Доктор Закариус

Карлица прямо с порога бросилась к Трухину, крича – безусловно крича, но отчего-то шепотом: - Егоооорушка! Видимо, привычка не шуметь в приемной въелась в плоть и кровь здешних обитателей. По грязноватым щекам Меланьи – то, безо всякого сомнения, была она, - катились крупные слезы одна за другой. Я никогда не видывала, чтоб человек так плакал – безостановочно, будто сосуд с трещиной водою наполнили. Башмачник ее бережно принял в объятья и ни о чем не спрашивал, только гладил, гладил, гладил по растрепанным волосам и голому плечу (карлица была обряжена во что-то навроде кукольного бального платья, несвежего и довольно безобразного). Лицо Меланьи отчего-то показалось мне на первый взгляд знакомым, так что я даже подумала, не из нашего ли она пенсиона, но нет, не было такой у нас. Вообще меня и раньше того удивило, что среди всех государыниных шутов я окромя Мити не признала ни одного. Выходит, не так уж и часто от нас люди во дворец взлетали, как дядюшке мечталось и мнилось!.. Теперь же, благодаря сей мысли, я наконец поняла, с чего лицо Меланьино кажется мне не чужим. Она была похожа… на меня. На меня такую, какой хотел бы видеть меня Федор Савватьич, если бы я в должное время перестала расти. У карлицы и горбик имелся небольшой, с той же стороны, но ростом она была не выше девятилетнего ребенка. Такие же блеклые сероватые волосы, заплетенные в мышиный хвостик косички, почти такое же – может, чуть помиловидней моего – лицо. И вот ведь странность какая! Еще пару месяцев назад я при виде этакой Мелании ощутила бы вполне понятную зависть, теперь же сама собою прозвучала у меня в голове такая мысль, какой я там во всю жизнь не намеревалась сыскать, а все больше в чужих, обращенных на самое себя, взглядах ловила – спасибо тебе, Господи, что я не такая! Мне немедленно сделалось от сей мысли ужас как стыдно. Меланья что-то лепетала, тыкаясь носом Егорию в грудь, и вдруг я различила, между всхлипами и шмыганьями, отчаянный, но опять почти беззвучный крик: - Мииитю… Егооорушка – Мииитю убили… Он там мертвый лежит, совсем ме-ертвый, его убил кто-то! Нил, должно быть, прислушивался не менее чутко, чем я. Осторожно приблизившись, он ласково спросил: - Меланьюшка, да с чего ты взяла-то? Что ты видела? - А я за Митей побежааала, - тут у карлицы стала вдруг дергаться правая рука, я поскорее ее перехватила и принялась гладить по ладони, по кругу, по кругу, утешая. Вторую ручку, безвольно свешенную, меж тем старательно ей лизала одна из борзых, тревожно подбежавшая при первых звуках Меланьиного плача. Надобно сказать, более ни на одно живое существо явление плачущей карлицы никакого впечатленья не произвело, и ни малейшего интересу ни у кого не вызвало, как давеча мой приход в приемную. - Побежала за Митей, - спокойно и ласково повторил Нил, утвердительно. - Я ж как Скворцы-насмешники упорхнули, переждала и сраааазу побежала. А то чтоооо они нас женихневестой дразняаааат… Я знаааала… Знааала, что он спать ляжет навеееерное… - Митя ушел спать, - все так же ровно заметил Нил. - А в залу где трон забежала, а он таааам лежииит на полу… - ручка Меланьина опять конвульсивно дернулась в моей, и я удвоила усилия. – Шииилом убили. - О господи, - сдавленно пробормотал Егорий, поднимая взгляд поверх Меланьиной неприбранной головы. – Это как же? Это ей привиделось, али что? Мы с Нилом переглянулись. Ничего другого, кажется, не оставалось. Надо было сознаваться Трухину, в надежде на его благоразумие. - Егорий, это правда, - сказала я. – Об этом уже с вечера известно. Простите, я выдавала себя за здешнюю новенькую по некоторым… гм… соображеньям, но на самом деле я помощница дознавателя. Я тут по просьбе Пичугова, расспросить вас, кто чего видал и слыхал. - Вы оба должны молчать, - встрял Нил, сочтя, что я недостаточно сказала. – Это очень