«Господи, что я творю?!»
Осаму сидел в кресле уже несколько часов. Никуда не вставал, уроки не делал… Только краснел и тихо скулил. От бессилия и стыда.
Он, черт возьми, поцеловал Чую. Да, в щеку. Но это… Это странно. Дазай не гей, он предпочитает женский пол, ему нравится Элис, а не Чуя. Так ведь? Но судя по ощущениям, все вышесказанное — бред сивой кобылы. Чтобы ему, самому нормальному студенту, прилежному, умному и просто красавчику, нравился парень? Ага.
А… А потом? Вот, допустим, они будут вместе. Закончат университет, найдут работу, съедутся… И? Где семья, дети, внуки, которые скрасят счастливую старость? Нет их. И не будет. И вообще, на них будут коситься как на психов, что тоже неприятно. Вот же…
Парень снова заскулил от нахлынувших эмоций. Как же хочется просто забыть это все. Отвлечься. И он уже собрался исполнить это желание, как раздался неожиданный звонок.
— Мам?
— Нет, блин, Дональд Трамп! — Осаму был очень рад услышать голос матери. — Ты там как? Я вот опять документацию делаю… Много, — и пошло-поехало. Все вопросы были скорее риторическими, чем теми, что требовали ответа. Поэтому Дазай включил громкую связь и спокойно сел за предметы. Акико всё говорила, говорила и говорила. Казалось, что мать пересказывает ему как минимум «Войну и мир», причем наизусть, не пропуская ни единого словечка. Но Дазай привык — маме нужно выговорится, ей полегчает.
— Ах да… Что насчет девушки?
А вот это уже нихрена не риторический вопрос.
— Пока… Нормально, — Осаму прямо увидел, как мать выронила ручку и навострила уши. Просто от Дазая ничего другого, кроме «Тебя это не касается!» не услышишь.
— Правда, одна загвоздка есть…
— Ну?
— Это очень злая, нервная, необычайно красивая, — Дазай стал размахивать ручкой в такт собственным словам. — Умная, рыжеволосая, голубоглазая особа… — театральная пауза.
— И она парень.
— Что?..
И всё. Тишина нагнетала. Очень. Дазай от нервов начал грызть ручку, глотая целые куски невкусного пластика. Пожалуйста, лишь бы она что-нибудь ответила… Лишь бы не стала кричать, говорить о психических заболеваниях и подобной правдивой фигне…
— Я… Обдумаю твои слова. Удачи, сын. — она сказала… Сын? Осаму впервые такое услышал.
Дазай вздрогнул, едва услышал гудки. Обдумает? В смысле? Так, ладно, пока не время разду-
Телефон. Долбанный аппарат, на обоях которого — Чуя. Он, блять, везде. Любимая кружка Осаму похожа на его волосы, небо и море — на глаза, любая девушка на пару мгновений обретает рыжие лохмы и красивые очи, обладатель которых заполнил всю голову Дазая.
Похоже, от подобных мыслей так просто не избавиться. Поэтому остался только один вариант. Самый быстрый и надежный.
— Алло, мам!
— Чего тебе?! — утробный рык заставил Осаму сморщиться. — У меня тут операция, и…
— Скорая. Через пару минут. Вены, — парень просто сказал набор несвязных слов. Но все голоса в трубке стихли — видимо, работала громкая связь. Пара человек начали перешептываться, явно ничего не понимающие новички. А Акико…
— Только посмей! — этот крик… Впрочем, уже неважно.
Осаму сбрасывает трубку и отключает телефон. Потом спокойно надевает черную футболку, кроссовки — надо же в чем-то уезжать из больницы. А потом перебинтованные руки мастерски открывают пачку чистых лезвий. Пару взмахов — бинты летят на пол.
Еще взмах. И подоспевшие через пару минут врачи видят лужу крови и побледневшего парня.
***
Акико была в шоке, когда услышала это. Ее сын — нетрадиционный. Как она могла такое допустить? И дело даже не в том, что это неправильно. Просто… Просто это так глупо. Хотя не ей судить о том, какая семья будет у ее сына.
Игораши Дазай. Фотограф от Бога, но с закидонами. Они просто встретились на вечеринке, выпили и забыли предохраняться. Надо было видеть лица гинекологов, когда их начальница заглянула в кабинет «проконсультироваться». Игораши же даже бровью не повел — как любой знаменитый человек, он имел кучу связей, которые порой заканчивались вот таким «сюрпризом». Они растили сына по очереди: то Акико увезет его в цирк или в парк, то Игораши просто так возьмет с собой на съемки. Они не были женаты, у них разные фамилии, профессии и интересы. Но сын не позволял окончательно разойтись. И…
И лучше бы Йосано сделала аборт. Тогда бы Дазай не страдал и смог бы исполнить свою самую заветную мечту.
