Доктор Закариус

- Куда нас? – спросила я доктора полушепотом, притиснутая к его локтю в тесноте возка. Он пытался вглядываться в единственное окошко, и сидевший супротив нас офицер этому не препятствовал, но не думаю, что в то окошко можно было много увидать. Офицер-то мне и ответил – спокойно и даже благодушно: - К господину Курицыну. Он желает с вами побеседовать. Всего-то? я думала, нас везут по меньшей мере в острог. Я вздохнула с облегчением, а вот доктор наоборот как-то насторожился, пробормотав негромко: - Вот как? Что ж с утра беседовать не стал? – и потер плечо. На это офицер уже не ответил. … Господин Курицын оказался именно таким, как я представила по словам доктора. Был он толст – даже не то, скорее, дрябл, будто студень, но обладал при том точными движениями ленивого злого кота. В лице его, верно, разлилась желчь, а еще оно то и дело кривилось на сторону, будто у куратора строительства свербел зуб. В кабинете его, больше напоминавшем дамский будуар, столько там было драпировок, обивок, подушек, бахромы и прочей мануфактуры, помимо него находился еще один человек, в статском, но вот только введший нас в комнату офицер так лихо ему козырнул, что маскировка со статским платьем сделалась ни к чему. В разговоре он участия вроде как и не намеревался принимать, а скучливо чистил ногти ножичком, позаимствованным со стола куратора, и я вдруг поняла, что Курицына это раздражает, и что кривящаяся его щека именно этим и вызвана. - Доктор, это вы мне прислали? – безо всяких предисловий начал сановник, показывая (но не давая в руки) конверт. - Нет, - коротко ответил доктор Закариус, едва взглянув. - Тогда попрошу ознакомиться, - Курицын вытащил из конверта лист плотной бумаги, немного смятый и бывший вчетверо сложенным, судя по сгибам. С оборванными зубчиками по одной из длинных сторон, лист был густо исписан, я взглянула через плечо доктора и увидела, что это что-то наподобие сметы. Длинные колонки с приходом средств, расходом, подведенный итог… Все было заполнено одним красивым четким, резко наклоненным влево почерком, но на некоторых строках стояла визирующая, в завитках, роспись другими чернилами и другой рукой. Еще раз всмотревшись в статьи расходов, я внезапно поняла, что это – страница из большой конторской книги вроде той, что я видела подмышкою у Арцыбашева на строительстве. И расходы были строительными. Доски, камень, гвозди, песок… Доктор смотрел с недоумением и даже потер переносицу, словно силился что-то понять, да не мог. Мне пришло в голову, что у него, должно быть, слабое зрение. Точно, и крупный его собственный почерк тому подтверждением. - А, должно быть, вам будет проще, если я покажу вам, с позволения сказать, первоисточник, уже второй месяц у меня тут лежащий, - Курицын стремительно отплыл от стола, как-то перекатившись всем своим обширным телом, неуловимым движением выцепил из дальнего шкафа книгу – точно, именно такую, конторского типа, - распахнул ее безошибочно и подал. Ого! При первом взгляде на нее у меня глаза полезли на лоб. Это была та же страница – та же, да не та. Если на листе баланс был сведен в точку (я быстро прикинула в уме), то тут, в очень похожих столбцах и строках, зияли, образно говоря, дыры, в которые по сиюминутной прикидке кануло порядка нескольких сотен червонцев. Я быстро ткнула пальцем в одно и еще одно самое вопиющее место, и увидела, по разгладившемуся челу доктора, что он наконец понял тоже! - Книга была причиною, по которой приговорили Якушева? – быстро спросил он. Курицын не удостоил его ответом. Вместо того он сказал: - Выходит, наняв вас, господин фон Бергайзен был прав, что дело на строительстве нечисто, а я был… хммм… хррр…. ээээ… неправ, не допуская вас на стройку, так что за утрешнее нынешнее должен вам принести… хммм… хррр… - тут он вроде как сызнова закашлялся, наклонясь над столом словно в поисках еще неких бумаг, и слово «извинения» так и не выговорил, не вышло. Но хоть попытался. Доктор наклонил голову, будто принимая эти невыговоренные извинения и