Bambino esplosivo

       — Вон из класса! Вон! — Я пожала плечами и, закинув рюкзак на плечо, медленно направилась к выходу, не обращая внимания на ошалелые вытянувшиеся лица одноклассников и давя настойчивое желание вскинуть руку вверх и показать учителю средний палец, чтобы он ясно понял, на чем я его мнение вертела. — И если директор спросит, то скажи ему, что на свои уроки я тебя, Гокудера, больше не пущу! Ты подрываешь репутацию всего класса!       Слава богу. Высшая математика у него дерьмовая, ведёт это чучело не лучше, чем болтает, да и сам решения ни одного примера не продемонстрировал. Как таких вообще в учителя берут? По объявлению на «Авито», мол, сдается учитель, психика в не лучшем состоянии, поношенная, знания заводские, возврату не подлежит? Ха! Очень похоже на то. И кому он заливает про то, что был отличником в Токийском университете, если все видят, что его максимум — интернет-лекции для отстающих?       Хлопнула дверь. Из отрывков разговора, которые мне удалось уловить, сейчас учитель Незу пытался втолковать очередному неразумному дитятке что такое интегральное исчисление и с чем его едят. Н-да… Хотя сам-то он, конечно, «много» в этом понимал.       Я пальцами нашарила в кармане пачку сигарет и, на ходу вскрывая её, принялась осматривать территорию на наличие учителей. Нет, мне так-то плевать с высокой колокольни на их мнение, однако будет очень неприятно вылететь из школы, не проучившись в ней и месяца, только потому что меня спалили с курением на её территории. Предохраняться важно всегда, ага.       По коридору медленно шел черноволосый пацан, которого я постоянно вижу около школьных ворот. Вечный дежурный? Но что-то он не похож на мальчика для битья, на которого все с легкостью могли бы скидывать свои обязанности, якобы потом обещая выручить так же, так как «мир круглый, сочтемся». Он скорее из того разряда бешеных фанатиков дисциплины и чистоты, знаете, такие обычно становятся старостами класса и их все ненавидят за то, что в классе наступает порядок путем использования их труда. Но такого открыто ненавидеть — себе дороже. Лучше сплетничать за спиной, отпуская смешки и дезинформацию, подобострастно заглядывая в глаза, рассказывая все про своих «друзей» и называя их ублюдками, а потом рассказывая таким же крысам-друзьям, какой ублюдок этот человек.       Я даже на секунду пожалела его — ему, скорее всего, нелегко жить в социуме, одиноко и противно. Он понимает, что является не таким как все, знает, что его ненавидят, но упрямо придерживается своих взглядов…       Ха… Чем-то он напоминает нас с братом.        — Э, Кёя, или как там тебя, тормозни. Где у вас тут покурить можно? — стоило мне рукой схватить за его плечо, как на меня тут же уставилась злобная пара глазок серого цвета. Э-э? Чего это он? Я ведь даже ничего такого не сказала, а он сразу с агрессией!        — Это территория школы, — неторопливо начал он, чуть ли не игриво доставая из-за пазухи что-то длинное. Блеснул на солнце металл, и я заметно напряглась, поднимая руки в примирительном жесте, мол, сдаюсь, убери эту фигню. Merda! Вот и сочувствуй теперь людям! — А на территории учебных заведений и в общественных местах курить запрещено. Тем более, ты несовершеннолетний. Ты нарушил сразу два закона, и это я ещё не говорю о твоем внешнем виде, отсутствии суффиксов и уважения в твоей речи. Что скажешь в своё оправдание?        — Я быстро бегаю?