— Но я хочу в Японию! Там Анго!
— Анго потерпит. Работа родителей важнее! — Акико и сама не хотела уезжать. Но так получилось. И от этого страдали все.
Дазай вообще не видел отца. В школе его избивали и обзывали, потому что парень ни слова по-французски не понимал и учился отвратительно. Еще необычная внешность и интересы — Осаму тогда просто учитывался мангой всех жанров, пока одноклассники смотрели «Мстителей». А еще он отказывался есть в столовой. Круассаны — настоящий ночной кошмар шатена.
Ну, а потом Акико забыла убрать скальпель со своего стола.
Никогда еще ей не было так страшно. Она успела проклясть все в этом мире и засомневаться в коллегах, хотя те были профессионалами своего дела. На часах — восемь вечера, главный врач уже битый час скулит перед операционной — и вот хирург выходит из того самого помещения и…
— Все хорошо. Его спасли.
Йосано упала в обморок от нервов, но оно и неудивительно. Единственный сын, которым она дорожила. И едва не умер по ее же вине. Еще неделю, пока Дазай не пришел в себя, Акико прошлась по магазинам и купила все, что он у нее когда-либо просил. От игрушечных солдатиков до новейшего ноутбука. Да, они потом пару месяцев жили впроголодь, но это того стоило. Вернее, так казалось. Осаму так и не прикоснулся ни к одному подарку из всей той кучи.
Просто едва мальчик пришел в себя, как сразу попросился домой. Ни слова не сказал матери. И даже на все купленные ею вещи не обратил внимания. Просто не выходил из комнаты.
Он учил, учил и еще раз учил. Все предметы знал на отлично, его таскали по олимпиадам, конкурсам, конференциям. Он стал звездой. Но это только на людях. Дома, пока рука дописывала очередное уравнение, слезы падали вниз, и тельце тряслось от бесконечных рыданий. Он не смог простить мать. Не смог.
И даже сейчас, когда ему уже двадцать, он продолжает убивать себя. Наркотики, сигареты, алкоголь — Осаму перепробовал всё. Но суицид вышел в лидеры и стал его спутником на всю прожитую жизнь.
И сердце женщины пропустило удар, когда она услышала: «Скорая. Через пару минут. Вены.» Опять? За что ей такое наказание? Но раздумывать было некогда. Главное — вытащить его с того света.
Снова.
И вот. Операционная, Акико опять у двери, вся взмыленная и помятая. Ничего, всё будет хорошо, Осаму выберется… Вернется в университет, познакомит его с девушкой…
Ах. Акико дрожит, но начинает отвлекаться на мысли о той самой. Рыжая… Голубоглазая… Неожиданно женщина садится на кушетку неподалеку и даже перестает нервничать. Все мысли обращены к неизвестной девушке.
Небольшая, миниатюрная, со злобной мордашкой. Большие глаза цвета рассветного неба, аккуратненький носик. Веснушки. Домовитая, но наверняка взрывного характера — рыжая же. Тяжело вздохнув, Акико поднимается. Слышен скрип дверей, которые вели в операционную.
— Не очень сильно. Почти не было проблем.
— Хорошо, — Йосано вся сгорбилась, сжалась. — Через сколько он очнется?
— Уже завтра, ближе к обеду. Всё хорошо? — хирург обеспокоенно смотрит на сглотнувшую Акико. Та кивает и уходит к себе в кабинет. Главное — продержаться до завтра. И не начать эту глупую идиллию снова.
***
Парень чувствовал себя отлично. Неделя в больнице дали свои плоды: Осаму все обдумал, просчитал, разложил, так сказать, по полочкам. Но выводы были не очень утешительными.
Да, он теперь гей. И отрицать это бесполезно.
Да, его пиздец как влечет к рыжему карлику.
И… И еще с Элис надо будет расстаться как можно быстрее.
— Как ты себя чувствуешь? — о, мама. Бледная как вампир Акико подходит к сыну. Под глазами обычно бодрой и всегда красивой женщины залегли синяки в пол-лица. Губы подрагивают, руки нехило трясутся…
— Изви… Ой. Я зайду попозже! — парень расширившимися от удивления глазами смотрит на Элис. Или это не она? Но рассмотреть невозможно — мать закрыла обзор, и девушка убежала слишком быстро.
