Семейные узы ада

Острие изумруда, волокно яшмы, чешуйки дракона в оболочке светлой радужки …Глаза Ятена не мигая смотрели в ее, и девушка рассмеялась, когда глаз устал, и она мигнула. Начинался рассвет, и первые лучи солнца проникали сквозь стекло. — Ты- не человек, — улыбнулась она, когда губы Ятена вновь жадно захватили ее шею, облизывая кожу. Он знал ее вкус наизусть. — Я же говорил, что могу смотреть на тебя вечность, — хмыкнул блондин, нежно гладя ее живот, прикрытый шелковой простыней. Минако прищурилась и притянула Ятена к себе, чувствуя как его губы накрывают ее, а язык проникает в рот. Чувствуя как напрягаются его спина и руки, девушка отвернула голову, и мужские губы мазнули по ее щеке. — Подожди, Ятен, — прошептала девушка, переводя дыхание.— Мне нужно отдохнуть. Три раза это много… И я еще не до конца… Привыкла. Глаза Ятена потемнели от ее слов, и он часто задышал в ее шею. Его пальцы сжали шелковое покрывало, которое укрывало самое желанное тело. — Тогда не говори мне такие возбуждающие вещи, — губы оставляли влажную дорожку по всей шее. — Ятен, правда, — простонала Минако, когда его руки сжали сквозь шелк ее сосок левой груди.— Нам надо поговорить, уже почти пять утра. — Сначала я должен взять тебя, —зеленые глаза парня горели неприкрытым острым желанием.—У меня уже стоит. — Ятен, — жалобно простонала Минако, когда его руки жадно сорвали шелковое покрывало и Ятен прильнул к ее обнаженной груди. Чувствуя как его язык облизывает ее соски, девушка застонала, чувствуя как внутри все снова скручивается в узел. Он был волшебником, он был великим музыкантом, который играл на ее теле, как инструменте. Смотря ей прямо в глаза, он сжал ее ягодицы руками, устраиваясь между ее ног. — Ты когда-нибудь устаешь? — прошептала Минако в его полураскрытые губы. Платиновый хвост смешался с золотом ее волос. — Трахать тебя? — усмехнулся парень, раскрывая ее пальцами.— Никогда. Внезапно двинув бедрами, Ятен резко вошел в нее, прикусывая губу от ее громких стонов. Она была невероятна, и она была права: он, действительно, не уставал. Не уставал брать ее снова и снова. Словно это и было целью жизни. Она обхватила его бедра ногами, чувствуя как он безостановочно входит в нее, растягивая его под свой размер и даря горячее наслаждение… Неожиданно парень застонал, отбрасывая голову и закатывая глаза. Он как сумасшедший забился в ней, извергаясь в нее горячим потоком, крича в унисон с ней… Чувствуя по бедру потекло его семя, Минако сжала ноги и повернулась на бок, смотря в зеленые глаза. — Четвертый раз, — возмущенно выдохнула она.— Я не смогу завтра… То есть сегодня ходить. — Зачем тебе ходить, — ухмыльнулся блондин.— Тебе нужно лишь лежать. Я все сделаю сам. — Извращенец, — закатила глаза Минако под хриплый смех Ятена.— Я не шучу, кстати. У меня все там зудит. — Хочешь, я тебя там поглажу, — зеленые глаза плотоядно загорелись.— И даже оближу. Минако состроила лицо, и Ятен не выдержал, с чувством целуя ее губы, уже опухшие от его жадных поцелуев. — Ятен, — Минако с трудом отстранилась от его губ. Его поцелуи сносили ей голову.— Нам нужно поговорить. Парень тяжело выдохнул, откидываясь на подушку рядом. Рассвет ярко освещал комнату. — Я не хочу говорить, — простонал он, закладывая руки за голову.— Я хочу только заниматься с тобой любовью и писать музыку. Почему это невозможно? — Ты знаешь почему, — голубые глаза посерьезнели.