***
К двенадцати часам кофе в Eataly был выпит, сыры, ставшие завтраком, съедены, а чемодан в ручную кладь и портплед с вечерним платьем собран. Застегивая крупные сережки в ушах и запрашивая у Сири дату записи к стилисту (прическа начала терять форму), Лия пыталась выкинуть из головы фразы Илзе о беспричинной паранойе там, где не надо, и отсутствии внимания к здоровью там, где требуется. Она прекрасно понимала, что ей пора бы навестить целую кучу врачей помимо постоянного психотерапевта, но каждый раз все отодвигалось на мифическое «завтра». То самое, которое с её графиком не наступит никогда. Сейчас, например, это «завтра» сдвигалось дня на два из-за Питера. Очень спонтанного, причем не только для нее. Короткое оповещение со стороны телефона о пришедшем сообщении заставило последний раз взглянуть в зеркало и наконец подхватить с постели двубортный пиджак. Чтобы через пять минут уже выходить из подъезда, щурясь от слишком яркого для сентября солнца. Очки Лия опрометчиво положила в висящую на плече сумку, забыв, что обе руки будут заняты. Примерно до момента, пока она не дойдет до машины и не сдаст ожидающему её Марку вещи. – Решила, что нам уже безопасно показываться в общественных местах вместе? – насмешливо уточнил он вместо приветствия, забирая у нее сначала портплед (чтобы разложить на заднем сиденье), а затем чемодан. – Решила, что я не готова еще два дня оставаться в неведении, – парировала Лия, радуясь, что окна квартиры выходят на другую сторону. Марк только усмехнулся и открыл переднюю дверь новой Мазератти – полной копии уничтоженной в последнем ДТП. Только за тонированными стеклами салона Лия позволила Марку приветственный поцелуй, запланированный коротким, но ожидаемо затянувшийся. Три дня оказались достаточно большим сроком для людей, которые пытались заполнить семь потерянных лет. – Может все же поедем? – поинтересовалась Лия, краем сознания догадываясь, что самолет их ждать не будет. А частный пока никто не купил. Ей ощутимо осточертело скрывать отношения – это она особенно отчетливо понимала в такие моменты. – Ну если ты настаиваешь. Потребовалось около пяти минут, чтобы покинуть территорию дома и влиться в поток машин на Кутузовском. Дальше автомобиль смог набрать более приличную скорость, чем двадцать километров в час. Убедившись, что навигатор меньше часа пути не прогнозирует, Лия обернулась к Марку. – Не хочешь наконец рассказать все? Или и здесь боишься чего-то? На все её вопросы по телефону он отмалчивался, и эту «паранойю» она могла понять. Но в салоне любую прослушку она исключала, а значит, пришло время узнать уже полную картину. Она ненавидела быть в неведении. – Единственное, чего я сейчас реально боюсь – что мы традиционно встанем на Ленинградке. Если учесть, что Ленинградка не поддавалась никакой логике временных промежутков и могла успешно стоять не только в семь часов утра, но и в обед, риск не исключался. Выехали они вроде относительно вовремя, но расслабляться рано. Одно спасибо – регистрация пройдена, из багажа – ручная кладь. Досмотр, в теории, будет быстрым. – Что с Жаклин? – осведомилась Лия, смотря на Марка в упор. Он продолжал все так же наблюдать за едва ползущими машинами впереди (навигатор традиционно «радовал» оранжевой полосой) – слишком уж внимательно, чтобы быть правдой. Марк никогда не производил впечатление гиперсерьезного водителя. Разве что только в Италии. Изредка. Но точно не в Москве, где за столько лет основные дороги выучил слишком хорошо. – Жива-здорова. Пока не беременна. Великой герцогиней тоже еще не стала. – Может опустишь описание её семейного счастья? – Не рада за конкурентку? Сделав глубокий вдох и такой же медленный выдох, Лия напомнила себе, что ей давно пора было смириться с периодической несерьезностью Марка. Возникающей в основном тогда, когда ей как раз очень хочется конкретики и четких объяснений, а не юмора. – Ты уходишь от темы, потому что она отказалась помогать? – Скорее мщу за твою скрытность о причине спонтанного перелета в Питер и обратно. Ах да, как она могла забыть. Марк и