. Напротив. Ей стало еще страшнее. – Сейчас, конечно, тоже было бы неплохо, – усмехнулся Марк, подкладывая руку под голову и поворачиваясь к ней. – Но я о другом. Несмотря на то, что они не касались темы её карьеры ни сегодня, ни вчера, ни даже неделю назад, она прекрасно поняла, о чем речь. Потому что это и было причиной её нежелания уходить. Причиной нежелания возвращаться домой. Мюнхен. Лия неосознанно напрягла плечи, понимая, что ей придется ответить на этот вопрос. Придется произнести вслух все то, что запрещала самой себе формировать даже в голове. Но они хотели попытаться построить доверие. Возможно, пришел её черед. – Я потеряю все. Семью, свою жизнь, свое будущее. Знаешь, – она обернулась, чтобы посмотреть Марку в глаза, и буквально выдавила это признание-вопрос из себя: – может я не настолько хочу этого, раз не готова ради мечты бросить абсолютно все? Он медленно качнул головой. – Это не так. Бросать все ради чего-то – глупо. И ты это знаешь. Но разве ты потеряешь семью? Ни Лиз, ни Ян от тебя не отвернутся. Твои родители тебя не бросят. Бабушка? Это не вся семья. И, может, ей стоит увидеть, что ты можешь жить сама? А могла ли она?.. Родители действительно вряд ли перестанут с ней контактировать, как бабушка это сделала с тетей Мартой. Мама до сих пор несколько раз в год виделась с сестрой, не смирившись с решением бабушки. Папа тоже не поддерживал такие радикальные методы. Но бабушка оставалась той, кто обеспечил всех, кто дал кров и пищу. Из её рук папа должен был получить семейный бизнес, благодаря ей мама занималась флористикой. Именно бабушка дала всем внукам престижное образование, знакомства и связи, позволила жить, не боясь за завтрашний день. Стоит Лие только сказать о самостоятельности, она получит это в полном объеме. Бабушка заблокирует все карты и счастье, если позволит остаться в московской квартире Яна – потому что брату она пока нужна, а сдавать её никто не стал. Одна только мысль о присутствии чужого человека на этой площади вызывала отвращение у всех членов семьи. А остаться в Неве, раскрыться, она не сможет – это будет концом всего. Слишком рано. Слишком не так. Она перевела взгляд на потолок и вздохнула. – Я не думала, что все так обернется. Я не готова сейчас жить только на свои средства, потому что мне их не хватит. Она могла бы начать самостоятельную жизнь на третьем году активной работы, но не после первого: пробного, когда у нее еще нет имени. И дело даже не в том, чтобы продолжать каждый месяц тратить по десять-пятнадцать тысяч евро на обновление гардероба, летать отдыхать четыре раза в год и не думать, откуда появляются деньги. Хотя, бесспорно, представить себе ограничения, которых никогда не было, она вряд ли сейчас могла. Но даже базовый минимум комфортной жизни без «подушки» за спиной вряд ли она бы потянула. Особенно потому, что сейчас требовалось вкладываться в студию. Марк может и взял на себя финансовую сторону ремонта, но бюджет маркетинга отдавать в его руки Лия не собиралась. Ей не хотелось выглядеть содержанкой. Это её детище, которым должна заниматься она. «Помочь» и «все сделать за кого-то» – разные вещи. Во всех смыслах. – Почему бабушка настаивает на Мюнхене? – задумчиво поинтересовался Марк, прокручивая в пальцах мобильный. Лия заблокировала планшет, догадываясь, что вернется к работе не скоро, и отложила его в сторону. Но смотреть продолжала куда-то вниз – то ли на покрывало, то ли на скрещенные ноги, едва прикрытые шелковым халатом, наброшенным на длинную комбинацию. – Качество образования. Папа был вынужден тоже повысить квалификацию там. Брат вообще с первой ступени в Мюнхене. Это своего рода традиция. А еще она там будет вынуждена найти жениха. Но это уже причина, которая между строк. Пока не озвучили – не существует, но о ней стоит догадываться. Может бабушка и дала ей свободу, но вряд ли отказалась от идеи «подтолкнуть» внучку к браку с «достойным человеком». Каждое новое знакомство это доказывало. Бабушка могла сколько угодно утверждать, что она просто позволяет получить новые связи: Лия слишком хорошо знала ее шаблоны поведения. Слишком отчетливо чувствовала намерения. Ей не дадут спокойно заниматься только учебой и карьерой – её будут пытаться пристроить. – Есть шансы уговорить её еще на год? – явно над чем-то размышляя, уточнил Марк. – Ты могла бы начать ординатуру здесь, а потом перевестись. – И так, и так получаю один исход. Единственное, пожалуй, что это бы изменило – возможность остаться в дизайне на заочном. Хотя еще вопрос, смогла бы она с высоким уровнем нагрузки в ординатуре (особенно если брать ортодонтию) тянуть сразу два образования. У нее может и имелись склонности к дизайну, но это все равно не было похоже на что-то увлекательное и простое. И бессонные ночи в течение всего года это подтверждали. Тем более она все же надеялась работать. – Не один, – оторвал её от набрасывания возможных вариантов Марк и практически озвучил её же мысли: – За полгода ты можешь увеличить клиентскую базу, еще где-то засветиться. И может не придется зимой оформлять перевод. – Я не встану крепко на ноги за полгода. Его последняя мысль, конечно, была прекрасна, но нереальна. Как бы ей того ни хотелось. Есть пределы, которые не перешагнуть. Нельзя сделать десять проектов за неделю. Нельзя стать известной за месяц, если только не получить бешеную популярность в желтой прессе сомнительной выходкой. И за полгода заработать первый миллиард – шанс один на тот самый миллиард. – В начале декабря будут видны результаты первого квартала, – медленно проговорил Марк. – Если динамика будет положительной, мы сможем спокойно заниматься развитием твоей студии. Особенно если удастся войти в LVMH. В конце концов, компания с хорошим бэкграундом, мы не новички. Это прозвучало слишком странно. То, что едва ли не вчера они, казалось, что-то решили между собой, никак не меняло будущее. По крайней мере, сейчас точно. Все было слишком зыбко, слишком похоже на какую-то спонтанную ночную глупость, о которой жалеешь утром или вспоминаешь с удивлением. И оно работало, наверное, только здесь, в Неве. Когда она вернется в родительскую квартиру (или просто выйдет за пределы апартов), все станет по-прежнему. Потому что иначе быть не может. – Что ты хочешь этим сказать? – совладав с голосом и заставив его звучать ровно, Лия обернулась к Марку. Ей было важно сейчас видеть его глаза, потому что она боялась того, что может услышать. Того, что сама уже невольно представила. – Кроме того, что не хочу твоего отлета? – даже в такой ситуации он умудрялся демонстрировать сарказм, хотя как-то устало. – Я не могу гарантировать тебе спокойное будущее сейчас, когда сам в подвешенном состоянии. Получение ведущей роли в компании еще мало что решает. И одно дело – жить самому, другое – отвечать за семью. Нам в любом случае хватит на несколько лет имеющихся средств, но я не хочу рисковать твоим будущим. Придется подождать хотя бы полгода. Он говорил так, словно все давно просчитал и решил. И только она ничего не знала и не понимала. – Какую семью? – голос все же сорвался. – Какие полгода? Безмятежность и спокойствие как рукой сняло. Ощутившая, как горло обхватило спазмом, Лия подобрала ноги под себя, невольно комкая пальцами темно-синее шелковое покрывало и уговаривая себя дышать. Кажется, у нее подрагивали руки. Если бы не ситуация, она бы решила, что приближается паническая атака. – Черт, принцесса, это должно было выглядеть как-то иначе, – криво усмехнулся Марк, садясь и взъерошивая примятые подушкой волосы. Он выглядел слишком взволнованным, и Лия поняла, что дрожат у нее уже не только руки: её всю колотит. И счастье, если этого не видно. Впрочем, Марк явно сейчас был обеспокоен чем-то более серьезным, чем изучение ее