"Amat victoria curam."* (с)
I
За тот месяц, который Сепп провалялся в бараке, оправляясь от полученных после попытки побега побоев, у него было время подумать. И ему было, о чём подумать. Во-первых: Сепп пришёл к выводу, что в будущем следует воздержаться от необдуманных действий, так-как они могут плохо закончиться, и прежде, чем что-либо предпринимать -- необходимо всё тщательно взвесить и спланировать, чётко обозначить цели и пути их достижения. Во-вторых: Сепп решил, что было большой ошибкой пренебрегать единственным человеком, с которым он говорил на одном языке и если бы они всё обсудили заранее, то действую сообща у них было бы больше шансов на удачное завершение побега. А в-третьих: было бы очень полезно, как можно скорее выучить непонятный язык, на котором говорили люди нового племени и узнать, как можно больше об их обычаях и военных традициях. И когда Сепп снова смог выполнять свои повседневные обязанности, вместе с остальными рабами, он приложил все силы к изучению их языка. Он старался слушать разговоры, запоминать отдельные слова и повторять их обращаясь к своим товарищам по неволе, пытаясь понять по их реакции, правильно ли он их применяет и внимательно внимая их жестам, которыми они пытались что-то до него донести в ответ. Когда им выдавали инструменты для работы -- он показывал те, что достались ему, кому-нибудь из других рабов и пытался выяснить, как они называются на их языке. Спустя некоторое время, он уже знал такие слова, как "Топор", "Пила", "Вода", "Еда", "Пить", "Есть", "Быстро" и многие другие, часто встречавшиеся в его повседневной жизни. Однако этого было мало и изучение языка продвигалось гораздо медленнее, чем того хотелось Сеппу. Но вот, спустя примерно 4 месяца после гибели сына Дирка, произошло то, что значительно ускорило процесс освоения непонятного языка: Сепп понял и заучил фразу "Quid est?"*, в ответ на которую другие рабы называли ему название предмета, на который он указывал или пытаться жестами объяснить значение слова, которое он затем произносил. Вслед за этим, он стал пытаться соединять слова в отдельные фразы и предложения, и внимательно следить за реакцией "собеседников". Сепп очень старался и через три года, после того, как он начал изучать непонятный язык, он мог уже вполне внятно на нём разговаривать с другими рабами. И хотя он делал много ошибок, не всегда правильно произносил слова, и коряво строил некоторые фразы и предложения -- и остальные рабы, и сам Сепп уже могли более-менее понимать друг друга. Сепп с удивлением узнал от своих соседей по бараку, что оказывается, никто из них не был захвачен в плен на войне, а все они стали рабами, после того, как были пойманы за кражей, обвинены в убийстве или задолжали людям, с которыми не смогли потом рассчитаться. Больших трудов стоило другим рабам объяснить Сеппу, что такое "Деньги" и почему их можно обменивать на любые товары, однако со временем, Сепп усвоил и это отметив про себя, что решение забрать вместе с остальными трофеями, во время совместного похода пяти племён, те металлические пластинки, которые, как оказалось, были этими самыми деньгами, было всё-таки правильным. Сепп же в свою очередь рассказал о себе другим рабам, которые начали его расспрашивать, как-только у них появилась возможность понимать, что он пытается сказать. Одним из первых вопросов, который ему задали был о том, почему воины с которыми он вторгся в провинцию убивали только рабов, о чём распространились слухи сразу же, после случившегося. Сепп пояснил им, что среди людей племени, в котором он родился, никто не знает о рабстве и потому никто не видел разницы между рабами и свободными людьми из непонятного племени. Так же он успокоил своих соседей по бараку рассказав им, что пойманных в домах свободных людей, которые не успели бежать -- они тоже всех убивали. Спустя определённое время, Сепп овладел новым языком достаточно хорошо, чтобы на это обратили внимание охранники, сторожившие рабов. И вскоре, вечером, в конце очередного рабочего дня, один из них вошёл в барак, где жили рабы и подойдя к Сеппу спросил его: -- Ты меня понимаешь? -- Понимаю. -- ответил сидевший у стены Сепп, внимательно глядя в глаза охранника. -- Ты понимаешь всё, что тебе говорят на нашем языке? -- с недоверием в голосе поинтересовался охранник. -- Понимаю не всё но многое. -- ответил ему Сепп. Охранник повернулся и ушёл. Но спустя малое время вернулся вместе с ещё одним и приказал Сеппу следовать за ним. Они вышли из барака и перейдя через двор вошли в большой дом, в котором жил хозяин рабов -- высокий старик с длинной белой бородой. Сепп сразу же обратил внимание, что этот дом был обставлен гораздо богаче, чем те дома, в которых он побывал во время совместного похода пяти племён. Все стены, потолки и даже полы были покрыты изображениями людей, животных, птиц и растений, выложенных из маленьких разноцветных кусочков чего-то, напоминавшего цветные гладкие камушки. Повсюду была искусно изготовленная деревянная мебель, и дорогие ткани, висевшие по бокам от окон, ковры и стоявшие по углам невероятно реалистичные фигуры людей, высеченные из белого гладкого камня. Поднявшись на второй этаж, охранники и Сепп прошли в одну из комнат, в которой, сидя на низком деревянном стуле с наброшенным на него толстым мягким покрывалом, сидел хозяин дома. Некоторое время он внимательно рассматривал стоявшего перед ним раба, а затем спросил: -- Так, ты говоришь на нашем языке? -- Да. -- коротко ответил Сепп. -- Зачем же ты скрывал это и претворялся, что не говоришь? -- Чуть прищуриваясь поинтересовался старик. -- Я не скрывал и не притворялся. Я не знал вашего языка раньше. -- Так ты выучил его уже здесь, общаясь с другими рабами? -- брови старика удивлённо поползли наверх. -- Да. -- Как же тебе удалось это? -- Я очень хотел понять, о чём вы говорите между собой. -- И зачем же тебе это? -- Ваши воины победили нас на войне. Поэтому, я хочу больше узнать о ваших обычаях и традициях. Старик снова некоторое время молчал, глядя перед собой отрешённым взглядом и, как казалось, ни о чём не думая. А затем он заговорил. -- Самостоятельно выучив наш язык за такой небольшой срок, ты проявил необыкновенную прилежность и упорство, что свидетельствует о зачатках некоторого интеллекта в твоей голове. Ты хочешь узнать о наших традициях и "обычаях"? -- Хорошо, Мне тоже было бы интересно узнать больше о вас. Поэтому, если ты мне расскажешь о "традициях и обычаях" своего народа, а также о том, почему вы напали на нашу провинцию, я, быть может, соглашусь ответить на некоторые твои вопросы. Ты понял всё, что я сказал, раб? -- Да, понял. -- А теперь, расскажи мне, кто ты и откуда. И Сепп начал рассказывать. С самого начала. Он рассказал о своём племени и селении, в котором они жили, о своём деде и отце и о войнах с соседними племенами, в которых они участвовали. О непонятном человеке, вышедшем из лесу к их дому, последовавшем походе воинов под предводительством Армина, о Большом Городище и совместном походе пяти племён. Старик внимательно слушал всё, что говорил ему раб, время от времени переспрашивая задавая уточняющие вопросы, поправляя, когда тот произносил неправильно какую-нибудь фразу или подсказывая, если Сепп не знал, нужного слова. А иногда он начинал смеяться, в самых неподходящих, по мнению Сеппа, местах его рассказа. Когда же он дошёл до момента своего попадания в плен -- за окнами была уже глубокая ночь. Старика уже явно клонило в сон и он поднял слипающиеся глаза на Сеппа, лишь когда тот замолчал. Некоторое время он молча смотрел перед собой, а затем, тряхнув головой, отгоняя от себя сон, сказал: -- Как я и обещал, я