— Наши братья…. Блондин сузил глаза, меняясь в лице. — Перестань называть его братом! Минако вздрогнула и тут же горестно вздохнула. — Ты прав, это звучит странно. Но мы должны поговорить о них… Зрачки Ятена дернулись, но он лишь молча кивнул, признавая ее правоту. Ему так не хотелось… Какое-то тяжелое и горькое чувство, похожее на вину, отравляло его сознание при мысли о брате. — Откуда… Откуда ты знаешь про мой уговор с Кунсайтом? — хрипло начал Ятен. Зеленые глаза с волнением посмотрели на девушку рядом. Блондинка вздохнула и приподнялась на локтях, придерживая покрывало над грудью. — Он сам мне сказал. Он пришел ко мне вчера и рассказал и про уговор, и про то, что Мамору был тем главным режиссером этого спектакля. Минако презрительно хмыкнула и поежилась. Глаза Ятена расширились, и мысли залетали как пули: Кунсайт пошел к ней, он рассказал, он нарушил договор. — Ты знал? — простой вопрос заставил его вздрогнуть. Парень внимательно посмотрел на слишком серьезную девушку. — Да, — осторожно кивнул Ятен.— Я не сказал… Прости… Ты выбрала его… — Не стоит, — побледнела Минако, опуская взгляд. Длинные ресницы стали откидывать тени на бледные щеки.— Я не виню тебя за то, что ты не сказал. Я сказала Кунсайту, что он разрушил мою жизнь, рассказав эту правду. — Что?! — Ятен вздрогнул всем телом.— Разрушил жизнь? Минако, единственный, кто разрушил твою жизнь- это Мамору… Как ты можешь защищать его сейчас? После того, что он сделал? — Могу, — тонкий голос Минако звучал мрачно и глухо. И Ятен поежился от холодной энергии, которая пронзила комнату. Прижимаясь спиной к кровати девушка заговорила, опуская лицо. — И прошел Господь пред лицом его и возгласил: Господь, Господь, Бог человеколюбивый и милосердый, долготерпеливый и многомилостивый и истинный, сохраняющий милость в тысячи родов, прощающий вину и преступление и грех, но не оставляющий без наказания, наказывающий вину отцов в детях и в детях детей до третьего и четвертого рода. Так было сказано в Книге Исхода. — Я не понимаю, — Ятен всматривался в мрачное лицо девушки.— Ты прощаешь его, потому что твой Бог прощал? Потому что он простил Моисея?! Минако тяжело выдохнула, поднимая на Ятена глаза, в которые переливались смутные непонятные чувства. — Я не прощаю его за то, что он сделал. Но я понимаю, почему он это сделал. Он сделал это во имя любви. Сделал, потому что я разбила ему сердце, когда пошла к родителям и рассказала о нас. Я подставила его. Я бросила его. И он хотел меня вернуть. Минако тяжело сглотнула слезы и вдохнула воздух. Ятен непонимающе смотрел на девушку, хмуря брови. Что за странное раскаяние? — Когда я уехала в католический колледж, со строгими матушками-надзирательницами и уроками вокала вперемешку с зубрежкой «Отче наш», Мамору остался в Токио. У меня была свобода, но он остался… — Я все это уже слышал, — резко сказал Ятен, сжимая губы.— Я помню эту душещипательную историю о том, как вас поймали. В глазах Минако показались слезы, и девушка обняла себя за плечи. Она продолжала словно не слышала слов Ятена. — Мамору остался под непрерывным оком родителей, который отправили его к шарлатану-экзорцисту: тот изгонял из него дьявола путем покаяния, гипноза и психологического давления. Он надрывался на двух работах, чтобы заплатить за учебу… Он был одинок, и он остро нуждался во мне. Он звонил мне каждый день. И вначале я пыталась ему отвечать… Но затем… Минако покачала головой, словно отгоняя воспоминания. —Я перестала в нем нуждаться. Эта огромная разница во времени, эти строгие правила колледжа, которые не разрешали мобильные телефоны… Мне стало просто тягостно прятаться и вставать в пять утра, чтобы поговорить с ним. Я сказала ему, что мой телефон нашли и забрали. Он стал писать мне письма на почту, но я… Я их даже не читала: до того мне все это казалось ненужным. Эта детская любовь, усмехалась двадцатилетняя я. У тому же наша мама, то есть его мама… В общем, мама не уставала повторять мне, что наши отношения с Мамору- это грех. Что Господь создал нас как брата и сестру. Минако громко усмехнулась и закрыла глаза, монотонно проговаривая: "Наготы сестры твоей, дочери отца твоего или дочери матери твоей, родившейся в доме или вне дома, не открывай наготы их". — Этими словами, мама любила заканчивать наши разговоры… Бедные родители так хотели дочь, что они под конец искренне верили, что я их биологическая дочь… — Это не оправдывает Мамору! — резко разозлился Ятен.