Street rats

Коннор знал, что это было его время для появления. В этом месте намеренно не было часов, а все окна были завешаны плотными шторами, которые не пропускали свет, но призрак всегда чувствовал, когда он нужен человеку, с которым связан. И каждый день призраку казалось, что все заканчивается в одно и то же время. Коннор размеренно шагал в нужном направлении по узкому коридору, специально касаясь своим телом посетителей, одни из которых еле держались на ногах от опьянения, а вторые - от возбуждения, которое чуть ли не заставляло их тело дрожать от нетерпения. "Отвратительно", - думал призрак, когда от его касания мужчины и женщины вздрагивали и делали нервный шаг в сторону от него, несмотря на то, что они не могли понять, что вызвало у их тела подобную реакцию. Коннор был уверен, имей он до сих пор обоняние, то его давно бы стошнило от продукта смешения запаха сладких духов, пота и секса, которые наверняка настолько приелись к стенам и полу здания за все те годы, которые оно существует, что избавиться от него можно будет только методом сноса. Он почти научился игнорировать окружение, но даже его иногда удивляют резкие громкие стоны или чьи-то маты, доносящиеся из-за закрытых дверей, смешанные с характерным не всегда ритмичным стуком кровати о стену. Поэтому он всегда старался добраться до Мидории настолько быстро, насколько возможно, что было бы легче, если бы он пролетел сквозь комнаты, но даже его храбрости на это не хватало, поэтому ярко освещенный коридор со стенами в мягких пастельных тонах стал для него меньшим из двух зол. "Как же мы дошли до этого? - мысленно проклинал он это место, когда перед ним со звуком, словно кто-то бросил два больших мешка с картошкой, рухнула знакомая страстно целующаяся парочка. Мужчина, судя по той одежде, что на нем до сих пор осталась, был одним из тех богатых постоянных посетителей: его рубашка, хоть и наполовину расстегнутая и навыпуск, была из дорогого материала, названия которого Коннор не мог в тот момент вспомнить, а туфли – что тут можно сказать – такие в первом попавшемся магазине не купишь. Так же на нем были брюки, идеально выглаженные до этого, но которые обычно никто из постояльцев не беспокоился надевать, зная, куда они идут, предпочитая те же джинсы любой другой более дорогой одежде. Коннор обычно не уделял столько внимания внешности посетителей, ведь ему дело до них никогда не было, но этого мужчину он видел здесь не впервые, а благодаря своему прошлому, он мог определить богатого человека по тому, как он предпочитает одеваться. Такие могут позволить себе любую женщину в любом заведении, куда они приходят. Если он возвращается именно сюда и заказывает каждый раз ту же женщину, то в этом было что-то большее, чем мимолетный интерес. И это привлекло внимание призрака к этим двум, которые в тот момент, кажется, не осознавали, что все еще находились практически на грязном полу, когда начали освобождаться от одежды, а чужое возбуждение стало заметно через слои этой самой одежды. И хоть Коннор находил это омерзительным, взгляд он смог оторвать только когда за ними с хлопком закрылась деревянная дверь. Он понемногу начал запоминать девочек в этом заведении, особенно тех, кто вел и выглядел так, словно они сами не в восторге от того, где оказались. Они улыбались только клиентам и предпочитали следить за собой, в отличие от прожженных дам, которые не беспокоились, что их волосы пропахли алкоголем и сигаретами, а их легкое платье украшено пятнами от выпивки или даже засохшей спермы, оставленными довольными посетителями. Яростно встряхнув головой, прочищая мысли, Коннор раздраженно выдохнул через нос. Он в очередной раз отвлекся. Это здание продолжает путать его мысли, как и всех, кто находится в нем достаточно долго. Призрак завернул за угол, а затем, добравшись до конца, он просочился в первую из последних дверей. Если не помнить маршрут, то можно легко потеряться, ведь здесь нет указателей, а на дверях нет цифр. Освещение в этой комнате было как всегда намного более тусклым, чем вне нее, но его достаточно, чтобы разглядеть неподвижную фигуру на широкой кровати, чьи простыни были в привычном беспорядке, как и всегда, когда он возвращался. - Мидо? - негромко спросил Коннор, чтобы убедиться, что подросток не спит. Послышалось шуршание простыней и тихий вздох. - Уже