отвечу на несколько твоих вопросов, но только не несколько, потому-что время уже позднее, а твой рассказ затянулся. И так, чтобы ты хотел узнать, в первую очередь? -- Кто ты такой? -- серьёзно спросил Сепп, глядя прямо в глаза старику. -- Хм... -- усмехнулся старик -- Я -- твой хозяин. Запомни это хорошенько, если ещё не усвоил. И от моего слова зависит будешь ли ты жить, и если да -- то как, или умрёшь. Зовут меня Мамеркус Туллиус Магнус. Но ты должен звать меня -- "Господин Мамеркус". Ты понял? -- Нет. Что значит "Господин"? -- не понял Сепп. -- "Господин" -- значит "Хозяин", "Владыка" или... "Повелитель", хотя последнее не совсем уместно, в нашем случае. -- терпеливо пояснил Мамеркус -- Понял? -- Да, понял. -- отвечал Сепп -- Господин Мамеркус, ты один из вождей своего народа? -- Нет, -- усмехнулся старик -- я врач и смею заметить -- один из лучших врачей в нашей провинции, а возможно и во всей Республике. -- Что значит "Врач"? -- "Врач" -- это человек, который лечит людей, исцеляет их болезни и раны, если это возможно, или облегчает страдания пока не наступит смерть, если помочь уже нельзя. -- Ты, как тот юноша, который зашивал раны моего соплеменника, когда нас впервые привели на твой двор? -- Когда я вас купил, хотел ты сказать. Тот юноша -- был моим внуком и учеником. Он умер, недавно, заразившись неизлечимой болезнью от одного из больных, которого осматривал. Сепп задал ещё несколько вопросов, и узнал, от Мамеркуса, что такое "Колония", "Провинция", а так же расспросил его о "Городе", который упомянул старик, и который, по его словам, представлял из себя самое величественное и прекрасное зрелище из всего, что только может существовать в этом мире. Мамеркус очень развеселился, когда Сепп спросил его является ли Город таким же большим, как тот, в котором его продали в рабство и сколько в нём живёт людей. -- Теперь, когда ты узнал от меня, как велика и могущественна Республика, в священные пределы которой вы осмелились ступить своими грязными варварскими ногами, теперь, ты понимаешь, насколько вы -- жалкие и ничтожные дикари, в сравнении с нашей цивилизацией? Насколько убоги ваши селения и крепости, в сравнении с нашими городами и насколько ничтожны ваши воинские потуги, против наших дисциплинированных и обученных легионов? Ты понимаешь, что только лишь в городе живёт больше жителей, чем во всех ваших варварских племенах вместе взятых, а на то, чтобы уничтожить ваше войско, равному которому, как ты говоришь, никогда ранее не собиралось, не понадобилось даже целого легиона, а ведь их у Республики много. -- старик с усмешкой смотрел на слушавшего его раба. -- Вы не уничтожили наше войско.-- Угрюмо промолвил Сепп. -- Вот как? -- брови Мамеркуса снова удивлённо взметнулись кверху -- Что, кому-то удалось бежать? -- Наши воины не бегут с поля боя. -- Запальчиво ответил Сепп, стараясь не думать об отце и обстоятельствах его гибели -- Все, кто не был взят в плен -- погибли в бою, как и полагается мужчинам. -- Тогда, что же осталось от вашего войска? -- Я. Я ещё жив. -- Но ты -- раб. -- Сейчас да. Но возможно когда-нибудь, я снова обрету свободу. -- "Возможно". А возможно и нет. -- Если не я -- то другие мужчины племён. Или наши потомки. Когда-нибудь -- наши люди снова будут свободны. Мы снова соберём войско, которого ещё никогда раньше не было. Войско, о котором ваши люди будут рассказывать друг другу шёпотом, со страхом. И тогда, наши воины сокрушат ваши легионы, сожгут ваши дома и разрушат ваши селения, убьют ваших мужчин и возьмут ваших женщин. Однажды я или мой потомок придёт в ваш любимый Город и сожжёт его так же, как вы сожгли и разграбили наши селения. Мамеркус внимательно выслушал это пророчество, а затем долго внимательно смотрел на Сеппа. А потом он ответил ему: -- "Возможно." Возможно когда-нибудь нечто подобное действительно произойдёт. Я знаю историю многих великих городов, исчезнувших в огне. Некоторые из них даже были стёрты с лица земли легионами нашей Республики. Возможно, "Возможно", когда-нибудь подобное ждёт и нас. Но сегодня, ты -- мой раб. А я -- твой господин. Запомни и усвой это, как следует. Ты понял всё, что я сказал? -- Да, я понял тебя, господин. -- ответил ему Сепп. -- Хорошо. Тогда на сегодня, наш разговор закончен. Старик перевёл взгляд на охранника, всё это время стоявшего по правую сторону от его собеседника и внимательно, с интересом слушавшего разговор раба с рабовладельцем, и сказал, обращаясь к нему: "Уведи его к остальным."***
Командующий преторианской гвардией*, praefectus praetorio* Маркус Кальдус возглавлял последний рубеж обороны Имперского Города. Последний оплот защитников состоял из подчинявшихся непосредственно ему трёх из девяти когорт преторианцев, которые теперь остались единственными, и сбежавшихся со всех концов объятого огнём и битвой Города легионеров городских когорт, ауксилариев и велитов, чьи подразделения были полностью уничтожены, как самостоятельная боевая единица, или разбиты. Последняя линия обороны проходила перед парадным входом в колоссальное здание Имперского Дворца, под фронтоном которого, теснясь между толстыми гранитными колоннами, на вершине широкой мраморной лестницы теперь толпились последние оставшиеся в живых защитники Империи, нестройные ряды которых спешно приводили в порядок центурионы. Позади, из здания дворца уже доносились крики, звон железа и другие звуки битвы, свидетельствовавшие о том, что враги уже проникли внутрь с других сторон и теперь ведут бой во внутренних помещениях с букелариями* императора. "Туллий! Возьми этих оборванцев и выбейте их из дворца, помогите этим дармоедам внутри!" -- сипловатый голос старого префекта с каждым словом казалось всё больше обретал былую мощь. Потерявший весь свой легион в отчаянных и бесплодных попытках провести контрнаступательную операцию и снять осаду с Имперского Города легат Туллий, с перевязанной, пропитанной кровью тряпкой, головой кивнул и быстрым шагом направился через главный вход во внутрь, криком призывая за собой просочившихся ко дворцу окруженцев и способных держать оружие раненых, которые не представляя из себя организованной силы больше мешали выстраиванию обороны, чем укрепляли её. Когда легат Туллий и его инвалидная команда скрылись во дворце, префект Маркус приказал затворить за ними массивные деревянные окованные железом двери и подпереть их так, чтобы никто больше не смог ни выйти через них, ни войти. Впереди, за площадью отделявшей дворец от городской застройки уже стояли сплошная стена огня, поглотившая кварталы некогда прекрасного и величественного Города, из-за которой ещё доносились крики погибающих жителей и отдалённые звуки городских боёв, свидетельствующих о том, что верные своему долгу легионеры всё ещё продолжали оказывать разрозненное сопротивление на улицах города, в отдельных очагах обороны, забаррикадировавшись внутри зданий городских казарм и арсеналов, и за перегородившими улицы баррикадами. Постепенно, центурионам удалось установить порядок и выстроить приличный строй, не смотря на мешавшие колонны портика. Все три когорты уместились на верхней лестничной площадке перед входом в имперский Дворец и теперь ожидали неизбежное появление противника, выставив вперёд свои чёрные скутумы и крепко сжимая в руках пилумы. И вот, враги появились. Казалось, что они входят прямо из огня, поглотившего Город, который его жители считали "Вечным". Сперва отдельные силуэты, а затем целые толпы тёмных, на фоне бушующего пламени, существ напоминавших помесь крыс и огромных двуногих ящеров, собирались на противоположной стороне площади. Казавшиеся невысокими, в половину человеческого роста, силуэты