Доктор Закариус

Было уже порядком за полдень, когда я собралась наконец дойти до рынка. Путь до Черволова не так уж и далек, скоро, поди, господин Закариус вернется, а в доме было шаром покати. Ваньку оставила за печью приглядывать. Снег совсем раскис, оседал скукожившимися кучками по сторонам дороги, и я подумала – опять, в который раз! – что вот, всего ничего я у доктора в доме живу, а кажется, будто всю жизнь. За последние месяцы столько всего произошло в моей небогатой событиями судьбе, что, кажется, на небольшую книжку уже хватало (это я припомнила давнишнее мое представление о человеческой жизни в виде книги, и сама себе усмехнулась). И когда успела только? Не было ведь никакой книги, так, строчки, много странички мелькали в чужих переплетах, а теперь неужто своею обзавелась? Рыночные ряды шумели совсем рядом, и потому я не сразу, должно быть, услыхала оклик откуда-то сзади. Скорее угадала, чем расслышала. - Госпожа-а Сухаревааа! Обернулась – кто ж это меня так величает серьезно? Через улицу спешил ко мне молодой военный, которого я сразу не признала. Но он легко перемахнул через текущую талым снегом канаву, снял фуражку – и я поняла, что передо мною тот самый ясноглазый дворцовый дежурный, юноша с бисерным почерком. - Госпожа Сухарева, - повторил он, мягко улыбаясь и вновь пряча белокурые волоса под фуражку. – Как я рад, что вас встретил! Во дворце никто не знал, куда вы подевались, даже государынин мавр. А у меня ж ваш платок остался!.. С этим словом он полез за пазуху шинели и вытащил платок, который я дала ему оттереть пальцы. - Простите, чернила с него дурно отошли, - прибавил он слегка озабоченно. Меня опять разобрал смех при взгляде на него – во-первых, я припомнила, что он «третий Егоров», во-вторых же вся сцена так была похожа и не похожа разом на то, как я возвертала платок поручику Шатскому, что само собой делалось как-то весело. - Право, какая малость, - не сдержавши широкой улыбки, я приняла платок из тонких белых пальцев. – Была рада оказаться полезною. На том разговор и встреча были бы исчерпаны, кабы не присоединился невесть откуда взявшись еще один ее участник. Поручик Шатский, легок на помине! - Никита? – он с некоторым недоумением перевел взгляд с Егорова на меня и опять на Егорова. – Варвара Дмитриевна? Вы знакомы? Вот так удивление! - Госпожа Сухарева подоспела мне на помощь в сложных жизненных обстоятельствах, - ответствовал тот приязненно (и так серьезно это прозвучало, что я почти сама поверила, что обстоятельства были пресложными!), - а нынче, спасибо случайной встрече, имею возможность ее поблагодарить. Шатский поцеловал мне руку, несколько небрежно, что меня отчасти задело. Будто мысли его витали где-то вообще в ином месте. - Однако ж, Никита, ты не забыл? – прибавил он, снова поворачиваясь от меня к Егорову, выпуская мою руку и зачем-то похлопывая себя двумя пальцами по правому, без эполета, плечу. – Да ты получил ли давеча записку от Креола? - Как можно забывать, - юноша покачал головою. – Ты ж меня в полушаге и застал, - и он кивнул куда-то в сторону края площади. – Пойдем? - Давай все-таки порознь, - нахмурился на это Георгий Иванович. Тогда Никита Егоров со мною поскорее раскланялся и пошел прочь, но я успела заметить быстро проделанный им тот же самый знак – два пальца левой руки на правом плече – что у Шатского. Я только глаза на это таращила, и когда, прождав, покамест он скроется за углом, Шатский, отпустив каких-то два малоуместных замечанья о погоде, повторил сей маневр, так и осталась стоять с полуоткрытым ртом. Но я, пожалуй, посрамила бы науку доктора Закариуса, если не попыталась бы уяснить, что тут за секреты. Подумать, какая цель и какая мысль меня ведет (скажем, вот Шатский, он же нам не чужой? Дурно, пожалуй, выйдет, если он во что сомнительное ввяжется?), я не успела совершено, и на тот миг – честно признаюсь – толкало меня за угол площади одно как есть голое любопытство. Куда девались и Егоров, и Шатский, понять было несложно. За площадью тут начинался узкий проулок, уходивший резко влево от широкой проезжей улицы, по которой месили грязный снег возы и телеги, тянувшиеся на рынок и с рынка. Проулок же был непроезжим, и по ноздреватому насту его мостовой предательски пропечаталось несколько цепочек военных сапогов – шедших и со стороны площади, и с противуположной, всего, пожалуй, не более семи или восьми. И все, как одна, по совпадению, уходили в одну и ту же подворотню, грязновато-белую и низкую. Раздумывая на углу, я сделала пару шагов вперед, к возам, будто бы я стою при них, и вовремя – со стороны площади показалась еще одна фигура в форме. Этого человека я никогда раньше не видела, но по шинели поняла, что он скорее всего сослуживец Шатского или навроде того. Будто между прочим обернувшись направо и налево, человек чуть пригнулся (был высок) и нырнул все в ту же грязно-белую подворотню, как зверь в нору. - Эй, горбатая, чего встала! – прикрикнул на меня возчик, за чью телегу я, оказывается, в раздумье ухватилась. Обиды я не ощутила, но окрик надоумил меня покамест в подворотню не соваться. Слишком приметная моя внешность при свете дня могла сослужить мне злую службу. Да и вообще, что мне за дело? Не хватало тебе, Варвара, еще ввалиться в питейный дом или в заведение похлеще того, и самой оконфузиться, и