Доктор Закариус

Сделавши несколько шагов по комнате, доктор Закариус вдруг остановился, будто прислушиваясь, поднял палец – мол, тссс. Я на слух не жалуюсь, но тут хоть ты что хошь делай – не могла услышать ни звука. Он же, покивав с пониманием, оборотился ко мне: - Приношу извинения, Варвара Дмитриевна, по неотложному делу принужден отлучиться, - шасть к входной двери, и только колокольчик на притолоке прозвенел – динь-дон. Я осталась одна. Вернее, нет, не одна – в обществе ворона по имени Карл. Сия поспешная ретирада хозяина полностью меня обескуражила. Я даже, если угодно, была возмущена – мне не только не стало яснее, на каком положении я тут оказалась, но и момент выяснения сей малости отодвинулся в неопределенное будущее. И что мне здесь теперь делать, в чужом дому, у нетопленной печи (я уже снова набросила шубу, понявши, что в комнате не намного теплее, чем под открытым небом)? Когда доктор вернется? Сколько мне ждать? А ежели мне… ежели мне, допустим, по нужде потребуется? Впрочем, я немного успокоилась, сообразивши, что дверь все же отперта и на двор я спуститься совершенно вольна. А успокоившись – принялась немедленно и жадно изучать место, в которое я попала. Прежде всего сердце мое рванулось к книгам, но с одной стороны путь к шкафу преграждала мертвая собачья пасть, с другой поглядывала, склонив отблескивающий вороненой синевой острый клюв, живая птица. Поразмыслив, я предпочла живое, но спросила для уверенности: - Карл… Карл Иванович, уважаемый, - (назвать серьезного ворона без отчества мне казалось невежливым, оставалось надеяться, что он не обидится на «Ивановича»), - дозволительно ли мне будет взглянуть на книги? Ежели нет, вы, прошу, меня сразу предупредите, скажите хоть словечко, но только пощадите, клювом не бейте, когда я уж руку протяну. Ворон молчал, не выказывая враждебности. Чистил перья и делал вид, что меня не замечает. Сочтя этакое поведение за позволение, я бочком сместилась к левому шкафу. - Я возьму книгу, Карл Иванович? – еще раз уточнила я. Все то же сомневающееся «пррредположим» было мне ответом. В следующий миг, протянув к ряду роскошных корешков дрожащие пальцы, я уяснила, что слова ворона дОлжно понимать буквально. То не были книги. Искусно написанные красками на досках, корешки даже вблизи казались почти настоящими. Я пробегала пальцами из стороны в сторону – всюду одно и то же. Над шкафом на стене красовалась небольшая, в латинском вкусе, картинка, которую я прежде не приметила – Пречистая Дева на ослике, ведомом в поводу святым Иосифом, и сноп белых лилий у нее на руках, чудесным образом раскрытый стражнику заместо младенца. Картинка была хороша, но сейчас показалась мне тонкой насмешкой над моей попыткой вытащить книги. Подобно римскому латнику, мне, выходит, не полагалось видеть слишком много. Настоящие книги сыскались лишь на самом верху правого шкафа (мне, в погоне за видимостью, было уже не до мерзкой собаки) – но и эта находка меня не обрадовала. Все, за малым исключением, книги оказались на незнакомых мне языках. Латинский я узнала (то есть полагаю, что то был латинский), но не могла читать. Еще несколько томов были от корки до корки испещрены такими буквицами, что, увидь я их не на книжных страницах, приняла бы за что угодно иное кроме букв. В одной, также для меня нечитаемой, оказалась масса гравюр весьма скабрезного содержания. Рассмотрев две или три, я почувствовала, что щеки у меня горят, и поскорее поставила книжицу на место. Последней я вытащила французскую Библию – по-французски я немного разбираю, но сейчас не в том была умонастроении, чтобы утешиться духовным чтением. Сообразив, что доски с фальшивыми намалеванными корешками скрывают, должно быть, потайные ящики шкафа, я нацелилась было за одну потянуть, но очередное «динь-дон» спугнуло меня. Я поспешно соскочила с кресла, которое мне пришлось подтащить к шкафу ради посягательства на верхнюю полку, и вовремя: в незапертую дверь просунул голову совершенно незнакомый господин. - Добрый день… э… сударыня, - начал он, протискиваясь вслед за головою всем своим грузным телом в комнату и топоча, чтобы немного обтряхнуть сапоги. За ним следом скользнул, как тень, тощий парень, одетый попроще. Шапку он комкал в кулаке - похоже, из почтительности снял настолько загодя, что на темных волосах горкой лежал нетающий снег. В лице парня не было ни кровинки. Выговорить приветствие он не сумел, а вместо того довольно низко поклонился и вовсе сконфузился, заметив, что снег с его головы посыпался на пол. Я в замешательстве глядела на незнакомцев, довольно-таки по-хозяйски вломившихся в жилище доктора, но вдруг хлопанье крыльев вывела меня из ступора. Карл Иваныч тяжело опустился на мое плечо и гаркнул вместо «пррредоположим» - недавно освоенное «Варварррра, повторрри!» При