Доктор Закариус

Серебряная чарочка тыкалась мне в лицо будто сама собой, я предпочла не сопротивляться и сделала маленький глоток холодной воды, который меня здорово привел в чувство. Сомлела ли я там, где стояла, или хозяин лавки успел увести меня в заднее помещение, и уже там ноги перестали меня слушаться, я сказать бы сейчас не смогла. Но очнулась я уже на низком полосатом диванчике в тесной комнатке. Кругом было темновато, пахло сырой затхлостью. - И второго вы знаете, девушка, - господин Абрашкин присел напротив меня на еще более низкой скамеечке. – И боитесь. - Я не боялась, - вымолвила я. – Допрежь. Он помогал нам! А выходит, что он… Ежели он второй, то выходит, что это он хозяина Захаровки-то… спалил… Господи, Касьян Касьянович, зачем! – вырвалось у меня горестно. Абрашкин смотрел на меня грустно и терпеливо. Поднял снова маленькую, среди диковин в лавке взятую, не иначе, чарочку, предлагая еще воды, но я покачала головою. - Вот вы умный человек, - начала я раздумчиво (хозяин моего обращенья не оспорил), - скажите мне, зачем? Зачем человеку может понадобиться… могут понадобиться старые шахматы костяные? Они что, дорогие? Ведь нет же? Зачеееем! Яков Абрашкин задумался – всерьез, минут на несколько, но по завершении обдумывания только покачал головою. - Я спрошу его, - я вскочила на ноги, чуть покачнулась, но ничего. – Просто вот сейчас пойду и спрошу, я не боюсь. Не верю, не верю в то, что Касьян мог… Кажется, Абрашкин что-то возражал, но я уже не слушала. Едва простившись с хозяином лавки и неощутительно приняв из его руки купленную мною фляжку для Шатского, я выскочила за дверь и наткнулась на прохаживающегося на углу Салтыкова. Ах ты господи, при нем никак нельзя было бежать в пенсион к Касьяну, как бы мне того ни хотелось. Требовалось, напротив, сактерствовать, да чтоб он мне поверил. Я решила взять тон рассерженный. - Сами следующий раз идите, - буркнула я, упреждая вопросы Салтыкова. – Никакого от него толку, от жида этого! Ни - от кого получил, ни - кому продал! Еще и флягу эту ненужную купить пришлось, целых пятнадцать рублев протратила, господин Закариус за это по голове не погладит! Тупик, как есть тупик. Уткнулись мы. Что дальше-то делать? Рассерженный тон вышел не вполне. Сейчас я действительно не без надежды ждала, чего он мне присоветует – все-таки хоть какая от него помощь была бы. Ведь про ниточку, тонкую, едва видную, ведущую к Касьяну, знаю только я, а для Салтыкова это и впрямь тупик, притом уже давно, раз он и был тем человеком, идущим «встречным маршрутом». Чего он (а вернее, хозяин его, Пичугов) хочет от нас с доктором? Что мы искали – что? где? Ветра - в поле? - А тебе-то, милая, что об этом печалиться? У тебя на то начальство есть, господин Закариус, - Салтыков ухмыльнулся. Ухмылка его мне была неприятна. – Вот он пусть и мозгует, что да как, и чем перед Лексей Григорьичем отчитываться станет. А мы с тобой народ маленький, сошки да вошки. - Вы ж такой умный человек, - начала я, повторяя свой вопрос к хозяину лавки (ух ты, и этот не оспорил), - скажите мне, зачем? Зачем человеку могут понадобиться старые шахматы костяные? Я этого никак в толк взять не могу. Им цена-то три копейки в базарный день, ну ладно, пущай три рубля. Пущай тридцать три! Украсть по бедности – ладно. Но пытать, убивать за них? Как вы думаете? И я попыталась заглянуть Салтыкову в глаза. Красивые его серые глаза были холодны и пусты. Однако, похоже, я ему польстила. Потому что он немного поразмыслил и отвечал: - Я так для себя думаю, что в них брульянт засунут. В энтом самом, черном визире – одного ж его не сыскали, так? - Еще белого пехотинца, - я вовремя припомнила, что мне об обнаружении подложной фигурки знать не положено. - Пехотинец мелочь, чего там влезет в него! А визирь поболее, в нем и засунут. От такой! – он растопырил пальцы. – С орех! - И ради брильянта, - усомнилась я, - кто-то эдак лиходействует? Помилуйте, да возможно ли? - Э, ты девка темная, - (да ну? Не мне ли так недавно пелись дифирамбы за мои таланты и при докторе незаменимость?) – жизни не нюхала, ничего дороже серебряной ложки не видывала, а таковой брульянт стоить может и не тридцать рублев, и не триста, а большие тыщи. Дворец можно построить, целую деревню из крепости выкупить! За такой небось кто угодно бы на смертоубийство пошел! - И вы? – искренне вырвалось у меня. - И я, и ты, и господин Закариус твой, и не сумлевайся! Тут меня не на шутку качнуло. Пожалуй, дурнота моя в лавке объяснялась не только и не столько неожиданным