***

      За окном небо затягивало серыми кудрявыми облаками, предвестниками бурного дождя, в воздухе пахло грозой. Из приоткрытой форточки доносились шумные ухающие дуновения ветра, подхватывающие дым, витиеватыми узорами поднимающийся к белому потолку класса химии. Это было единственное помещение в школе, где не были установлены датчики дыма, конечно, не считая коридоров с их огромными окнами. Но снова курить в коридоре, где за любым поворотом может скрываться довольный жизнью и будущим избиением Хибари Кёя, мне почему-то не захотелось. Рёбра и разбитая губа согласно (и ужасно болезненно) заныли, вспоминая удары металлических палок несносного мальчишки, чья фамилия у меня прочно ассоциировалось с облаком.       Ха! Облачный мальчишка…       Как только поглядишь на этот ворох чёрных, словно смоль, волос, как заглянешь в злющие узкие глазки цвета плавленого металла, так и будешь бороться с желанием потягать парнишу за его милые подростковые щечки. Японцы, они сами по себе, от рождения, маленькие и милые, а этот ещё и мне в душу запал, будто соседский сынишка, за которым тебя оставили приглядывать, или умильный котёнок, которого ты случайно увидел за витриной зоомагазина. Милашка, одним словом.       Но бьёт больно, зараза маленькая…       Встретилась с ним вновь недавно. Курить, видите ли, на территории школы запрещено, а я ещё и в школьное время, да и он предупреждал, а это втройне опасно для меня и моего бедного тельца. И динамит его не берёт, и стрелы, и даже от тапочка увернулся. На моей памяти так только Шамал мог, и то не всегда, только когда трезвый, а таких моментов ой как мало было, даже по пальцам могу пересчитать. Так что вот так вот к моей выпуклой фиолетовой шишке на лбу, которую даже чёлкой спокойно не прикроешь, прибавилась ещё и ссадина на нижней губе, да пара побитых рёбер, которые болезненно ныли при каждом воспоминании об их оставившем человеке.       Впрочем, ничего нового, да?       Что я могу сказать насчет отношения к своему новоявленному боссу, так это то, что для меня он прежде всего тряпка и плакса, который в свои годы все еще боится соседской собачонки (и это я не образно выразилась, сама случайно застала такое «шоу»), и ни в коем случае не сможет вести за собой даже одного подчиненного, что там говорить о крупной мафиозной группировке. Я таких на своем веку видала, они в нашей среде не задерживаются. Либо их прибивают за тёмным поворотом, либо они сами вздергиваются, не выдерживая всего того дерьма, в котором мы погрязли по макушку с самого своего рождения. Мне его даже жаль. У него мордашка милая, да сердце доброе, дельный бы вышел паренёк, если бы не вот это всё, которое проникло в его жизнь.       А ещё глаза… Те самые рыжие глаза, похожие на плоды боярышника, в которых я, могу поклясться, вижу отражение бесконечного неба. Они притягивают, заставляют всматриваться в глубину… Чем дольше ты смотришь в бездну, да?       Я стряхнула пепел с кончика сигареты и вновь смачно затянулась, сжимая фильтр зубами, потягиваясь. Скоро должен закончиться урок физкультуры, на которую мы с братом принципиально не ходим. Только вот его я потеряла с самой перемены, хотя он, наверное, снова убежал к этому мальчонке, Цуне. Я щелчком пальцев выкинула бычок в окно, слезла с потрескивающего от моего веса (я не толстая, это рабочие, хачи какие-то, плохо сделали!) подоконника, закинула легкую, уж слишком легкую для моего учебного дня, сумку на плечо и пошагала в сторону выхода из класса.       — Он, наверное, в раздевалке. Донимает беднягу «босса», какой молодец, — усмехнулась я себе под нос и, насвистывая незамысловатую мелодию, прыжками отправилась к лестнице.       После того, как шумиха с истерикой Хаято улеглась, я рассчитывала на то, что смогу спокойно покинуть страну и, наконец, отправиться на родину. Раз брату так неймется сидеть одному на заднице смирно, я решила досидеть с ним эту неделю, подождав, пока он успокоится, а потом свалить под шумок. Но кто меня спрашивал?       Спустя несколько дней после нашего скандала, когда мы всё ещё ходили и дулись друг на друга, сверкая абсолютно одинаковыми синяками на лбу (тапок, летящий в него, ничего не подозревающего и мирно-спокойно курившего в окошко, знал своё дело), он, наконец, принял доводы разума и предложил мне поговорить. Я, дура, уже обрадовалась, думала, мол, ну всё, он понял, можно манатки-вещи собирать, а нет, он сказал мне совсем не то, что я ожидала услышать.        — Гата, — начал Хаято, неловко переминаясь с ноги на ногу. Я, лежа на спине, подняла голову вверх, посмотрев прямо в его глаза. — Я тебя люблю, понимаешь? Ты единственный дорогой человек в этом мире, которым я дорожу и не хочу потерять. Мы же с самого детства вместе! Первый раз хрень натворили вместе, первый раз рожу кому-то набили, да даже первые шаги вместе делали, нога в ногу! Не говори, что не помнишь этого, просто слушай! — он смущенно зажмурился, видимо, эти слова ему давались с особой сложностью, он говорил их через силу, будто никогда бы такого и в жизни не сказал, но случай того стоил. — Я тебя никуда не отпущу, поняла?! Ты моя сестра, Агата, и, хочешь ты этого или нет, мы с тобой навсегда связаны вместе!       И, как завершение своей гневной тирады, он… Он порвал мой заграничный паспорт. Скотина! Гр-р-р, до сих пор злость берёт! Убила бы, но после такого монолога я так расчувствовалась, что даже сначала не поняла ничего. А потом, когда до меня дошло, что он только что сделал…       Как думаете, почему он до сих пор слегка хромает? Хе-хе-хе!        — Хаято-о! — позвала я. Из мужской раздевалки доносилась шумная возня вперемешку с мужскими криками и обрывками фраз. Я, наплевав на все нормы приличия, бросила сумку около входа и распахнула дверь, входя вовнутрь.       На меня тут же уставился десяток пар глаз. Парни изумленно вылупили глаза и раскрыли рты, так и не подумав их закрыть. Они сначала дружно обернулись на дверь, которая, судя по надписи, вела в душевую, а потом вновь посмотрели на меня. Выражение их лиц неописуемо, честное слово, где я могу достать фотоаппарат? Я спокойно стояла около двери, давая время их мозгам переварить всю информацию.       Ну да, подумаешь, девчонка заглянула в мужскую раздевалку, когда все парни там стоят абсолютно голые? Каждый день такое вижу, вы чего.        — Психованная! — первым завопил какой-то светлый парень, прикрывая ладонями своё достоинство. — Постыдилась бы заходить в нашу раздевалку, подглядывать! А-а-а, не подходи, дура!..       Я не спеша направилась к горластому смельчаку. Он уж совсем испугался, заробел, отходил всё дальше и дальше, пока не врезался спиной в холодную стену и начал оглядываться, ища пути отступления.       Но тут уже поджидала я.       — У тебя, — я ткнула ногтем в его голую грудь и изучающе оглядела его с головы до пят, — подглядывать не за чем, так что постыдиться бы стоило тебе.       За моей спиной послышались смешки и покашливания, видно, я попала в яблочко.       — Где Хаято? — спросила я у сжавшегося в комок парня, который таки схватил со шкафчика полотенце и наконец прикрылся им. Он вздрогнул, будто не услышал. — Мне второй раз повторить?       Парни дружно перевели взгляды на дверь, за которой находился душ. Я благосклонно кивнула светлому парнишке и он, хлюпая носом, скрылся за шкафчиком.       — Бра-атец! Выходи-и, братишка, я знаю, что ты тут! — весело крикнула я.       Дверь начала тихо поскрипывать, открываясь.       — Что ты там прикрываешь? — с интересом спросила я, когда Хаято вышел из душа. Столбы серого пара клубились за его спиной, по бледной коже вниз медленно стекали капли-кристаллики, а на бёдрах висело шелковое полотенце, подаренное мною на его день рождения (только вот зачем он притащил его в школу?). От него оглушительно пахло хвоей и свежестью. — Я всё видела, там у тебя ни черта нет, можешь не прятать.        — Как будто у тебя там, — он мстительно усмехнулся, очертив пальцем свою грудь. — Есть что-то, кроме прыщей.       Я показательно поправила сползающие с переносицы очки средним пальцем и нахмурилась.       — А?       Он что, ходил на физкультуру? Поверить не могу! Да быть не может, это ошибка какая-то.       — С каких пор ты на урок физкультуры ходишь? — с искренним недоумением спросила я, а Хаято цокнул языком и поправил сползающее с бёдер полотенце.       — С тех самых, как ты начала в юбке ходить.       Я недоуменно оглядела себя, заострив внимание на черных рваных джинсах, отметив, что на юбку они не походят от слова «совсем». Э?..       — Но я не… — начала я, как вдруг замолчала. Хаято улыбнулся.       — Вот ты и сама ответила на свой вопрос. А моя одежда в стирке, пока побуду в спортивной форме, — только я открыла рот, чтобы спросить, что случилось, как он сам не заставил себя ждать. — Один придурок решил напоить мою футболку со штанами дерьмовым апельсиновым соком, который ещё и волосы пропитал. Гадость!       Он скривился и начал шариться в своём шкафчике.       А-а-а… Вот оно как. А я-то уже там себе напридумывала про путь исправления и так далее, а он просто оказался в не очень приятной ситуации.       С того, насколько всё было абсурдным, я не удержалась и покатилась со смеху. Ох, Дева Мария!..