важно. Никто не должон знать. Все от тебя зависит – сумеешь убедить ее, - он кивнул на Меланью, - что Митя на самом деле с лестницы упал и шею переломил, и что видела она его вовсе не в тронном зале, а на черной лестнице? Сумеешь? Башмачник обвел нас перепуганными глазами, однако твердо кивнул. - Но прежде еще надо кое-что прояснить, - прибавил Нил, и потрогал Меланьину руку. – Меланьюшка, а может, почудилось тебе? Может, спал Митя, а? Может, путаешь ты? Ну каким-таким шилом его убили? - Вооот этим, - всхлипнула Меланья, и откуда-то из пышных розовых складок вдруг явилось на свет божий здоровенное сапожное шило. Я испугалась, что увижу на острие Митину кровь, но не увидала. - Ты где его взяла? – воскликнул башмачник, хватая пропавший инструмент. Меланья только пуще залилась слезами. Нил, покачав головою, шило у Егория отобрал и подал мне. Я чуть руку не отдернула в первый миг, но справилась с собою. Шило, и правда, надо было доктору показать. - Меланьюшка, - я непроизвольно повторила Нилову бархатную интонацию, как могла, - а зачем же ты его взяла, шило-то? С карлицей вдруг произошла перемена. Детское ее миловидное личико сложилось в гримаску, долженствовавшую быть устрашающей, и она выпалила: - А чтоб прямо в спину ему воткнуть! Тому, с голубой лентой! Он из тронной залы вышел да прочь пошел! И никого опосля там не оставалось, кроме Мити мертвого! Он Митю убил! Меланья видела убийцу! Это было поразительно, и мы ажно замерли на несколько минут – за Егория не поручусь, но мы с Нилом точно – чтобы не спугнуть такую удачу. Понемножку, крохотными бережными шажочками приступив к расспросам, мы в следующие полчаса с превеликим трудом кое-что выяснили – увы, совсем немного. Во-первых, убийца, к счастью, Меланью не видел: прежде чем вбежать в нужный коридор, она сначала боязливо высунулась из-за угла, выходящего из тронной залы человека видела лишь со спины, и поначалу при виде него пригорюнилась и раздумала заглядывать в залу, решив, что Мити там быть не может, раз по какой-то надобности там находился знатный придворный. Но потом все же насмелилась – и увидела Митю бездыханным. Описать человека, покинувшего залу, карлица не смогла – твердила только все про парик и голубую ленту, и еще по всему то явно был человек высокого, нормального росту. Сколько времени она провела над Митиным телом, бог весть, но затем обезумевшая от страха и горя крошечная Меланья сделала вещь, каковую сделал бы мало кто из людей выше и сильнее ее: схватила то, что почитала орудием убийства, и бросилась в погоню за убийцею! К счастью для нее, никого нагнать ей не удалось, но она порядком набегалась по лестницам, от беготни и переживания совсем выбилась из сил и уснула в первом попавшемся углу (она не могла сказать, где), в котором присела передохнуть. Проснувшись лишь среди ночи, в кромешной тьме, она в ужасе припомнила случившееся, казавшееся страшным сном, и кинулась под крыло к Егорию. Мы являли сейчас, должно быть, престранную сцену, утешая и успокаивая Меланью – двое карликов, горбунья, собака и мавр. Егорий гладил Меланью по голове и плечам, на нашу с собакой долю достались руки, а Нил, только что достаточно жестко выпотрошивший бедняжку на предмет показаний (он взял расспросы на себя, за что я ему была благодарна), убаюкивал своим невероятным голосом, говоря: - Все прошло, все, ты в безопасности, Егорий вот тут, он тебя в обиду не даст… Митю жаль, его не вернуть, но у тебя Егорий есть… ты его держись… а про то забудь, это все страшный был сон, сон, не более… Постепенно всхлипы карлицы становились все тише и реже. Покосясь на нас, Трухин обвил Меланьины плечи рукою и повлек ее за собой на свой диванчик. - Сумеешь? – спросил Нил тихо ему вслед. – Тогда ей ничего не грозит. В противном случае, коли станет болтать об том, чего видела… Башмачник поежился и ускорил шаг.