— Ты наговорила мне кучу воды, Минако, но ни одна капля этой воды не оправдывает того, как он с тобой поступил! Как он манипулировал столькими людьми. — Если ты так негодуешь на него, что же ты мне не рассказал? — на красивом лице Минако внезапно образовалась злая усмешка. Ятен оторопел— такой он ее никогда не видел. Но такая возбуждала его, как ни странно, еще больше. — Я…Я, —стал теряться парень, не находя слов.— Ты сказала, что выбрала его. И я, я просто принял твой выбор. — Чушь, — вскинула голову Минако и сощурила голубые глаза, придвигая к себе колени, обтянутые шелковым одеялом.— Ты просто не хотел делать больно своему брату. Ятен молчал, одаривая Минако тяжелым взглядом. — Я простила Мамору за его операцию с Мако, потому что я понимала его причины. Он сделал это ради меня, — тихо выдохнула Минако.— Но я не могу простить его за то, что он сделал со мной и Кунсайтом. — Чем же эта операция отличается от операции с Мако? — Потому что это зашло слишком далеко, — глаза Минако остекленели, и слова с трудом вырывались из ее горла.— Потому что тут он перешагнул границу безумного влюбленного и стал просто безумным. Я хорошо помню то чувство опустошения и жуткой боли, когда Кунсайт говорил, что бросает меня. Я хорошо помню тот момент, когда первый раз в жизни мне стало так холодно и страшно, что захотелось все закончить… А ты знаешь, что это один из самых страшных грехов. —Я никогда не мог представить, насколько ты религиозна, — покачал головой Ятен. — Я не религиозна, — раздраженно бросила Минако.— Посмотри на меня: я сквернословлю, сплю до брака и пью полбутылки мартини за раз. Но я верующая, если ты об этом. И моя среда… Я выросла в этой среде с этой верой— от этого не убежишь. Минако осторожно выдохнула, когда прохладные пальцы Ятена с нежностью провели по бархату ее шеи. Он не хотел, чтобы она злилась на него. — Я помню его каждое слово, каждое его слово вырезало мое мясо, дробило мои кости: я была в своем собственном кошмаре. Я была в этом мире одна. Я снова оказалась восьмилетней девочкой, которая ждет своих родителей в темном доме. Моя няня ушла— у нее были свои дети. А мои родители уехали спасать голодающих детей во Вьетнаме, бросая свою дочь. Бросая дочь в доме, в который они никогда не вернулись… Девушка прижала ладонь Ятена к своему лицу, прикрывая глаза. Она дрожала всем телом. — Минако, но ведь этот страшный сценарий написал Мамору, — Ятен не хотел защищать брата. Он боялся защищать брата… Но он не мог не сказать правду.— Это он поместил тебя в темный дом. — Да, — Минако открыла дрожащие от слез глаза.— И поэтому я больше не могу быть с ним. Поэтому я вычеркиваю его из своей жизни. Как вычеркиваю и твоего брата. Голубые глаза покрылись коркой льда, и Ятен завороженно посмотрел в ее дилатированные зрачки. Он больше не утопал в них— он просто скользил. — Он мог остановить эту пытку. Он мог не бросать меня. Но он не стал этого делать ради тебя, — голубые и зеленые глаза скрестились в тяжелой страшной пытке.— Он любит тебя, Ятен. Любит тебя больше всех на свете. Вы тоже-сироты, как и я. У вас тоже есть свои скелеты и травмы. И мой Бог, как ты выражаешься, призвал прощать. А потому я изо всех сил хочу простить Кунсайта, но не могу. Я не могу, когда выбирают не меня, понимаешь? Рассвет освещал бледное напряженное лицо Минако: солнечные блики играли в ее глубоких глазах, наполненных болью и страстью. — Согласно этой логике, — Ятен с трудом улыбнулся, запуская пальцы в ее шелковые волосы.