Глава 13. О том, чего не следует делать после обеда, и о недостатках высоких сугробов.
25 октября 2018 г. в 11:29
- Арцыбашев! – задохнулась я. – Его литера! И стало быть кинжал его, им он и Никиту порешил, а потом… - я осеклась.
Доктор наблюдал за мной острым взглядом искоса.
- Глупость выходит, а? – он приподнял нож, потрогал острие. – Заколол человека, а дорогущий серебряный кинжал, да еще именной, не обронил, не выбросил с испуга в реку али в сугроб, а припрятал. А? Каково? Зачем?
- Убегал поспешно, - предложила я. – Никита орал, послышались уже голоса соседей, выскочивших на его зов. Застигнут с кинжалом, найдут при нем его, пока кровь не обсохла – сразу конец. А вещь и правда дорогая, забросить насовсем пожалел. Спрятал, чтобы потом вернуться.
- И не успел вернуться? – доктор Закариус перехватил клинок неудачно, охнул – «Острый, собака!»
Что-то тут было не так.
- А ножны? - спросила я неуверенно. – Острый длинный клинок – не в кармане же он его принес. Ножны вы в поленнице не сыскали?
- Никак нет, - отозвался доктор.
- Старательно спрятал кинжал и унес ножны? Да нет, чушь, у него не было никаких ножен и такого клинка, точно! Он же сперва у нас сидел, шинель скинул, потом мы с ним по улице шли, нешто не заметно было бы?
- Клинок в ножнах мог и прятать тщательно, под сюртуком. Но вы правы, это очень странное обстоятельство.
Мы обменялись взглядами. Обоим нам чудилась здесь какая-то неправильность.
- Ладно, - доктор Закариус завернул наконец кинжал и прибрал, а то уже какие-то мужики заглядываться стали на необыкновенную вещицу. – Покажите-ка ваш улов.
- Мой такой… руками не пощупаешь, зато и не порежешься, - и я постаралась как можно точнее пересказать все утренние разговоры. Мельком я подумала, что доктору, должно, непросто слушать меня тут, на людях в трактире – дома он бы вскочил и снова бегал по комнате с Карлом Иванычем на плече, а тут принужден был сидеть на месте, и только пальцы его не знали покою, то метались по краю стола, выстукивая барабанный ритм, то вертели пуговицы на обшлагах с риском их оторвать. Хорошо, что кинжал успел убрать.
- Поразительно! – воскликнул он наконец, когда я закончила. – Варвара Дмитриевна, умница вы моя! – я почувствовала, что заливаюсь краской удовольствия непроизвольно.
- Он, получается, сказал, что тело неизвестного старика – там же, где Никиты и Мирона, - прибавил вдруг доктор из середины рассказа, и тут же вскочил. – Пошли!
- В покойницкую? – ойкнула я. – Доктор Закариус, я… позвольте мне не ходить! Страшно… Сомлею я там у вас, что делать станете?
- Эх, а я-то понадеялся, что это вы меня будете на свежий воздух вытаскивать, когда я сомлею, да видать, не судьба, придется крепиться, - усмехнулся доктор. – Что ж, подождете за дверью. Но только увидеть сих мертвецов, пока их в землю не зарыли, непременно надобно.
*
Мы остановились у невысокого покосившегося забора. За ним прохаживался скучающий околоточный.
- Я тут побуду? – спросила я. Доктор Закариус только кивнул. Он был уже сосредоточен и глядел тоскливо – не более меня ему хотелось входить в мертвецкую, ох, не более.
