Потрогать волосы Накаджимы.
Тупо. Невозможно стремно. И просто невыносимо хочется… Подобные странности преследовали парня все чаще. И румянец на щечках Ацуши довольно милый, и почерк аккуратный, и сам он просто няшка… Правда, от таких мыслей блевать хотелось, это вообще не в стиле Акутагавы… Но в те редкие моменты встречи с беловолосым студентом ни о чем другом думать почему-то не получалось. В таком темпе прошел первый курс. Ацуши вздохнул облегченно, и… И вскоре снова сидел в аудитории, сгорбившись над бесчисленными конспектами. Акутагава же больше не подходил к парню ближе, чем на десять метров, что было странно. А ещё… Это событие Ацуши запомнил на всю жизнь, наверное. Тогда была пьянка ни о чем. То ли день рождения чей-то отмечали, то ли праздник какой… Ну не суть. Главным было другое — весь вечер Накаджиму пытались споить, а мальчик не хотел — воспитание в приюте вызывало любое отвращение к алкоголю и сигаретам. И все бы ничего, но… Угадайте, кто защищал Ацуши от подобных действий сокурсников? Рюноске. Он рычал, грозил кулаком нарушителям, и просто оказывался рядом вовремя. А беловолосый тихо охреневал от ситуации, не смея останавливать своего «спасителя». А потом… — Почему у тебя до сих пор никого нет? — изрядно подвыпивший Акутагава слишком близко придвинулся к замеревшему и изрядно смущенному Накаджиме. Тот начал что-то лепетать, пытаясь… Оправдаться? Но его слушать не стали. Притянули к себе, опаляя горящие щеки теплым дыханием, и поцеловали. Вот так вот. Просто, без разрешения и прелюдий. Нагло, и в то же время ласково, нежно. Ацуши просто теряется в ощущениях, не понимая, как до этого дошло. После этого Накаджима неделю не появлялся в универе. Рюноске только озадаченно смотрел на постоянно краснеющего Ацуши, что с завидным упорством избегал темноволосого. Все последующие события, где был хоть малейший намек на алкоголь, упорно игнорировались уязвленным студентом. Просто те события, тот поцелуй… Стыдно до слез, а еще страшно. Вдруг узнают? И ладно бы девушка, но Рюноске… А Рюноске тогда лежал без сознания в медпункте, где всегда не было медсестры. И сострадательный Ацуши осторожно приводил своего врага в сознание. — И какого хрена ты рядом? — чего и следовало ожидать. Это была первая фраза, сказанная Рюноске. — А впрочем, неважно. И так нормально… И Ацуши старался вдохнуть нормально хоть раз, пока Акутагава осторожно гладил его вспотевшие ладошки, головой лежа на чужих коленях. И подобные поползновения наблюдались весь второй курс. А потом — начало третьего. — Ты вообще меняешься? Тупица, — неосторожно бросил Аку, даже не смотря в сторону Накаджимы. А тот… Краснел, пылал, горел изнутри — он просто заметил, что у Рюноске очень красивое лицо. И волосы, хоть и колючие на вид, но приятно пахнут горячим шоколадом. — Ацуши? Ты чего застыл? — ответом послужило выразительное и смущенное молчание. А после в их команде что-то неумолимо поменялось. Просто Ацуши стал все чаще звать сокурсника «на чай», который обязательно оканчивался горячими и долгими поцелуями; ни один, ни второй не думали, что это серьезно — просто сиюминутное желание. Желание… — Аку? — это было более чем странно: увидеть в одиннадцать вечера насквозь мокрого Рюноскэ на пороге собственной квартиры. — А ну марш домой! Ты же простынешь! И то ли чай с малиновым вареньем и медом, то ли лапша, то ли уютные чужие объятия… Но они заснули вместе. И не где-нибудь, а именно на односпальной кровати. В обнимку. Ну зашибись… И с тех пор такие «ночные визиты» стали регулярными. И все бы ничего… Но Ацуши с замиранием сердца смотрел на часы, ожидая прихода нерадивого объекта влюбленности каждую пятницу. Старательно готовил едва ли не кулинарные шедевры, заботливо застилал кровать, зная, что спать они будут на ней… И не получал ничего. Просто объятия и поцелуи.Без чувств.