виде черной птицы толстый господин торопливо перекрестился, а парень стал еще белее, если это только возможно, отшатнулся, наткнулся взглядом на песью голову и, кажется, сделался близок к обмороку. По правде сказать, ворон очень вовремя пришел мне на помощь. Чего это я, в самом деле? Пускай хозяин отсутствует – но явились гости, я должна принять их, как могу. Должно быть, они пришли к нему как к врачу, и им требуется помощь! (Мелькнула мыслишка – а что ежели доктор не вернется еще долго, и что ежели визитеры изложат мне свой случай, и вдруг моих знаний хватит на то, чтоб сообразить и дать дельный совет по лечению?) Я поспешила поздороваться, тщетно пытаясь придать своему голосу твердости – мне это не больно-то удалось, однако оказалось, что черный ворон на плече – хорошая замена самоуверенности. Погладив птицу по голове и совсем насмелившись, я добавила, почти надменно: - Господа, вам придется обождать, поскольку доктор Закариус… Дверь справа от печи распахнулась. Доктор Закариус собственной персоной стоял в проеме на фоне черного, уходящего в недра дома коридора. - Добрый вечер, господин Каляев, - проговорил он негромко. – Что вас ко мне привело? Жестом он указал посетителю на низкое жесткое кресло, с барской надменностью не замечая перепуганного паренька. Сам доктор уселся напротив, а я, порадовавшись на удачное расположение мебели, достигнутое моим собственным произволом, угнездилась в уголку, подле шкафа. Более сесть в комнате было не на что, и парень остался стоять, переминаясь с ноги на ногу. Вообще-то из этих двоих на нуждавшегося во врачебной помощи больше был похож он. Карл быть при мне не захотел, полетел придавать инфернальности своему господину. - Тут ведь какое дело, - говорил толстый господин, обливаясь потом, несмотря на царивший в комнате холод, и оглядываясь то и дело. – Мне барыня Марья Андревна про вас… Ну, что вы мол тогда… насчет браслетов… - Да-да, помню, это было просто, - перебил его доктор. – Так что ж? - Верно ли говорят, - бухнул господин Каляев, будто в омут с головою, - что вы любую тайну насквозь прозреваете колдовством? Несколько опешив, я ожидала, что доктор заспорит, произнесет какую-то более или менее вежливую формулу скромности. Но доктор слегка наклонил голову и ничего не ответил. За него ответил ворон: - Пррредположим. Толстый господин закрестился часто-часто, а парень за его креслом поднял было руку на уровень груди и тут же уронил ее. Синевато-белые губы его шевелились. - Так что пропало? – поторопил доктор ледяным тоном. – Я не настолько ясновидящ, чтобы это прозреть, право. - Ллошадь, - объяснил Каляев, промокая лоб платком. – Барина любимая лошадка, двухлетка чалая, больших тыщ стоила. Я так думаю, цыганы свели, больше некому. Вон и Фролка говорит, стояли цыганы табором за рекой, стояли, а накануне чего-то снялись в одночасье. - Они это, больше некому, - сказал парень, и я поразилась тому, как уверенно звучал его голос. Не видь я его лица, ни за что б не поверила, что это он только что грозился сомлеть при виде собачьей головы на палке. - Подробней, - приказал доктор отрывисто. - Про цыган? – не понял Каляев. - Про лошадь. Каляев пустился в путаные подробности – я поняла из них только, что он приказчик, а мальчишка – конюх у барина, что барин сейчас в отъезде, что Фролка последним видел лошадь, перед тем как запирать конюшню, и что наутро замок был нетронут, и ключ на месте. Потому Каляев подозревал цыганское колдовство. После Фролка по просьбе доктора подробно описал лошадь и особенно сомнительного цыгана. Цыган вышел колоритнейший, я его будто живого увидела, вплоть до красного платка, поддерживавшего у него портки заместо пояса. - Чего вы хотите? – прервал его вдруг доктор. – Сыскать вора или сыскать лошадь? Сыскать лошадь дешевле, можно завтра, вора – вдвое дороже, и не так быстро. - У меня только вот… - приказчик вытащил узелок, звякнули монеты, зашуршал банковский билет – суммы мне было не видно с моего места, но бумажек было штуки три-четыре. - Этого, - проговорил доктор Закариус, - вполне довольно, ежели вы удовлетворитесь возвращением пропавшей кобылки. Ежели захотите сыскать вора, повторяю – придете снова завтра и принесете столько же. - Так это, - выдохнул приказчик, - на что мне вор? Барин завтра возвращаются же! Мне ж головы не сносить! Фролке-то что, его дело маленькое, энто с меня шкуру спущать станут по ремешочку. - Что ж, - сухо произнес доктор, пряча деньги в карман неуловимым движением. – Это славно, что вы привели с собой Фролку – есть виды колдовства, для которых нужен человек, последним прикасавшийся к пропавшему имуществу, и именно такое я намереваюсь применить. – Варвара Дмитриевна! – вдруг прибавил он. – Будьте так любезны, подайте мою кристальную сферу – она должна быть в разделе трагедий.