сам терпеть не мог недомолвки. Но она правда не хотела так рано рассказывать, потому что пока еще и делиться нечем было. Все определится вечером, около семи. А сейчас так – вилами по воде. Лия закусила щеку. Она еще не знала, не зря ли все это затеяла, но, наверное, она устала ровно настолько, насколько хотела во что-то верить. Поэтому решилась на подобный шаг, от которого будет зависеть многое. Едва ли не вся её судьба. Хотя, скорее просто если сейчас все пройдет правильно, её судьбу определит уже следующий страшный шаг. – Два месяца назад я подала заявку на Международную премию для дизайнеров и архитекторов. Вечером подведение итогов. В Питере. – Судя по тому, что ты серьезно нервничаешь, результаты еще неизвестны? Лия покачала головой и сделала большой глоток минералки, вынутой из бардачка: она действительно волновалась и не только за итоги. Не то чтобы она многое потеряет кроме стоимости билетов и отеля. Но для нее было важно выиграть – для себя, для бабушки, для общественности. Это уже не «местечковые» развлечения вроде ELLE Decoration, а действительно серьезное мероприятие и настоящее признание двух десятков ведущих иностранных специалистов. В этом году в лонг-листе было почти две тысячи проектов, а в шорт-лист попали только триста. То, что ей удалось оказаться в этой горстке счастливчиков, Лия вполне могла назвать ожидаемым событием. Причем, туда попали и реализованный проект для Алины Николаевны, и концепт для апартаментов в Неве. Но какие у нее шансы выиграть, даже со своей периодически возникающей самоуверенностью она не представляла. Это уже не местные конкурсы и тендеры. – И зачем там я? – уточнил Марк. – Ты предлагаешь взять с собой бабушку? – приподняла брови Лия. – Всего лишь интересуюсь. – Мне важно, чтобы вечером рядом был именно ты. Достаточный аргумент? – Звучит очень подозрительно. Лия едва сдержалась, чтобы не ответить чем-нибудь очень едким на тему долгого ожидания и вознаграждения. Однако сдержалась. Вместо этого она сделала еще один глоток минералки, закрыла бутылку, убрала в бардачок и повторила вопрос: – Теперь расскажешь, что с Жаклин? У нее еще оставался вопрос, касающийся измененной легенды для ДТП, но он вполне мог подождать. Марк молчал некоторое время, пока перестраивался из первого ряда в третий. Лия уже успела и накрутить себе негативные исходы, и предположить, какие еще секреты он потребует озвучить, прежде чем согласится ответить. Однако похоже в тайны ему играть надоело. – Она согласилась. Точнее, согласился Анри – с Жаклин мне пообщаться не удалось. Правда не знаю, как быстро удастся найти нужную информацию. Если все пройдет хорошо, будет к концу недели. Но это не точно. Лия раздраженно побарабанила пальцами по колену, прикрытому плотной жаккардовой юбкой. Неделя – это долго. Это очень долго. Вероника может придумать еще что-то, увидев, что её идея не сработала. С другой стороны, неделя затишья в теории может её обмануть. Они сделают вид, что приняли удар и не могут ничем ответить. Правда как в таком случае будет правильней вести себя? Не светиться? Не сломает ли тогда сегодняшний вечер всю картину? Определенно, если бы Лия знала, сколько проблем от Вероники получит в будущем, что-то сделала бы с ней еще семь лет назад.***
В прошлом году для проведения премии арендовали помещение одного из старейших питерских киноцентров, в этом – здание музея. Неясно, чем была вызвана такая смена локации, но Лие она определенно пришлась по вкусу. Придерживая длинную юбку лаконичного черного McQuinn на выходе из автомобиля и дальнейшем шествии ко входу в музей, она сохраняла фальшиво-вежливую улыбку и старалась не вцепляться в руку идущему слева Марку. Не показывать, что в действительности ей страшно. Прессы на улице было немного – все же, не «Оскар» вручают. Но она имелась. И с одной стороны, Лия сама на это согласилась. С другой – желала подать их совместный выход максимально нейтрально. Без лишних намеков. Пока достаточно самого факта. Именно поэтому внутри, отдав белый жакет швейцару, Лия перехватила узкий клатч обеими руками. Безмолвно