— Я тоже выбрал не тебя, когда позволил тебе остаться с Мамору. Девушка улыбнулась, прикасаясь пальцами к его пальцам, запутавшимся в ее светлых волосах. — Нет, — покачала она головой, сжимая его пальцы.— Ты оставил меня в доме не одну… А он пришел, убил злодея, который любил и охранял меня в этом страшном доме… — И предложил остаться вместо него? — зеленые глаза расширились от волнения. — И предложил остаться вместо него, — кивнула Минако, горько улыбаясь.— А зачем мне второй злодей? Ятен взял ее пальцы в свои руки и притянул к губам, нежно целуя. — Я запутался в твоей логике, любовь моя, — прошептал он.— И я не уверен, что я хочу ее понимать. Я боюсь ее понимать. — Боишься? — подняла светлую бровь Минако.— Если бы ты не принял меня этой ночью, ты бы меня никогда не увидел, Ятен. — Ты со мной только потому что я выбрал тебя, а не брата, — нахмурился Ятен, чувствуя как сердце забилось в районе горла. Минако рассмеялась, и на щеках вновь показались его любимые ямочки. Комната стала еще светлее. — Это был завершающий момент, — Минако с улыбкой посмотрела на парня, наклоняя голову.— Мой фетиш, так сказать. Но я могла прийти к Ястребу или любому другому. В зеленых глазах зажглись злые и ревнивые огоньки, но Минако покачала головой. — Я пришла, потому что люблю тебя, Ятен Коу. Абсолютная вселенская радость затопили сознане парня. Но в тот же миг быстрая мысль-воспоминание омрачили его эйфорию. — Ты говорила Кунсайту, что любишь его. — И я любила, — Минако прямо посмотрела в потемневшие от боли зеленые глаза.— Любила, пока он не бросил меня в ту дождливую ночь. Поверь мне, знать, что он бросил меня ради тебя, не делает этот разрыв легче. Я согласна с Оливией: когда любят, так легко не отступают. Он не любил ни ее, ни меня. Ятен смотрел на хрупкую блондинку, чуть дыша: она заблуждалась, она ошибалась— она даже не представляла, как сильно Кунсайт любил ее… Но Ятен не собирался ей ничего доказывать. — Ты боишься, что я также быстро полюблю кого-нибудь другого? — усмехнулась блондинка, и Ятену захотелось вонзиться в ее губы жестким поцелуем, чтобы стереть с них эти страшные слова. — Да, — признался он, и от одной этой мысли по венам побежала тягучая боль. Это было странное утро признаний. Утро чистой кристальной честности. — А он, эта моя новая любовь, будет называть меня покемоном? — Минако игриво посмотрела на парня.— Он поведет меня на самое ненормальное свидание? Он съест все мои недосоленные пудинги? Он возведет меня на вершину самого невероятного оргазма? Если да, то у тебя точно будет конкурент, Коу. Минако залилась смехом, когда сильные руки Ятена повалили ее на кровать, и губы парня начали жадно покрывать ее лицо поцелуями, спотыкаясь о ее губы. Ятен целовал со всей страстью, со всей любовью, что заполняли его. — Я люблю тебя, — прошептал он, когда его дыхание закончилось.— Черт возьми, как же сильно, я люблю тебя. Ложась рядом, он обнял ее и вдохнул аромат ее волос. Она пахла шоколадом. Она пахла раем. — Мы должны рассказать все им, — неожиданно произнесла Минако, замечая как покрылись дымкой глаза Ятена. — Если не хочешь, можешь не говорить Кунсайту. Мне плевать. Но я расскажу Мамору. — Нет, ты права, — покачал головой Ятен.— Это будет тяжелый разговор, но лучше правда. Мне надоели эти потоки лжи. Я просто хочу быть счастлив с тобой. Я теперь с тобой, я верю в то, что они нас поймут. Минако горько улыбнулась, отвечая на страстный поцелуй Ятена— она не была так уверена, что они поймут. И она оказалась права.