состояния. Потянувшись к низкой белой прикроватной тумбе, он выдвинул верхний ящик и что-то вынул оттуда. Что-то в знакомой алой квадратной кожаной коробочке с золотым узором и словом из семи букв, оказавшееся прямо перед ней на смятом покрывале. Она словно со стороны смотрела, как Марк откидывает глубокую крышку, как, помедлив, берет её за левую руку, потерявшую всякую чувствительность, как надевает на безымянный палец тонкое кольцо из платины. Ballerine Solitaire. Либо Илзе рассказала (когда только успела?), либо… да нет, больше вариантов не было. В совпадения Лия не верила. И в происходящее – тоже. Месяц назад они находились по разные стороны баррикад. Семнадцать дней назад он сам почти буквально сообщил, что они не готовы к отношениям. А она до сих пор боялась даже просто показаться рядом с ним на людях. Планировал давно? Абсурд. Полный и абсолютный. – Угадал, – прокомментировал он идеальную посадку кольца. Лия перевела пустой взгляд на собственную руку, которую Марк все еще не отпустил. – А спросить меня ты не хочешь? – ошеломленно смотря на переливы бриллиантов – пять карат в центре и россыпь мелких по всему ободу, – но сохраняя еще какие-то крупицы разума, уточнила она. – Воспринимай это как обещание, а не как предложение. Это было еще страшнее. Потому что все снова выглядело слишком по канонам её личных сказок и это уже было. Чем кончилось, она помнила. Сейчас получить подобный финал было бы еще больнее, потому что тогда они даже не произносили вслух серьезных слов. Сейчас она видела на своей руке тонкий платиновый ободок. И это заставляло все внутренности оледенеть от ужасающей тревоги. – Ты же понимаешь, что если бабушка увидит его… Тревоги в том числе и за это. Даже если она почти согласилась на то, что они вместе (как это странно, почти абсурдно, звучало!), она не была готова все делать открыто. Особенно перед бабушкой. Её тогда в Мюнхен сошлют еще раньше октября и в том же октябре выдадут замуж. Несмотря на обещание. И заставят какой-нибудь крайне сложный контракт подписать, чтобы развестись и сбежать не могла, пока троих детей не родит и премию какую-нибудь медицинскую не получит. Если такие вообще есть. – Можешь убрать на дальную полку и держать там. Я просто хочу, чтобы ты знала – для меня это серьезно. Мы – это серьезно. – Тебе не кажется, что ты торопишь события? – онемевшими губами произнесла Лия. Потому что ничего другого она сформулировать сейчас не могла. В ней разрастался страх. – Мне кажется, что мы потеряли впустую семь лет. Потеряли? Отчасти. На самом деле ей казалось, что все сложилось так, как должно было сложиться. Даже если всю ту боль она бы не желала пережить вновь. Что они могли – глупые подростки, едва закончившие школу? В чем был смысл их отношений в семнадцать-восемнадцать? В чем был смысл раскрывать себя тогда? А они это планировали. Она планировала. Абсолютно пустой, бессмысленный бунт, крупная ссора. И никакого будущего. Бабушка бы просто продемонстрировала свою власть, закончив их отношения и очень серьезно взявшись за старшую внучку. Серьезнее, чем тогда, после Литвинова. И если судьба самой Лии изменилась бы незначительно, разве что она бы уже принудительно находилась бы замужем, то Марк не полетел бы в Германию после окончания школы. Не занялся компанией или занялся не настолько серьезно. Кто знает, в чем бы тогда он её обвинил? Нет. То, что все закончилось резко и рано, семь лет назад, это правильно. В какой-то мере. Те люди, какими они встретились сейчас, хотя бы имеют какие-то призрачные шансы с уже более-менее выстроенными жизнями что-то сделать. Два глупых подростка – не могли. Хотя пока что Лия ощущала себя все тем же глупым подростком. Девочкой, застегивающей на шее янтарь, принявшей опасное решение и не представляющей, что будет завтра. Желающей вообще отменить это «завтра». И в то же время – уже не способной остановиться.