Доктор Закариус

Домой я попала все же раньше доктора, меня встретил сонный Ванька, и мы с ним господина Закариуса порешили не ждать, отправились на боковую. Однако возвращение доктора не прошло незамеченным: что-то загрохотало, полетело на пол, разбилось, потом раздались приглушенные ругательства, и по голосу я поняла, что доктор Закариус все ж таки нешуточно пьян. «Прррекратить», зло порекомендовал ему потревоженный Карл Иваныч. Ладно, решила я, к утру проспится, а повод-то сурьезный имеется, не стану его бранить на сей раз. Кабы мы с Эжени были мужчинами, подумала уже сквозь сон парадоксальное, нам тоже прямая дорога была бы на свадьбе Шатского набраться до полной несознательности. Подумала – и до утра заснула спокойным сном. … Два голоса слышались из гостиной. Похоже было, что спозаранок у господина Закариуса явился посетитель. Каково-то ему, бедному, говорить о делах после вчерашнего, с долей злорадства посочувствовала я. Ладно, выйду, помогу, посмотрим, что это за посетитель. Умывшись и одевшись, на цыпочках, без башмаков, я наперво подошла к двери и прислушалась. -… бегом за тряпкою, насилу оттер. Думаю, ах ты ж как! вовсе тогда спать не буду, выслежу, чьих рук дело… - встревоженно гнусавил голос, мне, несомненно знакомый. Я вжалась ухом в дверную щель. - Цельну ночь не спал, булавкой себя колол, - продолжал голос. – Там покараулю, на другой этаж спущусь, сызнова поднимаюсь, и так до утра. А все ж упустил негодяя. Чуть рассвело, гляжу – прямо на окне, супротив государыниной приемной, да ярко, суриком, что ли, мыслимое ли дело! Рукав засучил, и за работу, авось никто не видал до меня, не успел прочесть… «Авось» он выговорил глухо, так что вышло какое-то «афос». И тут я чуть не задохнулась от восторга. Так вот это кто! А я-то уж не чаяла, что когда-нибудь свидимся! Не успев хорошенько подумать, я, как была разутая, выскочила из двери, и с криком «Господин Арендт, миленький!» - бросилась к посетителю едва не на шею. Это и впрямь был господин Арендт, такой, каким я его запомнила, скособоченный и четвероугольный, приземистый, горбатый, даже и одетый по-прежнему, в толстый уютный жилет. Совершенно не походила вся его фигура на царедворца высокого ранга – скорее, так, помещик у себя в усадьбе, на покое. Если он и обескуражен был моей эскападой, то не слишком. Живой толстогубый подвижной рот его изобразил легкое изумление, и он только проговорил при виде меня, ухватывая меня за локти и чуть отстраняя, когда я влетела ему в объятья: - Ах ты, сестра-уродка! А я как знал, что ты не так проста! Доктор на «уродку» захмурился было, но, видя наверное, как мои глаза сияют, ничего не сказал, и извинений с Арендта, как когда-то с Арцыбашева, требовать не стал. Я же запоздало припомнила, что в роли помощницы дознавателя Арендт не видал меня, да и вовсе с доктором Закариусом знакомства, кажется, не имел. Да постойте, что он тут у нас делает? - Моя помощница, Варвара Дмитриевна Сухарева, - отрекомендовал меня господин Закариус. Выглядел доктор, несмотря на вчерашнее свадебное излишество, вполне недурственно, одет был аккуратно, но меня не обманешь – морщился он, хоть и едва заметно, и кончиками пальцев ощупывал висок, будто подозревал, что голова у него каждый миг может лопнуть от незначительной перемены позы. – Господин Арендт – обер-гофмейстер малого двора, то бишь двора Иоанна Алексеевича. Он к нам со странною историей – какой-то, прости господи, бесчинник повадился по ночам во дворце надписями стены да стеклы расписывать… - И пол, - встрял Арендт. – На третий раз надпись была прямо в тронной зале по всему паркету. Я поежилась, вспоминая обстоятельства моего посещения сей залы. - Да, вот, и пол. Господин Арендт предпринял попытку отловить безобразника и унять, но покамест не удалось… - Дело не в том, что стены и паркеты портит, это глупости, - толстая нижняя губа Арендта брюзгливо отъехала вбок, ясно давай понять, сколь мало его заботит дворцовая чистота. – Дело в том, что пишет. - Да-да, мы как раз до этого дошли, - подхватил Закариус. – Что ж пишет? Арендт прикрыл ладонью