***
Но вот этот день настал. Коллинз волновался дико! Но все же он не юнец сопливый, чтобы распускаться. У мальчика будет сегодня первый раз, а у Коллинза… тысяча первый. Или две тысячи. Надо собрать в кучу мозги и не дать им обоим скатиться в истерику. В доме убрано и все начищено до блеска, комната мальчика готова, анального лубриканта хоть залейся, игрушки тоже есть. Впрочем, в первый раз лучше их не доставать, мальчик и так будет напуган, а тут еще и этот разнокалиберный пластиковый ералаш. Такси подлетело в назначенный час. Опустилось на лужайку возле бассейна, как и оговорено. Не нужно, чтобы Дженсена видели соседи дальше по улице, а забор у Коллинза высокий, да еще и живая изгородь по периметру – кипарисы да ядовитые тисы, как раз то, что нужно от любопытных глаз. Когда Дженсен спрыгнул на траву, сердце профессора екнуло и ближайший кипарис повело в сторону.***
Нет-нет, хлопаться в обморок, как чувствительная барышня, он не будет. Наоборот, улыбнется приветливо и пойдет навстречу. Никаких объятий или поцелуев, в первый раз это лишнее, просто легкое: – Здравствуй, Дженсен. Как твои дела? – Все хорошо, – промямлит тот бледными от страха губами. – Проходи в гостиную, там прохладнее. И только невесомое касание к спине, напряженной, как доска. Лишь легкое проникновение в личное пространство, и снова прочь, снова просто идти рядом, на полшага позади. И только искоса смотреть на такой красивый профиль и плотные тени от ресниц.***
Мальчику нужно освоиться. Ему страшно, неловко и неуютно. – Выпьешь что-нибудь? – спросил профессор мягко. Внешне спокойный и расслабленный, вот только руки у него дрожали, проливая на столешницу капли вина. – Выпью. Можно? – Дженсен кивнул на книжный стеллаж. – Конечно. Подошел к книгам, а Коллинз невольно любовался: причесан, выбрит, туфли блестят безукоризненно. Одет просто и, слава Богу, без того дурацкого галстука и нелепо обвисшего пиджака. Но на нем все те же брюки и белая рубашка с расстегнутой верхней пуговицей. Видно, у него ничего лучше из одежды нет. Дженсен достал из кармана брюк чехол, вытянул очки, надел. Пробежал глазами по полкам, а там есть на что посмотреть. Обычные печатные книги прошлого века, старинные фолианты в переплетах из тисненой кожи, современные пластиковые и даже несколько стерео-книг. Художественная литература, научная, историческая, публицистика. На английском, французском, русском, даже парочка книг на иврите, хотя этот язык Коллинз знает плохо и эти книги он не покупал – израильские родственники подарили. Дженсен вытянул одну из пластиковых книг, перелистнул блестящую титульную страницу. «Теоретические основы возможности существования полевых форм жизни вне белковых структур. Автор: проф.Коллинз». Оглянулся на профессора, тот кивнул: – Да. – Я ее еще в школе читал. – И как? – Коллинз наклонил голову к плечу. – Интересно. – Интересно, только ничего не понятно? Дженсен слегка улыбнулся, поставил книгу на место. А у профессора живот свело от этой улыбки. Подошел, подал гостю бокал с вином, легко касаясь пальцев. Пальцы холоднее льда. Мальчик взял торопливо, поднял бокал, прижал его к губам. А профессор отвернулся, не в силах смотреть на его губы вблизи. Это невозможное что-то! Неземная красота. Дженсен чуть пригубил вино и снова отставил бокал – не рядом с книгами, а на каминную полку, между пастушкой и купидоном. И снова повернулся к книгам, потянулся к одной из них. Что-то про изменчивость видов в зависимости от силы притяжения на поверхности малых планет. Похвально, конечно, что тянется к книгам, но почитать он и вечером сможет, когда все случится, и завтра тоже. А пока чем дольше он отвлекается на постороннее, тем ему будет страшнее. Он же наверняка тоже думал о том, что должно произойти сегодня. Думал все это время, перебирал