Доктор Закариус

В моих глазах, должно быть, отразился его ужас, я застыла при этом зрелище на добрую минуту, едва себя сознавая, и тут вдруг заметила, что из одного глаза пленника катится по щеке большая слеза. Вздрогнув и придя в чувство, я поскорее принялась освобождать господина Арендта от пут, причитая: - Господи, господи, кто же это вас так! Начала я, бог весть почему, со стягивающего ноги ремня, наверное, он показался мне причиняющим наибольшее страдание, но пряжка никак не поддавалась, а разрезать ремень мне было нечем. Тянуть же сильнее я боялась – и некуда уж было, ноги вспухли изрядно. Провозилась, словом, порядком, изломала себе все ногти и исцарапала пальцы. Наконец освободила и ноги, руки, и уста – под повязкой в рот забит оказался еще немалый кусок той же ткани. Кое-как сев с моей помощью, Арендт силился теперь обеими руками натянуть халат на плечо и одновременно пытался что-то сказать, но лишь сипел, кряхтел и, наконец, закашлялся. Я метнулась к кувшину на умывальнике, но он был пуст. Вода, не шибко свежая, нашлась только в фарфоровой лейке, но сгодилась и она, и Арендт жадно припал к отбитому лейкиному носику и осушил все, что в ней было. Он сделал теперь попытку встать на ноги, не видя моей протянутой руки и не берясь за нее, но ноги не удержали, и он грузно обрушился на дно шкапа, подняв густое удушливое облако пыли, так что я едва удержалась от чихания. - Сейчас, сейчас, - приговаривала я, принимаясь бережно растирать распухшие щиколотки. – Сейчас полегче станет, и встанете. Ах, господин Арендт, кто же это над вами такое ругательство сотворил? - А то ты не знаешь, сестрица, - сипло выговорил Арендт. И слово «сестрица» у него почему-то прозвучало очень печально. – Хоть ты не глумись, не прибавляй к твоим Закариусом содеянному. Я вскинула на него глаза, ничего не понимая. - Он тебя послал меня высвободить? Свершилось? – спросил он не вполне понятно. - Да о чем вы толкуете? Нешто это господин Закариус вас повязал и в шкап упрятал? - В этом, может, кто ему и пособил, - Арендт покрутил шеей, и рот его скривился: было, должно быть, больно. – Тяжеловат я для него, не утащил бы. А вот что он допрежь того в бесчувственность меня крепким ударом направил, это верно. А там, может, кого помочь позвал, бог весть. Упомянув про удар, он осторожно поднял руку к затылку, но дотронуться не решился. Я бережно сняла с его головы парик, обнажая отросшую на полвершка щетину волос, и обнаружила слева огромную, как слива, лиловую шишку. Выглядела шишка устрашающе. - Господин Закариус ударил вас? Но зачем? Он отобрал у меня парик и прикрыл голову, сморщившись, когда задел больное место. - Эх, сестра-уродка, ну не поверю же, что не ведаешь! Заговор, заговор против Государыни составлен, и твой Закариус в нем обеими ногами, а не то по пояс вляпался. Такие вещи явился мне предлагать, что волоса дыбом! Для Иоанна Алексеевича наигубительнейшие! А как понял, что я смолчать не намерен, и немедленно упрежу их и Государыню в известность поставлю, так и... - он опять поднял руку к затылку, но опять не решился ощупать. Должно быть, целая буря чувств отобразилась на моем лице, потому что, пристально глядя на меня, он снисходительно пробормотал: - Ну будет, будет, будет! Верю, верю, что не ведала, прости! - Зря верите, - буркнула я сердито. – Насчет заговора я знала. Со вчерашнего вечера только, а знала. И какой вопрос вам заговорщики предложить намереваются, знала тоже. Он всплеснул руками, и рот его горестно изогнулся. - Что ж ты меня не предупредила, сестрица! Вопрос был хорош. Я себе его не задавала, однако ответ нашелся немедленно, и вовсе не тот, которого можно было ожидать. Не настолько была я глупа, чтоб не понимать, что таковой разговор не бывает гладок, особливо в случае несогласия сторон. Кабы господин Арендт на узурпаторство Наследника дал добро, другое дело, но чем иным мог обернуться его отказ? - Господин Арендт, - я присела рядом с ним на коленки, чтобы ближе видеть его лицо. – Я… я понимала, что для доктора это очень важное. Никто с меня слова не брал, чтоб я