Доктор Закариус

Как дотерпела с расспросами до дому – не знаю. Карл Иваныч метался над нами как бешеный, понимая, что происходит что-то исключительное, а может, возмущаясь, что день просидел некормленым, но нам было не до него теперь. - Представь, - говорил доктор, прикрывая глаза. - Представь. Немец-архитектор прибыл со своим секретарем, не успел еще никому представиться и ни с кем увидеться, поселился в гостинице. В первый же день по приезде в пылу ссоры секретарь Кюхлер своего нанимателя убил. - Почем вы знаете, что была ссора? Может, он давно сие измыслил? - спросила я. - Нет, именно ссора – ибо Кюхлер совершенно не задумался о последствиях. Куда девать тело? Он понятия об том не имел. Если бы старик немец умер от естественных причин, проблем бы у секретаря не было, в городе, где их никто не знает, он вполне мог заявить никому не ведомого господина Кюхлера умершим, а сам заступить чужое место и сполна получить задаток, обещанный архитектору, потом и до следующей выплаты дотерпеть, а уж после давай бог ноги. Но у Бергайзена глубокая рана на голове, сбоку. Или нарочно нанесенный удар, или неудачное падение при драке на какой-нибудь комод, не знаю, сундук. - То-то он поди дрожал, пока не попал на стройку и не понял, что это отличное место, чтоб спрятать тело! Но как он доставил мертвого Бергайзена туда? Не на извозчике же привез? Стойте, не говорите, я поняла! Мирон! - Мирррон! – повторил ворон сердито, ущипнув меня за ухо. Я дернула плечом, сгоняя его прочь. - Да. Думаю, именно так и было. Сначала я было решил – Мирон и Никита, но три человека, чтобы нести сухощавого старика – перебор. Они управились и с Мироном вдвоем, и для начала, пользуясь оттепелью, просто зарыли тело в куче песка. Раздели, чтобы никак не узнать, кто таков – наш, иностранец? Одно видно, что из благородных и богатых, и что хромец – там не на вершок, на все два вершка одна нога другой короче. Старый перелом, дурно сросся. Примета до того приметная, что Кюхлеру пришлось ее изо всех сил изображать – слух про архитектора бежал впереди него, вон и в газеты попало. - Мирона он убил, чтобы тот его не выдал? - Более того, убил поспешно – должно быть, тот начал болтать или грозить доносом. Ибо хотя оттепель еще стояла порядком времени, до самого падения с лесов Никиты, лже-Бергайзен наш так и не решился тело из песка извлечь. Одному ему это было не по силам, а на нового соучастника он не отважился. - Никита что-то подозревал? Зачем он его-то убить пытался? – спросила я. - Дело в том, что Кюхлер понял: рано или поздно тело найдут, и принялся скорее оплетать строительство сетью слухов о сатанинских кознях и нечистом месте. Но для «сатанинских козней» один покойник – несерьезно! - ВтОра смерть – для повтора смерть, - пробормотала я. - Странно, правда? Юродивый Ероха – не такой уж безумный, как может помститься, - многое угадал, только порядок смертей переврал. Первым умер конечно Бергайзен, но нашли его последним, - эта смерть не иначе как «круть-верть», потому что сопровождалась подменою личности архитектора. Никита же умер позднее всех, и все же попытка его убить была именно рассчитана как «для повтора смерть» - глядите, мол, люди добрые, тут и впрямь нечисто! Второй уж сорвался с лесов! - А добил – потому что боялся, что Никита заметил, кто толкнул его? - Маловероятно. Кабы так, Никита орал бы об том на всю Ивановскую. И то, что не сразу на смертоубийство пошел, подтверждает: Никита ничего не знал об первом преступлении, именно «для повтора» пострадал парень, больше ничего… Тут может быть что-то хитрее – допустим, Бергайзен напоил его перед тем, непонятно с чего расщедрившись, и рано или поздно рабочий мог сложить один и два. А может, и того не было, а просто уже в этот момент лже-Бергайзен решил свалить вину на Арцыбашева. Украл у него кинжал, его любимую игрушку, притом загодя. Якушев мне все тот кинжал поминал – секретарь с ним не расставался, таскал поверх камзола, будто горец, чем очень всех раздражал. А к нам заявился без кинжала! Значит, уже утратил. Кюхлер через Арцыбашева нанял нас с тобою, в тот же день кинжалом воспользовался и в нехитром тайнике припрятал. Чтоб мы поскорей сыскали. Это «нас с тобою» так меня растрогало, что я чуть не забыла самый важный вопрос: - Так кто ж меня душил-то? Бергайзен, то есть Кюхлер, или Арцыбашев? - Боюсь, что все-таки Арцыбашев, - мягко проговорил доктор, останавливаясь