***

       — День Самостоятельности в этом году вы будете отмечать как соревнования, — начал директор, поправляя оправу дешевых очков. — Вы, как старшеклассники, обязаны будете соблюдать правила прошлого года и помогать старшим в их нелегкой работе. Список команд и места вашей работы будут вывешены на стенде около входа, прошу всех ознакомиться.       Хрень какая-то! День Самостоятельности? Ни разу не слышала. Наверняка это какой-то индивидуальный для школы день, который директор придумал дабы сплотить наши ряды.       Ага, аж два раза.        — Я не участвую, — тут же открестился Хаято, нахмурив брови.        — Вот уж не думала, что скажу такое, но я с тобой согласна, — благосклонно кивнула я и с наслаждением начала придумывать, как стану отлеживаться дома перед телевизором, пока эти идиоты будут батрачить, пытаясь научить глупых мелких шпингалетов хоть чему-то, а те будут искусно выносить им мозг.       Кто умница? Конечно, я!..       Вдруг перед моим лицом лязгнул металл. Я, словно в замедленной съемке, наблюдала за тем, как металлическая тонфа пролетает перед глазами (за это время мысленно перекрестилась раз пять, стараясь не думать о том, что я вроде как неверующая) и врезается в стенку рядом со мной, раздробив старую штукатурку.       Я тонко улыбнулась, растягивая губы в ухмылке, хотя пальцы на руках мелко-мелко подрагивали, поэтому пришлось засовывать руки в карманы и напускать на себя хулиганский вид, надеясь, что у него нет чуйки на запах страха.        — Те, кто проигнорирует мероприятие и не будут участвовать, будут лично наказаны мной, — сверкнул злобными глазками Кёя. На его носу красовался пластырь, а над ключицей, почти полностью скрытой белоснежной рубашкой и черным пиджаком, синела болезненная гематома, похожая на ту, что сейчас у меня на лбу.       Эх, красиво разукрашен! Такого художника надо бы наградить.       Я с гордостью оглядела плоды своей работы, пытаясь игнорировать ноющие ребра и губу, и вызывающе глянула на мальчишку, показывая, что готова повторить.        — Привет, милашка, — оскалила зубы я, на что он спокойно долбанул второй тонфой рядом с моим носом, явно намекая на проблемы, которые мне обеспечены. По стене паутиной поползли трещинки.        — Здравствуй, бельмо на глазу, — сквозь зубы процедил он. — Жаль, что не прибил тебя тогда — пожалел беззащитно скулящее существо.       Да он меня обожает, как иначе?        — Взаимно, — я блаженно прищурила глаза, купаясь в той чудовищной ауре, которая витала вокруг него, и подтянула сползавшую с плеча лямку сумки.       Ученики в ужасе отползали от нашей пары. Да уж, страшное, должно быть, зрелище. А меня давно окрестили сумасшедшей и неубиваемой, которая с Хибари Кёей мило скалится в приветливой улыбке.       Получает только потом по-страшному, так, что ходить больно, но да ладно.        — Только попробуй выкинуть что-нибудь, — угрожающе хмуря брови и нависая надо мной, предупредил Хибари. — Загрызу.        — Кёя, ну не здесь же, — двусмысленно ляпнула я, снизу вверх глядя на него. Приходилось слегка сгибать колени, чтобы он не чувствовал себя приниженным, но оно того стоило. — Давай доберёмся до подсобки, там удобнее…       Тот вздрогнул. Затем разозлился ещё больше: его ноздри раздувались, серые глаза метали молнии, а тяжелое горячее дыхание щекотало мои щеки.       Со зла он резко выкинул вперёд руку, впечатавшись ею в стену. Вновь поползли трещины.        — О, так это и есть знаменитый кабэ-дон, от которого тащатся все японки? В принципе, ничего такого, — пожала плечами я, мысленно потирая руки. Сейчас, как говорится, рванёт.       Хибари пришлось от меня оттаскивать, а не то для меня всё закончилось бы плачевно.       Ну, что прошло то прошло, не будем вспоминать прошлое.       Брат всё ещё похрюкивал, видимо, до сих пор не мог отойти от увиденного. Да я и сама удивлялась своей то ли тупости, то ли самоуверенности.        — Он вообще в курсе, что ты женского пола? — цедя улыбку в кулак, вдруг спросил Хаято, на что я пожала плечами и с умным видом выдала:        — А какая разница?       Брат снова покатился со смеху.