И тишина. Никто не может начать разговор. Если честно, то у них какая-то неправильная семья. Вроде Осаму должен бояться трепки и ремня по попе, но Йосано выглядит так, словно её прямо сейчас уволят. Ни за что.
На улице едва светит солнце, птицы надрывают глотки бесконечными трелями, кто-то опять ругается из-за аварии неподалеку… А здесь холодно и мрачно. Никакого желания говорить нет.
— Мама? — Дазай с легким шоком смотрит, как Акико преспокойно снимает с себя халат и начинает выпихивать сына с кровати. — Эээ? Ты что делаешь?!
— Подвинься! — Йосано выглядит глубоко обиженной. — Я ж просто полежать рядом хочу.
— А…
И тут начинается полный бред. Они лежат рядом часа полтора, разговаривая ни о чем. Потом в палату приносят еду на заказ, и мать с сыном с аппетитом уплетают огромный суши-сет на двоих. Сытые, довольные, выходят погулять в коридор (так как Осаму еще не выписали) и там огребают от санитарки за пролитый лимонад. «Я полы мыла-мыла, а эти два тунеядца все изгадили! Гуманоиды африканские! Главному врачу расскажу!».
С последнего мама и сын ржали полчаса. Ага, пожалуется главному врачу, как же. Она только что его отругала. Ну, а после Акико достает «Пособие по суициду» — любимая книга Дазая, которая обмахрилась по краям, многие страницы залиты соком и чаем, но своей ценности она не утратила.
— Выпейте данный раствор и ждите около десяти минут, ну, а после… — Акико смешно сморщилась. — И как ты можешь это любить? — Дазай расхохотался с легким оттенком предстоящей истерики. Если бы он сам знал. — Эх… Ну что, спокойной ночи?
Осаму грустно кивнул, тут же засыпая — устал, бедный. Если бы Дазай знал, что Йосано вообще первый раз за неделю на кровать легла…
***
— Чего тебе?
— А ты сегодня такая грубая…
Дазай с легким интересом осматривал кабинет матери. Он бывал здесь и раньше, но многое с тех пор поменялось: в комнате витает аромат вкусного одеколона мамы, на окне появились придурковатые розовые занавески, многие папки и важные бумаги безвозвратно исчезли, комнатные растения (чаще всего орхидеи), горячо любимые матерью пару лет назад, исчезли. Вместо них теперь красовался кактус. Такой милый, уютный и ужасно колючий, как и Акико.
— Ну?
— Поговорить. Насчет того, что я тебе в последний раз говорил по телефону.
— О чем ты? — Йосано нервничает. — Хотя… Скажи, что это неправда. Пожалуйста.
Дазай лишь сладостно улыбнулся.
— Привыкай, мам! — Акико тяжко вздохнула и косо посмотрела на сына. — Поверь, оно того стоит!
— Ты мне его хоть покажи.
— Тут есть проблема… — Акико вскинула брови. — Он меня ближе, чем на километр, не подпускает. Я всего лишь чмокнул его в щеку на паре! — Йосано расхохоталась. Она бы того, кто ее без разрешения в щеку поцеловал, по лестнице мордочкой вперед спустила. А учитывая характер «возлюбленного» Дазая… Тут никакой суицид не нужен.
— Фотографию хоть покажи, — Дазай хмыкнул и с готовностью протянул женщине телефон. Та с интересом вперила глаза в экран и… — Окей… Ладно, это… Достойный выбор, — Йосано в некотором замешательстве смотрела на симпатичного рыжего юношу. — Да, он красивый… — но тут по классике жанра: кнопка «Назад», и вот перед главврачом предстает шестьдесят семь фотографий одного человека. Осаму это замечает и дико краснеет. — Невероятно. Зато я вижу, что ты настроен серьезно…
— Прекрати, мам! — парень вырывает телефон и хватает свою сумку под хохот матери. — Люблю тебя! Я побежал.
И в кабинете воцаряется тишина. Столько лет взаимной ненависти, неловких попыток извинений, громких скандалов… А всего лишь требовалось провести время вместе?
«Люблю тебя, мам!»
— И я… Тебя. Тоже люблю.
И тут Акико показалось, что стало до невозможности легко и спокойно на душе.
***
Ну, а Чуя все эти дни учился, учился и еще раз учился.