Шатского с молодым Егоровым оконфузить. Еще раз окинув малоприметный трехэтажный дом взглядом, я перехватила корзинку и вернулась в рыночные ряды. * Доктор Закариус явился уже в сумерках, голодный, усталый и, пожалуй, злой. Приписывая это настроение вмешательствам Салтыкова, я порадовалась, что как раз послала Ваньку за горячими щами в трактир. По своему обыкновению в минуту или две опустошив тарелку, доктор поймал мой вопросительный взгляд и кивнул, но как-то неопределенно. - Раздобыли былой Митин адрес? – уточнила я, наливая ему чаю. - Ваш Афанасий Давыдович что, маленько того? – уточнил доктор вместо ответа, для ясности постучав себя пальцем в наморщенный лоб. - Не замечала, - растерялась я. – Вроде он солидный такой господин всегда был, говорил толково. С чего вы взяли? Доктор скривился неопределенно. - Поначалу-то и я так решил, солидный господин, гостит у приятеля в дому, от дел вроде как на покое, приятно время проводит, сибаритствует – мы его застали за утренним чаем, а было уж к полудню, еще и подождать велели! И чего только к тому чаю у него не было подано, - доктор с удовольствием отхлебнул из стакана, который я перед ним поставила. Настроение его явственно улучшалось. – Выслушал меня со вниманием, но стоило мне помянуть Митино имя, обличность его описать – гляжу, у него лоб весь в поту, будто в бане. - Испугался? – нахмурилась я. - Я тоже поначалу решил, что с чего-то испугался, но тут зашел Салтыков за мною, он ходил лошадей наших проверить, покамест мы в прихожей ожидали, да припозднился, сбил меня с мысли, и Афанасий Давыдовича видать тоже, потому что он начал нести уж совсем околесину. Будто он такого карлу никогда в глаза не видывал, да и вообще к пенсиону отношения не имел. Я и так, и эдак, и ужом вокруг него, а он только лепечет про то, что это мы видно обознались и за другого его приняли, а он «хоть и Афанасий, и даже, насколь ему известно от матушки, Давыдыч, но другой, совершенно другой!» Прямо так и сказал. И поговорить-то больше не с кем, хозяин, граф этот, вроде бы на охоту уехал спозаранку, и кроме слуг, в доме никого. - И как же вы? - Не поверишь, Салтыков помог! Не хотели мы от Пичугова помощь в лице приставленного к нам жандарма принимать, а вишь, пригодился! Смотрел-смотрел он на мои мучения, да и говорит эдак вкрадчиво, что, допустим, Афанасий Давыдыч и чего-то запамятовал, но не могет же того быть, чтоб у него документа никакого не осталось, реестрика там. Я испугался, что от этой его фразы еще хуже сделается, но вдруг подействовало, хочешь верь, хочешь нет. Вскочил наш солидный господин, как был, с салфеткой за воротом, и гляжу, тащит нам книгу амбарную, толстенную! И тут повезло – Салтыков ее листнул раз, другой, и на нужную страницу вмиг напал. Я почувствовала непрошенный укол ревности. Вы уж решите, господин доктор, кто тут ваш наипервейший помощник-то, я или может там отставной жандарм, за каким-то рожном нам во дворце навязанный! Но думать надлежало в первую голову о деле, а не о своих обидах, конечно же. - Так что же, знаем, выходит, откуда Митя в пенсион попал? - Знаем! – доктор звонко хлопнул в сухие ладони. – В книге той адрес, все честь по чести – выходит по той книге, что Афанасий Давыдыч твоего Митю купил в одном сельце, в Захаровке, у тамошнего помещика, за триста рублев. Мы хотели в ту Захаровку сразу наведаться, да больно далеко оказалось, к ночи бы не обернулись, к тому ж тебе небось и самой любопытно взглянуть? Завтра поедем. - И я с вами! – вылез, конечно, Ванька. Но доктор Закариус покачал головой: – Для тебя, друг, у меня на завтра особое задание. Сейчас вот Варя посуду в трактир пойдет возвертать, а мы с тобой и потолкуем! А после я на боковую, что-то утомился ныне, с постоянным надсмотром-то. Ах вот как? Задание Ваньке, но чтоб я не слышала? Ну и пожалуйста! Я подхватилась и выскочила на лестницу. Не иначе как все эти тайны – опять вокруг Бечаснова и его дела. Отрядят Ваньку кровь портить бедной Протасовой, как пить дать. Возвращаясь, я уже поостыла, впрочем, и благоразумно не стала Ваньке вопросов задавать. Кивнула на дверь, замаскированную под изразцы – улегся, мол? Ванька был настороже и моих вопросов явно опасался, потому повеселел, когда я сказала напрямки: - Мне дела нет до того, что вы там за моей спиной затеяли, - тут я фыркнула с преувеличенным пренебрежением, - а только у меня для тебя тоже есть секретное задание. Оденься-ка, тут недалеко пройти надобно. * Проулок за рыночной площадью, как я и опасалась, но с тем вместе и надеялась, был совершенно темен, хоть глаз коли, но над подворотней светилось три окна с пунцовыми занавесками. В двух окнах они были опущены, в одном раздернуты, но от противуположной стены не видать, что там происходит, а дальше не отойдешь – проулок узок. Шепотом я объяснила Ваньке его задачу: войти в подворотню и просто поглядеть, что там есть. Один подъезд или больше? Частный дом или какое заведение? - Никого конкретного не спрашивай, а понадобится, так любое имя назови, так и так, послали меня с запиской к Иван Петровичу, да тут ли он? Предостерегла тоже, что из знакомых лиц он может повстречать тут Шатского, хоть и навряд ли, не до вечера же ему сидеть, но что ему лучше на глаза не показываться. Ванька, едва видный в багряном оконном свечении, смутно кивнул и исчез во тьме.