***

       — Я дома!       Бьянки что-то согласно пробормотала, на секунду высовываясь из кухни, а я с наслаждением сняла с уставших ног кроссовки и прошлепала босыми ступнями по полу, чувствуя небывалый прилив умиротворения и чувства, что жизнь прекрасна.       В воздухе оглушительно пахло жжеными кофейными зернами и чем-то определенно подгоревшим. Под потолком чёрными кудрявыми облаками клубился густой дым, он длинными потоками тянулся оттуда, где временно обитала моя сестра. Из кухни.       Я обреченно застонала и прошла мимо, благодаря Деву Марию, что я сегодня додумалась купить себе пару сладких эклеров и бутылку холодного чая. Какой-никакой, но перекус, согласитесь, это гораздо, лучше, чем… Ну, вот это, чем бы оно не было.       «Бедная моя кухня», — трагично прошептала я себе под нос, впервые радуясь, что аренду дома и все из этой аренды вытекающие последствия оплачивает Вонгола. Вот только уборку нам никто не устроит, так что последствия, к сожалению, придется устранять самим. Точнее, устранять их будет тот, кто проиграет в камень-ножницы-бумага равном бою, все чин по чину, ничего не знаю.       Так-то у нас все важные и не очень дела решались именно так, это что-то вроде семейной братско-сестринской фишки, так что никто из нас претензий иметь не будет, поверьте мне.        — А обед? Агата, ты же не ела! — возмущенно прикрикнула на меня сестра, хватая за руку, будто какой-то монстр из фильма ужасов, готовый утащить в глубины ада. Я только нервно осклабилась, стараясь не смотреть в её зеленые и, безусловно, красивые глаза. Ну не могу я, не могу! Считайте меня слабачкой, но это выше моих сил! — Ты что, хочешь заработать себе язву?        — У меня уже одна есть — она постоянно курит, ругается итальянским матом и ни во что меня не ставит, и вообще это мой брат-близнец, — Бьянки приподняла брови, мол, серьёзно, а я только пожала плечами. — Что? Это же правда!        — Он точно так же говорит о тебе, так что я перестала уже удивляться, — отмахнулась сестра, а я картинно ужаснулась, в удивлении широко раскрывая рот и прижимая к нему ладони.       Бьянки в нашем доме появилась недавно — и нет, я не сказала это тоном «вредители в нашем доме появились недавно» — и уже успела навести пару порядков, таких как «в доме не курить», «без тапочек не ходить», «гостей в грязь не приводить» и «в трусах по дому не бродить». Собственно, плевали мы с Хаято на это, поэтому смело убрали из всех запретов частицу «не» и только тогда начали придерживаться новых порядков. Ну, точнее, поддерживать старые, хе-хе…       Но, если честно, я никогда не думала, что для того, чтобы пожить у нас, она додумается взломать дверь ночью, а рано утром встать и начать готовить. Вот представьте такую ситуацию: вы с братом живете вдвоем, одни, просыпаетесь однажды наутро, а по всему дому витает тошнотворный «аромат», от которого глаза начинают слезиться и желудок скручивает в тугой узел. Мы не то чтобы перепугались, мы конкретно так пересрались, подскакивая и медленно-медленно двигаясь в сторону кухни, вооруженные половником и карандашом, которые выставили перед собой на расстоянии вытянутой руки. Типа да, сейчас над этим можно посмеяться, но тогда нам это реально показалось наилучшим оружием для обороны — мол, сдавайтесь, у нас половник и только вчера заточенный карандаш! Такое себе, ага? И не надо напоминать о том, что под подушкой у меня, да и у брата, лежат вполне работоспособные пистолеты — я тогда все ещё не очнулась ото сна, поэтому убийство карандашом мне показалось наиболее изощренным. То, что Реборн меня и так предупредил о приезде моей сестры, нас не остановило. Настоящий мафиозо всегда должен быть готов к внезапному нападению! И во сне, и в постели, и в душе, и на унитазе… Именно так учил нас Шамал, ага. Нет, я серьёзно. И именно за это он сначала огребал от меня, затем от Хаято, «за сестру», а вот потом уже и от Бьянки, уже тогда освоившей свою Отравленную Кулинарию.       