Многие ручки уже закончились, тетради исписаны на половину. Под глазами не то что мешки, а целые колодцы ярко-фиолетового цвета. Скоро первые зачеты, а самый большой страх Чуи — не сдать. Поэтому он усердно готовится.
А еще дико переживает. За Осаму.
Первые дни всё было отлично. Никаких похабных шуточек, пошлых намеков и прочей малоприятной фигни. А потом на латыни краем уха рыжий услышал, что дылда в больнице. И внутри что-то неприятно ухнуло от этой новости.
На третий день Чуя просто задумался — где его извечный надоедливый сосед? Но мысли эти он тут же отогнал. Так, на всякий случай.
А потом половину учебного дня косил глаза на пустое место рядом.
Пиджак Осаму так и «жил» дома у Чуи. И парень даже не собирался его возвращать. Во-первых, было не так одиноко: заранее нагретый на батарее пиджак приятно согревал, и пахло от него вкусно. Во-вторых, владелец вещи еще ничего не вспомнил, так что Накахаре ничего не грозит.
А потом…
— Скучал? — радостная, искрящаяся счастьем морда сокурсника заставила Чую едва ли не улыбнуться. Слава богу, он жив.
— Не дождешься, скумбрия! — но из уст Накахары это прозвучало слишком самодовольно и весело. — Ну и где ты шлялся? Зачеты скоро.
— А говоришь, что не переживал, — патлатый дебил уложил свою тупую головушку на парту, улыбаясь. А Чуя мило смотрел на эту морду и против воли начинал смеяться.
Ах, да. Брекеты.
Чуя прикрыл рот рукой и позволил себе хихикнуть.
— В больнице я лежал, — Дазай задумчиво смотрит на однокурсника. — А ты, я смотрю, решил сделать косплей панды? — явная издевка над синяками в пол-лица.
— Поверь, у тебя закосплеить мумию уже вышло.
Всю пару они переписывались на заметках в телефоне. Так Чуя узнал, что Осаму помирился с матерью, вот-вот расстанется с Элис, а еще зовет рыжего посидеть в кафетерии через дорогу. Дазай «услышал», что он урод, раз поссорился с мамой, большой молодец, раз расстается с Элис, и «сука, нахуй мы вообще познакомились, Господи, спаси» насчет похода в кафе. И что Чуя вообще не против выпить чашечку кофе.
В итоге они выполняют последний пункт. Уютный столик на улице, симпатичные официантки — неплохая атмосфера.
— Что будете заказывать? — школьница, судя по росту и размерам тела, приветливо встречает новых посетителей.
— Кофе и Буше.
— А вы? — и все. Нахуй хорошее настроение.
— Сок… — вымучивает из себя Чуя, пытаясь нагло скрыться под столом. — Яблочный…
Официантка уходит, и парни заметно начинают нервничать. Чуя вроде как хочет есть, но с его протезом сделать подобное проблематично. Поэтому приходится мирно засопеть, с трудом сдерживая приступ агрессии.
— Ваш заказ! — и Накахара брезгливо морщится, отворачиваясь к окну.
Но тут слышен странный стук и шуршание. Парень оборачивается и…
— Приятного аппетита, Чуя.
Осаму невозмутимо уплетает свое пирожное со свежесваренным латте. А рыжий едва не плачет от умиления и стыда: на столе красуются две баночки с яблочным пюре. Чуя вздыхает, начиная аккуратно есть. Наверное, еще никогда детское питание не было таким вкусным.
Ну, а после университета парни неожиданно шлепают домой вместе. Именно шлепают, потому что на улице дождь, потому что Чуя как назло забыл зонт (Которого у него никогда не было), а Осаму смотрел прогноз погоды.
— Я сам дойду! — бурчит Чуя, как-то даже не пытаясь выбраться из-под купола. Осаму довольно хмыкает, опуская зонт чуть ниже — разница в росте давала о себе знать.
Так они и дошли до чуиного дома. Многоэтажка хмуро встречает их в тихом дворе, где никого нет. Накахара ныряет под крышу крылечка, и шатен почему-то следует за ним.
— Спасибо что ли… — Чуя фыркает, явно вымучивая эти слова. С его характером подобная благодарность вообще подарок.
— И даже домой не пригласишь? — нагло лыбится Осаму. За что тут же огребает пинок под зад.
— Зонтик есть, не промокнешь! — Дазай хохочет, и его голос утопает в громе. И правда, надо поторапливаться.