сотен и тысяч врагов формировали собой сплошную массу лишённую даже подобия строя, накапливаясь перед решающим броском к конечной цели сражения -- Имперскому Дворцу, оставшемуся последним островком порядка, в центре поглотившего Империю хаоса. Глядя на разворачивающееся перед ним вражеское войско, старый префект Маркус, внезапно вспомнил свою далёкую молодость, когда он ещё был опционом в одной из когорт уже несуществующего легиона "Legio IV Audacious", известия о поголовном уничтожении которого в безнадёжной попытке отбить Имперскую Гавань у высадившихся там захватчиков болью отозвалось в сердце старого вояки. Маркус внезапно вспомнил, как много лет назад, он -- молодой опцион, идя в строю со своими сослуживцами внезапно вышли из леса у видели перед собой, на поляне, готовящееся к бою войско варваров, превосходившее их числом, доспехи которых тускло поблескивали в предрассветных сумерках, ловя первые лучи восходящего солнца. "Как давно это было... Сколько лет прошло с тех пор? Не помню. Мог ли я подумать тогда...? И почему я сейчас об этом вспомнил?" -- думал про себя префект, задумчиво глядя на чернеющую впереди тучу врагов. Среди его воинов раздался ропот, многие начали оглядываться друг на друга и на своего командира. Раздались команды центурионов -- "Regredere!"* Стоять на местах!" "Не поддаваться панике!" "Эти твари такие же смертные как и мы! Разве ваши товарищи ещё не доказали вам это, убив сотни этих уродов?!" "Держать строй!" "Aciem dirigite!" Окрики офицеров призывавших солдат к порядку вырвали Маркуса из задумчивости и воспоминаний. "Нужно исполнить свой долг до конца. В конце-концов, не так уж долго до конца и осталось..." Командир преторианской гвардии, praefectus praetorio Маркус Кальдус сорвался с места и быстрым шагом вышел вперёд, спустился на несколько ступеней вниз и развернувшись лицом к строю своих подчинённых обратился к ним: "ПРЕТОРИАНЦЫ!!! -- громыхнувший железом голос ветерана множества битв, казалось вновь обрёл былую мощь и проревел над площадью, словно рёв легионной буцины. -- Вы -- последние защитники Империи! Вся ваша жизнь! Вся ваша служба! Всё, что вы пережили до этого дня -- вело к этому судьбоносному моменту! Все ваши судьбы! Все ваши жизненные пути! Всё, чем вы жили -- сошлось сегодня в одну точку! Здесь! На этой площади! Перед дворцом нашего божественного императора, который нам выпала честь защищать от врага разбившего наши войска и разрушившего наш Вечный Город! Сегодня! Когда мы стоим перед лицом великого Зла явившегося из самых мрачных глубин Иного Мира, несущего лишь смерть и разрушение! Несущего только хтоническую тьму и хаос! Вы -- являете собой олицетворение жизни и созидания! Света цивилизации и дисциплины, который она несёт! Всего того, средоточием чего была, есть и будет наша Империя! Созданная для нас нашими великими предками! Вашими отцами и дедами! Моими братьями! И до тех пор, пока вы стоите здесь! Пока жив хотя бы один из вас! -- Будет жива и Империя! Если хотя бы одному из вас удастся пережить этот день! -- С ним переживёт этот день и Империя! До тех пор, пока хотя бы один из вас будет сжимать в руках свой гладиус! -- Империя будет жить в нём! Как дух легион заключён в его Аквиле!* Так дух и сущность Империи заключены в каждом из вас!..." Префект обернулся, услышав раздавшийся позади него гул и увидел, как орды вражеских силуэтов бросились через площадь в атаку, которой суждено было поставить точку, в этой до смешного короткой, но разрушившей всё, что строилось столетиями войне. "Отлично. Давно пора. -- пробубнил себе под нос Маркус. -- У меня уже фантазия кончилась. Не моё это -- речи толкать." Впереди, со стороны противника, из сплошной стены огня окружавшей дворцовую площадь внезапно появился ещё один силуэт, возвышавшийся над всеми остальными и выделявшийся огромным ростом, и могучим телосложением. Силуэт полностью закованного в сплошную пластинчатую броню человека, увенчанный шипастым коронованным шлемом, сжимающий в правой руке неестественно огромную объятую пламенем палицу, который указывал левой рукой направление атаки, в котором и устремились тысячи беспрекословно подчинившихся существ, преодолевших уже половину расстояния до плотного строя преторианской гвардии и стоявшей перед ней одинокой фигурой префекта. "Пора с этим заканчивать. -- устало подумал Маркус Кальдус -- Tollite pila! Pila sursum!" Внезапно, резко стемнело, казалось, что даже окружавший со всех сторон огонь стал тусклее, раздался гром среди ясного неба и одновременно с ним из распростёртой в направлении преторианцев руки чёрной фигуры вырвалась изломанная бело-фиолетовая молния которая мгновенно преодолела площадь, и последним, что успел осознать префект -- было то, что эта молния летит ему прямо в лицо... С коротким вскриком, заставившим подскочить до этого мирно спавших вокруг легионеров, опцион II центурии II манипулы Маркус Кальдус проснулся и резко сел на кровати, растерянно озираясь по сторонам и пытаясь вспомнить детали ускользавшего из его памяти, словно песок сквозь пальцы, сна.***
II
Спустя несколько дней, после первого разговора Сеппа с Мамеркусом, Он вызвал его себе снова и у них вновь состоялась беседа, в ходе которой сначала Господин задавал вопросы, а раб отвечал, а затем Сепп вновь получил разрешение задать несколько вопросов и получил на них ответы. Подобные беседы стали происходить регулярно и скоро Сепп уже знал достаточно много о Республике, в одной из провинций которой он теперь находился. Мамеркус же, в свою очередь, оценил любознательность и жажду учиться своего раба и через некоторое время поручил другому рабу, бывшему когда-то свободным и знавшим грамоту -- научить Сеппа читать и писать, для чего им выдали натёртую воском дощечку и деревянный стержень называемый стилос*, чтобы писать на ней буквы и слова. Сепп очень хотел научиться понимать символы, с помощью которых люди республики обменивались информацией и потому проявил большое усердие в учёбе. Учиться приходилось в свободное от работы время, в основном по ночам, однако Сепп очень старался и через несколько месяцев уже мог прочитать всё, что другой раб писал ему на дощечке и написать всё, что тот диктовал ему. Когда Мамеркус в очередной раз вызвал к себе Сеппа и проверил его успехи, заставив написать под диктовку несколько фраз и прочитать то, что затем написал сам -- он остался очень доволен и похвалил Сеппа и раба обучавшего его. Спустя примерно месяц после этого, Мамеркус вызвал к себе Сеппа и спросил -- не хотел бы он научиться готовить целебные зелья и элексиры? "Я уже стар, а процесс приготовления всех этих снадобий очень утомителен. Мне нужен помощник, а ты проявил себя как ответственный и усердный ученик, который умеет слушать, что ему говорят. Я мог бы приказать любому из моих рабов помогать мне, но ни один из них не выглядит достаточно смекалистым, чтобы доверить им здоровье моих пациентов, в числе которых, между прочим, есть и первые люди города. Я мог бы взять в ученики любого из молодых врачей нашей колонии и они с радостью согласились бы, но все они слишком честолюбивы и думают только о собственной выгоде и славе, а искусство врачевания копилось и передавалось в нашей семье многие поколения, и я не хотел бы делать его достоянием общественности. В то же время, ты, будучи моей собственностью, не сможешь разбазарить мои знания. Ну так, что, ты готов проявить столько же прилежности, что и раньше, в деле освоения науки врачевания или тебя устраивает спокойная жизнь раба, которую ты вёл до сего дня?" Сепп немного подумал, осмысливая всё, что услышал а за затем, решив, что такой полезный навык, как умение зашивать