Доктор Закариус

Я растерянно побрела наискосок через улицу, и вдруг споткнулась, чуть не полетев вверх тормашками: улицу повдоль пересекала канава. Вероятно, ее вырыли, пока земля была еще мягка, а зимою она схватилась, и… Постойте! Но ведь точно такую канаву с тою же мыслью я рассматривала не далее как нынешним утром! Я поскорее отошла поближе к линии домов и стала вглядываться, поелику это было возможно в темноте, в строения напротив. Светится окно – это трактир, откуда я только что вышла. В соседнем доме был же трактир, так? Вот и дом – три этажа. Серый? Пожалуй, серый, и краешек кирпичной башни за ним торчит, еле выглядывает. То есть, выходит, я обошла круг. Любопытно. Я вернулась к окнам трактира и попыталась взглянуть на свет сквозь конверт, но ничего не разглядела. Едва войдя в темный двор, я сразу увидела два светлых трепещущих пятна – окна над лестницей, в самом верхнем этаже, и вдруг почувствовала, как все существо мое обдало теплом. Нет, за день я особенно не намерзлась – было где погреться между перебежками по снегу, но такое неожиданно родное чувство вызвала у меня эта странная квартира, какого не вызывал отродясь ни дядин дом в Лавреновском, ни – за все проведенные там годы – пенсион. Хотя, не исключаю, что примешивалось к этому чувство торжества – справилась, обошла незнакомый город вдоль и поперек, почти не плутая, и вернулась назад! Доктор Закариус сидел в кресле за низким столиком и, скрючившись в неудобной позе, так что одно плечо торчало выше другого, что-то писал. Одно из трех кресел исчезло. На полу красовались свежие глубокие царапины, а подле стены было кое-где натрушено древесною стружкой. - Варррварра, - сообщил Карл Иваныч, будто звука колокольчика было недостаточно. - Принесли ответ? – доктор вскочил, оборотившись ко мне. – Это очень важно, - прибавил он, и принялся, прикрыв веки, пробегать пальцами по чистому конверту, будто глаза у него располагались на кончиках пальцев, и он умел так прочесть что-то невидимое и неведомое. - Вы бы могли, доктор, просто сказать, что до вечера вам потребно мое отсутствие на обустройство, да денег на трактир мне в руки дать, - заметила я, поглаживая по перьям слетевшего приветствовать меня ворона. – Я б не обиделась. Он открыл глаза и уставился на меня так, будто заговорила собачья голова. - Варвара Дмитриевна, сударыня, - начал он наконец, откашлявшись, но видно было, что сверх этих трех слов он покамест ничего не придумал. Я махнула рукою. - Веник у вас есть в хозяйстве? Опилки бы вымести. - Веник? в моей комнате, - проговорил доктор, глядя на меня с любопытством нескрываемым. Я-то думала на одну из деревянных панелей в стене, но вторая дверь оказалась замаскирована еще хитроумней – под изразцы. Половина белой плитчатой стенки подалась в сторону, и я прошла слева от печи в коридор, симметрически расположенный к тому, где скрывалась моя опочивальня. Точно, кресло переехало сюда, еще перебрались на новое место сундук и конторка, а вот постелью доктор пока не обзавелся, и какие-то дырявые одеяла свалены были тут кучей прямо на полу. - С лошадью удалось? – спросила я, вернувшись и принимаясь сгребать мусор на половичок. – Привел ее Фрол к Симеону? - Куда бы он девался, - отозвался доктор, продолжая смотреть на меня с сомнением. Мне казалось, что он хочет что-то еще прибавить, и что на сей раз даже придумал нужное слово, но ему помешали. Звон колокольчика возвестил появление визитера. Я поскорее убралась с веником на свою половину, вовремя сообразивши не являть секрет печной панели перед чужим человеком. Решила вытрясти мусор в нужник - где и обнаружила еще одно нововведение. В комнатке с дырою в полу и умывальником прорезана оказалась новая дверь, которой с утра не было - в дальней стене, и на каждой двери, на новой и на старой, я заметила по новому же изрядному крюку, запирающему коморку изнутри. Я невольно фыркнула (хорошо, что мусор уже выбросила, и стружка не разлетелась), но не могла не признать, что придумка… как бы это сказать… остроумна. Приткнувши веник в уголку, я поспешила вернуться – любопытно было взглянуть на визитера и послушать, с чем тот явился. Он и доктор занимали оба кресла, ну а я просто пристроилась у книжного шкафа, будто что-то ищу, так что пришедший человек хорошо был мне виден. Чем-то он напомнил мне давешнего