глаза, видимо вызывая начертание букв перед собою и желая повторить точно. - Первая, ее я увидал под лестницей неделю назад - «День грядет! К.». «К.» - это будто бы подпись, - пояснил он. – На строку ниже указана. Я значения не придал, признаться. Велел прислуге убрать. Так-то может, она и не первая была, но допрежь мне не попадалось. Вторая, похоже, что той же рукою, через три дни, пять слов: «Его Императорское Величество Иоанн Алексеевич», все с больших литер. Тут я уж всполошился, ведь на виду такое, посередь коридора. Собственным платком размазал как мог, чтоб никто не прочел, после уж совсем отмыл. Первая и вторая – обе углем были. Стал посматривать, нет ли еще, ведь думаю, ах ты, пакостник, ты ж на том не остановишься. Нашел! На следующее же утро! В тронной зале, на паркете, мелом, от стены до стены: «Молите Господа за Государя Императора Иоанна». И четвертое вот нынче ночью появилось на окнах, снова более похожее на первое: «Выстрелом в мелкую и крупную пичугу мечу. Креол». - Креол – это имя? – спросила я, оборачиваясь к доктору Закариусу. - Где-то оно мне словно бы попадалось недавно, только где? Но, кажется, доктора прихватил особенно злой приступ головной боли. Он закрыл лицо рукою и не мог на меня даже посмотреть, не то чтоб ответить. Ответил Арендт. - Едва ли имя, – раздался его глуховатый голос. - Креолами зовут людей, что родились, вот например, от русского и калмычки. У которых кровь перемешанная. - А коли от черного и от белой? – мысль про Нила немедленно пришла ко мне в голову. - Кажется, от черных с белыми не креолы, иначе как-то зовут, - верхняя губа его подрожала в неуверенности. – А впрочем, может, тоже. - Что скажете, доктор? – я сызнова взглянула на господина Закариуса. Руку от лица он отнял, но видно было, что страдает. Аж капли пота на лбу выступили. Ну нельзя человеку ж так напиваться, знает же за собою, держал бы себя в руках! И как только мне спервоначалу показалось, что вчерашнего по нему не видно? - Да похоже, проказит кто-то просто, - выдавил он, утирая лоб. – Несерьезное, так, глупости. Стены портит. Арендта такой ответ не на шутку огорчил, и небесно-голубые глаза его как-то угасли, сделавшись почти серыми. - Вы так считаете? – буркнул он глухо. - А вы считаете, что тут что-то неладно? – спросила я его напрямик. - Да куда как неладно, Варвара Дмитриевна, сами посудите. Это ж кто-то злоумышляет на Ивана Алексеевича! А ну как таковую надпись кто из пичуговских прихлебателей приметит – тут же возрадуется, вот оно, доказательство, что Иван Алексеевич противу Государыни камень за пазухой утаил, на трон метит, смерти ее хочет! Малый двор и так кругом в немилости, вон, в прошлом месяце нам деньги на сукно да на соль с чаем урезали на треть, а такая искра все подпалит вмиг, останутся от малого двора одни головешки! Нет, душегубское это деяние, куда как серьезное. Погибели Ивана Алексеевича кто-то желает. Узнать бы, кто, я б ему!.. – и крупные кисти рук Арендта сомкнулись в тяжеловесные кулаки. - Я б скорее наоборот, какого-то доброжелателя тут заподозрила, - проговорила я. – Тайного друга. За наследника ж призывает, не против. И вот это «в пичугу мечу». В пичугу! То есть против Пичуговых что-то. Нет? Толстая нижняя губа Арендта дрожала. Казалось, он сейчас расплачется. - Так то и есть самое противу Ивана Алексеевича злоумышление, такое по стенам писать, голубушка вы моя! Никак нельзя ему императором, никак! Ни после, продли Господь ее дни, матушки Государыни, - Арендт перекрестился, - ни тем паче перехватывать бразды на переправе. Вы его не знаете, а я сызмальства его знаю. Вот будет горе, коли Иван Алексеевич на трон сядет! Спасать его надобно от этого всеми силами! - Государыня полагает, - припомнила я разговор в опочивальне, - что вы в нем совсем обратные настроения взлелеиваете. Так и говорила про Ивана Алексеевича, ведомо, мол, мне, чтО они со своим Арендтом в мечтах держат. - Ах ты, ах ты, - Арендт скривился пуще прежнего, и всамделишная слеза пробежала из голубого глаза по щеке его. – Видите ж, Варвара Дмитриевна, почему паскудника надобно