раны и ускорять выздоровление никогда не будет лишним, и что было бы глупо отказываться от такой Удачи, как предложение его господина, ответил: "Да, господин, я хочу научиться исцелять болезни и раны, и я готов учиться." И начиная со следующего дня, Сепп стал постигать медицину. Каждый день, Мамеркус рассказывал ему о многих видах целебных растений и их свойствах, о тонкостях лечения различных видов ран и о том, как по симптомам определить болезнь прежде, чем начинать её лечить. Так же Сепп научился смешивать и варить мази снимающие боль, масла ускоряющие заживление ран, бальзамы снимающие воспаления и эликсиры способствующие снижению жара. Через полгода обучения, когда господин решил, что его раб уже знает достаточно, Мамеркус начал брать Сеппа с собой в качестве помощника, когда его приглашали к больным. Сепп приходил вслед за своим господином в большие богатые дома, жильцы которых встречали Мамеркуса со всем уважением, подавал ему баночки с необходимыми снадобьями, извлекая их из деревянного ящика, который носил на ремне перекинутом через плечо, держал пациентов, которым для спасения жизни необходимо было удалить одни или более конечностей поражённых болезнью не поддающейся лечению, пока Мамеркус орудовал острейшими ножами и блестящей пилой с очень мелкими и острыми зубчиками, а затем прижигал рану погружая остаток конечности в чан с кипящим маслом. В скором времени, Сепп уже сам научился распознавать болезни и начал подавать господину нужные лекарства ещё до тот, как тот скажет, какие именно ему нужны. Мамеркус был очень доволен успехами своего раба и через несколько месяцев начал отправлять его вместо себя, в сопровождении только охранника, чтобы проведать состояние пациентов, которых они уже посещали, дать им лекарство и принести деньги, которые он получал от родственников больного. И вот, однажды произошло то, что Сепп не смог бы назвать ничем иным, кроме как Большой Удачей, внезапно постигшей его, когда он совсем не ожидал. Было самое начало зимы, которая в этом году выдалась ранняя и уже присыпала землю снегом, который выпадал почти каждую ночь, а днём таял. На двор Мамеркуса прибежал молодой человек из колонии, одетый удивительно легко, для этого времени года, с перевязанными тонкой лентой волосами и едва начавшей расти бородой, который колотил в ворота до тех пор, пока к нему не вышли охранники, которые затем отвели его в дом, где как раз в это время Сепп, под руководством господина, готовил новое снадобье, которое должно было в скором времени кому-то помочь. Прибежавший легко одетый человек, с трудом переводя дыхание рассказал, что главный мастер их кузнечного цеха -- известный в городе кузнец Флавиус, проявил необычную для него неосторожность и сильно обжёгся о раскалённый докрасна железный лист из которого собирался выковать дорогой доспех, для недавнего заказа от префекта Квинтуса. А потому, уважаемого Маркуса Туллиуса Магнуса, просят незамедлительно прибыть в колонию и оказать пострадавшему помощь. Уважаемый Маркус Туллиус Магнус, который уже неделю болел и не знал, как оказать помощь самому себе, с удивлением обнаружив, что испытанные и проверенные годами практики и поколениями его семьи, средства почему-то ему не помогают, застонал и постарался на сколько возможно углубиться в своё ложе, возлежа на котором он взирал на старания Сеппа за столом. -- Я понял тебя, юноша, -- сдерживая кашель сообщил гонцу Мамеркус, стараясь придать своему голосу побольше важности. -- подожди за дверью. -- Господин, вам не следует сейчас выходить на улицу, пока вы ещё... не до конца поправились. -- поделился мнением Сепп прекрасно зная, что никто его мнения не спрашивал. -- Я не спрашивал твоего мнения, Сепп. -- проворчал из под покрывала Мамеркус -- А когда я захочу узнать твоё мнение -- я тебе его скажу. Понял? -- Да, господин. Я понял. -- ответил Сепп и вновь продолжил толочь в ступе мелко нарезанные сушёные травы. -- Так вот... -- Мамеркус выдержал паузу, а затем продолжил -- Мне не следует сейчас выходить на улицу, пока я ещё... не до конца поправился. Поэтому к кузнецу отправишься ты. Ожоги очень болезненны, но редко бывают опасными для жизни, за исключением тех случаев, когда сильно обожжена большая часть тела, как бывает при пожарах... Думаю, ты вполне справишься с тем, чтобы осмотреть и оказать Флавиусу необходимую помощь. Возьми с собой мазь от ожогов и бальзам от воспалений, чтобы обработать им края повреждённого участка, это должно немного умерить боль. Когда вернёшься -- всё мне расскажешь. Но если окажется, что дело действительно плохо -- немедленно отправь этого юношу, который ждёт нас за дверью, обратно за мной, а сам оставайся с пациентом и не отходи от него не на шаг. Ты всё понял? -- Да, господин, я всё понял. -- как всегда кратко ответил Сепп и начал собирать необходимые баночки в свой ящик с ремнём, стоявший у стола. Вскоре, в сопровождении охранника и легко одетого юноши Сепп вышел со двора Мамеркуса и спешно направился в сторону колонии носящей название "Novicivitatium", которое, как знал теперь Сепп, означало "Новый Город". Примерно к середине дня, юноша привёл их к зданию кузнечного цеха, которое находилось рядом с площадью, на которой происходила продажа рабов, и которое Сепп немедленно узнал, так-как именно в нём ему на шею надели и заклепали ошейник, обозначавший его принадлежность к невольничьему сословию, который он с тех пор и носил. Молодой человек провёл их через огромную кузницу, занимавшую весь первый этаж здания, в которой несмотря не произошедший недавно несчастный случай, продолжали работать десятки кузнецов, поднялся с ними на второй этаж и остановившись перед одной из закрытых дверей сказал Сеппу, что пострадавший находится за ней. "Жди меня здесь." -- сказал Сепп гонцу. А затем охраннику: "Если мне понадобится помощь, я позову тебя, чтобы держать его." Охранника, которому уже несколько раз приходилось оказывать помощь Сеппу и Мамеркусу при работе с особо буйными пациентами не желавшими расставаться с конечностями, передёрнуло, после чего он кивнул головой и недовольно проворчал, что лучше бы Сеппу постараться обойтись без его помощи. Сепп открыл дверь и вошёл в небольшую но достаточно комфортно обставленную комнату, У одной из стен которой располагалось высокое ложе, на котором лежал тот самый человек, что когда-то надел ошейник на Сеппову шею. "Должно быть, в те времена он ещё не был таким уважаемым мастером, но с тех пор смог стать главным кузнецом." -- подумал Сепп. Рядом с ложем, на котором лежал пострадавший, стояла совсем молоденькая рабыня, с миленьким личиком, кротким взглядом и с таким же ошейником, как у Сеппа, которая как раз подносила ко рту Флавиуса чашу с водой. Дождавшись, пока кузнец напьётся воды, Сепп сообщил, что прибыл от Мамеркуса и попросил велеть рабыне уйти, а когда тот отослал её из комнаты, начал осматривать место ожога. С первого же взгляда Сепп понял, что ожог действительно серьёзный. Должно быть несчастный кузнец оступился или споткнулся, из-за чего упал животом и грудью прямо на наковальню, где находилась раскалённая заготовка, придавив её всем весом. -- Почему не прибыл лекарь Мамеркус? -- страдающим голосом спросил Флавиус, разочаровано глядя на стоявшего перед ним человека. -- Господин Мамеркус болен и не сможет придти к тебе. -- после короткого раздумья ответил Сепп, у которого в голове уже начал созревать план дальнейших действий -- Он отправил меня, чтобы я оказал тебе помощь, если это окажется в моих силах. Но сейчас, когда я увидел всё своими глазами, мне начинает казаться, что ни я, ни даже господин Мамеркус не сможем тебе помочь. -- О, боги... -- простонал