***

Молчание, а затем хруст ломающегося стекла. Алая яркая кровь закапала на темный паркет. Почти такой же черный, как его глаза. Как огонь, что сжигал его. — Ты….Ты, — бледный как смерть Мамору выглядел как Приговор. Выглядел как Последний Пункт. — Ты не можешь. Минако внутренне поморщилась— она приняла целых пять таблеток валерьянки, но ее сердце все-равно выпрыгивало из горла. — Я могу, Мамору, — голос девушки звучал холодно и отстраненно, а глаза следили за каплями крови, что капали с его разрезанных ладоней. Она боролась с той частью, которая хотела подбежать к нему и зажать раны ртом. — Зря ты держал в руках этот бокал. Я тебе сразу сказала. Красивый высокий брюнет с непониманием уставился на блондинку, словно она заговорила на иностранном языке. Часы в его кабинете равнодушно отбивали секунды. — Минако, то, что я попросил Кунсайта… — Нет! — Минако прикрыла глаза от боли, поднимая руки перед собой.— Мне не нужны твои объяснения. Я знаю ответ. Ты хотел, чтобы я вернулась к тебе. — Минако, это правда. — Я знаю, что это правда! — Минако с горечью уставилась в темные глаза парня.— Я знаю, что это так. Я знаю, что я бросила тебя и уехала строить новую жизнь в Лондоне. Я знаю, что я сделала тебе больно. Но ты перешел границу, Мамору. — Как по-твоему я мог убедить тебя вернуться ко мне?! — разозлился Мамору, хватая ее за руки. Девушка испуганно пошатнулась, чувствуя как его кровь окрасила ее руки в красный цвет.— Ты была зомбирована этой пропагандой матери! «Наготы сестры твоей не открывай» мать ее! Не оскверняйте себя ничем этим, ибо всем этим осквернили себя народы, которых Я прогоняю от вас: и осквернилась земля, и Я воззрел на беззаконие ее, и свергнула с себя земля живущих на ней»! Что это за бред?! Что это имеет общего со мной и моим чувством к тебе? Ты не сестра моя! Ты- любовь всей моей жизни. Мамору изо всех сил прижал окрашенные его кровью руки Минако к сердцу, и девушка зажмурилась от боли, что исходила от него. — Минако, — прошептал он, бледное лицо парня дрожало от боли. Полуденное солнце терялось в его черных смоляных волосах.— Я никогда не думал, что когда ты сказала, что придешь ко мне после занятий, ты захочешь разбить мне сердце. В понедельник нас должны были объявить официально чужими, но смотри что у меня есть… Парень неожиданно повернулся к столу, что-то торопливо ища. Наконец он нашел документ. —Смотри, Мина, — парень протянул листок с печатью к блондинке. Его изрезанные руки дрожали и пачкали бумагу кровью. И глаза… Глаза смотрели в нее с такой надеждой, с такой почти детской радостью, что он успел получить эту бумагу на два дня раньше. Но только он все-равно не успел. — Это уже не важно, — покачала головой Минако.— Эта бумага больше не важна, Мамору. Мы не вместе. Ты сделал мне слишком больно… Те слова Кунсайта… Они вывернули меня наизнанку, и за ними стоял ты. И сообщения писал мне ты…. — Я никогда не хотел, чтобы это заходило так далеко! — темные зрачки Мамору дрожали под гнетом эмоций.— Прости меня, Минако. Прошу, прости меня! Брюнет снова попытался схватить ее за руки, но Минако отпрянула от него, съеживаясь от боли. Она теряла не просто парня, она теряла часть семьи. — Я хотел признаться тебе, но у меня не хватило духу, — всегда уверенный голос Мамору стал еле слышен.— Я просто хотел показать тебе, что все, кто не мы — враги. Что никто не сможет полюбить тебя так как я… — И ты оказался не прав, Мамору, — из глаз девушки побежали слезы. Таблетки давали сбой. — Что? — поднял голову брюнет.— Кунсайт, он делал то, что я…