в воображении сценарии, волновался. И сегодня его трясло с утра, он до сих пор похож на натянутую струну: книжку листает, а пальцы дрожат, и дышит учащенно. Сейчас перегорит, зачитается, расслабится, а потом все начнется заново, придавит с удвоенной мощью. Нет, лучше с этим делом долго не тянуть. Коллинз отставил свой бокал – туда же, ближе к купидону. Повернулся к Дженсену, осторожно приподнял его лицо за подбородок, прикоснулся губами к губам. Дженсен не отстранился, попробовал даже ответить. Но ему не сильно удалось, губы только больше сжались, и сглотнул нервно, что Коллинз тут же заметил. Нет, тянуть долго с главным нельзя, мальчишка и так на грани обморока. Миша отпустил подбородок Дженсена, улыбнулся как можно приветливее: – Давай я покажу тебе дом. Чтобы ты чувствовал себя увереннее и не терялся в пространстве. Идем. Мальчик неохотно поставил книгу на место. В сторону профессора не смотрел.***
Для профессора университета его дом небольшой, тут и смотреть особо нечего. – Здесь холодильник и бар, – объяснял Коллинз. – Еду и напитки бери, сколько захочешь, не стесняйся. Книги тоже можешь брать любые, даже домой, только возвращай, хорошо? Во дворе бассейн и беседка, можешь пользоваться и тем, и другим, когда пожелаешь. Но если захочешь выйти за территорию, обязательно предупреждай, выход за калитку без предупреждения считается нарушением. Идем наверх. Еще внизу сауна, но Коллинз гостю пока решил ее не показывать. Наверху еще менее интересно: спальня хозяина, две пустующие гостевые комнаты, крохотный кинозал, совмещенный с бильярдной, балкон с обзором на эвкалиптовую рощу и… – Это твоя комната, – профессор толкнул дверь рядом со своей спальней, – хоть в дни наших встреч, хоть в другие. Здесь только твое: белье, полотенца, зубная щетка, бритва… в общем, все необходимое найдешь в шкафчиках. Я пока пойду закажу ужин. Осваивайся. Рассказал не обо всем, пусть мальчик найдет это сам.***
Дженсен не просто боялся, его колотило и даже слегка подташнивало. Постоял бестолково посреди «своей» комнаты. Обычная комната, разве что кровать слишком большая. Окно с плотными шторами. Стереовизора нет. Заглянул в санузел: унитаз, душевая, биде… Дернул плечами нервно. Открыл один шкафчик: гели, шампуни, пенки, кондиционеры для волос, несколько разных зубных паст и щеток – на выбор, кремы и пенки для и после бритья, крем-эпилятор, еще какие-то средства гигиены. Мочалки, расчески, бритвы, щипчики, ножнички… Открыл другой шкафчик, вздохнул. Игрушки профессор пока спрятал, но презервативы, лубрикант трех видов и систему для промывания кишечника оставил – точно такую же, как та, что Дженсену выдал доктор, даже такого же цвета. Это понятно: на двое суток вперед не промоешься, как ни старайся, все равно надо будет еще. И жидкость для промывания имеется – несколько банок. А также одноразовые полотенца, мазь для заживления трещин и разное-всякое-прочее в изобилии. Чтобы недостатка ни в чем не было, все свежее и под рукой.***
Коллинз вернулся: – Освоился немного? Дженсен вздрогнул, торопливо захлопнул дверцу шкафчика, будто его застукали за чем-то недозволенным. Боится. – Идем. Пошел безропотно, как агнец на заклание. В спальню. Неприятно, но этого не избежать. Мальчик его не хочет, ему просто нужны деньги на учебу, а заполучить их другим способом, кроме как продать себя, у Дженсена не получилось. Все яснее ясного, причем все известно им обоим заранее и никакой лжи или двусмысленности в происходящем нет. И это хорошо. Это надо просто сделать. Надо! Профессор взял в руки пульт: – Наклон кровати регулируется. Приляг, – поклацал кнопками, – так удобно? Потом еще поиграешься с режимами. Установки климат-контроля комфортные, тебе не холодно? – Нет, нормально, – Дженсен присел на кровать, потрогал ее ладонями. Профессор присел рядом, погладил мальчика по щеке. Нежная, гладкая кожа. Улыбнулся: – Ты готовился? Дженсен кивнул и сглотнул нервно снова, острый кадык задвигался вверх-вниз, а пальцы сжались в кулаки, сминая шелковое покрывало. Ему страшно. – Не бойся. Я сделаю все, как нужно, больно не будет. Но если все же немного будет, говори, терпеть не нужно. Все понял? Дженсен кивнул снова. Коллинз снова осторожно взял его за подбородок, повернул его лицо к себе и нежно прижался к ледяным губам.***