При взгляде на Акутагаву хотелось его пнуть. Да так, чтоб у того яйца оторвались. Просто… Он вроде бы и делал намеки на сближение, но его боялся, как огня. Ни за руку взять нельзя, ни в щечку чмокнуть — сразу обижается и уходит. Боится? Или что? Наверное, именно поэтому после всех сессий и зачетов Ацуши, решившись признаться Акутагаве в своих не дружеских чувствах, получил категоричный отказ. Ни шанса. Ну как же, мистер Я-хмурое-нелюдимое-говно сам себя понять не может, чего уж там… И беловолосый плакал, как сопливая девчонка — слишком больно ударили эти слова по и без того низкой самооценке. Или по душе — через рыдания не разобрать. — Эм… Ну конечно. Тогда была пятница, вечер, а значит, Рюноске бы пришел. А Ацуши по глупости дверь не закрыл… И Накаджима вытаращил глаза, когда его запястья вдавили в обшивку дивана, отсекая пути к побегу.«А ты редкостный глупец, Ацуши. Наверное, за это я тебя и люблю».
— Эм… Накаджима-кун, тебе плохо? — обеспокоенно спросил Огай, глядя на нервно трясущегося и ерзающего парня, что выглядел так, словно его… Ну, и так понятно. Весь дрожал, не мог усесться по-человечески, но мужественно смог отсидеть все пары. Правда, за уроки так и не сел — спина болела невыносимо. Тогда он вообще ничего не запомнил. Они, вроде как, выпили бутылку вина напополам с Акутагавой, потом… Ах да. Ацуши тупо осмотрел свои плечи и грудь. Все хорошо. Не считая дохуллиона засосов на нежной коже. И спина болит… После этого они неделю не общались. Ну… Вообще, Ацуши просто заперся в квартире на кучу дней, заедая столь шокирующее событие печеньками и томатным соком. А Акутагава всерьез переживал, попутно охреневая со столь тупого существа. Ацуши просто упал с кровати, пока они спали. А засосы — это уже его работа (которой он втайне гордился). И тут… Хах. Вроде бы только-только поступили на первый курс, а уже и защита диплома махнула ручкой. Акутагава был в полном незнании, что делать дальше. С химией связывать всю жизнь не собирался, а учителем в школу работать… По спине маршировали мурашки, едва сознание вырисовывало подобную картину. Ацуши же было проще. Он давно подрабатывал ночной нянькой в одном из ближайших детских садов, но тут тоже загвоздка — зря он что ли мед оканчивал? И вдруг два преподавателя уволились, еще один ушел в декрет — и все. Учеба встала. Новых кадров было много, но почти все едва-едва сами перестали быть студентами. Непорядок. Именно по этой причине Ацуши, отчаянно и с диким беспокойством оглядывая группу, произнес: — Доброе утро, carissimi discipuli! С тех пор, его это «Доброе утро, дорогие студенты!» стало едва ли не визитной карточкой такого предмета, как латынь. Ребятам нравилось, как Ацуши подробно все объясняет, повторяет, если кто-то не успел, но экзамены принимал со всей строгостью. Именно поэтому двухцветные глаза расширились от удивления, когда на столе обнаружилась записка:Я люблю вас, Накаджима-сан!