Флавиус, которому каждый вдох причинял ещё более сильную боль чем та, казавшаяся и без того невыносимой, которую он испытывал постоянно, вот уже несколько часов непрекращающихся мучений -- Прошу тебя, помоги мне, сделай что-нибудь, не дай мне умереть. --У меня есть мази и снадобья, который могут облегчить твою боль, а возможно, даже спасти тебе жизнь... -- Так чего же ты ждёшь?! -- жалобно прокричал тонким голосом кузнец -- Дай мне свои снадобья! -- Нет. Я не дам тебе их. -- коротко ответил ему Сепп. -- Что-о?! Почему?! -- выпучил глаза несчастный пациент. -- Ни у кого кроме меня нет этих снадобий, во всей этой колонии, а возможно даже и во всей Республике. Возможно, даже в вашем любимом Вечном Городе нет таких действенных и полезных снадобий как те, что научил меня готовить Мамеркус... -- Я заплачу твоему господину их двойную стоимость! У меня есть деньги! -- перебил Сеппа кузнец. -- Господин Мамеркус тяжело болен и возможно скоро умрёт -- не моргнув глазом соврал раб -- Если это произойдёт -- ему не понадобятся никакие деньги. -- Если ты сейчас же не дашь мне лекарства, -- внезапно низким и грубым голосом прорычал Флавиус, морщась от боли -- я прикажу позвать ауксилариев и тогда тебя... -- Я не боюсь ни боли, не смерти. -- спокойным голосом прервал его Сепп -- В отличии от тебя. Я был воином, до того, как ты надел на меня этот ошейник, и привык проливать кровь, что свою, что чужую. -- ...они убьют тебя, а потом заберут из твоего ящика лекарства... -- продолжал угрожать кузнец. -- Возможно. -- всё так же спокойно отвечал Сепп -- А возможно они перепутают их с ядами, которые хранятся вместе с лекарствами, в этом ящике, и натрут твои раны ими. Твоя Удача достаточно велика, для того, чтобы рискнуть и проверить это? -- Яды?! Ты врёшь! -- недоверчиво переспросил Флавиус -- какой врач будет таскать с собой яды? -- Некоторые яды, в малых дозах, могут служить лекарством. -- Поведал ему Сепп -- Но стоить лишь чуть превысить дозу... -- Чего ты хочешь? -- негромко спросил кузнец упавшим голосом, морщась от боли -- Мою рабыню, Аканту? Я видел, как ты пялился на неё, когда вошёл в комнату. Хочешь -- я дам тебе воспользоваться ей? Или ты хочешь, чтобы я выкупил твою свободу у Мамеркуса? Думаешь, что раз он при смерти -- то его можно будет уговорить продать тебя, а не передавать в собственность какому-нибудь его родственнику? Я сделаю это, и даже подарю тебе Аканту, она будет твоей рабыней, сможешь делать с ней всё, что захочешь. Я даже заплачу тебе! Я сделаю всё это, клянусь, огнём Иного Мира! Только дай мне лекарство.. Предложение Флавиуса, который смотрел умоляющим взглядом, было более, чем заманчивым. Однако Сепп понимал, что верить ему нельзя, потому-что ничего не помешает самому уважаемому кузнецу в колонии обмануть бесправного раба, как только он получит лекарство. Кроме того, Сепп понимал, что как-только кто-нибудь прибудет в поместье его господина с предложением о выкупе раба -- его обман немедленно раскроется. -- Нет. -- Сухо ответил ему Сепп -- Я не дам тебе лекарство. Если только ты не сделаешь то, что я тебе скажу. -- Да говори же ты уже... -- простонал измученный Флавиус. -- Прикажи одному из своих кузнецов снять с меня этот ошейник и дать мне один из ножей, которые вы здесь куёте. -- начал перечислять условия оказания медицинской помощи Сепп -- Затем, я выйду отсюда, как свободный человек и уйду, но перед этим -- оставлю указание одного тайного места, в котором буду ждать ночью... -- Я не доживу до ночи!... -- беспомощно воскликнул кузнец. -- Доживёшь. Ты проживёшь ещё пару дней, прежде, чем сожжённые частицы твоей плоти начнут загнивать и просачиваться в кровь и нутро, отравляя твоё тело и душу. -- Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы!!!... -- Ночью, ты пришлёшь кого-нибудь из своих людей... -- Сепп ненадолго задумался, а потом поправился -- нет, ночью, ты пришлёшь Аканту в условленное место и там я передам ей нужные лекарства, и скажу, как ими пользоваться. -- Пожалуйста, дай мне лекарство. Я сделаю всё, что ты скажешь, дам всё, что попросишь. Можешь выбрать любое оружие, какой найдёшь в нашей кузнице, любые доспехи, только дай мне лекарство... -- Ты получишь его, когда сделаешь как я сказал. Или не получишь, если задумаешь меня обмануть. Ты всё понял? -- Я... сделаю, всё. Только пожалуйста, не обманывай меня сам. -- Клянусь кровью своих отца и деда, которая течёт в моих жилах, что не обману тебя. -- заверил раб кузнеца. -- Откуда мне знать, что их кровь что-то для тебя значит? -- внезапно засомневался Флавиус -- Может ты своего отца и не знал никогда, а деда и подавно? Откуда мне знать, что эта клятва для тебя что-то значит?! -- Мамой клянусь. -- немного подумав добавил Сепп -- Теперь веришь? -- А, как будто, у меня есть выбор... -- простонал пациент -- Будем считать, что верю. И что теперь. А как я объясню решение снять с тебя ошейник и отпустить человеку Мамеркуса, который пришёл с тобой? Сепп почувствовал, как ему внезапно стало холодно. Он совсем забыл про охранника, ждавшего его за дверью. Однако решение быстро само пришло ему в голову. Быстро глянув в окно и убедившись, что уже почти стемнело, Сепп окончательно успокоился и собравшись с мыслями сказал: "Тебе повезло. похоже, что ты получишь своё лекарство раньше, чем мог ожидать. Я отошлю охранника, а затем ты велишь своим людям снять с меня ошейник, дать мне нож и прикажешь Аканте идти вместе со мной. Когда мы выйдем за пределы города, я передам ей твоё лекарство и пойду дальше, а она вернётся к тебе. Сделаем так." Затем Сепп подошёл к двери и открыл её. За дверью по прежнему ждал юноша из кузнечного цеха и охранник сопровождавший Сеппа. Изобразив на лице тревогу и беспокойство Сепп, стараясь уловить затылком не подаёт ли Флавиус за его спиной какие-нибудь знаки, Сепп сказал охраннику: -- Когда мы уходили, господин Мамеркус приказал мне, в случае если больной окажется в тяжёлом состоянии, немедленно отправить тебя за ним, а мне оставаться возле больного и делать всё, что потребуется, пока не прибудет сам господин. Уважаемый кузнец Флавиус действительно очень плох и потому ты должен немедленно отправиться за господином Мамеркусом и привести его сюда лично. -- Ты хочешь, чтобы я оставит тебя здесь одного? -- недоверчиво спросил охранник. -- Этого хочу не я, а господин Мамеркус. -- уточнил Сепп -- Если у тебя есть возражения -- ты можешь высказать ему их лично, когда мы вернёмся и я сообщу, что глава кузнечного цеха обратившийся за помощью к моему господину, как к самому известному в этих краях врачевателю -- умер, так и не дождавшись его. Перспектива оказаться виновным в профессиональном провале работодателя явно не нравилась охраннику и поэтому он решил про себя, что лучше всего будет сделать так, как ему говорит этот раб, который, как знал охранник, пользуется доверием Мамеркуса и уже давно и часто сопровождает во время выездов в колонию. Поэтому, не найдя причин для дальнейших возражений, охранник хмыкнул, пожал плечами, коротко кивнул и развернувшись быстро зашагал в сторону лестницы ведущей на первый этаж. "Тебя хочет видеть твой мастер." -- сказал Сепп юноше, с тревогой заглядывавшему через его плечо в комнату в надежде оценить состояние Флавиуса. Когда они вернулись в комнату, Сепп плотно закрыл за собой дверь, а затем посмотрел на постанывающего от боли кузнеца и вопросительно приподнял голову. -- Слушай меня, -- начал Флавиус обращаясь к своему подмастерью, тяжело дыша и корчась от боли -- для начала, позови Аканту и возвращайся вместе с ней. -- Как скажете, мастер! -- быстро ответил юноша и опрометью бросился из комнаты, с шумом распахнув