заговорщиков не упредила и вас не привела в известность об их намерении, но я мешать им не могу. Им – бог с ними, я их почти никого и не знаю толком, - тут образ поручика Шатского мелькнул предо мною на миг, чтоб тотчас же померкнуть, - но доктору это важно. - А я-то думал, мы друзья с тобой, Варвара Дмитриевна, - проговорил он печально. – Али я тебе не благоволил, просьб твоих не исполнял, али Малый двор чем насолил тебе, у себя принимая, али наши фройляйн тебя шоколадом не поили… От этого заговора никто из них не удержится, все головы следом за Иоанном Алексеевичем и его супругою слетят! Нет, Варвара Дмитриевна, тут и нашим и вашим нельзя, тут определить для себя надо, сестрица, с кем ты. Всем угодить не получится и не замаравши ручки остаться. Я невольно глянула на свои исцарапанные руки, на сбившуюся на раненых Карлом Иванычем пальцах повязку и тихо отвечала: - Я для себя определила. Простите меня, но… Может быть, я не всегда понимаю резоны господина Закариуса, только он для меня… Когда я… Вы были ко мне очень добры, и я за это вас очень, очень… Только… Словом - я помощница доктора Закариуса, - твердо завершила я, поднимаясь на ноги. Он вскинул голову и смотрел на меня несколько секунд, не мигая, а потом протянул руку ко мне со дна шкапа: - Давай еще раз попробуем, может, встану. Действительно, на сей раз вышло; господин Арендт стоял, отдыхиваясь и крепко вцепившись в край дверцы, а я поскорее притащила из-под кровати второй туфель ему и надела на босую ногу. - Я ведь сейчас немедля намерение свое исполнять начну, - печально поведал он, пока, опираясь на мою руку, хромал через комнату к кровати. – Побегу Государыню о заговоре уведомлять. С называнием имен – и князь-Иловейского, и доктора твоего не пощажу. - Так-то и побежите? – я скептически оглядела его фигуру, доковылявшую наконец до постели и рухнувшую на край ея. – А коли я вам не позволю? - Драться со мною будешь? – толстая нижняя губа невесело смеялась. - Понуждится – буду, - кивнула я. – И еще бабушка надвое сказала, кто из нас нынче сильнее другого. Только я вам в любом случае к Государыне спешить не советую. Сами подумайте: большого расчета надолго вас удержать заговорщики иметь не могли, не я, так Аннхен освободила бы вас четвертью часа раньше, получасом позже. Должно быть, вы уже опоздали с вашим доносом на них. Все уж решилось или сейчас решается, и вы делу не поможете, только себе навредите. А вы лучше вот об чем подумайте: Аннхен сказывала, что Елизавета Федоровна с супругом кататься уехали в рощу. Вот бы им обратно-то не спешить! Только господина Наследника сейчас во дворце и не хватало, право слово. Если вас просто по рукам-ногам стянули, его… и того хуже могут, зная, что он им не помощник!.. - Упаси их господь ему самому этот вопрос сделать, - Арендт быстро перекрестился. – Благоволишь мне все же, выходит, сестра-уродка? - До той поры, пока выбирать не приходится, - буркнула я. - Тогда еще об одной милости прошу, - он коснулся моей руки, кивнул в сторону шкапа. – Камзол и панталоны подай! Совместными усильями удалось привести господина Арендта в благопристойный вид, натянуть по крайней мере рубашку, панталоны и жилет – изорванный же немилосердной силою камзол, судя по всему, был тем единственным, в который он мог втиснуть свое квадратное тело, и потому на камзол решено было махнуть рукой. Он принимал сейчас мою помощь благодарно и без всякого смущения, давая одевать себя, как ребенка или куклу – словно не ему принадлежало судорожное движение, которым он недавно запахивал халат при виде меня. - Все, полегче теперь, до конюшни сам добреду. Главное теперь что? - Что? – спросила я. - Главное теперь чтоб каурая Машка была на месте, я с ней с одной совладать могу. - Я помогу! – вырвалось у меня прежде, чем я сообразила, что в общении с лошадьми от меня толку мало. Он отечески похлопал меня по руке. - Ништо, ништо, я сам. Что ж, спасибо тебе на чем есть, сестра-уродка, и лихом не поминай. Вдруг взял и расцеловал меня в обе щеки, и вышел из комнаты – прихрамывая, но много бодрее, чем был. Я осталась одна.