Акутагава тогда устроил настоящий скандал. Его внутренний собственник и мысли не допускал о том, что его Ацуши будет с кем-то другим. А беловолосый и не собирался. Но орущий и махающий внушительными кулаками Рюноске и слушать не стал, это же Рюноске. Поэтому их квартира, купленная за внушительную сумму, пустовала две недели. А последующие события Накаджима вспоминал со стыдом и злостью. — Эм… Ацуши? — Рю с недоумением смотрел на своего парня, что облачился в непозволительно короткие шортики и тоненькую маечку, через которую все отлично просвечивало. Аку-младший дернулся моментально. — Эй-эй, ты чего творишь?! Последние звуки потонули в несмелом, но приятном и нежном поцелуе. Рюноскэ ошалело смотрел на Ацуши, который трясся не хуже осинового листа, но упорно жался дрожащим телом к Акутагаве. Вот тогда спина у Ацуши болела по весьма интимной причине. Да так, что встать с кровати в тот день он не смог. На людях — они не больше, чем лучшие друзья. Да, странные, с ненормальными замашками и шутками, противоположны друг другу во всем… Но едва ноги юношей пересекали порог квартиры, и хлопала входная дверь...Они отдавались друг другу без остатка во всем.
Были ссоры, после которых парни не общались неделями. Были стычки в университете, дома, на отдыхе (в силу своей неправильной ориентации парни всегда отдыхали отдельно), оканчивающиеся фингалами, синяками и бурными «постельными» извинениями. И обоих все устраивало. Они ведь любят друг друга.Я и сам из «этих», как вы выражаетесь. Это вам на будущее, дамы.
От своей же выходки он отходил часа полтора, не меньше. Когда удивленный столь долгим отсутствием Накаджимы Рю заглянул в аудиторию, он увидел отчаянно глотающий слезы комочек печали и скорби. Оказалось, что Ацуши сильно испугался огласки такого личного факта, как их ориентация. Рюноскэ расхохотался в голос — а это большая редкость… Но Ацуши нервничал до среды — тогда у второго курса как раз была пара. ЕГО пара. И… Тишина. Парней на месте по какой-то причине нет, группа ведет себя нормально, без закидонов… И преподаватель быстро успокаивается, словно ничего и не было. До поры, до времени. — Пройдем… Тьфу, пойдем! — Акутагава выглядит растерянным, но виду не подает. — Нас в деканат вызвали, — поясняет он удивленному Ацуши. У последнего сердце пропускает удар. — О, так вот кто обидел нашего мальчика, — и все. Накаджима мысленно прощается со своей работой и хорошей заработной платой, потому что в кресле развалилась видная дама — Молли Маккуиллан*, которая сейчас взглядом четвертовала дрожащего Ацуши. — Думаю, можно начинать… — Накаджима-кун… — Огай, как ректор, имел полное право лишить Ацуши всего. Вообще. Но вместо этого Мори замялся, а Акутагава где-то сзади хрустнул внушительными кулаками. — К нам… мне доложили, что ты неподобающе вел себя со студентами, поэтому… И следующие полчаса становятся адом. Миссис Маккуиллан истерила, кричала, жалела своего «мальчика», что довольно дрыгал ножками, сидя на подоконнике, пускала слезы пару раз… А Ацуши, виновник этой катастрофы, молчал. Он не сказал ни слова с самого начала, что еще больше распаляло богатую даму. — Довольно, — уже и Мори с его поистине стальными нервами не выдерживает. — Думаю, Ацуши и так все понял… Да? — Увольняете? — только одно слово, а что от него будет чуть дальше… — Да! — взвизгивает Молли, аж подпрыгивая в кресле. — За подобный беспредел его просто необходимо уволить! — … — Огай ждет. Но взгляд у него какой-то жалобный, просящий. Все присутствующие в курсе, что мамашка Скотта не успокоится. — Ну? Всё. Это конец…***