поручика Шатского – тоже молод и статен, черноволос и красив. Только вдруг я перевела взгляд на его руки, и обомлела. Левая была рука как рука, изящной формы, очень белая и с крупным перстнем на мизинце. Правая же, скрюченная как птичья лапа, вдвое тоньше левой и даже словно бы темнее цветом, безвольно свисала из рукава. Господи, такой красавец – и сухорукий! как же ему живется, бедному! Должно быть, визитер заметил мой жалостливый интерес, у него вдруг побелели и гневно затрепетали крылья носа. - Велите вашей уродке, - отрывисто бросил он доктору, - чтоб прекратила на меня пялиться! Ну, дело ясное – с веником успел углядеть, за служанку принял. И тут доктор Закариус меня удивил. Он вскочил из своего кресла будто ужаленный и отчеканил: - Сударь! Извольте немедленно принести извинения! Сия особа вам не кто-нибудь, а дворянская дочь, моя незаменимая помощница и лучшая compétence по множеству наиважнейших дел. Просите прощения у Варвары Дмитриевны или же покиньте этот дом. Молодой красавец тоже вспрыгнул на ноги, и с минуту они стояли друг напротив друга. Лица доктора мне видно не было, а визитер на протяжении этой минуты отчетливо, усилием над собою, умерял свой гнев. Это ему удалось. «Прошу меня простить, сударыня» было сказано с совершенно равнодушными интонациями, хотя ноздри его еще продолжали заметно раздуваться. Я могла только испуганно кивнуть в ответ. - Что ж, я вас слушаю, - проговорил доктор, усаживаясь снова и жестом указывая гостю на кресло. Сразу, с места, визитер начал говорить. - Мое имя Арцыбашев, Сергей Арцыбашев. Я состою секретарем при господине фон Бергайзене. Тут он сделал значительную паузу, и доктор покивал, словно услышал нечто понятное и осмысленное. Вероятно, прозвучавшее имя ему что-то говорило, ну а мне – нет. Я только опять-таки тихонечко про себя визитеру нашему посочувствовала – каково секретарствовать-то с одной левой рукою? Я пробовала писать левою раз, из интересу – так ничего не вышло, одни каракули. Впрочем, ежели он таков от рождения, должно, натренировался. - Господин церемонимейстер Курицын – государынин куратор строительства – идею обратиться к вам совершенно не одобрил и даже запретил, поэтому я, признаться, не вижу большого толку в моем визите, - Арцыбашев говорил равнодушно, с подчеркнутым безразличием к собственным словам и к слушателю. – Напротив, мне даже велено проследить, чтоб ноги вашей не было на строительстве собора, вот до чего его наша идея не порадовала. Ах вот оно что! Вот почему «фон Бергайзен» говорилось так, будто каждый обязан знать сие имя. Собор! Грандиозный собор святителя Андрея Критского, заложенный еще при батюшке нашей государыни, который все никак не могут возвести! Немецкий архитект был приглашен для оканчивания строительства, эти слухи доходили даже до нас. - Неладно со строительством, - спокойно вздохнул Арцыбашев. – С тех пор как смертные случаи начались, и вовсе работнички от нас бегут. - Смертные случаи? – переспросил доктор. – Я сыском душегубцев не занимаюсь. - Так в том-то и дело, - господин секретарь будто обрадовался этой реплике, - В том-то и дело, что пожалуй того душегубца и искать незачем. Он широко перекрестился левой рукой (что смотрелось странно) и поцеловал какой-то образок, выпростанный из-под воротника. - То есть распускают слухи, будто за несчастьями на стройке стоят сатанинские козни? Господин Арцыбашев некоторое время помешкал, оценивающе глядя на собеседника, а потом с облегчением будто догадался: - А, так вы фон Бергайзена только понаслышке! Я-то думал, встречали. Коли встречали бы, не стали б про слухи спрашивать. Мы с ним являем странную пару, и кому случается видеть нас рядом, те уж насчет сатанинского не сомневаются. Колченогий да сухорукий! прекрасное зрелище. - Зачем же он вас нанял? – спросил доктор без обиняков. - Он, видите ли, несуеверен. К тому же нельзя сказать, чтоб он меня нанял – я к нему вроде как по наследству от предыдущего архитектора перешел. Мне его наняли, а не меня ему, - молодой человек усмехнулся. Тут бы и спросить, кто был предыдущим архитектором, да что с ним сталось, но доктор Закариус отчего-то такого вопроса не сделал. Впрочем, возможно он был о том осведомлен, в отличие от меня. - Расскажите поподробнее про смертные случаи, - доктор закинул ногу на ногу. - Смертных из