Days

      Они создают тепло. Оба — почти непереносимый жар. Гэвин плавится. Под этим напором — он будто воск, и он плавится, плавится, плавится, плавится. От рук и пальцев, от губ и языков, от гибких сильных тел. Они оба умеют быть мстительными и благодарными одновременно. Гэвин умеет принимать их благодарность так же, как умеет огрызаться на их мстительность.       В комнате душно, Гэвин дышит тяжело и глубоко, но не может надышаться, воздух будто бы не поступает в легкие, застревает в горле и вытекает наружу с рваным стоном. Окна закрыты так плотно, что, кажется, их больше не открыть, шторы задернуты, свет выключен. Не видно ничего, но Гэвину не нужно их видеть. Ему достаточно того, что он их чувствует. Не только прикосновения, но и то, как прогибается кровать, то, как они касаются друг друга.       Раньше он думал, что он — лишний в этой возвышенной передаче информации. Андроиды держались за руки закрыв глаза и получали удовольствие. Не двигаясь, не дыша, не исполняя никаких странных ритуалов.       Гэвин быстро понял, что лишним он быть не может. Любая их близость превращается почти что в поклонение — никогда раньше Рид не чувствовал такого. Они обмениваются информацией, это приносит обоим удовлетворение, но Рид так не может. И они оба сосредоточены на одном Риде. Физически. Это почти всегда глобально, но Гэвин не может делать почти ничего. Все, чего добиваются оба андроида — это доставить ему удовольствие, и особенности человеческого организма, должно быть, им странны, но без сомнения понятны.       Гэвин никогда не сомневался в этом. Это короткие и жалящие прикосновения там, где нельзя касаться долго, и тягучие пряные поглаживания там, где необходимо задерживать ладонь надолго. Сенсоры, наверное, думает Рид, и снова расплавляется.       Ричард — тяжелее. Поэтому он внизу. Коннор же не в пример легче — и Ричарда, да и Рида тоже. Он — сверху. Привычная конфигурация, но Рид не может перестать выгибаться, буквально растекаясь спиной по обнаженной груди Ричарда, пока тот уверенно и неумолимо оглаживает живот и бедра. Не вырваться, не вывернуться, но Гэвин и не хочет. Он удерживает голову на плече Ричарда, пока Коннор постепенно спускается все ниже и ниже. Мягкие теплые губы целуют шею, не принося боли — даже следов назавтра не будет. Но этого все равно слишком много — два андроида, четыре руки, и все четыре руки ласкают и доводят. Гэвин никогда не готов к этому — но испытывает далеко не в первый раз.       Гэвин знает за что они делают это настолько мучительно в этот раз.       Они все наволновались, конечно, но у обоих андроидов — гипертрофированное чувство страха друг за друга. Андроиды — они чинятся. Люди чинятся тоже, но заменить сердце андроиду не в пример проще, чем заменить сердце человеку. Они все это понимают. Даже если они будут сейчас чересчур настойчивыми — Гэвин примет это. Не может не принять. Сложно что-то не принять, когда теплая, специально нагретая пластиковая рука неторопливо водит по телу, сжимает и гладит.       Гэвин позволит им многое.       Как бы в назидание себе. Они выжили и сейчас. Они выживут и потом. Пока их трое, пока они все вместе создают это тепло — они бессмертны.