look what i found

— Ханбин, расслабься, пожалуйста. Я не собираюсь тебя убивать. Сердце Ханбина стучит, как сумасшедшее, руки, прикованные цепями к изголовью кровати, постоянно дергаются, парень дышит часто, не в силах себя успокоить, а в голосе Чжинхвана еле заметные нотки раздражения. Он не привык учить кого-то еще и в постели, потому что спал только с теми, кто был в его клубе и, соответственно, был уже опытным в этом деле, и поэтому мужчина слегка раздражался. Но с другой стороны вид ему открывался великолепный — почти обездвиженный Ханбин, полностью обнаженный, покрасневший от смущения, но чертовски горячий и такой очаровательно неопытный, что даже раздражение не мешало желанию Чжинхвана научить парня всему, что он знает сам. Его волосы в свете свечей блестели медовым цветом, золотые буквы «baby» на ошейнике блестели так же, и при взгляде на это из чжинхвановых легких уходил весь воздух. — Ты расслабился? Ханбин как-то нервно кивает головой, и мужчина вздыхает сокрушенно — ему на самом деле жаль, что парню страшно. Он волновался так же во время самой первой своей сессии — ему вручили бразды правления всей ситуацией (по результатам психологического теста, в которых он оказался доминантом на семьдесят пять процентов), и это было кошмарно. Он боялся сделать что-то не так, постоянно думал о том, что может причинить вред тому, с кем у него был первый опыт, но тот человек был снисходителен и относился к мужчине хорошо. Он объяснял Чжинхвану, как правильно делать те или иные вещи, контролировал его, когда тот слишком усердствовал. Сынюн был нежен и терпелив. Только из-за него Чжинхван стал участником их «Мирта», который не был таким крупным, как, например, «Чхвидже» или «Миринэ», куда у него в принципе не было возможности попасть, и теперь он был вполне доволен. Чжинхван усаживается между ног парня и целует его в лоб, успокаивая, и гладит его по голове — волосы рассыпаются между его пальцев, они ухоженные и мягкие. Руки Ханбина дергаются, он хочет обнять мужчину, но слышит звон тонких цепей и вздрагивает. Последний вздыхает снова, смотрит на это какие-то мгновения, а когда видит выступившие слезы страха на чужих глазах — не выдерживает и расстегивает ремни, закрепленные на запястьях Ханбина, и садится на край кровати, потирая лицо ладонью. — Хватит, я так не могу, — говорит он, встает с кровати и нервно водит рукой по дну ящика тумбочки в поисках хоть одной завалявшейся сигареты, но ничего не может найти. Мужчина зло шипит на это, садится обратно, зарываясь пальцами в свои же волосы, и замолкает. Ханбин только трет запястье с еле заметным красным следом от кожаного наручника пальцами, тревожно, словно провинившийся чем-то щенок, смотрит на Чжинхвана исподлобья и пытается прикрыть чем-то свою открывшуюся наготу. Мужчина краем глаза видит это и протягивает ему его нижнее белье, лежащее на стуле рядом с кроватью. Парень не надевает, только смотрит дальше, а потом утыкается носом в чужую ключицу и дышит как-то «виновато», так, будто сейчас заплачет, а Чжинхвану только детских слез в его греховной спальне и не хватает. Ханбин еще ребенок, которому нужна похвала. Или хотя бы минимум утаивания и лжи. — Не плачь, малыш, — нежно и очень-очень тихо говорит мужчина, мягко касаясь чужих волос, и вздыхает, склоняя голову к Ханбину ближе, — я виноват. Я не предупредил тебя, что тут будет. Извини. Ханбин нервничает и не знает, что сказать, поэтому говорит очень по-детски звучащую вещь, которую никогда в жизни бы не сказал (он считал себя слишком взрослым всегда): — Я хочу, но… боюсь. Но в ответ слышит мягкое: — Я тоже боялся. На это надо настроиться, я не дал тебе сделать этого. Руки Ханбина обнимают талию Чжинхвана, и тот только голову на чужое плечо укладывает, сокрушенно выдыхая. Его сердце трепещет, ему неловко, что он так поступил, но сердце стучит от любви, которая так внезапно ворвалась в него; этот парень, еще совсем мальчишка, просто сглупил, просто посетил не тот сайт, что нужно, и просто решил пошутить, но теперь он прочно засел в душу мужчины и покидать ее в ближайшее время не собирался. Ханбин силен, умен, но в то же время он нежен и доверчив, и на этом сыграл Чжинхван, так подло открыв дверь в ту комнату, к содержимому которой парень был еще не готов, и втолкнув его туда с разбегу. — Бини, хочешь, пойдем выпьем чаю? — пальцы мужчины мягко гладят чужой загривок, а тот только кивает быстро и смотрит в глаза Чжинхвана с надеждой и благодарностью, мол, спасибо, что не отверг меня. Чжинхван встает с постели, накидывает на плечи халат, завязывает шелковый поясок на нем и ерошит чужие волосы, на что получает несмелую улыбку и еще одни теплые объятия. — Пожалуйста, Бини, ты не должен себя винить. Это я виноват, я не уследил, я зашел слишком далеко… К этому нужно подготовиться. Я просто могу познакомить тебя кое с кем. Это хорошие люди, они тебе понравятся, если только ты хочешь. Они расскажут об этом лучше меня. Чжинхван расстегивает застежку ошейника на шее Ханбина и бросает его на кровать, а потом шепотом велит одеваться и идти ставить чайник. Только-только парень собирается выйти из комнаты, как вдруг ловит Чжинхвана возле двери и целует его коротко, почти чмокает, на что последний улыбается и ладони на шею кладет, чтобы притянуть чуть ближе, целует в нос и легким шлепком по заднице отправляет в кухню. Когда Ханбин уходит, мужчина кладет все цепи и ремни в коробку, кидает туда же чертов ошейник и прячет коробку в шкаф, вздыхает мерно, перед зеркалом приводит себя в мало-мальский порядок и идет к Ханбину, где тот уже разложил по чашкам пакетики с ароматным чаем и поставил чайник.