А не так-то просто расслабить того, кто умирает от страха! Кто воспринимает ласки, как насилие. Если бы мог, выскочил бы в окно и умчался прочь! Даже не посмотрел бы, что второй этаж. Умчался бы прямиком в рощу, только бы пятки засверкали. Но мальчик очень хочет учиться, и только поэтому пытается держать себя в руках, а вовсе не потому, что ему нравится его патрон, или что ужасно хочется, чтобы его жарили в зад. Вовсе не поэтому. А ведь Коллинз умеет быть нежным, но сейчас его таланты мало помогут. Дженсен боится. В поцелуях сжимает губы в струнку. Как только ему удается? Пухлые губки, сочные и нежные, а когда к ним приближаются губы профессора, они прячутся помимо воли мальчика, будто устрица в раковину. И руки холоднючие, нижняя челюсть вот-вот трястись начнет, а на глаза выступят слезы. Здорово же он себя накрутил! Значит, и ласки сильно затягивать нельзя, от длительной прелюдии только может стать хуже. А жалко. Насколько же жалко! Так хотелось, чтобы и мальчику тоже было сегодня хорошо… Ну что ж, значит, придется по старой схеме: лаконично, по-деловому, без лишних сантиментов. Коллинз посерьезнел: – Снимай рубашку и заберись повыше.***
Мальчик слушался. Снял туфли, рубашку расстегнул – пальцы не гнулись и не попадали на пуговицы. Коллинз притормозил его руки. Затягивать не стоит, но и торопиться слишком уж не надо: Дженсен не почасовая проститутка, а его протеже по крайней мере на ближайший год, они все успеют. Сам стянул ткань сначала с одного его плеча, поцеловал прохладную кожу, стянул с другого. Отбросил в сторону. Приобнял мальчика за торс, намекая, что пора подползти выше, до подушек. Дженсен подчинился, приподнялся. Коллинз стянул с кровати покрывало и отвернул легкий плед. Поцеловал мальчика возле шеи, легонько касаясь губами. Тот вздрогнул. – Еще выше. Дженсен переполз еще выше, замер. Под поцелуи партнера не подставлялся, но и не дергался больше, взял себя в руки. Дышал часто, в глаза не смотрел. – Расстегни. Дженсен расстегнул ремень, пока профессор целовал его грудь. Грудная клетка западала под губами. Худой, одни ребра. Соски превратились в твердые шарики – то ли от возбуждения, то ли от прохлады. Снимать Дженсену брюки профессор не дал, ладонью проскользнул под ширинку. Полурасслабленный член пока не трогал, подержал раскрытую ладонь на животе, продолжая целовать плоскую грудь. Как же парню страшно! Живот под пальцами вздрагивает, а сердце под губами вот-вот выпрыгнет наружу, прорывая грудную клетку, как чужой в том старинном фильме конца двадцатого века… – Снимай брюки. Дженсен снимал, приподняв над простынями попу. Коллинз сопровождал его действия, гладил ладонью освобождавшиеся от одежды бедра, ласкал кожу. От страха волоски на бедрах Дженсена поднялись дыбом. Зато член подниматься и не собирался, лежал в трусах согнутым червяком. – Снимай. Дженсен снял трусы. Трясся. Коллинз гладил его по бедрам, а сам целовал рядом с членом – во вздрагивающий от страха живот, в нежную кожу. Подбородком цеплял головку. Член слегка шевельнулся, выпрямляясь, головка выпустила первую вязкую каплю. Ну хоть какая-то реакция! Хорошо, но большего он вряд ли сегодня дождется. – Перевернись на живот. Дженсен перевернулся, лег, опершись на локти. Острые лопатки почти сошлись посередине. Худая попа напряглась, между полушариями не протолкнуться – не то, что палец, лист бумаги не вставить. Коллинз вздохнул: да уж, придется сложнее, чем он думал. Но надо. Надо!***