принявший её жест Марк следующие минут двадцать, проходившие в коротких приветствиях и знакомствах, держался за её левым плечом на расстоянии шага. В разговорах с собравшимися они никак не обозначали свои отношения – к счастью, никто и не спрашивал. Те, кто уже знал хотя бы одного из них, скорее понимающе улыбались, заинтересованно приподнимали брови или переглядывались между собой. Сразу ясно – общество читает не только официальные выпуски глянца, но и аккаунты в Инстаграме. В главном зале пресса уже распределилась возле сцены, поэтому можно было немного расслабиться. Насколько это слово вообще было знакомо Лие и любому представителю высшего общества. Ведущий рассыпался в благодарностях спонсорам и партнерам, а Лия напряженно сканировала заполненный людьми зал. Из коллег-конкурентов опознала исключительно пару девушек и одного мужчину – и то, не сказать, чтобы у них было прямое соперничество. Мужчина работал с бизнес-интерьерами, в то время как она подалась на HoReCa и городской интерьер до ста квадратов. Впрочем то, что Лия мало кого здесь знала непосредственно из дизайнеров, не опускало их ничуть. Не исключено, что конкуренты в разы сильнее её. Всех слабых обошла. Остались достойнейшие. – Расслабься, – шепнул Марк, обдавая теплым дыханием оголенную кожу шеи. В ответ Лия переплела пальцы их рук, все так же продолжая осматривать зал. – Принцесса, я сейчас пожалею, что не настоял на бокале виски перед выходом. Ты слишком напряжена. – Я собрана, – коротко поправила Лия, пытаясь определить, действительно ли двумя рядами ниже увидела сокурсницу или ей показалось. Положительный ответ совсем ни к чему: очень неприятная встреча была бы. Да и соперничество тоже. Девочка, к сожалению, талантливая. – Ты нервничаешь из-за камер или из-за неизвестности? Ей бы кто сказал. Возможно, из-за всего сразу. Эта премия никак не определяла её жизнь, потому что бабушка об этом не знала и, соответственно, не обеспечила каких-либо преференций, выиграй Лия заветную статуэтку. Однако это было признание и оно дорого стоило. А камеры… она сама решила, что пора показаться перед ними. Тем более после тех статей. И все же, до конца не понимала, чем подобный выход может для нее окончиться. – Здесь душно. Не то чтобы соврала – ей действительно было некомфортно, хотя возможно причина была не в зале. Последние дни душно ей становилось везде, особенно если день был солнечным. Но Лия надеялась, что переживет несколько часов торжественного мероприятия. И если организму захочется в обморок, это случится после основной части. – Ты сама не своя почти неделю. Она не видела лица Марка, но по голосу ощущала, что он хмурится. Что встревожен. Он замечал её состояние – это очевидно. И счастье, что не пытался дознаться до причин. Ей пока некогда заниматься здоровьем. А если Марк выяснит, почему у нее то голова кружится, то тошнота накатывает, то панические атаки учащаются на ровном месте, заставит же по врачам побегать. Ну, или наймет их для амбулаторного лечения. Второе вероятнее. – Много работы. Сентябрь не бесконечный, надо многое закрыть. Пальцы Марка сжали её кисть сильнее. Скорее всего, по инерции. Но Лия прекрасно понимала его эмоцию и ощущала то же самое. И даже догадывалась, какой будет его следующая фраза. – Ты все же решила улететь? Решила? Ничерта она не решила. Ей кажется, что она уже взрослая, что может сама делать выбор, но в реальности – не может. Боится. Видит последствия и отступает. Глупая маленькая девочка, которой не хочется терять все. Нежный тепличный цветок. Возможно, не будет ничего страшного в двух годах в Германии. Это всего два года. Ей будет двадцать шесть, когда она вернется. Всего двадцать шесть. Она отдаст еще одну корочку бабушке и продолжит строить свое. Возможно, уже с Марком. Возможно, бабушка к тому моменту смирится. Если не выдаст её замуж. Хотя кому она врет – не смирится. А значит, терять придется в любом случае. – Ты знаешь, что у меня нет выбора, – разглаживая и без того идеально лежащую юбку из плотной вискозы, произнесла Лия. – У нас нет. Тебе сейчас