закрывая вопрос, но я успела заметить, что в уголках губ его мелькнула и исчезла тонкая усмешка. Вдруг заговорил второй – высокий чин в статском, о котором я чуть не позабыла. Он обращался ко мне! - Варвара Дмитриевна, верно ли, что нынче на вас было совершено разбойное нападение? - Верно-с, - пискнула я, борясь с желанием вскочить и отвечать стоя, вытянувшись во фрунт. - Вы можете предположить, кто его совершил? Доктор ожег меня предостерегающим взглядом, и мне показалось, что я его поняла. - Нет, сударь, - выговорила, будто раздумывая. – Нет, не могу. Все, что знаю – на меня напали, пытались душить… - Как именно? – спросил он вкрадчиво. - Как именно душить? Ну… эдак, - я показала в воздухе сначала растопыренную пятерню, потом скрючила пальцы, и изобразила последующий захват локтем. - Левой рукою? – быстро спросил он. Потому что именно левой рукой я все это изобразила! - Мне показалось, что так. - У вас что-то было украдено? Доктор, на которого я украдкой перевела взгляд, чуть заметно наклонил голову, опустив веки. - Да, сударь. У меня похитили ценную улику – кинжал, которым был заколот молодой рабочий Никита Пряхин. Этот кинжал доктор Закариус нынче утром обнаружил спрятанным в поленнице возле дома Никиты. Я вдруг испугалась, что меня спросят, куда я несла сей кинжал и почему, но этого никто не спросил. Курицын сделал еще одно стремительное движение, наклонился куда-то – и вдруг выложил передо мной на стол серебряный кинжал. Кинжал с буквой «А» на рукояти. Тот самый! Ах, чего мне стоило не выпалить «Откуда он у вас!», сама не знаю, как удержалась. - Это он? – спросил Курицын, подталкивая кинжал ко мне и доктору. Доктор первым протянул руку. Осматривал кинжал он долго, может, с минуты две. - Не уверен, - произнес он наконец, кладя улику на стол. – Чрезвычайно похож, все узоры те же. Но, во-первых, на том, что я обнаружил в поленнице, была кровь – а этот чист. Во-вторых, нельзя не допускать существование двух и более подобных вещей, сделанных, допустим, одним мастером по одному образцу. Курицын усмехнулся и кинжал забрал. Мое мнение их уже не интересовало. - Что ж, с этим все ясно? – полувопросительно произнес Курицын, обращаясь скорее к человеку в статском, чем к нам. - Да, благодарю, - тот встрепенулся. – Господин Закариус, госпожа Сухарева, вы нам очень помогли. Дело закрыто. Личность преступника выявлена окончательно, и он понесет заслуженную кару, можете не сомневаться. Это был точно приказ откланяться, но доктор, будто не поняв, медлил, и мне казалось, что он хочет что-то сказать. Курицын, однако, трактовал это по-своему. - Нанимал-то вас Бергайзен, - заметил он нервно. – У меня для вас ничего нет, это все к нему, к нему, как там вы с ним условилась. Викентьев! Проводи. Мы скатились с крыльца в один миг, и я кстати отметила, что не такое уж оно и низкое. Но сугроб подле него, точно, был высок. - Господи, - выдохнула я, оборачиваясь к доктору. – Что делать-то? Они ж думают на Арцыбашева, они же все убийства ему припишут, они ж его сейчас в крепость… - У них есть страница из расходной книги, - доктор покачал головою. – Бог весть, зачем и где он ее хранил, и кто им ее прислал, но это серьезное доказательство. Он не просто донес на Якушева – он фальсифицировал его растраты, понимаешь? Приписал! Эта страница – настоящая, я нашел, где она вырвана, а оставлена следующая, и на ней заметны продавленные буквы кой-где от этой. – (Так вот к чему он приглядывался так, а я-то думала!) – Что до подписей Якушева в книге, то на последней странице они подделаны – обведены с настоящей. - И что делать? – глупо повторила я. - Что делать? Поспешить в крепость, покудова Якушев не подозревает, что вот-вот может оттуда выйти. Весь опыт мне подсказывает, что ежели арестовывать Арцыбашева они могли побежать вгорячах сейчас, то Якушева уж точно промаринуют до утра, а то и дольше. Пока он полагает себя арестантом, нам нужно срочно задать ему несколько таких вопросов, на которые он в ранге свободного человека может и отказаться отвечать.