Я махнула сестре рукой и предупредила, что в школе, в отличие от Хаято, поела, поэтому готова благородно оставить ему ещё и свою порцию. Внутри меня противно хихикала и потирала руки мстительная бабёнка.       В комнате, как всегда, был беспорядок — то тут, то там валялись трусы, различные тряпочные лифчики (знаете, такие обычно покупают десятилетним девочкам, у которых едва-едва начинает появляться грудь, но мне пятнадцать, кха), носки, бутылки от пива, смятые пустые пачки сигарет, всякая хрень и динамитные шашки (блин, Хаято!). Иногда мы с братом путались в вещах, не зная, что именно моё, а что его, так что я уже более чем привыкла ходить в его шмотье, а он — в моем. Я вынула из кучки первую попавшуюся футболку и начала напяливать её на себя, отмечая, что она принадлежит Хаято, поэтому будет мне на пару размеров больше, но да ладно, страшного мало. Из «нижнего» на мне без стеснения остались удобные черные, опять же братские, боксеры с принтом волка на заднице (как любил говорить Хаято, смотря на меня в таком виде — главное, чтобы волк не зарычал). Не, ну а перед кем стыдиться? Мы в детстве все втроем, бывало, — и я, и братец, и Бьянки — купались в одной ванночке, а тут как будто нельзя походить по своему дому в трусах и футболке. Подумаешь, како-ой сты-ыд! Ведь мы друг друга пе-ервый ра-аз види-им, ага.       — Носки, — задумчиво кивнула я сама себе и начала неловко пробираться вглубь этого Ада различного шмотья, переступая огромные кучи грязной и чистой одежды (смешались в кучу кони, люди…). — Ну мне так-то и босиком хорошо.       — Уберись в комнате! — строго крикнула Бьянки, на секунду появляясь на пороге моей комнаты, и окей, я не буду спрашивать, как она так быстро проделала путь от кухни досюда, и не буду спрашивать, как она сделала это настолько бесшумно и незаметно. Ну, я такого не ожидала. Да, именно поэтому едва со страху не вцепилась в люстру, как какой-то кот, и только вздрогнула и недоверчиво уставилась на то место, где по идее она стояла пару секунд назад.       Черт, иногда она реально бывает страшной. И я это не про тот случай, когда мы с братом в первый раз увидели её «омолаживающую» маску из какой-то херни, да и произошло это ночью, а она была в белой ночнушке, на призрака похожая, а просто так бы мы не заорали никогда, ага.       Ладно, не о том сейчас. Уборка.       Я недоверчиво обвела взглядом комнату, больше похожую на какую-то свалку, и подумала, что легче её будет сжечь. Да, определенно.

***

      — Джудайме, проходите пока, я вас догоню, — бросил Хаято, доставая из кармана полупустую пачку сигарет и тут же раздраженно фыркая. — Черт, опять фруктовое дерьмо Гаты. Джудайме, не берите ничего из рук моей сестры, это опасно для жизни! Да, обоих сестер. Подождите в моей комнате наверху, я заказал суши, они скоро будут!       Цунаеши неловко потеребил лямку школьной сумки и аккуратно заглянул внутрь дома, мгновенно разуваясь у порога и заталкивая свою обувь под какой-то комод.        — Простите за вторжение?        — Ага, простите! — более оптимистично крикнул Ямамото, ловко скидывая с плеча футляр, кажется, для биты (но почему тогда там что-то опасно звякнуло?). — Есть кто?       Откуда-то из глубины дома валил черный густой дым, который настойчиво забивался в ноздри. Цуна чихнул.       Из, кажется, кухни (так вот откуда этот дым!) выглянула высокая красивая девушка. Взгляд сразу упал на грудь — большая, наверняка мягкая и упругая… Он смущенно зарделся и, стараясь не смотреть ниже шеи, перевел взгляд на её лицо — опять же красивое и взрослое. Тонкие темные брови непонимающе изогнулись, зеленые, такие же как у Хаято, глаза опасно блеснули каким-то пониманием, но тут же оно сменилось… э-э-э, равнодушием? Будто она узнала его, но потом подумала, мол, да нет, показалось. Но ведь они даже не знакомы! Как она могла узнать его?       