перед собой дверь. Сепп и Флавиус ждали его возвращения в полной тишине, нарушаемой только тяжёлым хриплым дыханием измученного кузнеца. Очень скоро юноша вернулся в сопровождении молодой рабыни. -- Закрой дверь. -- скомандовал Флавиус и, когда его приказ был исполнен, продолжил -- Слушайте меня внимательно, оба. Сейчас ты -- он посмотрел на юношу -- спустишься вниз с этим человеком -- он указал глазами на Сеппа -- и быстро, никому ничего не объясняя, собьёшь заклёпку с его ошейника. Если кто-то спросит -- скажи, что этот раб получил свободу, по условиям моего договора с его хозяином. Ты понял меня? -- Д-да, мастер... -- неуверенно протянул юноша, с удивлением и тревогой косясь на Сеппа. -- Затем, -- продолжал кузнец -- ты выдашь ему любой нож, который он сам выберет у нас в кузне, независимо от того, сколько он будет стоить. И не возьмёшь с него денег. Это мой подарок ему. После чего -- он уйдёт. Ты всё понял? -- Да, мастер. -- всё ещё неуверенно ответил подмастерье. -- Теперь ты. -- Флавиус перевёл взгляд на рабыню, которая вздрогнула и опустила глаза -- Когда этот человек покинет наш цех, ты отправишься вместе с ним. Аканта снова вздрогнула и испуганно посмотрела сначала на Сеппа, а потом на своего хозяина, но ничего не сказала. И Флавиус тем временем продолжил: -- Ты отправишься вслед за этим человеком. Вам предстоит выйти за пределы колонии. Ты будешь идти с ним пока он не отправит тебя обратно передав тебе, перед этим, кое-что важное. Как только ты это получишь -- немедленно возвращайся назад. Но до тех пор, ты будешь делать всё, что он тебе скажет. Если вернёшься достаточно быстро и принесёшь всё, что нужно в целости и сохранности -- получишь от меня щедрую награду. Поняла? -- Господин! -- в глазах девушки вспыхнула огонь надежды, словно передавшийся и её звонкому голосу -- Я получу... свободу?! -- Я над этим подумаю. -- отведя глаза в сторону проворчал кузнец -- во многом это будет зависеть от того, как быстро ты вернёшься и что принесёшь. Но если попробуешь бежать -- пожалеешь. Тебя найдут, вернут. И я лично подвергну тебя самому суровому наказанию из всех, которые смогу придумать. Ты всё поняла? -- Да, господин, я поняла! -- до этого подавленная и грустная девушка, казалось словно ожила и преисполнилась энергией -- позвольте мне только сходить за тёплой одеждой, на улице холодно! -- Иди. А затем быстро отправляйся в цех, и делай всё, как я тебе сказал. На этом разговор завершился. Выходя из комнаты, вслед за юношей и рабыней, которая почти бегом бросилась за тёплой одеждой, Сепп в последний раз оглянулся на своего первого и, как он надеялся, последнего пациента, который провожал его усталым, больным, полным ненависти взглядом.III
Спустившись в цех, Сепп проследовал за подмастерьем Флавиуса, мимо других кузнецов, которые были заняты своей работой и лишь некоторые из них поинтересовались самочувствием начальника, на что получили уклончивые и невразумительные ответы полностью удовлетворившие их любопытство. Пройдя к одной из стоявших в цеху наковален, Сепп, по указанию юноши наклонился к ней таким образом, чтобы ошейник оказался прижат к наковальне, а подмастерье Флавиуса приставил к заклёпке зубило, прицелился и одним сильным и точным ударом сбил заклёпку. Многие кузнецы работавшие в цеху отвлеклись от своей работы и внимательно следили за происходящим, но никто не произнёс ни слова и не задал ни единого вопроса. Сняв, наконец-то, с шеи опостылевший ошейник, Сеппу показалось, будто он снял с себя тяжёлый груз, постоянно давивший на плечи. Покрутив головой и размяв шею, Сепп вопросительно посмотрел на юношу, который слегка растерялся, но затем, видимо вспомнив слова мастера, направился к располагавшимся недалеко от входа витринам, в одной из которых на специальных подставках были выставлены кинжалы, изготовленные кузнецами этого цеха, а Сепп направился вслед за ним. Выставленные кинжалы в большинстве своём были одного типа, имели одинаковый короткий листовидный клинок и различались только украшениями рукояти, которая выглядела очень неудобной, гравировкой ножен и использованными для этого материалами. Не смотря на то, что все они были очень качественно изготовлены и богато украшены, для Сеппа их вид казался слишком необычным и непривычным, он предпочёл бы любому из них простой железный нож, какими пользовались мужчины его племени, на вроде того, что подарил ему отец, на десятилетие. Но поскольку таких ножей здесь не было, Сепп выбрал один из предложенных юношей -- самый простой, с бронзовой рукоятью на которой было изображено лицо или морда какого-то мифического существа и покрытыми искусной чеканкой бронзовыми ножнами. Прицепив кинжал себе на пояс, Сепп обернулся и увидел, что Аканта уже спустилась в цех, и ждёт его у выхода, закутанная в большой кусок толстой шерстяной ткани. Работавшие в кузнице люди то и дело подозрительно поглядывали в его сторону, но никто ничего не говорил и не спрашивал. "Все разговоры и вопросы начнутся, как только я уйду." -- подумал Сепп и направился к выходу. -- Мы уходим. -- сказал он подмастерью, когда тот последовал за ним -- Передай своему мастеру, что я сделаю всё, о чём мы договорились. -- Что будет с мастером? -- с тревогой спросил юноша. -- Он умрёт? -- Не беспокойся за его жизнь. -- ответил Сепп. -- Думаю ты узнаешь всё, что тебя интересует, когда Аканта вернётся с лекарством. Сепп уже начинал торопиться: не смотря на то, что зимние ночи были долгими, ему предстоял не близкий путь, а рабыня, которую Флавиус отправил с ним, вряд ли сможет идти так же быстро, как он. Выйдя из кузнечного цеха, Сепп с наслаждением вдохнул свежий зимний воздух и впервые за долгое время ощутил себя свободным идти, куда ему вздумается. Однако он тут же одёрнул себя, вспомнив о том, что для успешного завершения побега ему ещё нужно покинуть колонию. Он посмотрел на следовавшую за ним рабыню и впервые внимательно её рассмотрел: совсем молоденькая девушка, с большими зелёными глазами в которых одновременно читались и страх, и любопытство, и надежда, чуть островатыми чертами лица, хрупкой миниатюрной фигурой и тёмными каштановыми волосами, собранными, за исключением нескольких вьющихся локонов, обрамлявших лицо, на макушке в замысловатый узел, поверх которого был накинут один из углов ткани, служившей её зимней одеждой, который заменял шапку. Под пристальным взглядом Сеппа, Аканта отвела глаза, опустила голову и покраснела, а затем слегка вздрогнула, когда он заговорил: -- Значит, тебя зовут Аканта? -- Да... г-господин. -- Ты хорошо знаешь окрестности колонии? -- Да, господин, я выросла в этих местах. -- Мне нужно, чтобы ты отвела мне в пригороды, которые некоторое время назад подверглись нападению варваров. Ты слышала об этом? -- Да, слышала. -- Ты знаешь, где это? -- Да, господин. -- Тогда идём. Чем быстрее мы доберёмся до места, тем раньше ты вернёшься и тем более щедрую награду получишь от своего хозяина. -- Господин, п-позвольте... можно... разрешите спросить у вас?... -- Что? Спрашивай. -- Как вы думаете, господин Флавиус... подарит мне свободу? Сепп с некоторой жалостью и даже с лёгким презрением посмотрел на наивную рабыню. "Если этот старый извращенец не отжёг себе что-нибудь ещё, помимо живота и груди, то он ни за что не отпустить от себя такую милашку и наверняка будет пользоваться ею даже лёжа на смертном одре." -- подумал он про себя, но вслух сказал иное: -- Зависит от того, насколько хорошо ты выполнишь поручение своего хозяина. -- и подумав добавил -- И... насколько послушно будешь выполнять всё, что я говорю. Ты поняла меня? -- Да, господин, поняла. -- Тогда идём. Немедленно. Сепп невольно