Доктор Закариус

Господи боже мой, доктор Закариус, зачем только вы пришли! Зачем вы поселили в моей голове это страшное подозрение! Удивительным образом, чем более доктор уверял меня в невиновности Нила, тем более сомнений у меня зарождалось. Меланья видела убийцу? Да с чего мы вообще взяли, что она видела хоть кого-то! Разве не могла она по чужому наущенью, по веленью человека, имеющего над нею власть, говорить внушенную ей кривду? Кто-то мог указать ей, что именно говорить - кто-то, кто знал, что она наверняка побежит за Митей, что она имеет такое обыкновенье… Кто не хуже нее ведал, где Митя устраивается днем поспать… А ежели впрямь видела – с чего мы взяли, что убийцу? Быть может, тот человек, как и она, в тронную залу заглянул, при виде мертвого тела испужался и поскорее убрался прочь, а убийца покинул место преступленья и того раньше? А не то неровен час – прятался в зале все это время? Наконец, с чего взяли мы, что вышедший из залы человек в парике, в орденской ленте поверх сюртука не был черным? Ведь Меланья не видела его рук и лица! Я так расстроилась от всех этих мыслей, что даже о голоде, меня терзавшем, позабыла. Но ненадолго – тут же он разыгрался с новою силой. Нет, право, ежели я сейчас не найду чем бы унять бурчание в животе, я буду мало пригодна к делу и ни о чем ином весь день думать не смогу. Мысль обратиться к Нилу мне претила, однако ж. Сыщу Трухина с Меланьей – тем более, у карлицы есть мало-мальские запасы, авось удастся поживиться от них. Я побрела наверх, в приемную, и на удивление легко нашла ее, один раз только заблудившись и ткнувшись в запертую дверь похожую. Будь приемная по-прежнему пуста, не знаю, не сподвиг ли бы меня голод на преступление – незаконное разграбление Меланьиного тайника, но пусто здесь уже не было, начинали в приемной собираться солидные господа – посланники али придворные, все они делились для меня на господ с голубой лентой и без оной, и увы! с голубой лентою я насчитала не менее шести человек. Разглядывать долго сие собрание я не рискнула, на меня и коситься уже стали, побрела по коридору куда глаза глядят. Нет, не покажу Нилу белого слоника. Слушать ответ его – и думать, врет? не врет? сил моих более нету. Оказывается, - вдруг сделала я открытие – я к сыскной работе-то не предназначенная. Гадать об том, кто что утаивает, кто душой кривит – не для меня это. Хочу верить людям безоговорочно. А не получается, все что-то утаивают. Все, начиная с самого доктора Закариуса. Бурной же, должно, была его молодость, судя по странным знакомствам. Травница еще ладно, но Нил? Что связывало этих столь разных людей, да еще таким невероятно хитрым способом связывало, что доктор кажется относился к Нилу недурственно, высоко ставил его ум и честность, а вместе с тем таился от него, боясь случайной встречи до дрожи? Что? Подумала про любопытную Варвару, свое обыкновенное. А не порасспросить ли мне Нила подробнее, вопреки просьбе доктора? Что за тайны, в конце концов! Устала я от тайн, устала. За такими мыслями я добрела до высоких стеклянных дверей, позади которых мне почудилось какое-то движение, только не человечье, а будто вели эти двери на двор, где ветер колыхал деревья, не по-зимнему зеленые и пышные. Не успела я понять, где оказалась, как двери отворились. Я скорее подалась к стене и – не знаю, что за чутье подсказало! – присела в глубоком реверансе. И впрямь, мимо меня прошествовала Государыня. В утреннем туалете, в скромном, однако безупречном платье, тщательно, но не чрезмерно набеленная и нарумяненная, аккуратно причесанная, она вовсе не выглядела больше простецкой старухой, как ночью. Если бы я не видала своими глазами, в каком состоянии ее пятки, никогда бы и представить себе не могла, настолько твердо и величественно ставила она ногу в атласном голубом башмаке. Нет, мимо меня прошествовала уверенной стопой женщина, облеченная нешуточной властью, и от нее исходила и воля, и горделивое осознание своей особости. Возраста у этой женщины не было, только статус. Сейчас, пожалуй, я не поверила бы в ее тайный брак с Пичуговым в ином смысле. На кой ей сдался этот Пичугов, мелкая сошка, когда вся страна у нее под пятой? За Государыней, на шаг позади, держался Нил. Он тоже наряжен был помпезнее, чем раньше: на голове тюрбан, свернутый из какой-то поблескивающей ткани, в него воткнут пучок разноцветных перьев, уши оттягивают два продетых в мочки тяжелых золотых кольца, а оба плеча повыше локтя пережаты золотыми же зарукавьями, изображающими извивающихся змей. Бус на шее и руках, кажется, прибавилось, поверх полотняной юбки обернут цветастый платок. Государынин мавр был по-прежнему бос. Краска бросилась в лицо мне при виде него. Я и позабыла, оказывается, до чего он являет собой великолепную фигуру. Поймав мой взгляд, Нил красноречиво мне просигналил, чтоб я его дождалась. Сердце мое будто сжала холодная рука. Дождаться… и опять качаться на волне неведенья. Виновен? Невиновен? Врет? Не врет? Я проводила Нила взглядом, пока