— Объясни, а почему ты сейчас лежишь на моих коленях и пьешь мой чай? У Чуи дома тепло и очень уютно. Дазай и правда оккупировал ноги сокурсника, лишая того возможности встать или хотя бы подвинуться. Как-то так вышло, что на улице начался мелкий, но до жути неприятный дождь. И Чуя знал, насколько далеко живет Осаму, поэтому привел его домой, как щеночка брошенного. Ну была еще одна причина: дома одному скучно… И теперь на экране весело мелькали джедайские мечи, с визгами летели и падали люди, а Дазай млел от тепла чуиных ног и почесываний в районе затылка. Аж мурлыкать хочется. — Дай я хотя бы чай заварю себе! — тихо сказал Чуя без какой-либо злости. Вообще ему тоже не хочется шевелиться и рушить спокойную атмосферу, но он же крутой перец и никогда этого не признает… — Эй, ты же не спишь! — Выпей мой… — пробурчал Осаму, недовольный тем, что ему надо говорить — даже это делать лень. — Не бойся, слюней туда я не пускал… — Слабо успокоило, знаешь, — но наперекор собственным словам, Чуя отхлебывает теплого черного, снова запуская пальцы в каштановые патлы. — Эй, ты что творишь?! — Полежим вместе? — Накахара оказывается в глупой ситуации, как он сам думает: едва кружка оказывается на столике, как его тянут куда-то вниз, на мягкую обивку дивана. Пару секунд — и лапки Дазая уже заключили его в нихуя не дружеские объятия. Так еще и пледом накрыли сверху… — Где твоя совесть, пидор? — Чуя как юла, вот честное слово. Елозит, тычется куда попало, кряхтит, но особых попыток выбраться не предпринимает. Осаму только в радость — да и кто откажется вот так вот полежать с любимым человеком? — Только посмей что-нибудь выкинуть… Яйца отрежу. Ахах. Так он и послушался. Сухие губы осторожно касаются плавного изгиба шеи, пока рука прижимает к себе плотнее. Чуя игнорирует это поползновение, но за ним следует еще. Несколько осторожных поцелуев, поглаживаний, один раз Осаму даже рискнул прикусить нежную кожу. И Дазай ошарашенно смотрит на рыжего, который не только не ударяет, но и пристраивается удобнее, довольно прикрывая глаза. — Чего застыл? — осведомляется Накахара с толикой злости в голосе. — Продолжай, раз начал. Дазай осторожно, словно боясь спугнуть, возвращается к своему приятному занятию. Целует выступающий шейный позвонок, плечи, осторожно зарывается носом в волосы, лезет руками под футболку… Боже, это самый приятный момент в его жизни. Чуя… Он так вкусно пахнет… А рыжий сперва вообще ничего не чувствовал. Ну, вот обнимаются они, и что? Но спустя пару минут мнение Чуи кардинально меняется. Он начинает закусывать губы и жмуриться от удовольствия, поворачивает шею так, чтобы и ему, и Дазаю было приятней. Нормально ли это — получать удовольствие от подобных действий, совершаемых парнем? Хотя… Похуй. Пусть продолжает, сегодня Чуя добрый. С приоткрытых розовых губ срывается невольный стон, красиво замаскированный под вздох, когда зубки Осаму смыкаются на плече, прикусывая, а руки несмело надавливают на сосок. Так, пора тормозить… Но разве это хочется делать? Конечно же нет! Голубые глаза смотрят прямо в карие, оба тяжело дышат. А губы вот-вот соприкоснутся, но тут лучше не спешить. Чуя может и обозлиться, рисковать совсем не хочется. И Дазай сдавленно охает, когда его сильно притягивают руками, наклоняя вниз, и впиваются в губы требовательным поцелуем. Кайф… Весьма неудобное положение, но никого почему-то не смущает: Дазай нависает сверху, а Чуя трется и елозит снизу. Ну, роли в первуюСпустя сорок минут.