Строже надо, циничнее. И никаких сантиментов. Но как же это трудно! Даже когда лица не видно, трудно все равно. И любоваться, вроде нечем: ребра торчат, задницы нет почти, ножки худые, да еще и кривенькие. Веснушки – даже на ягодицах. Но кожа такая нежная, бархатистая, тонкая. И так здорово пахнет. Юностью, чистотой, здоровьем, вчерашним массажным маслом. И немного яблоком – мальчик подмылся тем гелем, что Коллинз через доктора передал. Послушный мальчик, исполнительный. – Приподнимись, – и он исполняет. – Не весь, встань на колени и локти. Дженсен исполняет снова. Ему не хочется, но он делает. И это все, чего можно ожидать. А что он хотел? Страсти, любви, доверия, желания? Не тот случай. Эх! Остается строже и циничнее. Чтобы не привыкнуть. И уж никак не влюбиться. Все, как он планировал, разве нет?***
Лубриканта пока достаточно. Пальцы по кругу. Массируют, расслабляют. Потом подушечкой по складкам вверх-вниз, и снова по кругу. Пока не расслабится сфинктер. Потом – слегка ввести внутрь. И снова сопротивление. Дженсен задерживает дыхание. Терпит. Упирается лбом в согнутые руки. Дрожит. Снова по кругу и еще добавить лубриканта. Для первого раза с расслабляющим эффектом, однозначно. Немного внутрь и по кругу снова. Мышцы напрягаются, весь Дженсен тоже. Как струночка! Даже попой подается вперед, уходит из-под руки. Коллинз не пускает, обнимает за таз, натыкаясь на острые косточки. Прикасается к пенису – тот висит полупустой тряпочкой. Поглаживает, вызывая нестойкую эрекцию, ласкает осторожно. А сам продолжает другой рукой свою работу. Вот уже и палец внутри. Нащупывает холмик простаты, поглаживает. Дженсен снова подается вперед, дергается – уже не от неприятных чувств, а от приятного разряда. Но его сфинктер все равно напрягается рефлекторно, и Коллинз осторожно выводит сжатый со всех сторон палец наружу. Массирует и поглаживает полуналитый член, чтобы мальчику было приятно. Осторожно и ненавязчиво, просто чтобы расслабить. Пауза не больше минуты, добавить еще лубриканта, и палец можно вводить снова. Теперь уже можно браться за простату основательно. Дженсен уже разобрался, что это не больно, а даже приятно. Да уж, на массаж простаты в салон он явно не ходил, и на процедуры в клинике забил тоже. Надо укрепить эти ощущения, дать понять, что ему не показалось. А при случае пропесочить за игнорирование указаний патрона. Массаж дает результаты: член Дженсена в руке Коллинза увеличивается и становится твердым, дыхание осталось учащенным, но стало более глубоким и равномерным, более спокойным. Теперь настало время для второго пальца. И снова сопротивление, снова зажатый замок. Наружу, подождать минуту или чуть больше, и снова внутрь. Два пальца поглаживают, расслабляют, массируют. А вторая рука уже увереннее гладит член – вверх и вниз, не быстро, ритмично. Дрочить Дженсену он не будет, оргазм сейчас не нужен, просто приятные поглаживания. Мальчик расслабляется, его анус тоже. Теперь осторожно – три пальца…***
Все, тянуть больше нельзя. Пока мальчик расслаблен сзади и возбужден спереди, надо это сделать. Коллинз разделся, поднялся к Дженсену на постель, встал на колени позади него. – Таз немного на меня, – командовал. – Поставь колени шире. Дженсен подчинялся. Презерватив на месте, лубриканта побольше. И снова пальцы – внутрь. И снова недолгое сопротивление. Вынимать пальцы Коллинз в этот раз не стал: мальчик должен понять, что даже если их не вытянули, то все равно по прошествии примерно минуты неприятные ощущения исчезнут сами – непременно. Дженсену страшно снова. Только слегка было расслабился, но как только приблизилось главное, мальчик