Доктор Закариус

Тут как раз дверь опять грохнула – я думала, дядюшка мой возвратился, но это всего лишь Алешенька прибежал. Видать, дядю моего встретил где-то, потому что – дурачок-дурачок, а запомнил, что дядя, как ни редко приходит, завсегда леденцовую конфекту приносит в гостинец, а я ему отдаю. Замычал, и на рот свой показывают. - Ох ты, - говорю, - Лешенька, нету же у меня петушка на палочке нынче, нету, извини! Да разве ж ему объяснишь? Захныкал, кулаками глаза затер, и чувствую, завизжать изготовился. Тут визави мой наморщил лоб, запустил руку в карман и вытаскивает на ладони осколок ячменного сахару. - Сгодится? - Спасибо вам большое! – я схватила сахар и поскорее Лешеньке показала, пока он совсем не скуксился. – Видишь? Господин тебе дарит. Сахар, вкусный, сладкий-сладкий! Алешенька визжать мигом раздумал, и руки к сахару тянет, но я ему не дала. - Погоди, - сказала, - ты же порядок знаешь? Сначала горький порошок проглотить, а потом уж вкусным заесть. Ну-ка? Быстро вытащила бумажку и высыпала порошок ему в рот, а как только он проглотил и снова плаксиво скривиться наметился, я ему раз – и сахар сунула. - Что это вы ему дали? – спросил господин в черном с неподдельным интересом. – Лекарство? - Да какое лекарство! – я махнула рукой. – Его лечить… лечи не лечи. Но я намешала тут мяту с душицей, валерианов корень – вот зверобой не подошел, не успокаивает его совсем, я его убрала, а так вроде… чуть он потише, и ему легче, и нам всем. - Так вы, получается, здешняя знахарка? – он улыбнулся насмешливо, и я почувствовала в этом легкий вызов. - Знахарка не знахарка, а кой-чего нахваталась, - ответила я ему в тон. - Ну а вот допустим у меня… зуб разболелся? – он поднес руку к щеке и изобразил нарочитое, неубедительное страдание. - Шалфей заварите, и полоскать трижды в день. Можно кору дуба толченую, или смешайте. - А чистотел? - А чистотел я бы не советовала, с него живот больно крутит. Только сказала, как дверь снова на петлях пропела, и дядюшка мой Федор Савватьич явился. Посмотрел на меня и что-то кривовато усмехнулся краем губ. Потом перевел взгляд на господина в черном и сказал: - Что ж, доктор, прошу знакомиться – племянница моя Варвара, стало быть, Батьковна, ибо не имел чести наверняка знавать ее родителя. - Дмитриевна, - буркнула я, потому что эти дядины развеселые намеки мне порядком надоели. И тут только осознала – «доктор»! Я почувствовала, что глупо краснею – я-то пред ним хвост павлином распушала, своими нехитрыми премудростями кичилась! На его лицо старалась не смотреть. - Доктор Закариус, - человек в черном выговорил свое иноземное имя, особенно напирая на неудобные для себя буквы, и слегка поклонился, вставая. – Позвольте, Варвара Дмитриевна, мы с вашим достопочтенным родственником перекинемся парой слов и сейчас вернемся. – Взял дядю под локоть и увел его в холодную горницу. Я разъяла доску на две половинки и начала складывать резные фигуры в собирающийся из досок короб – приспособление, всегда восхищавшее меня остроумием. Митя говорил, что этот набор индийских кукол походный, а в богатых домах играют на специальных столиках, на которых клетки сразу выложены каменной или деревянной мозаикой. Должно быть, красиво. Еле успела последнего солдатика разместить, как и доктор, и дядя, оба возвернулись. Дядя довольный такой, чисто индюк, пыжится, подбородок топорщит. - Собирайся, Варвара, - говорит. – Кончилось, стало быть, твое прозябание на казенных харчах. Я даже не сразу поняла – так это с его довольным видом не вязалось. Рад, что ли, что я в Лавреновское к нему вернусь? Это с чего бы? Мне и собирать-то почти нечего было, даже шубейка на мне. Взбежала наверх, узелок с бельем прихватила, платок на плечи, и назад. Прощаться мне не с кем – разве что с Лешенькой, да лучше не надо. Растревожу только, не поймет, и выйдет хуже. Ни дяди, ни доктора Закариуса в горнице уже не было, только стоял на столе оставленный мною открытый короб с индийскими куклами. Я подошла было закрыть для порядка, да не удержалась, одного круглоголового солдатика в карман сунула, на память о Мите. Все равно некому теперь в них играть будет. На тротуаре стояли дядя и доктор Закариус – дядя плотно запахнул тулуп, а доктор так и вышел на мороз в своем черном тонком камзоле. Ишь, и не холодно ему, верно, в карете с печкой приехал, и сейчас обратно юркнет. За своими мыслями как-то и позабылось – а чего он приезжал-то, к кому? - Ладно, племянница, будь умницей, стал быть, и умей поблагодарить ежели кто, значит, тебя, сироту и уродку, приветит, - скороговоркой проговорил зачем-то дядя, пока я повязывала платок. – Пора, стало быть. И быстро пошел к своей карете, оставленной на углу через улицу. Я замешкалась - нагнулась крючок на ботинке перестегнуть, а когда спустя секунду распрямилась, дядин кучер уже хлестнул лошадей. Еще мгновение – и карета скрылась из глаз, будто не было. Ничего не понимая, я стояла и глупо хлопала глазами. - Не знаю, обрадует вас эта весть, или напротив, но по решению вашего опекуна, достопочтенного Федора Савватьича вы, Варвара Дмитриевна, с этого момента поступаете в мое распоряжение, - проговорил неслышно подошедший сзади доктор. – Стало быть, - прибавил он, усмехнувшись. Наверное, у меня был очень глупый вид. Так вот чему дядя радовался! Да, из пенсиона меня наконец, надо понимать, выставили, но и в Лавреновское меня возвращать не пришлось – удачно подвернулся человек, который согласился взять меня - сироту и уродку, как своевременно напомнил дядя, - в свой дом… но… но… собственно говоря, почему? А ведь дядя дорого бы дал, чтоб от меня избавиться, мелькнуло у меня в голове. - Сколько он вам заплатил? – спросила я очень резко. Я не хотела грубить, но вышло как-то само собой. - Он? А с чего вы взяли, Варвара Дмитриевна, что это он мне заплатил? – спокойно уточнил доктор. Ответа моего он дожидаться не стал, просто повернулся и зашагал прочь, в полной уверенности, что я последую за ним.