Доктор Закариус

- Что ж, не поминайте лихом, Карл Иваныч, мы во дворец, - попрощалась я, берясь за дверь. – Надобно переговорить с Протасовой, да и работу мне порученную окончить. Коли припомните, так Ваньке и господину Закариусу и передайте! Тут с птицею сделалось что-то странное. Ворон издал резкий краткий крик, взмыл свечкою со своего шестка, пролетел, припадая на больное крыло, между мной и дверью, так что я невольно отшатнулась, а после пал на пол посреди комнаты. Мы с Эжени обе с двух сторон бросились к ворону; я успела первая, подхватила Карла Иваныча на руки. Опять припадок, неужто? Как еще и некстати, подумала я с досадой. Я усадила птицу на стол – однако видела уже, что то не припадок, просто он не рассчитал полета. Он отлично мог сидеть, никуда не кренился, и глаза его были широко раскрыты и ясны. Эжени притащила воды в стакане, и он, побулькав, уверенно промочил горло. - Что с вами теперь, Карл Иванович? – взмолилась я. – Не пугайте вы нас так! Эжени решилась было погладить его по блестящим черным перьям, но стальное шило клюва предостерегающе мелькнуло в опасной близости от ее пальцев. - Кончайте злиться, - я прошла к шкафу и достала кое-что из остатков провизии, разложила на столе. – Вот вам обед и ужин, а нам пора идти, дело не ждет. Ворон подскочил к последней хлебной горбушке, которую я как раз клала на стол, и не успела я подумать, что, быть может, он все же голоден, оттого и зол, как он, пренебрегая хлебом, ударил меня изо всей силы. Я заорала, отдергивая раненую руку, затрясла ею, и кровь – он нешуточно пробил мне кожу – капелью разлетелась по столу и полу. Пока Эжени хлопотала, пытаясь соорудить мне повязку из своего крохотного кружевного платочка, я, отступив на три шага от стола, изучала дерзко восседавшую на горбушке черную фигуру. Что-то было с вороном очень не так. На прежний припадок это не походило. Злость? Мы всегда были с ним дружны, хоть ему и случалось на меня сердиться за пропущенную трапезу-другую. Можно было допустить, что никто так и не накормил его за весь предыдущий день, однако ж встретил-то он меня в добром расположении, даже на присутствие Эжени указал, и как тонко, почти по-человечьему! И сейчас, получив еду, отнюдь не спешил подкрепиться. Словно подменили его. Бывает ли птичье бешенство, как делаются бешеными собаки и лисы, подумала я с сомнением. - Вы ж разумный ворон, - проговорила я сдержанно, поморщившись, когда Эжени, возившаяся со слишком короткими для узелка концами платочка, задела рану. – Грамоте учились, а человечьей речи и подавно обучены. Если что не так, вы скажите. Словами проговорите. Мол, Варваррра, дуррра, принеси мне… не знаю там чего. Чего вам не хватает? - Варррварра, - громко сказал ворон, поднимая голову. Я вздрогнула. Хотя я привыкла говорить с Карлом Иванычем как с мыслящим существом, почти всерьез рассуждать по поводу его особых способностей и прочего, умом-то я всегда знала, что он только птица. Нынче я готова была в этом усумниться и поверить в невозможное. Эжени осторожно выглядывала у меня из-за плеча, ожидая, что будет дальше. - Слушаю вас, Карл Иванович, - заметила я скептически, заполняя повисшую зловещую паузу. - Каторрррга, каторррга, каторррга, - ворон затанцевал на столе. – Карраул, каторррга. - Страх какой, - пискнула Эжени позади меня. - Стррраа-ах!, - повторил Карл Иванович, кружась еще яростней. - В руку вы зачем меня уклюнули? – спросила я, пытаясь увести его от темы, в прошлый раз спровоцировавшей припадок. – Вы добрая птица, не годится так поступать, право слово! А мне больно, - я показала ему замотанные платком пальцы. – И задерживаете вы нас, нам пора во дворец, господин Арендт ждет, да и другие дела имеются. Вон уже с вами сколько времени потеряли! - Вррремя, - подхватил ворон. – Дворец, дворец, - (у него выходило «дрорец»), - каторрга. - Дворец та еще каторга, может и похуже, в этом я с вами совершенно согласна, Карл Иванович, - я меж тем осторожненько теснила Эжени к двери. Надобно выйти, пока он не предпринял еще какого-нибудь нелепого маневра. Отпускать он нас, что ли, не желает… Боится чего… - Еды я вам надолго вперед положила, вода есть в стакане и в вашей миске, чистая. Все хорошо, все хорошо, - прибавила я размеренно, незаметно кивая Эжени. Она поняла, широко и быстро распахнула дверь, и мы