остановить скорее, на чистую воду вывесть! - Что ж, если лакеев на ночь расставить по одному этажу и по другому и по третьему… - начал доктор неуверенным тоном. - Лакеи! Нету им моей веры. У нас что ни лакей, то пичуговский прихвостень. Я его в дозор поставлю, а он только надо мною надсмеется, чуть я за угол, он за уголь! Нет, лакеям дворцовым довериться не решусь, ни единой живой душе. - А мне почему ж решились довериться? – уточнил Закариус. – Меня кто-то вам рекомендовал? - Фрейлина Елизаветы Федоровны, графиня Протасова, - отчеканил Арендт. (Сказать, что мы были удивлены с доктором, ничего не сказать!) – она из того небольшого кружка, которому только несчастное семейство Ивана Алексеевича может вполне доверять. Увы, все вхожие в этот кружок – исключительно знатные дамы, и поставить их в ночной караул дело немыслимое. А мне одному не управиться, немолод я уже, ступаю шумно, и без сна которую ночь, тяжко. Но Варвара Васильевна отзывалась о вас как об редкостной проницательности человеке и очень вас рекомендовала. Доктор Закариус молчал, обескураженный такой рекомендацией. - Она направила меня не по адресу? – наконец, напрямки спросил Арендт. - Что ж, пожалуй, по адресу, - медленно проговорил доктор. С силой потер лоб и продолжал, глядя на меня внимательно, словно что-то хотел мне глазами сообщить: - Вы сейчас отправляйтесь во дворец, господин обер-гофмейстер, а Варвара Дмитриевна позавтракает и направится за вами следом. Опыт работы во дворце у нее есть, она там и ориентируется уже недурно, и знает верных людей. Она вам поможет, живо сыщет этого бесчинника. Не сумлевайтесь. - Так чего ж тянуть, - Арендт обвел нашу горницу взглядом, видимо недоумевая, где тут может прятаться хоть какая провизия. – Во дворце и позавтракаем, мы что ж, не накормим, что ли? Доктор сверлил меня взглядом и даже вроде как подморгнуть попытался. Поняв, я сыграла с ним заодно: - Да знаю я, как там у вас во дворце кормят! Голодом держат! – проворчала я. – Все равно, мне и переодеться потребно, и захватить с собою кое-что. Вы поезжайте, поезжайте, я следом буду. - Да я на своих двоих, - Арендт грузно поднялся. – Не стал никому говорить, обойдусь, думаю, без возчика нынче. Бешеной собаке семь верст не крюк. - Я нагоню, не сумлевайтесь, - я затворила за Арендтом дверь и повернулась к доктору. – Ну что мой завтрак? - Бог с ним, с завтраком, тут что-то, может, оставалось, не помню, - доктор махнул рукою на шкап. – А ты меня послушай давай. Тут важное. Слушай внимательно. Варя. Сейчас ты отправишься за гофмейстером и со всем вниманием займешься поиском того, кто пишет сие по ночам. В помощь себе можешь взять Нила, под честное слово молчания, а боле никого. Чем скорее ты сыщешь сего пашквилянта, тем лучше, но сама ему не показывайся нипочем. Узнай, кто он, но пред Арендтом молчи, тяни дело, будто покамест никак оно тебе не дается. Узнай, и мне немедленно на ту личность укажи, мне, но не Арендту! Поняла? - Понять поняла, да не все, - буркнула я. – А коли я никого не поймаю за этим занятием, что тогда? - Тогда… что ж… Срисуй для меня следующую надпись как можно точнее. Нилку попроси, у него рука верная, пущай он срисует. А я потом сам уж сей вопрос решу, - тут доктор заговорил сбивчиво и туманно: - Одно дело, ежели это кто-то... и тогда, допустим, так надо. А другое – если без ведома Креола, и тогда совершенно другой коленкор! И главное нам тут не напортачить. - Пошли бы сами, - сказала я. - Нет, - помотал головой доктор. – Тут нужна сугубая осторожность. Я ж тем временем со своей стороны поразведаю… В общем, ступай, ступай! - Нет уж, я спервоначалу позавтракаю, - твердо возразила я. Пока я, пометя по сусекам, наколдовала себе подобие завтрака, Ванька тоже награжден был личным заданием: снабдив его мелкими монетами на покупку леденцов и орехов, господин Закариус отправил мальчишку заводить связи и знакомства среди базарной ребятни. Приметного большеголового карлу – Касьяна Касьновича – кто-нибудь из них да припомнит, иначе быть не могло. Рано или поздно след его где-то проявится, и тогда ему от нас не уйти.