— Да прекрати уже пихаться, Чуя! — А ты ноги свои пристрой куда-нибудь! — Да что ты как юла-то?! — Эмм… — Чуя уперся своей мордашкой Дазаю прямо в грудь. Последний сделал вид, что все хорошо, за это ему отдельное спасибо. — Ладно. Спокойной ночи. Не прошло и пяти минут, как приставания возобновились. Дазай явно собрался закончить начатое, но… Но Чуя лишь фыркнул и вышел на балкон. Осаму расстроенно поглядел пару минут в потолок, раздумывая над происходящим, и резво сиганул туда же, где был Чуя. Небольшая застекленная лоджия встретила шатена терпким запахом дорогих сигарет. — Ты куришь? — А по мне не видно? — Накахара не без удовольствия затянулся. И возмущенно рыкнул, когда длинные пальцы выхватили сигарету из рук. — И ты туда же… — в ответ последовал удовлетворенный хмык. Чуя даже не удивился, когда Дазай сперва обнял, а после поцеловал его. Затянулся и накрыл плотно сжатый ротик Накахары своим. Горький никотиновый дым заполонил легкие, губы противно защипало, а глаза наполнились непрошенными слезами. Но плевать. Накахара сам, к радости шатена, подается вперед и грубо втягивает чужую нижнюю губу. Ммм, кайф… Ручонки проворно тискают втянувшиеся бочка, пока парни едва ли не сжирают друг друга в порыве страсти. А Агата в полном ахуе наблюдает за этим через щелочку в двери. Она вообще очень удивилась, когда увидела «друга» сына. Такой… Красивый, прямо модель. Не то, что сделанные ею самой сто шестьдесят сантиметров агрессии и драчливости. И ради интереса решила посмотреть на гостя. Посмотрела. Теперь не заснет еще месяц, с трудом принимая ориентацию родного сына. — Стой, Дазай… — парень нехотя отстранился… — Ты слышишь это? В принципе, тишина на улице полнейшая. Но… Какой-то звук явно был. И он напоминал детский плач. Но… Но какой ребенок на улице будет плакать в час ночи? — Смотри, Чуя! — Дазай чуть из окна не выпал от ужаса. Плач доносился из… Помойки. Что? — What's happening? — ошарашенно крикнула Агата, когда парни вихрем пробежали мимо нее. Даже и не поняли, что мама теперь знает их маленькую тайну. — Мы сейчас! — Чуя, кряхтя, уже выпинывал Осаму за дверь. Кристи пару секунд смотрела им вслед, пока дверь оглушительно не хлопнула. Вот те на… Парни выбежали на улицу, все еще сомневаясь в своих выводах. Чуя зябко повел плечами. Дазай беспомощно оглянулся. Тишина… Они ошиблись? Навер… — Уааа! — нет, ребенок действительно был. И вовсе не в теплой квартире с любящими родителями, а в помоях. И даже тоненькая простынка, в которую дитя завернули, ситуации не спасало. Дазай осторожно, стараясь глубоко не вдыхать, вынул «находку» из кучи отходов и черных мешков, под встревоженный взгляд лазурных глаз. — Уа… Уааааааа!!! — Дазай. Скорую, — едва-едва отогнув край простыни, прошептал Чуя. Блять, кто подобное сотворил с маленькой девочкой? Убить его надо. Все личико в ссадинах, ожогах от сигарет и укусах насекомых. Одного глаза уже не видно под слоем… Чего-то отвратительного, и явно гноящегося. Какая-то огромная шишка. Боже… С трудом соображая и координируя действия друг друга, мужчины вернулись в квартиру. Агата чуть не блеванула, когда увидела ребенка. И даже не от вони — внешний вид чада был в разы хуже. Но тем не менее, преодолевая неприязнь и отвращение, она помогла парням напоить вялого и непрерывно пищащего ребенка, а после — немного отмыть. Грязь сползала слоями, некрасиво шлепаясь об бортики ванной. Так еще и на теле находилась куча инородных предметов… Оказалось, что на руке девочки висела маленькая веревочка с запиской. Там указано имя. Изуми Кёка. Скорая прибыла через восемнадцать с половиной минут и забрала ребенка в реанимацию.