отметил, что ему понравилось, ощущать в голосе собеседницы чувства страха и зависимости, которые он внушал Аканте, и то, как она называла его "Господин", обращаясь к нему -- свободному человеку -- будучи бесправной рабыней. Они пошли по пустынным улицам колонии, лишь изредка встречая поздних прохожих и натолкнувшись всего на один патруль зевающих ауксилариев, которые прошли мимо не обратив на них никакого внимания. Они довольно быстро покинули город, благодаря хорошим мостовым очищенным от снега и двинулись дальше по мощёной дороге, ведущей на север. Сепп шёл быстрым шагом и без труда поспевал за шедшей чуть впереди него Акантой, которой чуть ли не бежала, стараясь двигаться как можно быстрее, видимо в надежде на щедрую награду от своего господина. Однако, через какое-то время мощёная дорога закончилась и дальше они уже двигались медленнее, по дороге притоптанного снега, отмеченной колеями оставленными проезжавшими из колонии в предместья и обратно телегами. Вскоре Аканта окончательно выдохлась, и начала сбавлять скорость, а затем и вовсе отставать от Сеппа, который, всё больше узнавая места, по которым его однажды вели связанным пленным, наоборот -- ускорил шаг. Несколько раз Сепп оборачивался и строгими окриками заставлял её ускориться, ожидая, пока она догонит его. Однако потом ему это надоело и он ухватив девушку за левую руку, выше локтя, просто потащил её за собой, не обращая внимание на её вскрики и спотыкания. Спустя некоторое время, они поднялись на один из холмов, через которые вела дорога и увидели перед собой, предместья -- усадьбы, с расположенными между ними полями, загонами и хозяйственными постройками, позади которых, на возвышенности виднелся чернеющий в ночной темноте массив знакомого леса. Сепп замер на месте, не в силах отвести взгляда от скопления деревьев, от которого его отделяла застроенная поместьями низина. "Так близко, и так далеко." -- подумал Сепп. Затем, он осмотрел видимые с места, на котором они стояли, постройки, и заприметив один из небольших сараев неподалёку, направился к нему, подволакивая за собой семенящую за ним Аканту. Осторожно приоткрыв двери сарая и заглянув внутрь, Сепп убедился, что внутри нет ни людей, ни животных, которые испугавшись могли бы поднять шум и привлечь внимание хозяев двора. Зайдя внутрь и заведя за собой Аканту, Сепп закрыл дверь и ещё раз обошёл сарай, убедившись, что в нём нет ничего, кроме сваленного у дальней стены кипы сена, занимавшей четверть пространства. Затем он повернулся к рабыне и заговорил с ней: -- Здесь мы расходимся. Дальше я пойду один. А ты -- вернёшься к своему хозяину. -- Господин... -- неуверенно начала Аканта -- ...господин Флавиус сказал, что вы должны ему что-то передать со мной, перед тем, как мы разойдёмся. -- Я помню, что обещал твоему хозяину и он это получит. -- Сепп снял с плеча и поставил на пол сарая деревянный ящик с лекарствами. -- Но сначала, мне нужно кое-что от тебя. С этими словами Сепп повалил Аканту в сено, придавил своим весом и одной рукой крепко зажал ей рот, а другой начал срывать с неё шерстяную накидку, в которую она была закутана. Девушка на удивление ловко попыталась вывернуться из под него и ей это почти удалось, но он поймал её за волосы и затащил обратно уткнув лицом в сено. "Пусти м-меня, п-пожалу-ум...!" -- начала было дрожащим голосом рабыня, но Сепп снова зажал ей рот, с такой силой, что чуть не сломал её челюсть. Понимая, что сильно рискует, и что риск не оправдан, он, тем не менее, продолжил начатое, прохрипев на ухо бьющейся и извивающейся под ним Аканте: "Если ты издашь хотя бы один звук, я сломаю тебе шею." После чего свободной рукой задрал её платье. Спустя некоторое время, они вышли из сарая и разошлись в разные стороны. Аканта -- судорожно всхлипывая, на ходу поправляя одежду и спотыкаясь, отправилась обратно, в сторону колонии, прижимая одной рукой к себе две баночки -- с мазями от ожогов и воспаления, в обмен на которые, как она искренне надеялась, ей будет дарована свобода. А Сепп -- быстрыми шагами направился в сторону леса, который, виднеясь в предрассветных сумерках, был для него физическим воплощением этой самой свободы. Почти дойдя до подножия возвышенности с вершины которой начинался заветный лес, Сепп резко остановился и задумался. Близкий лес манил его, он чувствовал непреодолимое желание как можно скорее скрыться в нём и оставить позади всё, что было до этого -- годы плена и рабства. Но... "Чтобы добраться до селения нашего племени, если оно ещё существует, потребуется не меньше 10-ти дней, а по снегу возможно и больше." -- размышлял Сепп. -- "Однако неизвестно, выжил ли кто-нибудь ещё из моего племени, вернулись ли они в наше селение и обжили ли его снова. Если оно покинуто -- мне придётся идти дальше, пока не доберусь до Большого Городища. Если же и в нём никто не уцелел, то неизвестно, как долго мне придётся странствовать прежде, чем я найду одно из поселений других племён, ведь я никогда в них не бывал и не знаю, где и как далеко они находятся. Окажись на моём месте любой здравомыслящий человек, он согласился бы, что в дорогу нужны припасы." Ещё раз посмотрев на возвышающуюся перед ним громаду леса, Сепп развернулся и зашагал обратно, в сторону усадеб. Уже светлело. Сепп торопился, почти перешёл на бег и вернувшись в сарай, который совсем недавно покинул, плотно закрыл за собой дверь, а затем зарылся с головой в сено, которое, как ему казалось, ещё хранило тепло после его недавнего пребывания в нём, вместе с Акантой. "Пережду здесь день, а следующей ночью раздобуду припасов, сколько смогу унести, и уйду в лес." -- решил Сепп, после чего попытался уснуть. Однако, несмотря на предыдущую бессонную ночь, Сеппу не спалось. Сейчас, когда он стоял практически в шаге от свободы на него навалились тяжёлые мысли. Он вспоминал своего отца, Рэйнера, кости которого сейчас покоились подо льдом реки у Большого Городища, своего деда, Эриха, о гибели которого в лапах голодных зверей на арене он услыхал, во время одного из визитов в колонию, вместе с Мамеркусом. Затем, в памяти всплыли вождь Адалрих и неотступно сопровождающий его словно тень Армин, который всегда казался Сеппу чем-то вечным и неспособным умереть. Затем, Сепп вспомнил свою мать и словно увидел её, сквозь темноту сомкнутых век, возившуюся у очага с готовкой и напевающей какую-то простую мелодию. Никого из тех, кого Сепп знал и помнил, теперь не было в живых. Всё, чем он жил до попадания в плен -- исчезло, сгинуло во тьме и больше никогда не появится. И даже теперь, когда Сепп вновь обрёл свободу, возврата к былому уже не будет. Но что будет дальше? "Будет то, что будет." -- проворчал вполголоса Сепп, стараясь отогнать мрачные мысли. Где-то снаружи заголосил петух, на которого залаяли собаки. Наступало утро, хотя было ещё темно -- новый день уже начинался для жителей предместья. Вскоре послышались отдалённые людские голоса, хлопки дверей и скрежет отворяемых и закрываемых ворот, и калиток. Под эти привычные звуки загородной сельской жизни, Сепп наконец погрузился в глубокий крепкий сон.IV