подле меня и накрывая мою ладонь своею. – Кюхлеру незачем было отбирать улику, ему и надо было, чтоб она у нас оказалась. Хотя, конечно, нападение здорово усилило подозрения против секретаря… Но лично меня убеждают тут две вещи. Во-первых, поди попробуй не пользоваться в драке правой рукою, когда она у тебя в действительности цела и невредима! И не захочешь, а двинешь ею! А второе - что оружие против Арцыбашева у Кюхлера уже имелось смертельное – как-то раздобытый настоящий лист из расходной книги. - Зачем он его хранил! – вырвалось у меня. – Сжег бы! - О, теперь я могу на это ответить. Якушев рассказал мне много интереснейших вещей, но всего интереснее одна, которой он не рассказал. Никогда и не расскажет, отрицать будет, в этом его не уличить. Но он так ходил вокруг да около, когда пытался объяснить ненависть к нему со стороны секретаря, что я сам догадался. Видишь ли, автор проекта собора – вовсе не Якушев. Он лишь присвоил проект своего ученика. - Арцыбашева?? - Так точно. Тот принужден был согласиться – мелкая сошка, да и рука калечная, самому ему до таких высот не взлететь. А он уж больно хотел увидеть свое детище воплощенным в жизнь. Но потом Якушев решил власть показать, и внес пару нелепых изменений. Это я из него выудил прямым текстом. И вот этого уж Арцыбашев не вытерпел. Была ссора, с криком и взаимными оскорблениями, а наутро Курицыну на стол легла расходная книга с фальшивой страницею. - Но старая?.. - Видишь ли, - доктор протянул было в задумчивости руку к Карлу Ивановичу, но тут же и отдернул, потому что злобная птица примерилась долбануть по пальцам острым клювом. – Главное, что я вынес из разговора с Якушевым, это, как ни странно, довольно ясный портрет Сергея Арцыбшева. Это человек очень сильный и очень страстный – преданный буквально одной, как можно подумать из рассказа Якушева, страсти. Двум, как знаем мы с тобою. Ты и сама заметила, как он распоряжается на строительстве – будто у себя дома. Поняв вопиющую некомпетентность Кюхлера, он забрал дело в свои руки полностью. Страница это попросту была ему нужна для работы, потому как на ней содержались за немалый срок истинные данные о закупках и тратах. Что не переписал ее на другой лист – воистину дурак. Но старое дело закрыли, Якушев сидел в камере, а от пары несчастных случаев на стройке Арцыбашев для себя беды не чуял. - Бедная Нина, - вырвалось у меня. Доктор Закариус посмотрел на меня странным взглядом, напомнившим мне взгляд, брошенный давеча на неподкупного жандарма – будто на неведому зверюшку. - Варррвара, - страдальчески заявил ворон, опять водворяясь на моем плече и норовя отхватить мне мочку уха. - Он есть хочет, - припомнила я. – Вы небось днем-то его не кормили? - Карл Иваныч, примите наши извинения, сударь вы мой! – доктор поспешно открывал дверцы шкафов, ящики, уже извлекал какое-то съестное. – Эдак в дело погрузишься с головою – не заметишь, как лишишься вашего драгоценного расположения! - Вы не думаете, что мы должны прямо сейчас… Он покачал головою, недослушав. - Курицын видит уж четвертый сон. Только спугнем лишней беготнею. Завтра, с самого утра – и вот завтра уж без промедления. Я намекнул между прочим Якушеву, что всплыли новые обстоятельства, и что может ему и послабление выйдет или вовсе пересмотр дела. Потому он так со мной охотно и говорил, и сравнительно начистоту! Пусть думает, что в его оправдании есть и наша заслуга. - Я вот еще что хотела… Я… доктор Закариус, а ежели я скажу, что душить – это мне с перепугу показалось, что платок просто у меня с головы свалился и петлей захлестнул, а что меня только толкнули в снег, и кинжал забрали, ему за то послабление выйдет? Он опять посмотрел на меня странно, и ответил: - Попробуйте. Страшная догадка ударила меня, когда я почти засыпала: Арцыбашев уже арестован. Ежели это он напал на меня нынче, то как иначе кинжал мог оказаться на столе у Курицына? О нет, нет, я не скажу им, будто он меня не душил! Душил, и к тому ж я теперь ясно припомнила – я видела убегавшего. То был мальчишка на голову меня ниже, и бежал он с пустыми руками, а кинжал я не иначе в сугроб обронила с перепугу в драке. А секретарь, должно, шел за мной по пятам, спросить может об чем хотел, вот и нашел… и сам подобрал… решил, что обронил когда-то… да, да, успокаивала я себя, завтра я скажу… завтра… завтра будет важный и бурный день. Готовься, Варвара – завтра все решится.