Беcпричудная гадина.

      Роv. Кацуки.       Мама и папа не переставали взволнованно бегать около меня. Такое непонятное и подавленное состояние они наблюдали впервые. Я и сам с ним впервые столкнулся. Было тошно, от самого себя, и страшно. Это был страх за человека, с которым ты не знаешь, что произошло.       В один момент я понял, что мир может покинуть самое глупое и счастливое создание, которое я встретил. Такой мир казался серым и жалким. Пустота. Я не хотел чтобы мир вокруг стал пустым. Мир без неё.       Полиция подтвердила мои самые худшие предположения, что, скорей всего, Рику схватили злодеи. Все места, куда она могла забрести, были обысканы и её там не нашли.       Мне страшно за эту хрупкую девочку. Было горько от мысли, что я сам способствовал этому происшествию. Я боялся, что она меня больше не обнимет, не улыбнётся мне, в попытке вызвать на моем лице ответную реакцию, не будет в выходные смеяться и что-то увлечённо рассказывать, греясь у меня под боком. Даже если её найдут и все будет хорошо… я там бросил её. Я теперь не хотел к ней приближаться, чтобы не навлечь на неё новую беду. Но если честно, то все наоборот… Хочу никуда не отпускать и навсегда прижать к груди, чтобы она была рядом, в безопасности. Идиот. Себя не понимаю… Но все это не имеет смысла, если она навсегда пропала. — Кацуки, выпей воду, — подбежала ко мне мама, передавая мне в дрожащие пальцы стакан с прохладной жидкостью. — Ну что же ты так? — вздохнула она, проведя пальцами по моему лбу. — Всю ночь не спал. Может поспишь? Совсем чуть-чуть. Мы тебя разбудим, если будут новости. — грустно улыбнулась она. — Нет, — мрачно произношу я, отталкивая предложенный стакан. — Кацуки! Это тебе не шутки! Хватит пытать свой юный организм! Хоть раз послушай мать! — выпалила мама, тревожно глядя на меня.       Не знаю что на меня напало, но её обеспокоенный взгляд и эта фраза: «хоть раз послушай мать», — чем-то меня задели и я молча взял стакан из рук мамы, по немногу его отпивая. Хотя бы так. Спать все равно не могу лечь. Взгляд женских глаз немного смягчился, но в нем ещё таилось переживание за любимое чадо.       Наверное я это выполнил ее просьбу только из-за того, что в прошлый раз я не отозвался на тревожный зов Рики, которая так и осталась одна в той толпе. Теперь я начинаю более внимательно относиться к беспокойству близких. На ошибках учатся, но никогда не думал, что мне придётся пережить ошибку в виде утраты дорогой мне девочки.       Неожиданно в помещение вбежал отец и произнёс то, что я так мучительно ждал все это время: — Рику нашли!       Полное осознание этой новости до меня дошло спустя некоторое время. Возможно это было связано с неверием, что это правда. Иногда хорошие новости не сразу воспринимались, поскольку в них с лету не удаётся поверить. — Скорее едем к ней! — вскочил я, когда уже осознал, что папа не мог соврать. Но мне надо было лично её увидеть. Лично убедиться, что она найдена. — Рика в больнице, сынок. Может не стоит её тревожить? — виновато спросил отец, понимая, что просит о невозможном. Я не смогу теперь найти себе покоя, пока не увижу эту девчонку. — Нет! Поехали! — топнул я ногой, решительно глядя на отца. — Или я сам туда доберусь! — Дорогой, давай съездим туда. Кацуки не успокоится. — устало вздохнула мать. — Эх… — похоже папа знатно устал за эту ночь и утро, судя по тому как стал потирать себе виски. — Ладно. Собираемся.       Я готов был и в пижаме бежать к машине, но, заметив строгий взгляд мамы, скорее побежал переодеваться в свою комнату.       Pov. Рика. — Не знаю. Нет никакого яда. — произнёс врач, внимательно рассматривая какие-то анализы да листах. — Все с вашей кровью в порядке. Не вижу причин для беспокойства.       