 — Не Кунсайт, — губы девушки пересохли.— Ятен… Я и он…. В темных глазах мелькнула такая страшная животная ярость, что Минако зажмурилась от страха, когда руки пригвоздили ее к стене, и его кулак ударился со всей силы возле ее уха. Из разбитых костяшек тут же полилась кровь. Запах крови становился все отчетливей. Его кровь теперь была еще и на ее волосах. — Ты боишься, что я ударю тебя…., — его шепот пугал ее, и она с трудом приоткрыла глаза.— Я никогда не сделаю тебе больно, любовь моя… А вот ему… —Нет! — Минако твердо посмотрела в наполненные слепой яростью глаза Мамору.— Ты не сделаешь ему ничего! — Как же ты это остановишь? — звериный оскал сделал лицо Мамору воистину устрашающим. — Я думала об этом все утро, — Минако смотрела в темные глаза парня в паре сантиметров от ее лица.— Ты обещал дать ему самый высокий балл на экзамене взамен на услугу Кунсайта. Неужели ты не сдержишь свое слово? Неужели ты думаешь, что если ты завалишь его на экзамене, то я его брошу? Мамору громко усмехнулся, и скулы заострились. — Я держу свои слова, Минако. Всегда и ты лучше всех знаешь об этом, — темные глаза вспыхнули огнем.— Я обещал Кунсайту высокий балл на экзамене, и Коу получит его. Но, чтобы дойти до экзамена нужно минимум 15000 баллов, и вопрос дойдет ли Коу до последнего экзамена… — Коу состоит в группе с Сейей Хино и Таики Кино. Ты не сможешь завалить только Ятена, тебе придется завалить их всех. — Я смогу, — злой огонь еще сильнее разгорался в его душе.— А то, что Нефрит и Кунсайт не могут мне помешать, делает мою работу только легче. — Ты не сможешь забирать у них по минус 500 баллов каждый день! Это будет бросаться в глаза. Это тебе не один экзамен! — Это будет бросаться в глаза, только если я буду забирать баллы без причины! — задрожал от гнева Мамору, сжимая окровавленные пальцы в кулаки.— А если я буду давать им задания, которые они не смогут выполнить, то минус пятьсот баллов будут смотреться гармонично! — Я не Кунсайт, — с ненавистью выдохнула Минако и посмотрела в темные глаза.— Ты как всегда нашел техническую деталь контракта, теперь ты будешь валить его в учебе, чтобы он не дошел до экзамена, на который ты уже пообещал его брату максимальный балл. Удачи. Но я не Кунсайт. Я не буду жертвовать собой ради контракта Ятена. Неужели ты думаешь, что я вернусь к тебе, если ты завалишь его? — Ты вернешься ко мне, когда поймешь, что он не тот, кто может защитить тебя. Не тот, кто сможет обеспечить тебя. Не тот, кто будет тебе опорой. — Он сможет, — сжала губы Минако, гневно глядя на Мамору. Парень громко и злобно рассмеялся. — Насколько я понимаю, у него сейчас происходит похожий разговор с Кунсайтом? С братом, который его содержит, если я не ошибаюсь. Доходы за все выступления «Трех Звезд» забирает СМ, отдавая им лишь жалкие проценты, не так ли? — Я не знаю, — нахмурилась Минако.— Причем здесь это? — Притом, что у вашей веселой пары серьезные финансовые проблемы, — губы Мамору сложились в темную ухмылку.— Ты- банкрот, Минако. — Родители клали деньги мне на трастовый фонд… — На трастовый фонд дочери, — уточнил Мамору.— А их дочь была Минако Чиба, но не Минако Айно, которая появилась сегодня в пятницу. — Это мои деньги, — ошеломленно прошептала Минако.— Родители открыли его для меня. — Родители Чиба, — уточнил Мамору, смотря на Минако тяжелым немигающим взглядом.— Твои родители не оставили тебе ничего; согласно завещанию даже дом ушел на благотворительность. — Твои родители были и моими родителями, — нахмурила лоб Минако.— Я любила их как родных. Или даже больше чем родных. Это мой счет, Мамору. — Забудь, — покачал головой Мамору.— Поживи с этим мальчишкой в бедности. И тогда мы посмотрим, кто кого любит. — Я не смогу платить за учебу, — старалась прийти в себя Минако.— Мне просто нечем… Как ты можешь так поступать со мной? — А как ты можешь поступать так со мной???! — на миг показалось, что в глазах Мамору мелькнули слезы, но парень быстро моргнул, и видение исчезло.— Ты знаешь, что я не могу без тебя. Ты знаешь, что я искренне раскаиваюсь, но ты все-равно бросаешь меня… Минако покачала головой и направилась к двери под тяжелым взглядом парня. — Никогда еще мое решение не казалось таким правильным! — с ненавистью выдохнула Минако. — Я никогда не вернусь к тебе. — Ты вернешься! Я тебя всегда буду ждать. Когда за ней захлопнулась дверь, Мамору в изнеможении опустился на пол, запуская разбитые пальцы в волосы и бросая бумаги рядом. Часы равнодушно показывали три часа дня, лучи солнца пробивались через тяжелые гардины, и его сердце только что перестало ходить.

