Доктор Закариус

А и впрямь оказались мы в моде, только не в том смысле, как мнилось, а несколько в ином. Прийти к самому доктору Закариусу на дом многим было бы любопытно, да без веской причины наверное не решались, чай не лекарь, которому хоть ты что хошь наплети. Зато ежедневным гостем сделался у нас почтальон, так что спустя пару дней доктор собственноручно приколотил к двери ящик для писем. Моею обязанностью как-то само собой сделалась ежеутренняя и ежевечерняя проверка его содержимого, и – не то чтоб много, но каждый раз два-три письма в ящике находилось. Доктор безошибочно тыкал пальцем в самое загербованное и титулованное – читай! И я читала вслух, а потом и писала под диктовку ответы (с первого дня попала в эту секретарскую кабалу, сама не понявши как – стоило доктору льстиво и многословно восхититься моим почерком). Иногда это было даже весело, но чаще всего, огласив послание, я сама предлагала упавшим голосом – «алмазные подвески, да?» Алмазные подвески, отвечал доктор твердо, и я уж по памяти быстро набрасывала выдуманную нами отписку, что дескать, дело ваше чрезвычайной важности и интересности, а потому господин Закариус просит вас нанести ему визит, но не ранее чем окончит он розыск алмазных подвесков для иностранной княгини, путешествующей инкогнито, и тд и тп. Иногда от скуки я украшала дело о княгининых подвесках всякими подробностями, намекала на виновность ее фаворита – некоего знатного красавца, хорошо известного при дворе, и прочие глупости. Писали нам в основном о пропажах и покражах, по большинству незначительных. Собачки, перстеньки, беглые дворовые – один господин жаловался даже на исчезновение резной шахматной фигуры! Доктор рекомендовал ему попусту не тревожиться и заказать новую. Письма от людей попроще были даже, пожалуй, интереснее. Их, хоть и не в первую голову, доктор Закариус тоже выслушивал со вниманием, и даже несколько дельных советов дал адресатам, а в одном происшествии мы и вовсе, кажется, верно угадали – не иначе как странный скрежет и вздохи, пугавшие хозяина год назад поставленной избы, шли от подложенных между бревнами шишек, и проделал этот фокус мастер, затаивший на скупого заказчика обиду. Известное, между прочим, дело, у нас в Лавреновском был такой случай. Но львиная доля писем содержала приглашения. Большинство из них доктор решительно отметал, очевидно сочтя дом, куда мы званы, недостаточно роскошным, а хозяина – недостаточно титулованным, и я охотно писала вежливые, занятостью извинительные, отказы, но одно приглашение он вдруг столь же решительно принял, велел мне составить почтительный благодарственный ответ, и сразу принялся критически оглядывать свой сюртук. (Новый - заказать его все-таки пришлось поневоле после нападения Нины.) - Господин Закариус, прошу прощения, я вот тут в конце в ответе госпоже Корсаковой напишу не «мы», а «я», - заметила я будто между прочим. - Даже не думайте, Варвара Дмитриевна, - он сдул с рукава невидимую пылинку. – Вы мне нужны всенепременно. Вас должны знать и узнавать как мою правую руку, чтобы в любом случае вы могли меня заменить. Я покачала головой. - Я не пойду. - Отчего же? - Мне в прошлый раз не понравилось, - ответила я, пристально взглядывая в лицо доктору. Он понял. - Коли я побожусь в воздержанности? Я глянула на него с сомнением. Он широко перекрестился, светлые спокойные глаза глядели честно. - Поверю на первый раз, - без особой радости согласилась я. Идти, право, не хотелось до зубовного скрежета – сызнова скука, сызнова золоченые залы, не касающиеся до меня танцы и подпиранье стенки горбом. Но прием вышел не таков. Дом княгини Корсаковой – без сомнения, не уступающий якушевскому – оказался богат и параден совсем по-иному. Здесь не было столь много блеску, не было собраний диковин, убранство было строго, и темно, и непритязательно на первый взгляд. Поразило меня то, что собрались почти исключительно дамы. Даже не так: исключительно дамы, и господин Закариус был среди них один мужчина. Дамы, кроме того, все были не юны – я, должно быть, моложе всех. Здесь не танцовали вовсе, здесь не садились за столы и не играли в карты. Сразу