время? - вопросом на вопрос ответил Мидория, переводя взгляд с потолка на фигуру призрака у входа. В который раз он приходил, когда Изуку совсем был без сил, даже для того, чтобы привести себя в порядок после огромного количества клиентов, которых ему скармливает Хозяйка, зная, сколько людей хотят попробовать ее новую игрушку. И вот, когда его время на сегодня закончилось, Мидория снова предпочитает пропадать в своих мыслях, заторможено реагируя на внешние раздражители. Да, его кормят, одевают, в какой-то степени заботятся, но лишь как о зверушке, приносящей доход. Он стал любимчиком Хозяйки из-за своего квирка, который позволял залечивать любые раны, получаемые во время “игр”, поэтому она старалась продавать его настолько часто, насколько позволяла выносливость Изуку. А благодаря его юношескому телу его могли использовать множество часов подряд, не считая перерывы. Мидория не понимал, как ему выбраться из порочного круга, куда он угодил из-за нужды. Где-то в глубине души Изуку снова хотелось плакать, но даже на это не хватало сил, поэтому он мог только лежать на неприятно теплых простынях, когда ему жарко до одури, пытаясь игнорировать липкое стягивающее ощущение на его бедрах и животе, а также пульсирующую боль на шее. Когда его шея ощутила неожиданный холод, подросток удовлетворённо простонал и подался навстречу ему, так и не заметив, когда Коннор успел пройти вглубь просторной комнаты к его кровати. -Ты в порядке? - задал он самый глупый вопрос в мире. В порядке ли он? Можно ли быть хотя бы в норме, оказавшись в этом блядском месте, падая с каждым днем все ниже и ниже, делая те вещи, что подростки его возраста могут только увидеть в интернете, предварительно включив режим “Инкогнито” в браузере. Однозначно, блять, нет. Он был разбит и подавлен. Как, впрочем, каждый день уже в течение пары месяцев, когда его лучший друг находил Мидорию голого, выбившегося из сил, с множеством синяков и чужой спермой между его бедер или на лице. Изуку был унижен, но так же бесконечно благодарен. Коннор ни разу ничего не сказал об этом с тех пор, как он стал игрушкой Хозяйки. Он просто был рядом, говорил с ним на отвлеченные темы и рассказывал о последних новостях. Впрочем, Мидория так ни разу и не решился посмотреть ему прямо в глаза за долгое время, что они были здесь. Он боялся того, что может там увидеть. Например, жалость или, что еще хуже, то привычное отвращение, которое он видел у Коннора, когда они пересекали этажи здания. Но когда он все же нашел в себе храбрость это сделать, Изуку увидел лишь обеспокоенность и грусть. Чужие черты лица выражали не то, чего он ожидал, и это сказывалось болью у него на сердце. Ему как никогда хотелось плакать, и он ничего не мог с собой поделать, потому что он не заслужил призрака, чей квирк насильно привязал его к миру живых. Изуку снова и снова втягивал Коннора в неприятные ситуации, когда тот изначально мечтал лишить себя жизни и обрести наконец покой. Ведь кто вообще в здравом уме захочет существовать на этой планете? Но Коннор был здесь, в самый ужасный период жизни Мидории, оказывая ту поддержку, которой он не заслужил. - Ты снова уходишь в себя, - заметил призрак, хмуря брови. Коннор переместил свою руку с тонкой шеи подростка, где расцветали синяки и чужие засосы на бледной коже, к лицу, убирая зеленые пряди, прилипшие ко лбу. Призрак медленно поднял взгляд с глубоких отметин на ключицах, покрытых корочкой от засохшей крови на тонкие искусанные губы, а затем его взгляд замер, когда мертвые глаза встретили чужие тусклые. Взгляд у Мидории изменился. Даже Коннор, который не был силен в эмоциях и прочей сочувственной херне, мог это понять. - Я отвратителен, да? Он звучал так разбито. Голос Мидории до краев был наполнен яростью, что была обращена против себя самого, идущая прямо из глубины его души, которая медленно съедала его столько лет, по кусочку откалывая остатки того доброго ребенка с сияющими зелеными глазами, который мечтал стать героем больше всего на свете. Коннор давно понял, что вряд ли сможет увидеть абсолютно целую версию наивного ребенка, которым Изуку когда-то был, и этому не помогут лживые добрые слова поддержки. Поэтому призрак всегда был честен с ним, и он останется таким до конца. - Я так не думаю. Кажется, сегодня Мидория не сдержит свое обещание и даст волю слезам.