— Спасибо за день, Чуя, — и тут…
Исчезают все звуки. Стихает дождь, гудки машин на автостраде неподалеку, крики женщины со второго этажа. В ушах глухими ударами звучит сердце, пока Осаму нежно касается сухими губами горячей щеки однокурсника. Последний заливается краской по самое не горюй, нервно теребя край пиджака.
Дазай уходит, весело насвистывая какую-то песенку. Словно ничего и не было только что. А Чуя как будто в забытьи касается места, куда его только что поцеловали. Вроде и не в первый раз, но…
— Да чтоб ты сквозь землю провалился! — кричит Накахара, громко хлопая дверью подъезда.
«Это не сон. Это не сон. Он меня только что поцеловал в щеку!» — проносится в голове, и Чуя даже не знает, плакать или смеяться. Вроде и приятно, но сам факт того, что это сделал Осаму…
А потом все повторяется.
Теперь каждый день они обедают вместе. Дазай ест то, на что денег хватает, а Чуя уплетает пюре за обе щеки. И все довольны, хотя какая-то часть группы начинает коситься в их сторону двусмысленным взглядом.
Потом… А потом Чую насильно провожают до дома — обучение на одном факультете дает свои плюсы. И после…
Поцелуй. Пусть и в щеку.
Пока.
Чуя рычал, бил Дазая (Не сильно, ибо пюрешки сделали свое дело), огрызался, игнорировал, обзывал, материл… И ждал. Отчаянно ждал, когда Осаму опять наклонится и аккуратно поцелует его в щеку. А потом рыжий будет краснеть и трогать горящую огнем скулу, пока Осаму, посвистывая, «сбегал» домой.
Это уже походило на привычку. Чуя знал, что так будет, и не особо сопротивлялся. А Дазай неописуемо кайфовал. Ему-то происходящее было в удовольствие.
Но они же взрослые люди. Надо попробовать что-то поинтереснее.
— Хей, Чуя! — Накахара останавливается, терпеливо поджидая сокурсника. Убегать бесполезно — все равно догонит. — Проводить?
— А тебе все еще нужно моё согласие?
Идут сегодня почему-то в тишине. Обычно Дазая не заткнуть, но сегодня он необычайно тихий. А Чуя просто думает. Много думает о себе и Осаму.
Они друзья. Да, дерутся постоянно, да, орут, но доверяют несмотря ни на что. Чуя может разбить Осаму нос, а через час лежать у последнего на коленях под партой и невнятно жаловаться на жизнь, пока шатен шустро пишет конспект за обоих. Дазай все еще крутит шуры-муры с Элис, а потом невинно чмокает рыжика в щечку и обнимает на прощание. Но теперь…
— До завтра? — Чуя оборачивается, выжидательно смотря на Дазая. Ну?
И где романтика?
— Слушай, Чу… — рыжий предостерегающе рыкнул, потому что ненавидел такое сокращение своего имени. — У тебя был первый поцелуй?
Ох, нихуя.
— Допустим, что нет? — рыжий стыдливо отворачивается. И тут же прячет смущение за шуткой. — А что? Хочешь исправить?
Неудачной шуткой, кстати.
Потому что руки Осаму оглаживают талию, а в ушах звоном отдается шепот Осаму.
— Да.
Чуя вспыхивает как спичка.
— Что?! Это… Ты прости, но я н-не г-голуб-бой…
— Пожалуйста. Один раз…
И простит господи Чую, но он просто не может отказать. Неопытным в столь важной сфере быть надоело, гормоны хлещут, горячий шепот на ухо сводит с ума… И Накахара решает, что ничего не случится. Всего лишь поцелуй, с кем не бывает.
Осаму мягко разворачивает Чую к себе, нежно приобнимая за талию. Заправляет рыжую прядку за покрасневшее ушко. Гладит волосы, с удовольствием вслушиваясь в рваное дыхание однокурсника.
А потом…
Просто прикосновение, но внутри все разбивается на миллионы осколков. Осаму не торопит — сам очень волнуется. Но он слишком давно ждал подобного, поэтому… Горячий язык несильно давит на нижнюю губу, как бы прося открыть рот. Чуя мнется, но позволяет Дазаю даже это.
И просто отдается невероятно сладостному поцелую. Они сплетают языки, прикусывают губы друг у друга, и Осаму не страшится брекетов Чуи. Тот удивленно вдыхает, когда чувствует шаловливый язычок на своих зубах, закованных в тонкое железо.
А потом — короткая передышка. И все сначала.
Это ведь нормально, что парни-друзья целуются? Правда?
Все нормально.
Никто об этом не узнает.
В тишине подъезда раздается пошлый чмок.