***

В светлом просторном кабинете Кунсайта повисло тяжелое молчание. Ятен был бледен: он не спал всю ночь. У него была самая волшебная ночь. Кунсайт был бледен: он не спал всю ночь. У него была самая отвратительная ночь. И обе эти ночи были вызваны одной и той же девушкой. Одним нет и одним да. А тишина была вызвана честностью, полившейся из уст Ятена, как только он переступил порог этого кабинета, заваленного старинными фолиантами, рукописями и книгами. Кунсайт сидел за столом, когда слова Ятена, как пули пронзили его сознание. Серые узкие глаза остекленели, и лицо исказила гримаса плохо-скрываемой боли. Это была не просто боль, это боль в таком размере, что воздуха в кабинете не хватало. — Ты….Вы….Она…., — Кунсайт, мастер слов, не мог построить простое предложение— настолько его ошеломило предательство брата. И той, которую он так любил. — Прости, брат, — искренне выдохнул Ятен, и в зеленых глазах заплескалось чувство вины. — Прости меня… — «Прости?”— у Кунсайта вновь пропал дар речи при взгляде на бледного блондина, нервно переминающегося с ноги на ногу.— «Прости»… Длинноволосый блондин обхватил голову руками и прикрыл глаза. Мысли просто не могли построится в связную линию, все расплывалось. Все казалось ненастоящим, невозможным. Фальшивым. Кунсайт встал с места и подошел к столу, где стоял графин с водой. Налив холодную воду в стакан и жадно выпив одним глотком, парень с трудом посмотрел на брата. — Знаешь, единственное, о чем я могу сейчас думать, — хрипло сказал высокий блондин, вытаскивая пачку сигарет из кармана пиджака.— Я могу думать только о том, что я подвел родителей. Ятен с непониманием посмотрел на старшего брата— его руки дрожали от напряжения и он прятал их в карманах джинс. — На их похоронах я пообещал им, я дал им слово, что я позабочусь о тебе. Воспитаю. Сделаю из тебя достойного человека. Что ж… Пришло время признать: я подвел их. Я вырастил подлеца и подонка. Холодные тяжелые слова ударили по сознанию Ятена как бритва, и зеленые глаза вспыхнули. — Я не подлец, Кунсайт, — тихо проговорил Ятен.— Я просто хочу быть счастлив. Я пришел попросить прощения. — За что ты просишь прощения? — пальцы, держащие зажигалку задрожали, и сигарета все никак не зажигалась. — За то, что влюбился в ту, которую любишь ты. За то, что водил ее на свидание. За то, что она полюбила меня. Зажигалка упала на пол, и сильный удар обжег лицо Ятена, разбивая его нос и губу в кровь. Застонав от боли, парень пошатнулся и удержался за стену, чтобы не упасть. Кунсайт стоял перед ним, держа перед собой разбитый кулак. Длинные платиновые волосы прикрывали серые глаза, наполненные пустотой и отчаянием. Он ударил его в первый раз в жизни. — Я заслужил, — голос Ятена стал звучать через нос, и парень прижал руку ко рту. — И поэтому я прошу прощения. — Ты считаешь за такое можно простить? — холодный голос Кунсайта замораживал. Ятен посмотрел на брата полуприкрытыми глазами, по пальцам, прижатым к лицу, стекала кровь. — Ты ведь простил Оливию… Даже более того, ты сам отошел от нее. Я прошу всего лишь…. — Всего лишь что? — глухая страшная ярость наполнила комнату.— Всегда отступать, когда ты влюбишься в мою очередную? — Я не просил тебя отступать от Оливии. Ты сам ушел от нее, а теперь ты вменяешь мне ее в вину?! — Если ты не заметил, я тебе ничего не вменял про нее, —ноздри Кунсайта раздувались от гнева.— Это ты сам начал о ней говорить. В отличие от тебя у меня есть понятие чести: я никогда не отрицал, что сам отказался от нее. Бросил, когда понял, что я был лишним. — А теперь все то же самое, но я прошу тебя отступить, — воскликнул Ятен, вводя Кунсайта в ступор. Старший брат выдохнул, словно не веря, что это происходило наяву. — Насколько я понял, вы и так уже вместе, — Кунсайт отвел взгляд, но Ятен успел заметить страшную колючую боль на дне серых глаз, и сердце Ятена закололо. — Зачем тебе просить меня о чем-то? — Брат, — Ятен хотел подойти к Кунсайту, но тот попятился назад. Словно это был не брат. А враг. Ятен замер— тело неожиданно стало деревянным, и сосуды стали наполняться болью.