Резкий хлопок сарайной двери и смех заставили спящего беглеца проснуться и вцепиться в рукоятку кинжала, висевшего на поясе. Кто-то вошёл в сарай и судя по звукам двигался в сторону кипы сена, в которой прятался беглый раб. Осторожно чуть-чуть раздвинув сено одной рукой, в то время, как второй продолжал сжимать рукоятку кинжала, Сепп одним глазом посмотрел сквозь образовавшийся в сене просвет и увидел юношу и девушку, которые обнимаясь и безостановочно целуясь, кружась двигались в его сторону. Сепп беззвучно усмехнулся и медленно, стараясь не издать ни единого звука начал извлекать кинжал из ножен. Влюблённые приблизились к нему и юноша повалился спиной на сено, увлекая за собой девушку, но в тот момент, когда они упали в кипу, он внезапно охнул, захрипел и странно задёргался, потянувшись руками к себе за спину. Ничего не понимающая девушка с удивлением немного отпрянула и просто смотрела на корчащегося любовника, продолжая глупо улыбаться, до тех пор, пока сквозь сено, прямо из под её возлюбленного не появился бородатый мужчина с окровавленным кинжалом в руке, который поднявшись оттолкнул вперёд юношу, упавшего спиной к нему на колени, а затем лицом в низ. Переведя взгляд с появившегося из сена незнакомца на окровавленную рану под левой лопаткой мёртвого любовника, девушка громко ахнула, на вдохе. Улыбка на её лице сменилась гримасой ужаса и страха, но прежде, чем она успела закричать, Сепп наотмашь ударил её кулаком левой руки по виску и она, как подкошенная рухнула на пол сарая, с глухим и гулким звуком удара тела о доски. Быстро подбежав к двери и слегка её приоткрыв, Сепп выглянул на улицу. "Никого." Было темно. Уже явно был вечер и большинство жителей сидело по своим домам. Закрыв дверь, Сепп вернулся к кипе сена, и постарался затереть оставшиеся на полу следы крови обрывком от одежды убитого. Затем, Сепп обратил своё внимание на лежавшую без сознания девушку. Она была молода и довольно красива, но на это не было времени. Утащить её с собой в лес Сепп так же не мог, поскольку это потребовало бы лишних припасов и к тому же она была довольно легко одета и не протянула бы долго в зимней тайге. С другой стороны -- убивать её казалось Сеппу поступком недостойным воина и к тому же большим расточительством, поскольку не исключена вероятность того, что он ещё вернётся в эти края, вместе с новым войском воинов племён, как он однажды предсказал своему бывшему господину Мамеркусу. Поэтому, Сепп разорвав на полоски тунику убитого юноши -- крепко связал ими девушку, засунул ей в рот кляп, скрученный из носков её бывшего любовника и положив её рядом с ним -- завалил их обоих сеном. После этого, предварительно ещё раз выглянув через дверную щель, Сепп покинул сарай и направился в сторону ближайшей усадьбы, в окнах которой не было видно света. Перебравшись через невысокую ограду и порадовавшись отсутствию собак, Сепп пересёк небольшой дворик и проник в дом, через одно из окон первого этажа затянутое бычьим пузырём, который он разрезал кинжалом. Внутри не было видно ничего и некоторое время Сепп стоял без движения, ожидая, пока глаза немного привыкнут к темноте. Немного приглядевшись, Сепп двинулся вдоль стены, вытянув перед собой руку и стараясь не издавать никаких звуков, которые могли бы привлечь внимание хозяев. Помещение, в которое проник с улицы Сепп оказалось кухней, что он расценил как очередную Удачу, поскольку это лишило его необходимости шарахаться по всему дому в поисках припасов. Внимательно и осторожно, стараясь не шуметь, обыскав комнату, Сепп разложил на столе все припасы, которые смог бы взять с собой -- копчёную рыбу, вяленое мясо, фрукты и овощи хранившиеся у стен в ящиках наполненных снегом, две латунные фляги, одну из которых Сепп наполнил водой, а другую неразбавленным вином, несколько кувшинов которого обнаружил здесь же. Кроме того, Сепп раздобыл такую полезную вещь, как огниво, состоящее из кресала и куска закалённой стали, которые видимо использовались для розжига огня в очаге. Затем, Сепп вышел с кухни и всё так же осторожно пройдя по коридору свернул в другую комнату, в которой также никого не оказалось. "Должно быть, обитатели дома спят на верхних этажах -- рассудил про себя Сепп. -- Нет никакого смысла их будить." Вскоре, обыскивая комнату, он нащупал находившийся в ней небольшой сундук, в котором обнаружил пару больших кусков тёплой шерстяной ткани, войлочный плащ, с капюшоном похожий на те, что носили легионеры, и достаточно большой, чтобы завернуть в него припасы, платок, из тонкой шерсти. Затем, Сепп снял со стены ещё один отрез ткани, закрывавший окно и собрав всё это в охапку -- тихо вернулся на кухню. Вернувшись, Сепп быстро сложил все припасы в платок и связал его в узел, после чего высунувшись из окна поставил его на снег, а затем -- переместил туда же и всё остальное, что собрал в доме. Выбравшись через окно на улицу, Сепп повесил через плечо ящик с лекарствами, который оставлял под окном, взял в одну руку узел с припасами, а в другую свёрток с плащом и отрезами ткани и быстро направился в сторону ограды, а затем перекинув через забор свою поклажу и перебравшись сам, Сепп вновь быстро вернулся в сарай, из которого недавно вышел. Приблизившись к сараю Сепп прислушался и уловив доносящиеся из него звуки ещё больше ускорил шаг. Войдя в сарай и сразу же закрыв за собою дверь, Сепп разглядел в темноте связанную девушку, которая разметав сено, которым была засыпана, отчаянно мычала и пыталась освободиться, извиваясь на полу, словно змея. Услышав, что кто-то вошёл, она извернулась так, чтобы лучше видеть дверь и разглядев перед собой того же человека, что убил её любовника и связал её, стала мычать ещё громче. Сепп подошёл к ней и взяв рукой за шею приподнял, после чего приблизившись к её заплаканному лицу тихо, но твёрдо сказал: "Если ты издашь ещё один звук или попытаешься сбежать, пока я здесь -- я убью тебя так же, как и этого сопляка. Если будешь вести себя тихо и смирно -- останешься жить. Так и будет". Девушка судорожно закивала головой, давая понять, что всё уяснила, после чего Сепп положил её обратно на пол и сев возле стены приступил к последним приготовлениям. Прежде всего -- он достал из деревянного ящика Мамеркуса несколько жестяных и латунных баночек со снадобьями, которые, как он по считал, могли ему пригодиться, а так же нитки и иглы, для зашивания ран с помощью которых он изготовил из платка, в котором принёс собранные в доме припасы -- небольшую сумку, к которой приладил ремень оторванный от ящика с лекарствами. Затем, переложив в сумку все припасы, баночки со снадобьями, и клубок ниток с воткнутыми в него иглами, Сепп занялся своей одеждой. Один из шерстяных отрезов Сепп разделил кинжалом на две части, каждую из которых обмотал вокруг одной из ног, утеплив таким образом свои уже порядком обветшавшие и штопанные во многих местах штаны, и подвязав их полосками отрезанными от снятой со стены ткани, которые так же обмотал вокруг ног, крест-накрест. Второй отрез шерстяной ткани Сепп надел на себя -- проделав в его центре прорезь для головы и перехватив ремнём на поясе, к которому подвесил с одной стороны кинжал, а с другой кресало. Затем, Сепп надел самодельную сумку с припасами, перекинув её ремень через правое плечо, а сверху надел на себя войлочный плащ. Когда всё было готово, Сепп встал и натянув на голову капюшон вышел из сарая не оглядываясь на провожавшую его взглядом связанную девушку. Выйдя на улицу, Сепп осмотрелся по сторонам, а затем быстро зашагал в сторону леса. Поднявшись на возвышенность и вновь остановившись перед стеной деревьев, Сепп в последний раз оглянулся на лежащее внизу поселение. Где-то вдалеке лаял пёс. В окнах многих домов горел свет напомнивший Сеппу языки пламени пожаров, вырывавшиеся из этих окон, много лет назад. А возле одного из ближайших дорог, на протоптанной в снегу тропинке, замерев на полпути от одного дома к другому, стоял какой-то человек и смотрел на Сеппа. Сепп отвернулся и глубоко вздохнув, шагнул в тень деревьев, раздвинув перед собой руками ветки кустов и лапы елей, окунулся свой родной лес, покинутый им так давно, против воли и растворился в его темноте, как рыба, упущенная в воду незадачливым рыбаком.