Доктор Закариус

Это что же получается? Он меня купил, как крепостную девку? А я, милостивый государь, между прочим, не крепостная, а дворянская дочь, хоть и горбатая. И так со мной вести себя не моги! Все это я про себя сказала, а не вслух. Гляжу, а доктор уже до конца улицы дошел, вон спина его в сумерках чернеется. Я за ним, со всех ног. Сейчас, думаю, все вам выскажу, сударь! Только оказалось не так-то просто его догнать, больно он размашисто шагал. И пока я за ним поспешала, мысли мои сами собою приняли иное направление. Небось, расторопную да смазливую дворовую девку-то купить было не дороже, я-то ему зачем? И так, и сяк крутила, и все у меня выходит, что не могу я ему быть нужна ни для какой надобности. Догнала наконец, запыхавшись совсем – доктор так и не обернулся, - и тут только охнула: куда ж это мы все идем и идем? А карета? Это вслух и спросила, вместо всего, что успела напридумывать. Доктор Закариус брови так слегка поднял и спросил: - А вы замерзли, Варвара Дмитриевна? - Я-то нет, - ответила я с намеком, косясь на его камзол. А ему хоть бы что. - Ну и я – нет, - говорит. – А идти тут всего ничего. И мы дальше пошли. И еще снег пошел тоже. Прямо с белого неба, так и засыпал, зачастил. В детстве я так манну небесную представляла, и до того сама себя в этом сходстве убедила, что раз на разглагольствования батюшки Досифея об том, что будто бы никому не дано ведать, что есть «бдолах», уверенно ляпнула – «это ж снег»! Ох ругали меня!.. Крупные хлопья падали на черную спину моего спутника и не таяли, занося его плечи двумя небольшими сугробами. Я не удержалась, высунула язык, поймала снежинку – и надо же было доктору именно в тот миг обернуться! Конфузно вышло. Перешли большой мост – он все тянулся и тянулся, так что на какой-то миг я перестала верить, что мост может быть столь длинен, и тут он окончился. Города-то я вовсе не знаю, только пенсион, да одна улица, да садик, вот и весь мой маршрут. Слышала, что велик и великолепен, а видеть не доводилось. Вышли на площадь, уставленную красивыми дворцами, один другого богаче. Сумерки совсем уж сгустились, но у каждого подъезда – меня это поразило – горело по несколько фонарей, так что площадь вся была хорошо видна. По свежему снегу через нее тянулись стежки следов, больших и маленьких, человечьих, лошажьих и собачьих, будто строчки книжные, с разных страниц намешанные. Наперерез нам бежала мальчишечья стайка, четверо сорванцов. Я скорей подалась к доктору поближе, будто приклеенная пошла за его локтем. Мальчишки - они для наших пенсионеров первые враги, не щадят. Но, видать, не распознали во мне горбунью, спасибо, по зимнему времени, толстой шубе. Уф, скрылись, я дух и перевела. Доктор мой маневр быть может и заметил, но ничего не сказал, только чуть медленнее пошел, вроде бы. А потом, когда площадь мы миновали, опять помчался, только поспевай. Шли мы долго. «Все-го-ни-че-го, все-го-ни-че-го», - постукивало у меня в разгоряченной голове, а под шубой я упарилась так, что впору бы скинуть ее. Если это и есть «всего ничего», то что ж тогда по здешним меркам «далеко»? Вдруг, после еще небольшого мостка, деревянного и непонятно через что перекинутого, доктор резко свернул в подворотню высокого мрачного здания. Мы оказались в заваленном снегом (очевидно, вчерашним и третьегоднишним) дворе, довольно-таки просторном. По одну сторону от меня была толстая кирпичная башня, сужающаяся к небу, а по другую – деревянная лестница на опорах, словно вынесенная наружу из здания – по ней можно было подняться на первый этаж, на второй и на третий, останавливаясь на площадках, и все это не заходя в дом. Доктор Закариус начал подниматься, и я за ним. Лестница скрипела и опасно расшатывалась. Я отстала на целый пролет – и так из дыхания выбилась, а тут еще и подъем, и когда доковыляла до неприметной двери на самом-самом верху, внутри, в комнате, уже горел свет. - Варвара Дмитриевна, милости прошу, - проговорил доктор, зажигая в добавление к первой еще пару свеч. – Дверь прикройте, - добавил он неодобрительно, увидев, что я остолбенела на пороге с открытым ртом. Я оказалась в самой, наверное, странной комнате на свете. Она была невелика и сильно вытянута вдоль выходящей на двор стены, только в этой стене были два небольших окна. Дверь, через которую мы попали внутрь, располагалась примерно посередине длинной стороны. Напротив находилась по всей видимости печь – по крайней мере, простенок занимал высокий, до потолка, прямоугольник белых изразцов. Хотя «высокий» я наверное зря сказала – вся комната была невысока, как-то сплющена, будто коробочка из непросохшего папье-маше. Справа от печи была еще дверь. Мебели в комнате было немного, только книжный шкаф у правой, короткой, стены, точно такой же у левой, низкий неудобный столик и три разномастных кресла. Но остальное! Прежде всего я увидела не печь и не мебель, и даже не собрание толстых книг в шкафах, а собаку. Только не всю – одну голову. Собачья морда скалила жуткие зубы и пялилась на меня очень натурально сделанными глазами с шеста, торчащего прямо из пола. Слева на таком же шесте красовался человеческий череп, а на нем восседало искусно сделанное чучело крупного облезлого ворона, с неподдельным интересом нацелившегося клювом в пустую глазницу. - Карлуша, поприветствуй, - велел доктор Закариус, и ворон вдруг с шумом поднялся в воздух и приземлился на подставленный локоть хозяина. - О боже, он живой! – завопила я. - Пррредположим, - с достоинством ответил ворон. - А собака? – слабо спросила я, обращаясь почему-то к ворону. - А собака не очень. Собака скорее мертвая, если так можно выразиться, - раздумчиво протянул доктор. - Пррредположим, - уточнил ворон. Я сняла шубу, размотала платок неуверенными движениями и подставила локоть, как показал доктор. Ворон брезгливо перешел на мой рукав. Казалось, он сейчас достанет откуда-нибудь кипенно-белую салфетку и сначала обмахнет мою руку, чтобы не замарать лапы. Вблизи я увидела, что у птицы не хватает половины правого крыла. Хозяин насыпал в мою безвольную ладонь каких-то зерен и крошек и ткнул их – вместе с моими пальцами – под острый блестящий клюв, похожий на инструмент башмачника. - Это Варвара Дмитриевна, - объяснил он ворону, пока тот с неожиданной деликатностью выбирал наиболее лакомые кусочки из предложенного угощения. – Ты умеешь говорить «Варвара». Повтори. - Варрррваррра. Повторррри? – предложил ворон издевательски, столь однозначно намекая на картавость хозяина, что я хрюкнула от смеха. Очевидно, что так выговорить мое имя доктор Закариус был в принципе неспособен.