испугался. Выгнул спину дугой, задышал часто. Готовится к запредельной боли, дурачок. – Распрями спину. Вот так. И попу подай на меня. Подтянул его сам, надавил на поясницу ладонью. А сам приставил головку к анусу. Двигался постепенно, по сантиметру, преодолевая уже знакомое сопротивление. Чуть назад, и через минуту вперед. Неприятно, но терпимо. Дженсен задерживает дыхание, поджимает живот, а потом дышит снова. Сопит носом. Еще немного вперед. Мальчику больно, но не запредельно. Если бы Дженсен умел расслабляться, было бы не больно вовсе. Но он не умеет. – Тужься. Я писал как надо. Выталкивай меня. Тужится. Еще вперед. Шипит сквозь зубы. Коллинз уже у цели. Незаметно, упорно, планомерно. Уже весь внутри. Теперь подождать, дать привыкнуть, им некуда спешить. Самое страшное для первого раза уже произошло, теперь уже хуже не будет. Дженсен догадался, постепенно расслаблялся, дышал поверхностно, но равномерно. Теперь фрикции. Медленно, не торопясь, очень плавно. Дженсен мужественно терпит. Хочется его похвалить, но нельзя – Миша сейчас не преподаватель, а Дженсен не его студент. Сейчас чем меньше пустой болтовни, тем лучше. Только то, что действительно необходимо: – Дыши глубже… чуть прогнись еще... Если неудобно, встань на ладони. Дженсен молчит, приподнимается на прямые руки, выгибается в пояснице, спина напряжена. – Помогай себе рукой. Дженсен медлит. Думает. Потом все же берет в ладонь свой член.***
А пока Дженсен отвлекся, Миша увеличил темп – долго стоять в такой позе мальчик с непривычки не сможет, да и все равно вряд ли кончит. Он всему научится потом, а сейчас главное не испугать его окончательно и не слишком затягивать процесс. Коллинз уже толкался вовсю, постепенно ускоряясь все сильнее. Закрыл глаза, старался не думать, сосредоточиться на ощущениях. Сейчас уже не важно, чей зад перед ним, точнее, в чьем он заду – это все равно приятно. То, что это зад молодого симпатичного юноши, конечно, тоже влияет, но не сильно. Это пока не видно лица, не влияет, но если бы сейчас увидеть его лицо и губы… Коллинз представил, перестал дышать, сердце загрохотало в ушах. Приятная волна ударила в затылок, руки инстинктивно подтянули ягодицы партнера ближе, плотнее, мышцы в паху стянуло наслаждением. Член выбрасывал сперму, мощно пульсируя, освобождаясь от многодневного напряжения. Время вокруг будто резко замерло и, натолкнувшись на него, как на стену, вязкими брызгами расплескался мозг…***
Кажется, Миша не стонал, все же сдержался. Не хотел пугать. Кончив, тихо наклонился, прикоснулся губами к влажной спине Дженсена, немного удивился: что ж он так вспотел-то? Неужели ему было настолько страшно? Дурачок молодой, совсем еще глупый. Ждать, пока он кончит, бесполезно, этого сейчас не будет. Не в первый раз, не сегодня. Он и наедине-то сейчас кончить не в состоянии, а при партнере и подавно. Не надо усугублять ситуацию, заставляя его мастурбировать. Но не уходить же просто так. А что говорить или делать? Хотелось прилечь рядом, любоваться. Возможно, поцеловать его в губы. Хотелось обнять его и нежно-нежно приласкать. Но вместо этого Коллинз осторожно вытащил член из ануса, стянул презерватив, вытер член полотенцем: – Даю тебе десять минут, потом спускайся вниз, – произнес мягко, положил рядом с Дженсеном халат, сгреб в охапку свою одежду. И вышел, тихонько прикрыв за собой дверь. Использованный презерватив тоже забрал.***
А что Дженсен хотел? Поцелуй на ночь? Или банальное «спасибо»? У них же не свидание, в конце концов, Дженсен на работе, вот его и… «обработали». Все правильно. А теперь пять минут на то, чтобы привести себя в порядок, и снова на работу. Как раз перед домом сел флайер, наверное, привезли ужин, он должен помочь патрону накрыть на стол. Дженсен осторожно поднялся, задницу слегка саднило.