нужно сконцентрироваться на компании, мне – на восстановлении репутации в глазах бабушки. Марк ничего не ответил. Хватка на её кисти стала слабее и словно равнодушнее: Лия кожей ощущала его недовольство. И то, как он закрылся. Но сейчас не могла (и не была готова) ничего сделать. Внутри – полный раздрай. Ни одной внятной мысли. Что-то решать сейчас – сделать шаг не туда и рухнуть. Слишком опасно. Они молчали чуть больше получаса: до момента, пока со сцены не прозвучала сначала номинация «Интерьер городской квартиры до 100 кв. м.», а после, за стандартными и надоевшими обтекаемыми формулировками, описывающими проект – сакральные «Лия Аренсберг». Все же, случившиеся. И буквально оглушившие. Ровно настолько, чтобы ведущему пришлось повторить, а Марку – подтолкнуть её, чтобы она поднялась на ноги. И взошла на сцену. Максимально ровной, отточенной походкой, с идеально ровной спиной и гордой посадкой головы – ничто не выдавало секундного ступора. Хотя сердце грохотало так, что перекрывало прочие звуки. Лия одновременно и верила в победу (потому что, черт возьми, она имела полное право на это), и не верила. Это многое меняло для нее самой. Вот только этим Вселенная для нее и ограничилась: приз в HoReCa ушел какой-то парочке не слишком вписывающихся своим «уличным» видом в тусовку мужчин. А Гран-при взяла кукольная блондинка, которую Лия очень поверхностно знала. Что было уникального в её проекте, она так и не поняла. Возможно, уникальным был исключительно её новый папик. Жаль. Казалось, такое-то мероприятие проплаченным быть не может. Многие из победителей сегодня действительно приятно впечатляли своими идеями, и Лия не испытывала ни зависти, ни обиды (тем более в тех номинациях она с ними не конкурировала), ни еще каких-либо негативных чувств. Но с Гран-при согласиться не могла. Разочарованно делая глоток розового сухого игристого, Лия пыталась решить, сколько еще здесь пробыть для приличия. Основное действо свершилось, со всеми, с кем надо, она уже увиделась, перед прессой засветилась, пару комментариев дала. Они с Марком даже успели ответить какой-то журналистке, которая сочла уместным сейчас спрашивать про недавние публикации о ДТП. В сущности, можно было собираться. – После такого успеха придется или отдать тебе имеющиеся апарты на переделку, или покупать еще одни, – на грани с шепотом сообщил ей Марк, приобнимая за талию и выводя из толпы людей ближе к выходу. – Ограничимся имеющимися. Предвкушая возможность вдохнуть свежий воздух через минут пять и расслабиться в горячей ванне – через сорок, Лия четко понимала одну вещь: Мюнхен сейчас совсем не вписывается в её планы. Рушит едва построенное. Встает стеклянной стеной, в которую она после такого сумасшедшего прыжка рискует влететь и рухнуть, вместо того, чтобы оказаться где-то выше. И с этим требовалось что-то сделать. Но от мыслей о переделке апартов и вообще каком-либо будущем (включая сегодняшний вечер) отвлекла реальность. Та, в которой существовали люди, желающие пообщаться с кем-либо из их пары. – Лия Александровна, – раздавшийся слева голос что-то неприятно царапнул внутри. Её редко называли по имени-отчеству (в паспорте отчества не было), и этот голос она слышала впервые, поэтому становилось вдвойне беспокойно. Человек достаточно хорошо знал её, чтобы сообразить отчество самостоятельно. А она не знала его. Обернувшись с приклеенной к алым губам улыбкой, она попыталась понять, почему черты лица молодой женщины ей знакомы. Возможно, они где-то сталкивались. Но мозг упорно не желал давать подсказки. Марк, стоящий рядом, тоже молчал – либо не узнал, либо не желал говорить. – Позвольте поздравить с победой. У вас был отличный проект, – с такой же фальшивой, как и её собственная, улыбкой на неплохо подкачанных губах, к ним приблизилась блондинка лет тридцати, а может и младше. В ярко-алом платье в пол, с густо подведенными глазами и слишком уж острыми для настоящих скулами. Кажется, одна из судейской коллегии. Хотелось ей показать фото Донателлы, чтобы напомнить, как оканчивается перебор с