После короткого обмена фразами с околоточным черная фигура доктора исчезла за некрашеной дверью небольшого кривоватого сарайчика, а я принялась вышагивать вдоль забора туда и сюда, размышляя. Что если припереть Арцыбашева к стенке, показавши ему клинок? Нет, верно, отболтается – украли, потерял, в глаза не видывал… И даже врасплох его не захватишь, больно сильный нрав. Мгновенный страх в глазах сменится деланным, но деланным на совесть равнодушием, таким, что не подкопаться. Кремень человек-то. Я как сейчас видела перед собой его насмешную гримасу, сунь я ему под нос эту важную, супротив него вопиющую улику. И тут я подумала про Нину. Уж она не может того не знать, ее любезного сия игрушка аль нет, да была ли она при нем в тот день, что я глядела в ее окошко. Представить дело так, что будто я за ним шла, да подобрала, а углядевши кровь, себе оставлять или продавать такое забоялась, а решила выпросить денег с нее за свое молчанье о находке. Малахольную девку-уродку она не испужается, и коли этот кинжал ей знаком, попытается его у меня выкупить, да глядишь, чего в разговоре и ляпнет лишнего, уж это я постараюсь на нужную тему ее вывести. Да, незачем к ней доктору Закариусу идти, только спугнем, и хорошо, что он с утра к ней не успел, а от меня тут может выйти толк.
Пока я предавалась сим мыслям, доктор возвернулся. Пробыл в сарае он не более четверти часа. Лицо его было иззелена-белым, и по лбу стекали капли поту такой величины, что лоб ажно дымился на морозе.
- Что? – спросила я, трогая доктора за рукав.
С полминуты он смотрел на меня молча, потом выговорил:
- Что сразу после обеда пошли – это вот ошибка была, - и опять помолчал, но постепенно приходил в себя, и нехорошая прозелень с его лица помаленьку исчезала.
Он утерся рукавом.
- Что? – повторила я снова.
- А скажи-ка мне, свет мой Варвара Дмитриевна, - проговорил доктор, глядя мимо меня и поверх меня куда-то в небо, - немец-то наш, архитектор, он хромой?
- Сильно хромой, - подтвердила я, припомнив припадающего на свой костыль Бергайзена. – Такой хромой, будто у него одна нога другой на вершок короче.
- У Никиты рана вот тут, - доктор Закариус дотронулся до своей груди. – Прямо в сердце. Я клинок примерил, им убили, точно. Чуть не весь воткнули, рана глубокая. А Мирона тела не видел, родные забрали давно, он же месяц назад погиб.
Видя, что он больше ничего мне не готов сообщить, а хочет дать мысли своей еще повариться, я изложила доктору свой план насчет Нины.
- Попробуй, - он слегка скривился, не то чтоб отверг, но и не одобрил. Но вытащил вновь серебряный кинжал и мне протянул.
Я замешкалась – куда девать такую вещь? Наконец, примотала его за концы тряпицы к поясу платья, авось не выпадет, и так и шла, придерживая улику через шубу, скособоченная пуще прежнего, будто мало мне одного горба, а еще и живот схватило.
Все кругом неуклонно сизовело, делалось нечетким – по-зимнему ранние сумерки, мне-то казалось, едва за полдень перевалило, но видать мы долго протолковали в трактире.
Главное было для меня сейчас – не промахнуть мимо той развилки, где мы расстались накануне с Арцыбашевым. Ни с какого другого места шансов сыскать дом Нины у меня не было, да и с этого-то – очень зыбкие. Я узнала то место по нише в стене в ближайшем проулке, куда я отпрянула, чтоб меня не было видно. Точно, вот тут я стояла – а секретарь стоял на той площади, посля чего пошел от меня прочь, забирая вправо. Я осторожно двинулась туда же, подолгу размышляя на каждом перекрестке. Улицы были здесь довольно пустынны – изредка пройдет человек или два, но мне и спросить-то, если б я хотела, было не об чем. Иногда помогало осязание – кое-где я вечор приникала к стене, к углу, наблюдая за фигурой впереди. А сугроб, в который я падала, я и вовсе признала сразу – в нем даже глубокая яма от моего тела сохранилась. Я на миг склонилась над нею – почудилось, что в снегу темнеет какой-то предмет. И тут сильный толчок в спину лишил меня равновесия, и я повалилась носом в знакомый сугроб.
- Эй, там, - раздраженно окрикнула я, силясь подняться, что было не так-то просто – сугроб был мягок и высок. Тогда я попыталась попросту оглянуться. Но оглянуться мне не дали. Сильная рука стиснула мое горло сначала железными пальцами, а после рывком перехватила шею в сгиб локтя и принялась давить. Напавший молчал, только шумно и быстро дышал, и я молчала тоже – некстати вспомнила давешнее «удавленники не орут».