не скрылся за углом – голую черную спину наискось пересекал бугристый шрам, – и поскорее юркнула за дверь. Здесь находился, как я уж догадалась, зимний сад – множество растений самого причудливого виду. Некоторые были известны мне по книгам, но большинство я видела впервые. Странный пряный запах с гниловатым оттенком витал в атмосфере. Твердя себе, что я сейчас уйду, но лишь проверю, нет ли тут какого тайника, ведь Нил упоминал, что имеет обыкновение тут ночевать – дневать, по-здешнему, - я двинулась по дорожке, усыпанной мелким белым камешком. Легко было позабыть, что находишься под крышей и что от улицы тебя отделяет оконное стекло. Мне показалось даже, что вспорхнула птица, от неожиданности я остановилась и потерла глаза кулаками: не показалось! Некрупный зеленый попугай прыгнул на устроенный специально для него насест и пронзительно крикнул при моем приближении, а навстречу ему летел другой, тоже зеленый, но с красной изнанкой крыла и хвостом. Завороженная сим эдемом, я миновала несколько беломраморных скульптур, в основном изображавших не сильно одетых нимф, малый пруд, в котором под гладью воды мелькали спины красно-золотых рыб, и увидала наконец то, чего искала: широкую четвероугольную кадку, из которой торчали длинные и тонкие бамбуковые стволы. Где-то здесь, за кадкою, Нил обыкновенно и спит, если верить ему на слово… Я обогнула высокий деревянный борт. Между бамбуками и стеной залы оставался небольшой промежуток, и я очень поняла, отчего сюда хочется забраться, ища покоя, спрятаться от всех глаз. Воровато оглянувшись, я присела и пробралась в узкий проход. Первое, что я увидела с этой позиции, оказался крест. Он был глубоко и тщательно вырезан на деревянном боку кадки, а рядом оказалась пришпилена крохотная бумажная иконка, вроде тех, что носят по домам вернувшиеся с паломничества нищенки. По всей вероятности, она изображала как раз мученика Тирского; впрочем, имени надписано не было. Я привстала, насколько это оказалось возможным (кадка расширялась кверху, как бы перекрывая сей потайной уголок - не полностью, но вверху пространство было много уже, чем внизу), и заглянула через край. Земля под бамбуками выглядела нетронутой и сухой. Я едва успела пригнуться снова – Нил негромко окликнул меня. Пробравшись следом за мною за бамбуки, он уселся на пол. Подмышкой он держал неизменное красное одеяло, а еще при нем оказалась корзинка, наполненная всевозможной снедью. Мой спаситель обошелся без слов – просто приглашающе махнул в сторону припасов рукой, сам немедленно извлек из корзинки кусок пирога и вгрызся в него. Меня не надо было упрашивать. Честно говоря, будь я даже убеждена в виновности Нила, я бы не отказалась сейчас разделить с ним трапезу. Краем глаза покосясь на Государынина мавра, я увидела, что на нем уже нет ни тюрбана с перьями, ни всего изобильного золота. При свете дня кожа его смотрелась не такой уж черной, скорее, коричневой с рыжей искрою, цвета хорошо настоявшегося квасу. Удивительная кожа. Кажется, ежели до нее дотронешься, у тебя на пальцах останется краска – и до смерти хочется проверить. Чуть не позабыла, что касалась уже его руки, при первой встрече. А может, и не было ничего? Я глубоко вздохнула, заставляя себя отвести взгляд. Нет, не только на умных людей мне в последнее время везет – на красавцев тоже. Что Митя, что Георгий Иванович, что Ильинский, теперь вот Нил. И еще Арцыбашев покойный некстати на ум пришел, тоже был хорош собою. Пока корзинка не опустела, мы оба молчали – не до разговоров, право. Снеди было немало, но мы справились быстро. - Я поразмыслил еще, пока вы спали, - проговорил наконец Нил, собирая крошки и облизывая палец, - шило мог утащить у Трухина сам Митя. А потому глупо нам раздумывать, кто из придворных обращался к башмачнику по его специальности или мог приметить его тайник. Как полагаете? Тут я поняла, что, несмотря на спасение от голодной смерти, веры моему самопровозглашенному помощнику у меня не прибавилось. Обсуждать расследование с ним дальше я совсем не хотела, и потому буркнула что-то невнятное, мол, да-да, наверное, и отвернулась. - Ага, - заметил Нил глубокомысленно, - сейчас вы подозреваете в Митиной смерти меня. Вы тоже успели подумать на досуге, и результатом сих размышлений стало то, что я лишился вашего доверия. Или… точно, должно быть, вы успели повидаться с вашим начальником, господином Закариусом, и он заронил в вас сомнение. Я прав? - Он-то как раз вам почему-то верит, - сказала я со вздохом, не подумавши. О нет, ну что я творю? Варвара, закрой рот, пожалуйста, а то совсем все испортишь… Я перевела на Нила беспомощный взгляд. Он отставил опустошенную нами корзинку в сторону. - Как интересно, - проговорил он. – Господин Закариус убеждал вас верить мне? Мне ничего не оставалось, как кивнуть. Проболталась так проболталась. Нил задумался. - Это очень странно, - тихо прозвучал, наконец, его красивый голос. – Мы знакомы? Доктор – доктор Закариус, так? Можете описать его внешность?