Я сидела с обмотанной головой и не переставала дрожать. Как-то не укладывалась в голове эта хорошая весть, когда уже настроилась на плохую. — Но они сказали, что это что-то новое. Они говорили взрослые умирают от такого. — произнесла я пересохшим ртом, расширенными глазами глядя на врача. Мама рядом успокаивающе погладила меня по плечу, видя мое перепуганное состояние. — Смотри, — показал мне врачи листок, — это результат аппарата, который обследовал всю тебя, твою кровь и даже больше. Все говорит о том, что твоей жизни ничего не угрожает. — спокойно заверял он меня. — Но они же сказали, что вкололи в меня смертельный яд! — отчаянно выкрикнула я. Я боялась смерти. Я уже была настроена, что мне скажут об этом и что начнут принимать меры против этого события. Но неужели все и правда хорошо? Неужели это была чушь? — Может тебе показалось? — сморщил лоб врач, глядя куда-то в область моей повязки. — Бедная… — покачал он своей седой головой, — Может удар был сильным? — Не знаю. — буркнула я, обратно присаживаясь на стул и скрещивая свои руки. Это было обидно слышать. — А вы точно уверены, что у Рики все в порядке? — пронзительно взглянула на мужчину мама. Она у меня очень «любит» врачей, так что наверняка ещё будет его выпытывать. Судя по внимательному взгляду отца, столь выразительно глядевшего на работника больницы, не только мама устроит этому человеку дополнительный расспрос. — Рика, милая, выйди за дверью нас подожди. Мы с папой скоро придём. — попросила мама, мягко провожая меня за плечи к выходу.       Я немного кивнула и вышла из помещения. Здесь я села на лавочку и уставилась на свои потрепанные сапожки. В голове не было ни одной мысли. Было ощущение замешательства. С одной стороны все обошлось хорошо, но после того как мне пророчили смерть, я не могла быть спокойна. Впервые я осознала, что нашей жизни бывает конец и иногда не тогда, когда хочется нам. Я не хочу чтобы это случилось со мной. Я ещё не вдохнула эту жизнь полной грудью. Хочу жить!       За этими думами я не сразу уловила шум со стороны лестницы, где кто-то нёсся, буквально сшибая всех с ног, судя по неодобрительным возгласам людей, в сторону этой проказной личности. Чей-то бег и резкая остановка, рядом со мной. Как только я оторвала взгляд от своих сапожек, то заметила тот самый эпицентр недавнего недовольства, застывший с широко раскрытыми глазами прямо около меня. Учащённое дыхание, после бега, и вид ещё растрепаннее чем обычно. В глазах билась тревога, несмотря на то, что я была прямо здесь, напротив.       Кацуки.       Я сама к нему подорвалась и прижалась к его груди, тихо заплакав. К черту все! Даже если он меня начнёт отталкивать, не буду его отпускать! Я неожиданно поняла, что это мое спасение от всего. Я спрячу лицо в его груди и буду плакать. Мне хотелось выплеснуть чувства именно тут, в области его сердца.       На удивление, Кацуки не стал меня отстранять. Даже больше, он впервые сам меня к себе стал крепко прижимать, шмыгая своим носом где-то то около моего уха. Мне послышалось? Он тоже плачет? Я почувствовала на своей шее, куда он уткнулся своим носиком, тёплую жидкость. Он плачет. Слабо в это верилось, даже когда сама ощущала как чужие слёзы скатывались по моему затылку в шиворот кофты. Нас одновременно сокрушили нахлынувшие чувства. Мне казалось, что это то, что нам вместе необходимо было выплеснуть наружу.       Так мы друг к другу прижимались и плакали среди белого коридора, под удивленные взгляды врачей и других взрослых. Они недоуменно смотрели на нас и потом бежали дальше, каждый размышляя о чем-то своём.       Я же размышляла о запахе солнца, которым, как мне казалось, пах Кацуки. Потихоньку успокаивалась, прижимаясь к его тёплому телу. Мне было приятно. Приятно, что этому мальчику было не безразлично. Мама, папа и Кацуки… В последнее время он стал наряду с ними, если не больше, ведь при маме и папе я так не срывалась.       Я подняла на него заплаканные глаза, где ещё имелись мокрые дорожки на щеках. У Кацуки появилась краснота в глазах и не выспавшийся вид. Краснота могла быть и из-за слез, но то, что он не спал было тоже заметно. Я почувствовала укол совести. Неужели это были последствия от моего исчезновения? — Прости. — виновато шепчу я, опуская глаза в пол. — Больше никогда не отпущу такую дуру! — сильнее прижимает меня к себе Кацуки. — Никогда! — громко добавил он. Мне стало ещё теплее и я зарылась носиком в его подмышку, в то время как он тихо прошептал мне в макушку такое не присущее ему слово, — Прости…       К нам, тем временем, стали подбегать родители, что-то говоря в нашу сторону. Но я их не слышала. Или не хотела слышать. Главное, что я прижата к тёплому домику, который продолжал что-то себе выговаривать в мои волосы.