— Брат, я люблю тебя. Больше всего на свете, я хочу, чтобы ты простил меня. Нас. Чтобы все было как раньше. — Как раньше? — покачал головой Кунсайта, его сознание вновь взрывалось от слов брата. — Что может быть как раньше… — Как раньше, — повторил Ятен.— Ты же…ты же нашел в себе силы отпустить Оливию. И мы были одной семьей. Тогда- раньше. — Ты хочешь, чтобы я простил тебе Минако, —усмехнулся Кунсайт, вновь пытаясь достать сигарету, но руки дрожали. Папиросы стали падать на пол одна за другой.— Хочешь, чтобы я благородно отошел в сторону и благословил вас… Пальцы неожиданно с силой смяли пачку, роняя выпотрошенную смятую коробку на пол… — Не будет этого, — Кунсайт с ненавистью посмотрел на брата и поднял средний палец перед лицом Ятена. — Вот тебе, а не благословение. — Я люблю ее, а она любит меня, — тихо прошептал Ятен, чувствуя как почти физически ощущает сумасшедшую боль брата от его слов.— Мы любим друг друга. Но я люблю и тебя, Кунсайт. Ты мой самый близкий человек на земле. Я знаю, что я сильно виноват. Я знаю, что просить тебя отойти во второй раз это…. — Сюрреально, — с ненавистью произнес Кунсайт, подсказывая. — Да, сюрреально, — кивнул Ятен.— Но ты сам сказал, что в первый раз ты отошел сам. И теперь в первый и последний раз, я клянусь. Я клянусь всем, что у меня есть, но в первый и последний раз я прошу тебя «отступить», простить и принять нас. Горькая усмешка тронула губы Кунсайта— душа даже не стенала, душа просто выгорела. — Знаешь, почему не будет как с Оливией, — неожиданно устало сказал Кунсайт. Ятен серьезно посмотрел на брата.— Потому что она была права: я не любил ее так сильно, чтобы бороться за нее. Она мне нравилась, но не настолько, чтобы делать из нее предмет спора. Или чтобы видеть, как ты страдаешь от неразделенной любви… — Но Минако ты знаешь намного меньше, — Ятен уговаривал то ли себя, то ли брата.— Твои чувства к ней должны быть еще меньше…. — А ты всегда все знаешь обо мне лучше меня, не так ли, — усмехнулся Кунсайт.— С кем мне быть, когда уходить. Тебе трудно это признать, но я люблю ее. Возможно в первый раз в жизни, а может и в последний. Я ЕЕ ЛЮБЛЮ. Ятен вздрогнул от боли, и в зеленых глазах промелькнула ревность. Кунсайт почувствовал укол эйфории. В первый раз боль брата была не страданием, а наркотиком. — Когда я узнал, что этот урод держит ее возле себя обманом… У меня встала пелена перед глазами— мне захотелось выкрасть и защитить от всего мира, заперев в самом укромном месте. Больше всего я жалею о том, что я не признался себя в этих чувствах с самого начала. Что я боролся с ними. Что я бросил ее в ту ночь, что я разбил ей сердце, хотя я чувствовал себя так словно у меня вырезали мое сердце. Я бросил ее ради тебя, ради идиотского контракта…. Черт возьми, я успешный писатель, я бы нашел способ заключить похожий контракт в другом месте с другой компанией… Я не знаю, почему я был так зациклен на этом контракте…. Это проклятое чувство долга. Кунсайт стал вслух произносить мысли, забывая про Ятена, как неожиданно серые глаза встретились взглядом с Ятеном. — Я бросил ее ради тебя, и ты забрал ее у меня, — горько выдохнул Кунсайт, замирая взглядом на Ятене. — Я никогда не прощу тебя за это. Я мог бы быть сейчас быть с ней, я мог бы быть так счастлив. Ятен молча смотрел в пол, не шевелясь. Кровь перестала идти с носа и губы. — Уходи, Ятен, — приказал Кунсайт.— Ты мне не брат. — Кунсайт… — Уходи. Я не буду вам мстить. Я просто не хочу тебя знать. — Кунсайт… —Уходи! Когда дверь за Ятеном захлопнулась, Кунсайт уперся двумя руками в стол, опустив голову. Сердце больше не выпрыгивало из груди. Сердце просто остановилось.