обе вывалились на лестницу под яростные, бешеные и совершенно уже бессмысленные вопли Карла Ивановича. Судя по звукам, он пару раз бросился на дверь всем телом. - Что он? – спросила меня Эжени, показывая на закрывшуюся за нами дверь трясущимся пальцем. – Всегда злой? - Сама не понимаю, - я помотала головой, стараясь внушить себе, что во всем этом происшествии с птицею не было никакого смысла, который надобно было бы разгадывать. – Что-то напугало его, должно быть. Обычно он брюзга, но так не свирепствует. Бог весть, что с ним сделалось. «Ка-тор-га, ка-тор-га», пульсировала рука у меня под повязкой. * Так вот и получилось, что мы вышли хорошо если в десять часов с половиною, а то и к одиннадцати ближе. Эжени послушно семенила за мною, ни о чем не спрашивая. Происшествие с вороном немного пошло ей на пользу, как-то развлекло. По крайней мере, она прекратила вздыхать и всхлипывать, и даже с более-менее живым интересом вертела головою – при свете дня ей в нашей части города, очевидно, не приходилось бывать. Я запоздало сообразила, что доктору надо было бы оставить записку. По-хорошему, мне бы переговорить с ним прежде, чем к Арендту являться, мало ли чего они там в результате тайного совета надумали. Да поди знай, где доктора Закариуса теперь искать! А уж Ваньку я не видела и того дольше, он-то куда девался? По каким таким заданиям бегает? Вынырнувши из этих мыслей, я повернула голову – и уставилась прямиком на Ванькину физиономию, выглядывавшую из-за угла. Он свистел, многозначительно шевелил бровями и рукой делал какие-то таинственные знаки. - Ванька! – обрадовалась я, замахав ему, но он, хоть и приблизился, и ажно на месте явственно пританцовывал от желания что-то мне поведать, однако смотрел на мою спутницу с сомнением. - Это Эжени, - поспешила успокоить я. – Она… - тут я поняла, что едва ли сумею в двух словах обрисовать, что сия девица тут делает, кто такая и почему при ней можно о деле говорить без опаски и стеснения; не нашлась и глупо закончила: - Она несчастная. Однако моего неопределенного жеста и тона, кажется, хватило, потому что Ванька бросил на Эжени последний слегка пренебрежительный взгляд и тут же с победным видом оборотился ко мне: - Нашел я его! - Кого? - Как кого? Ну Касьяна! Касьян Касьяныча, карлу! – и Ванька, очертив вокруг своей головы вдвое больший шар, как-то так весь присел и зримо уменьшился, втянув шею в плечи, а руки в рукава, что я почти наяву увидела пред собою нелепую фигуру нашего главного подозреваемого. - Где? Ванечка, где ты его сыскал? – воскликнула я, выпуская невольно руку Эжени из своей. – Как же ты сумел? - Да я, вишь, бегал по одному докторову заданию, - солидно начал Ванька, скашивая глаза куда-то в заоблачные выси недоступных мне материй, - даже и не по одному, а в несколько мест пришлось заскочить, всю ночь пробегал. ВорочАюсь нынче на рассвете, и аккурат иду мимо пенсиона вашего. Дай, думаю, гляну, не объявился ли Касьян – в привычку себе уже взял, за пенсионом на этот счет приглядывать. Как раз за кустом засел, и тут выходит на крыльцо девка эта косая, - глаза Ваньки совершили новый кульбит, и я с изумлением увидела перед собою промельк мастерски скопированной Катьки, глядящей во все стороны сразу, - а с нею, гляди ты, Касьян! И что ты думаешь, сошел с крыльца и ручку ей целует! – Ванька хлопнул себя по ляжкам и так и покатился со смеху. – Представлю, как эта косая с карлой ночь-полночь в опочивальне кувыркаются, так от смеха удержаться не могу, ей-ей! Я махнула рукой нетерпеливо – сейчас было не до того, чтоб читать Ваньке нотацию об дозволительности скабрезных намеков, важно было скорей другое узнать. - Ты за ним пошел? - Пошел, конечное дело, как не пойти! Чуть не полгорода за ним отмахал, там он в какую-то лачугу сунулся, я у порога остался. Но он быстро вышел, я и испужаться не успел, что упущу. В том крае города я ни разу не был, не могу сказать, что за место, но коли придется – найду, на вид запомнил. И вышел-от он оттуда до того довольный, чисто кот, сметаны нализавшийся! Тут в ближайшем храме как раз звонить начали, так он на колени среди улицы пал и уж так истово крестился, что ему какой-то прохожий копеечку бросил, - Ванька фыркнул. - Он тебя не заметил? – обеспокоилась я вдруг. - Да нет, что ты, - беспечно отвечал Ванька, - куда