Days

Это — крушение. Гэвин не может назвать это как-то по-другому. Два месяца ожиданий, два месяца надежд, густо перемешанных со страхом и отторжением, и только теперь — эта оборвавшаяся нить, словно лопнувший канат у альпиниста, и Гэвин падает, и падает, и падает вниз. Они обещали прислать Коннора назад. Плевать на скоропостижно скончавшегося старика Андерсона, плевать на снявшегося с должности капитана Фаулера. На всех плевать. Киберлайф забрали Коннора назад — хотя он был идеален. Машина без изъяна, по-настоящему металлическая — со стержнем внутри, но с миловидной внешностью. Гэвин ненавидел себя за это. Гэвин ждал, а Киберлайф обещали выслать Коннора назад. А вместо этого в отдел направили четыре абсолютно одинаковых не-Конноров. То же имя, та же серия, только модель поновее. И глаза. Серые, как самая настоящая сталь. Он был машиной и выглядел как машина. Не Коннор. У крушения ртутный оттенок, металлический привкус и низкий, совершенно не похожий голос. Они просят называть их Коннором, будто в насмешку. Будто знают, кого ждал, но так и не дождался Рид. Гэвин называет их как угодно, но не Коннором. Потому что машины не похожи на ту единственную модель. Гэвин окружен этими мнимыми Коннорами, но ни в одном не узнает настоящего. Он не различает их. Долго, непозволительно долго, все равно они одинаковы как две — четыре — капли воды, и все прислуживают в участке. А потом взгляд начинает невольно цепляться за одного из всех. Он единственный волосами прикрывает диод, единственный оставляет одну пуговицу пиджака расстегнутой. Он единственный начинает прятать взгляд, когда Гэвин старается присмотреться к нему. Он единственный подходит однажды после смены Гэвина и тихо говорит, остановив его плечом в узком коридоре: — Зовите меня Ричард. И Гэвин просто надеется, что это не очередное крушение.