***
– Дженсен! – Осрик манил его к себе. Сонный Дженсен вошел в комнату с чашкой кофе в руке. Осрик не любит, когда заходят в его спальню с едой или напитками, но ведь сам позвал. А Дженсен утром так тяжело просыпается – он по всему дому с этой чашкой ходит, будто она на время прирастает к его руке, и Чау об этом знает. – Я не хочу тебя расстраивать, тем более с утра, но… – Осрик развернул к нему планшет, – я заглянул, чтобы уточнить расписание лекций на сегодня, а тут анонс большими буквами «Пока не сдашься, не сдашь или Профессор М снова дал течь. Читайте статью в вечернем выпуске университетской газеты». Я пошел по ссылке – она ниже, а там… Ты все можешь не читать и имен тут нет, она пишет в общем, но довольно едко и все точно догадаются, о ком… Кофе встало Дженсену поперек горла. Перед глазами расплывались буквы, несмотря на то, что Чау специально для него увеличил шрифт. Дженсен наклонился к экрану, чтобы разобрать надпись внизу анонса: «Подробнее о результатах СЕКС… то есть, СЕСсии читайте в блоге Виктории Ванточ». А там… «Студенты, будьте бдительны! Начинайте готовиться к экзаменам прямо сейчас, а то следующая сессия и вас может поставить на колени». И все в том же духе. «Очередной скандал на кампосе», «секс за тройку», «некоторые зарвавшиеся преподаватели», «доколе это будет продолжаться», «хоть бы предупреждающую табличку повесили», «в пору бояться заходить в аудитории», «грубое нарушение Устава университета» и так далее – эти фразы бросались в глаза. И еще фото. Кадр довольно нечеткий, но испуганное лицо Коллинза на нем вполне узнаваемо. Как и спущенные штаны и голый зад. Дженсен, стоящий на коленях перед профессором, виден плохо и повернут к фотографу спиной, но на нем та же тенниска, что сейчас, поэтому не мудрено, что Осрик узнал его и позвал взглянуть на статью. А узнал Осрик – узнают и все остальные. Перед Чау стыдно, а перед остальными… черт же. Но не это заставило спину Дженсена покрыться холодным потом: Виктория называет преподавателя «М», а студента «Н». То, что «М» – это Миша Коллинз, на фото видно, а это значит, что для увольнения Коллинза по Уставу университета достаточно студенту «Н», то есть Дженсену, подтвердить сексуальное преследование со стороны профессора. Дженсен отставил чашку и вошел на сайт под своим паролем, который есть у каждого студента и сотрудника: официального вызова на беседу в Дисциплинарную комиссию еще не было, но ведь только раннее утро и до конца дня такой вызов может появиться. А на официальный вызов придется давать официальный ответ. Дженсен скрипнул зубами, выпрямился: – Я пойду на прием к ректору и скажу, что я сам первый это начал… Переоденусь и сразу пойду, – Дженсен рывком снял тенниску через голову и швырнул ее через открытую дверь в коридор. – А ты точно сам это начал? – глаза Осрика стали круглыми. Дженсен покраснел, но еще упрямее сжал губы: – Сам. Могу на библии поклясться. – Не кипишуй, – Чау отвернул от него планшет, – Вики у нас дама эксцентричная, она может сделать скандал из ничего – это всем известно, и ее здесь не воспринимают слишком всерьез. Ректор уже спит и видит, как мисс Ванточ заканчивает последний курс, защищается и… уебывает нахуй, желательно за пределы галактики и желательно в один конец. К тому же, твое лицо здесь не видно, что это ты – еще доказать надо, так что тебе, в общем-то, бояться нечего. – А как же он? – Дженсен кивнул на стол. – А вот у профа будут проблемы. – Без моего свидетельства уволить могут? – За действия сексуального характера со студентом – конечно. Да еще и в аудитории, а это действительно грубое нарушение Устава. Дженсен нахмурился, отвел взгляд: – Он мой патрон. – Коллинз?! – наверное, во всем Китае нельзя было найти настолько больших глаз, как у Осрика в тот момент. – Твой патрон – профессор Коллинз?! – Коллинз, – кивнул Дженсен мрачно. – Нихуя себе! – Чау даже потряс головой, будто стряхивая наваждение. – Ну тогда не знаю… Если вы с ним – патрон и протеже, то… хер его знает. Это