ему! я поодаль держался, там в тень шмыгну, там за куст присяду… - Где ж он теперь? - Погодь, всему свое время, - осадил меня Ванька солидно. – Опосля как посреди дороги помолился, он поднялся и коленки вздумал отряхивать, вот умора! Ручонки-то коротки, так он надумал: ветку сорвал с куста, за которым я сидел, у меня аж сердце в пятки, а он давай веткой порты свои отчищать. Кой-как очистил, ветку бросил - и опять в путь. Я за ним. И пошел он, ни много ни мало, на кладбище, знаешь какое? – у Рождествена монастыря. Но в ограду не идет, гляжу, а останавливается у холмика за оградою. - За оградою – это что же? – спросила я в недоумении. – Некрещеный младенец что ли зарыт? - Еще может суицидер… как сказать? – подала вдруг голос молчавшая и казавшаяся не прислушивавшейся Эжени. - Это я уж не знаю, кто у него там, - отмахнулся Ванька, - да и неважно. Ты слушай дальше! Опять он у холмика бух на коленки, я про себя думаю, дурак, зачем ветку выкинул, сызнова бы сгодилась! Бормочет что-то шепотом, эх, я далеко на сей раз сидел, видеть вижу, а расслышать не могу. И тут вытаскивает он из-за пазухи… как думаешь, что? Ну скажи, скажи! Угадаешь? Я очень живо представила нарисованную бойким Ванькиным языком всю картинку. Касьяна, неуклюже падающего на колени, чтобы потом, с трудом помогая себе слишком короткой неуклюжею ручкой, подняться, каждый миг рискуя перевесить огромной головою, и припомнила весь наш поиск, вместе предпринятый, и пряник, отданный им Алешеньке, и полено, ловко взрезанное острым в неожиданно умелых пальцах ножиком… и ответила: - Черный резной падишах с Митиной доски. Да, Вань? Он хлопнул в ладоши. - Угадала! А из энтого падишаха выуживает он какую-то бумажонку, разворачивает над могилкой, целует – и опять что-то шепчет. И видать слезы у него текут, потому что рукой-от он до глаз достигнуть не может, так он голову в сторону клонит, чтоб обшлагом вытереть, - проговорил Ванька, и голос его вдруг предательски дрогнул: печальная картина проняла и маленького зубоскала. - Касьян нашел падишаха… интересно, где и как? Катька как-то выяснила? Что ж ему, а не Салтыкову сказала? Про себя я подумала, что Салтыков Катьку не иначе как бросил с неудачи с нашим подставным пехотинцем, а опосля такого от Катьки добра никто не жди, не то что Салтыков, а будь ты хоть наместник африканский. Назло бы отдала Касьяну, да даже мне, да самому чорту. - А потом? После кладбища? – я снова поторопила неспешного нашего рассказчика. Мне неясно было, что он так тянет и почему уверен, что теперь мы Касьяна не упустим. Где же он? Ванька усмехнулся. - В трактире засел, - он махнул рукою по нашей улице – в дальнем ее конце, точно, был другой трактир, в котором мне бывать не доводилось, но я не раз проходила мимо его окон. – Я и думаю, вот удача! Пока он будет чаи гонять, сбегаю, гляну, вдруг ты дома. Вот и повезло мне. Ты не боись, он не успел утечь, только-только самовар ему подали, это надолго. - Пошли! – я решительно двинулась вперед, Ванька сбоку, вприскочку, а Эжени поплелась сзади, ни о чем не спрашивая, покорная своей судьбе. Все же я обернулась к ней и ободряюще погладила по плечу: - Мы скоро во дворце будем, просто важное дело, никак нельзя упустить… нужного человечка. Мысль о том, что я буду делать, дойдя до трактира, уже коршуном кружила надо мною, но пока я кой-как от нее отмахивалась, не дозволяя вонзить когти. Подбегу к Касьяну Касьянычу, потребую отчету? Велю показать записку из черного падишаха? Силой отыму того падишаха? А что? нас трое, а он один, неужто не совладаем с карлою? Глупости какие, Варвара, лезут тебе нынче в голову… Нет, тут надобно с умом. Я гляну только через окно на него, а потом сядем снова в засаду – Эжени, пожалуй, отправлю обратно к нам на квартиру, пусть ждет, а мы с Ванькой обое засядем – он с заднего ходу, я с главного, да и посмотрим, куда он дальше-то с падишахом в рукаве двинется. Только все это не понуждилось. Когда я осторожно заглянула в высокое окно трактира и не обнаружила искомой персоны, настала Ванькина очередь вставать на цыпочки и глядеть, и его вытянувшаяся физиономия мигом сказала мне все. За тем столом, за коим несколько минут назад оставил он маленького Касьяна Касьяновича изготовившимся к длительному, со вкусом, чаепитию, не было никого. Мы его все-таки упустили.