пластикой. – Благодарю, – коротко отозвалась Лия. – Можно по имени – не нужно этого официоза. – Прекрасно, – все с той же улыбкой согласилась блондинка и, наконец, соизволила представиться: – Вы, наверное, меня не помните. Я Наталья. Наталья Салихова. Против воли Лия вздрогнула. Она определенно не помнила эту Наталью, не считая того, что та действительно была среди судей, однако похоже, что под фамилией мужа. Но зато сразу поняла, почему черты её лица (хоть и изрядно исправленные хирургом) ей знакомы – блондинка являлась старшей сестрой погибшей Риты. И семейное сходство между ними было весьма серьезным. Судя по тому, как усилилась хватка Марка на её талии, он тоже не пришел в восторг от подобной встречи. И если Наталья была в числе судей, почему Лия вообще победила? Логичнее было её не пустить даже в шорт-лист. – Приятно познакомиться, – произнесла Лия, настороженно смотря на Наталью. Та вдруг улыбнулась чуть сильнее, едва обнажая виниры. – Я к вам, на самом деле, не только с поздравлением, но и с благодарностью. Лия недоуменно нахмурилась. Что она такого могла сделать для этой женщины, чтобы та ей вдруг «спасибо» захотела сказать? Судя по тому, что строчили СМИ, её скорее все семейство ненавидеть должно. – Простите, не совсем понимаю, о чем речь. Наталья приблизилась еще на шаг, чтобы иметь возможность говорить тише, и пояснила: – Видите ли, напрямую или нет, но вы оказались причастны к гибели Риты. И это серьезно изменило завещание безутешного папочки, – на губах Натальи играла все та же светская улыбка, но в серых глазах уже сверкало что-то куда более настоящее. – Естественно, в мою пользу. Потому что больше детей его нынешняя жена иметь не может. Я осталась единственной наследницей. – Не уверена, что меня есть за что благодарить, – справившись с омерзением, выдавила из себя Лия; фальшивая улыбка все так же царила на её лице, но кажется от нее уже сводило мышцы. – Меня там не было. – И Рита сама была за рулем, – холодно напомнил Марк, когда взгляд Натальи перешел к нему. – Тем не менее, это была ваша машина, – хмыкнула та, продолжая смотреть на Марка. – И сейчас поднятая история может доставить вам неприятности. Со стороны безутешного отца, который ничего не забыл. Чудесное напоминание. Своевременное, главное. Они ж сами-то не догадываются, что Салихов не в восторге не только от того, что Марк избежал наказания, но и от того, что сейчас его дочь выставили наркоманкой. Лия напряженно окинула взглядом толпу, чтобы убедиться – их никто не подслушивает, на них никто не косится, никто не связывает внезапный разговор с Салиховой и недавние публикации. – К чему это все? – уточнила Лия, стирая улыбку с лица. Наталья, напротив, сохраняла избыточную доброжелательность. Она задумчиво повела рукой с полупустым бокалом и сообщила: – Помочь хочу. Я очень не против уже войти в права наследования. – Предлагаете еще разок в УК РФ влезть? – Как вы могли такое подумать? – делано оскорбилась Наталья, хотя у Лии создавалось впечатление, что та вполне могла намекать и на убийство. – Ничего подобного, достаточно признать папочку недееспособным. – И каким образом это поможет нам? – уточнил Марк, переключая внимание Натальи на себя. Та сделала глоток шампанского с таким видом, словно объясняла все неразумным детям. – Он не сможет ничего вам сделать из далекой-далекой клиники, где будет поправлять душевное здоровье. Ведь ему так давно нужна помощь. Лия мыслено поаплодировала Салиховой. Та продумала отличный план – недееспособность по причине психического расстройства позволяла наследнице занять пост отца в бизнесе, которым тот владел. Чего не дал бы, например, арест. Правда, их роль в этом всем Лия до сих пор не понимала. Неужели столь предприимчивая девица не могла сама все провернуть? Заметив недоверие на их лицах, Наталья добавила: – Если вы согласны, предлагаю обсудить это за ланчем. Я знаю отличное место недалеко от Новой Голландии. Предлагаю завтра встретиться там. Лия каждый раз обещала себе прекратить влезать в сомнительные авантюры. Но каждый раз понимала, что они неизбежны.