тревожным открытием о Касьяне Касьяновиче, сколько тем, что и вчера я вечером ничего не ела, изводя себя мыслями о грядущей свадьбе Шатского, и нынче не успела позавтракать. Грех было этакой слабостью не воспользоваться, чтобы отделаться от Салтыкова! Он, не возвращаясь к обсуждению шахмат, довольно-таки бережно довел меня до дому и распрощался. В комнате был только Ванька. Я вкратце рассказала ему про Касьяна. - Побегу теперь же! Не сделает же он мне ничего при свете дня, я не боюсь! Подступлюсь как есть и спрошу – так мол и так, знаю, что ты эти шахматы сам по себе ищешь. Зачем? И ты ли был в Захаровке? И опять пришло мне на ум, что дознавательница из меня никуда не годная. Мне бы все напрямую, рубить правду, как она есть, а не исподволь выяснять да пытаться сдогадаться. Но побежать в пенсион не пришлось – выглянув из двери, я обнаружила не сильно-то скрывающуюся фигуру Салтыкова, скучливо прислоненную к углу у подворотни. Я знала, что из нашей квартиры есть и тайный какой-то обход, каковым при мне не раз пользовался доктор и через который он направил Георгия Ивановича совсем недавно (зря Салтыкова тогда дразнил, подумала я сейчас тревожно), да вот только в тайну этого прохода он меня забыл отчего-то посвятить. Ванька тоже не знал; однако ж у него было одно передо мной преимущество – наш жандарм покамест не подозревал, что Ванька к доктору Закариусу и мне имеет какое бы то ни было отношение. Ну мальчонка и мальчонка, мало ли чей во дворе бегает. Так что в пенсион я направила Ваньку, строго-настрого наказав ему вопросов Касьяну никаких не задавать. Единственное – передать записку от меня. В записке я, охолонув и пораздумав маленько, написала, что очень ценю его, Касьяна, помощь, и задал дескать мне господин доктор одно задание, никак не разрешить. Приду, мол, завтра, наведаюсь посоветоваться, выручайте. В щелочку я следила, как Ванька весело миновал Салтыкова, ничуть им не заинтересовавшегося, да еще и слегка обдал его фонтанчиком грязных брызг из глубокой лужи. В сущности, если поразмыслить, никакого смысла в моей записке к Касьяну не было. Однако на душе у меня делалось спокойнее от того, что она мною послана. Ниточка, ведущая к Касьяну, была единственной, за которую мы еще держались в полнейших потемках, и чтобы она не выскользнула из рук, вроде как хотелось на ней узелок затянуть. Увериться, что и завтра хвостик ее найдется на том же месте. Сделать маленький шажок в ту сторону, в которую – кабы не Салтыков – я бы сейчас бежала бегом. А пока принуждена была сидеть в обществе одного Карла Ивановича в глупом ожидании. Поев сама и накормив птицу, я вытащила фляжку и положила перед вороном. Глядите, говорю, Карл Иваныч, как вам? Для господина Шатского подарок. Карл Иваныч фляжку лапой покогтил, клювом по голове серебряной девицы постучал и заключил неодобрительно: - Скорррлупа. Глупости, мол, какие ты, Варвара, выдумываешь. Пустая скорлупа, мол, твоя голова. А вот доктор Закариус, вскорости из своих неведомых мне странствий по городу возвернувшийся, свадебный подарок одобрил, и в тратах лишних меня не упрекнул. Упрекнул в другом – что раньше ему про Касьяна не сказывала. А мне как-то ни к чему и было. В подложности белого пехотинца мы с Ванькой сознались, а кому и что мы там в пенсионе сболтнули, мне вроде как неловко было сознаться. И вот теперь доктор не на шутку захмурился. - Точно этот Касьян? – спросил он, наконец, поразмыслив. – Мало ли во дворце шутов подобной обличности, что ежели кто из них? Я помотала головою: обдумывала уж. - Из всех тамошних, дворцовых, по описанию похож токмо на Егория Трухина немножко, но тот не плешив, и бороду его никак редкой не обзовешь, нет. И Абрашкин особливо подчеркнул большеголовость – ну точь-в-точь Касьян это! - Тогда зря Ваньку к нему послала. Ну что тебе неймется, а? И самой ходить к Касьяну незачем. Ежели это взаправду он, тут надо действовать тонко, хитрО, а ты? Дров наломала! Спугнет его Ванька, спугнет твоя записка! Я повесила голову. Доктор меня раньше никогда так не бранил, но было не столько обидно, сколько огорчительно, что и вправду я какой-то глупости наделала. Хоть бы Ванька не застал Касьяна, что ли!.. Тут дверь распахнулась, и в комнату юркнул, легок на помине, мой посыльный. - Ну? Что он сказал? Записку прочел? – воскликнула я, а доктор, со мною хором, тоже что-то подобное. Ванька, нашарив, вытащил мою записку и подал мне обратно. - Странно что-то, - проговорил он. – Нету в пенсионе уже Касьян Касьяныча, и сказывают, уж с несколько дней как. Пропал.