делалось очевидно, что гости – гостьи! – званы «на доктора Закариуса» в качестве основного блюда и основной диковины. А другое, что меня удивило не меньше – что доктор, в отличие от меня, был к этому готов. Собрание тут же разбилось на два кружка – семь или восемь знатных красавиц, включая хозяйку, столпились вокруг доктора, на мою долю достались пять женщин помоложе и, очевидно, рангом пониже. Признаться, я растерялась. Я в таком обществе сроду не бывала, что говорить – не представляла себе. Доктор что-то сигналил мне глазами с противуположной части комнаты, но мне было не разгадать. К счастью, дамы сами направили беседу в нужное русло – меня засыпали вопросами и просьбами рассказать какой-нибудь необыкновенный случай. Случаев я знала ровно два – дело с убийствами на строительстве собора, и так бывшее у всех на слуху, разобранное по мельчайшим косточкам, - и пропавшую лошадку, сведенную со двора проигравшимся конюхом Фролкой. Ах да, еще случай с шишками промеж бревен. Это было все. Надо врать, поняла я с ужасом, врать и плести небылицы, лишь бы удержать их внимание и не угасить их интерес к занятному гостю. Не подвести. Я мысленно осенила себя крестным знамением – и понесла околесицу. Околесица моя основывалась на истории с лошадью, но были к ней приплетены черт знает какие мистические силы, и сюжетные повороты, щедро почерпнутые из разных читанных мною романов. Дойдя до финала истории, где неутешный жених в последний миг спасал прекрасную невесту, увозимую коварным злодеем в седле похищенного скакуна (верное направление ему, разумеется, указал, благодаря своему особенному дару, доктор Закариус!), я скосила глаза на вторую группку и заметила в пальцах у доктора малую стеклянную сферу синего стекла – родного братца нашей прозрачной. Дамы вокруг него стояли с раскрытыми ртами. Сферу стали передавать из рук в руки, пытливо в нее заглядывая. Не знаю, как я два часа продержалась, право слово. В момент, когда по знаку хозяйки явились лакеи с бокалами на подносах, я была уже выжата досуха, и не то что простила бы доктору, если б он сейчас надрался, но решительно не понимала, как опосля такого усилия можно не надраться. Но он, принимая с подноса бокал за тонкую ножку и посылая в мою сторону едва и только мне заметный поклон, так с этим единственным бокалом остаток вечера и провел. Не допил на треть, ежели честно признаться. На какую-то минуту оказавшись возле меня, он вдруг склонился к моему плечу: - Даме в желтом, без свидетелей! – и я почувствовала у себя в руке сложенную бумажку. Я огляделась. Дама в желтом была в гостиной одна, но сейчас как раз оказалась увлекаема госпожой Корсаковой к рояли и уговариваема спеть. Она была не из моего кружка, из хозяйского, и я, потихоньку перебираясь по комнате все ближе к музыкальному уголку, с интересом ее оглядывала. Хороша собою, лет, быть может, двадцати восьми, а может – как с сомнением поняла я, еще приблизившись, - и меньше даже, просто искусная прическа по моде (в сравнении с которой моя смотрелась пародией), румяна и помады старили ее. И желтый к ней не шел, бросая на кожу ее отсвет болезненный и тусклый. Хотя платье было красивое, не спорю. Только чересчур открытое. Ей и хозяйка даже попеняла на это по-французски, моих знаний хватило, чтоб понять, а дама в желтом отвечала беспечно, что, мол, ici, pas les hommes, и я вообще за доктора оскорбилась, не говоря о том, что по комнате сновало человек восемь лакеев мужеского полу. Записку передавать расхотелось. Дама меж тем запела, и я нашла, что поет она в общем недурно, но, но… Сложенная бумажка жгла пальцы. Госпожа Корсакова, безраздельно завладевшая вниманием доктора, что-то говорила ему быстрое и тихое, - пожалуй, не вполне вежливо по отношению к музыкантше, - и тут доктор повернулся к чему-то, на что она указывала, и стал ко мне спиною. Я быстро-быстро, не глядя, развернула бумажку, а потом на миг опустила в нее глаза. Ученически-крупный почерк доктора Закариуса. «Он на самых черных работах, а на ночь его заковывают в железа, раздирающие плоть в незаживающую рану. Я могу его вытащить, если вы добьетесь у государыни пересмотра дела.»