~*~

Чужие руки были слишком холодные для его кожи. Из-за них мурашки пробегали по спине, но он не имел права их убрать со своей спины, поэтому Изуку пришлось придвинуться на чужих бедрах ближе к широкой груди в надежде, что так восполнит тепло. Герой воспринял это как знак того, что Мидории нравятся ощущать холодные ладони на его бедрах, которые сжимают их чересчур сильно. Но ему это не нравилось. Ему ничего здесь не нравилось. Особенно человек, который купил его в эту ночь, как во все другие выходные этого месяца. Изуку уже видел его лицо раньше – это был герой с квирком, работающем при солнечном свете. Он был любимцем детей, так как умел превращаться в шар солнечного света, как маленькое подобие солнца. Забавно, что он любил детей иначе, чем они его, исходя из того, что из всех ему приглянулся именно Мидория. Изо рта вырвался тихий всхлип, который Изуку не мог удержать, почувствовав, как зубы впиваются в нежную кожу между плечом и шеей, повреждая ее. Он чувствовал, как непрерывный поток крови в его сосудах нарушился, отчего она начала струиться вниз. У Мидории было желание вернуть жидкую ткань обратно в его тело с помощью квирка, но герой – черт, как же его звали – опередил подростка, проведя горячим языком прямо по красной дорожке у него на груди, слизывая кровь. Мидории не нравилось то, что он делал, но ему не удавалось убедить свое тело в этом. Поэтому, когда на выдохе раздался стон с его стороны впервые за эту ночь, герой неожиданно перестал всасывать кожу с другой стороны его шеи, создавая более-менее симметричную картину на его теле, и выпрямился в надежде уловить его затуманенный взгляд. У героя, имя которого Мидория не мог никак вспомнить, были голубые глаза, больше похожие на серые при тусклом освещении от ламп над кроватью. Они хорошо сочетались с его короткими русыми волосами и природой его квирка, делая образ “солнечного” героя еще более ярким. Жаль только, что образ был полностью фальшивым, отчего Мидорию практически выворачивало наизнанку. Ему не хотелось тут быть, чувствовать, как холодные руки опускаются ниже по спине, а затем резко и грубо сжимают его ягодицы. - Не слышал от тебя такого раньше, куколка, - несмотря на отталкивающее поведение, его хриплый смех был все же очаровательным. Изуку промолчал. Изуку всегда молчал. Никто за все время так и не смог сорвать с его губ ничего, кроме стонов и вскриков. Возможно, это было еще одной причиной, почему многие любили оставлять на его теле отметины от зубов, квирков и игрушек для жестких игр. - Снова молчишь, да? Он ухмыльнулся, и Мидория заметил темное пятнышко в уголке его губ от крови. Подросток подался вперед, слизывая ее остатки, ощущая на языке слабый металлический привкус. - Тогда, может, это сможет тебя разговорить? – герой внимательно следил за тем, как меняется выражение лица Изуку, когда один из его пальцев, очертив круг вокруг его ануса, медленно вошел в него. Для Мидории не было проблемой сохранять стойкое выражение лица, когда к первому пальцу присоединился второй и третий, так как все игрушки в доме Хозяйки всегда должны быть растянуты и готовы к тому, что с ними могут “поиграть” в любое время. - Все еще не хочешь сдаться, куколка? Изуку громко выдохнул через нос, когда ощутил, как чужая челюсть смыкается вокруг одного из его сосков, что вызвало у героя удовлетворенную ухмылку, которую он ощутил на своей коже одновременно с горячим языком. Он ненавидел, когда его дразнили – это всегда отдавалось неприятным тянущим чувством внизу его живота и раздражением на его коже, словно все чешется, но ты не в состоянии с этим справиться. Особенно в случае Мидории, ведь он не из тех, кто просит помощи. Когда чужие пальцы растопырились, еще больше растягивая стенки его ануса, он ощутил дрожь, пробегающую по его спине, и непроизвольно подался назад, стараясь еще больше насадиться на них. - Ах, ты моя маленькая шлюха, - его слова сопровождались очередным тихим смешком, а затем резким толчком. – Все же ты не такой упрямый, как кажешься, если проявить терпение. Не бойся, скоро я дам то, что ты хочешь. Изуку пришлось уткнуть лицо в чужое плечо и больно закусить губу, чтобы не дать стону сорваться с его языка – он не хотел доставлять герою радости слышать, как он теряет контроль. Его разум пытался отвергать все происходящее, но тело было с этим не согласно: мелкая дрожь пробирала его до самых костей, в то время как он все сильнее сжимал кольцо ануса при каждом новом толчке, желая нечто большее, чем просто пальцы. Мидория чувствовал, как постепенно его мысли начинает застилать туман, но он упорно не хотел так сразу проигрывать. Не ему. Не человеку, который покупал его очередной раз из-за его возраста и непокорности, потому что он любил смотреть на то, как игрушки ломаются. Существо перед ним – двуличная мразь, фальшивка в сильном теле с квирком героя и смехом божества. Изуку это знал и помнил, но больше не хотел воспринимать эту информацию. В его голове исчезали все мысли, кроме одной, которая кричала громче остальных, билась о стенки его головы. Еще. Еще. Еще. Он практически поддался. Его рот, приоткрытый из-за нехватки воздуха, перестал его слушаться, а язык, который до этого комфортно себя чувствовал за перегородкой из зубов, готов был предать его. Он хотел начать говорить. Очень хотел, но прежде, чем хоть одно слово успело покинуть его рот, деревянная дверь с шумом распахнулась, громко ударяясь о стену, заставляя вздрогнуть уже не от возбуждения. Тело Мидории ощутило леденящий холод. Но это было не от сквозняка. Коннор. Призрак был рядом – совсем недалеко. Знакомый холод волнами окутывал его тело, как если бы он стоял на расстоянии шага. Но Коннор не умел открывать двери: физические объекты перестали быть доступны ему после смерти (кроме Мидории, конечно). Фигура в дверном проеме была массивная и угрожающая, от нее исходила ужасающая энергия. В нос ударил запах свежей крови.