них, впрочем, лишь два, да и то один сомнителен, а всего случаев три… Сначала – это уж с месяц тому - молодой рабочий погиб, Мирон Петров. Мда-с. Веревка оборвалась, гнилая была. И высота вроде небольшая, но насмерть. Потом похожее дело – другой парень, Никита. Но тот живой остался, только ноги переломал. А третий вроде бы вовсе не наш человек – никто не сознался, чтоб его обличность была знакома. В куче песка тело сыскали, с пробитой головою. Господин архитектор отчасти сам виноват, не наказал рабочим, чтоб ни-ни никому ни словечка об этаких вещах, ну и разлетелось. А теперь выходит, что вся стройка нехорошей славою окутана. Что это, мол, знак, нельзя святой церкви на сем месте стоять. - Попа позовите, пусть стройплощадку покропит, - предложил доктор. - Как же! – оживился Арцыбашев. - Звали! В аккурат после этого третий случай и приключился. Интересно, что доктор Закариус вел себя с этим визитером совершенно иначе, нежели с Каляевым и его конюхом. Не бормотал заумную ересь, не размахивал кристальными сферами и ни разу не произнес слова «магический». Напротив, он был предельно собран, говорил по-деловому, словно сделку на покупку леса заключал. - Рабочие-то – Мирон и вот Никита - поди люди пьющие? – уточнил он у Арцыбашева. - А то, не без греха. Да только господин Бергайзен об том очень печется, чтоб пьяным никто на леса не полез, самолично всякому дыхнуть велит. Он бы не пропустил. Словно подслушавши мою мысль о магическом, Арцыбашев вдруг спросил: - Мне сказывали, вы специальные порошки жжете да в их дыму можете злодея распознать? Или в шар стеклянный глядите – и все проницаете. Что ж, поглядите в шар стеклянный для нас? Больно дело сурьезное, как бы вовсе господину фон Бергайзену места не лишиться. Доктор покачал головой. Я жалела, что не вижу его лица. Но встань я у другого шкафа, я не видела бы Арцыбашева. Может, так и больше пользы выйдет. Наконец, доктор проговорил веско: - Вы совершенно верно изволили заметить, что дело сурьезное. Тут одним взглядом в магический шар не обойтись. Надобно мне с вами до строительной площадки прогуляться, поглядеть на месте, как и что, - и поднялся с кресла. Но Арцыбашев остался сидеть. Он радостно развел руками, воскликнув: - Вы позабыли, господин Закариус – вас же до стройки допускать не велено! Курицын лично так порешил. - Что ж, тогда направлю вам свою помощницу, и господину Курицыну совершенно не обязательно знать, что она мною послана, - спокойно отвечал доктор. Лицо Арцыбашева чуть заметно вытянулось, когда он перевел взгляд на меня. - Ну знаете ли! – неудовольствие его было очевидным. – Этак нас без дознавательства сразу направят в преисподнюю – хромой, да сухорукий, да горбатая! Доктор Закариус не удостоил его ответом. Он повернулся и внимательно на меня посмотрел. Словно хотел что-то сказать одними глазами, да я-то знакома с ним без году неделя, еще не научилась с лица читать! - Собирайтесь, Варвара Дмитриевна, пойдете с господином секретарем, - проговорил он наконец. - Прямо сейчас? – кажется, мы с Арцыбашевым выпалили это хором. - Да-да, именно сейчас, времени нельзя терять ни минуты. Дело и впрямь чересчур серьезно – двое умерли, один покалеченный, и под угрозою курируемое государыней строительство храма божьего. Никак нельзя мешкать. Ох, как не хотелось мне куда-то идти с этим неприятным человеком, невзлюбившим меня с первого взгляду! Он еще нарочно притормаживал на улице, словно подозревал о моем полнейшем незнании города, проверял – ну-ка, куда сверну? Очевидно, всем полагалось знать наверняка, где строится храм. Конечно, я догадывалась, что идти нужно к центру города, и даже – спасибо моему утреннему круговому путешествию – соображала общее направление, но мои короткие замешательства на перекрестках доставляли Арцыбашеву истинное удовольствие. ДорОгою он со мной не заговаривал, просто следовал на полшага позади, держась от меня справа, чтоб рука его не попадала в поле моего зрения. Я несколько досадовала на доктора – как по мне, он не задал несколько важных вопросов. Один про прежнего архитектора, другой же про… - Постойте! – воскликнула я, словно это Арцыбашев шел первым, да еще поторапливал. – Я не пойду сейчас на стройку. Начнем с другого. Назовите мне адрес этого рабочего, который ногу сломал, Никиты. Как его фамилия? Где его сыскать?