Девушка изящным движением руки откинула пару прядей кораллового цвета («крашеные», — с недовольством подумал Цуна) и скользнула обратно, туда, откуда пришла.        — Красивая, — шепнул Такеши ему на ухо, а Цунаеши согласно закивал — спорить с этим было бессмысленно, правда, как-никак. — Я бы вдул.        — Э? — непонимающе открыл рот он, да так и забыл закрыть. Чего?!. Как Ямамото может думать о… таких вещах?! Такеши, видя его замешательство, громко засмеялся:        — Да шучу я!       Цуна нервно хихикнул и краем глаза заметил, как девушка на кухне сверкнула довольными глазами и самодовольно улыбнулась. Видимо, у неё хороший слух.       Упс?       Она снова тряхнула своими длинными волосами и холодно кинула:        — Куда вам брат сказал идти? К нему в комнату? — они кивнули одновременно, даже не переглядываясь, а девушка мотнула головой в сторону лестницы. — Вот и идите наверх. Там есть такая комната, от неё за версту воняет пивом, сигаретами и нестиранными носками, вот эта она и есть.       Цуне вдруг стало неловко, будто это не одноклассника сейчас морально обгадили со всех сторон, а его самого. Он на пару с Ямамото снова кивнул и поплелся наверх, едва не навернувшись на лестнице раза два и чуть не пустив вниз по этой же лестнице зазевавшегося Такеши, который такой подлянки никак не ожидал.       На втором этаже действительно пахло пивом и сигаретами, в отличие от первого, на котором, казалось, был другой совсем мир — в воздухе витал сладкий аромат какого-то освежителя, женских духов и готовки, вот прям действительно женский рай (черный и фиолетовый дымок не в счет, да?). Здесь же было пусть и тепло, но как-то странно — кроме пива, фастфуда и табака ещё присутствовал устойчивый запах пороха и смешения каких-то химических веществ.       «Именно так пахнет в лаборатории, ну, той, которая находится в кабинете химии!», — вдруг вспомнил Цуна и снова чихнул. — «Это точно не опасно?!»       Ямамото осторожно втянул воздух через нос и тоже оглушительно чихнул, взмахивая руками и едва не заряжая кулаком Цуне в глаз.        — Блин, Цуна, ты в порядке?        — Д-да, все хорошо! — он не был уверен. Правильно ли они вообще сделали, что пришли сюда, а не к нему домой?       В комнате Гокудеры было реально… ну, просто реально. Повсюду кучи грязной одежды, пустые бутылки от пива, пачки сигарет и, кажется, даже окурки. Настоящая мужская жизнь? Да, похоже, Гокудера Хаято много в этом понимал. Больше, чем они сами.       Такеши оценивающе прошелся взглядом по помещению и даже присвистнул — видимо, даже он не доводил свою комнату до такого состояния.       Вдруг что-то в огромном ворохе одежды закопошилось. Цуна испуганно взвизгнул, едва не запрыгивая на руки Ямамото, который и сам замер соляным столбом, а «что-то» высунуло светлую макушку и зевнуло, заспанными глазами смотря на них.       Гокудера-кун?!        — Джудайме, суши привезли, и!.. — тут же откуда-то появился вышеупомянутый Хаято и замолчал буквально на полуслове. — Джудайме, Бейсбольный идиот, что вы делаете в комнате моей сестры?!       Тут, как оказалось, Агата вылезла из кучи полностью и потянулась, открывая вид на своё нижнее белье, которое… Стоп, мужские боксеры? Серьезно? Вот это точно не Хаято, а то, может быть, это сейчас его сестра недоуменно моргала и стояла за их спинами? Цуна неприлично повертел головой, переводя взгляд с одной Гокудеры на другого. Они же одинаковые! Как их различают вообще?!        — О, гости, — равнодушно пробормотала она и некрасиво, вот прям совсем некрасиво для девушки, почесала ягодицу. Цуна открыл рот и покраснел. — А я тут убираться собиралась…        — Ты «убираешься» уже вторую неделю! — весело хмыкнул Хаято, Агата в ответ только закатила глаза и фыркнула:        — Ты бросаешь курить лет пять!        — Но ты так-то тоже, — весомо подметил Гокудера, и они оба засмеялись над чем-то своим.       Цуне показалось, что он попал в дурдом.       Дурдом имени Гокудер, ага.