вроде и не преследование и не соблазнение, это почти как трахнуть собственную жену или отсосать у мужа… прости. Правда, в учебных корпусах любой секс запрещен, так что… Хер его знает, короче. Думаю, все же до Дисциплинарной комиссии дойдет точно. – Тогда я пойду туда и все им объясню! – Дженсен упрямился. – Да погоди ты, горячий техасский ковбой! – Чау улыбнулся. – Давай я лучше узнаю у знакомого физика, отстранен ли профессор от занятий. – Могут отстранить? – выдавил Дженсен автоматически. – Да. Если отстранят – это будет означать начало расследования. Это будет плохой признак. Пока этого не случилось, вы в безопасности. – Узнай, – Дженсен вздохнул. – Хорошо, узнаю. Да ты не бойся – тебе ничего не будет, даже если тебя вычислят. Кроме пропесочивания от Комиссии. Максимум – еще одна пересдача… Стоп! Ты же сдавал физику не Коллинзу? – Не ему. – У тебя же был Хейердал и ты… – брови Чау снова поползли вверх. – Я сдавал физику Хейердалу. – То есть… ты Коллинзу просто так отсос… прости. Ты делал это не за оценку? А с тобой, оказывается, не так скучно, Эклз, как я думал раньше! – опять улыбнулся Чау. – Тогда тебе даже пересдача не грозит, только головомойка от декана. Но все равно не расслабляйся, какое-то время может быть тяжко – студенты иногда хуже детей, жестокие и злые. Просто не поддавайся на провокации, ясно? Да, натворил он. Если его узнал Осрик, узнают и другие, и грязного пранкинга ему, видимо, не миновать. Но травля со стороны студентов волновала Дженсена сейчас меньше всего.***
Дженсен, оказывается, такой трогательный, когда виноват. И такой непосредственный: Миша боялся, что когда эйфория после успешно сданного экзамена померкнет, Дженсен снова спрячется в свою плотную раковину. Но нет, этого, слава богу, не случилось: Дженсен сам прилетел, сам подошел к нему. В объятия, правда, не бросился, но встал так близко, что Миша видел каждую ресницу, каждую веснушку. Как же он красив! Какой-то невозможной красотой. Нереальной и идеальной, даже несмотря на все свои недостатки. Дышал часто, слегка приоткрыв розовые губы. Что будет с ним, если Коллинза выгонят? Милый, незащищенный мальчик… Но и мужчина – Дженсен глаза не прятал, смотрел виновато, но прямо. И даже первый заговорил, эмоционально сведя темные брови у переносицы: – Миш, я… я не хотел, чтобы так получилось, я просто не подумал. Прости меня, пожалуйста… Господи! Да если бы он только знал, что за это «Миш» Коллинз готов был снова пройти через это все! Сердце стучало так сладко. – Не надо извиняться, – Миша улыбнулся, косясь на стоящий на его газоне флайер, но все же обнял Дженсена, – ничего страшного, все будет хорошо. – Но я же… – Все хорошо, – повторил Миша, – главное, что ты сдал сессию, а с остальным мы как-нибудь справимся. Ты лучше лети на занятия, а то опоздаешь. А еще Дженсен такой ласковый, когда виноват, и совершенно раскрепощенный. Миша даже подумал: может, было бы неплохо, если бы Дженсен почаще лажал? Нет, может, не настолько серьезно, как с третьей пересдачей, а потом с этим минетом в аудитории. Но немножечко лажать ему можно – он теперь так нежно обнял профессора, забыв, что нужно стесняться сидящего в крылатом такси водителя, который наверняка сейчас пялится на них сквозь поляризованное стекло во все глаза. Его нежный, его горячий мальчик. Эх, скорее бы выходные… – Все, лети! – Миша отстранился от Дженсена, посмотрел на его губы. Красота невозможная! Глаз не отвести. – Хорошо. А ты? – Я позже, у меня вторая пара. А ты… не спеши мчаться ни в какие Комиссии, хорошо? Если будешь нужен, и так вызовут. – У меня тоже вторая... – тихо произнес Дженсен. Ему явно не хотелось лететь сейчас. – Все равно лети, ладно? – нахмурился проф. – Ладно. А глаза большие, влажные… Как же так: виноват Дженсен, а защищать хочется опять же Дженсена. Черт, что с ним будет, если Коллинза уволят? Что будет с ним?***
– Вики, погоди, послушай… аммм… – Коллинз не знал уже, что говорить – все разумные аргументы давно закончились, – понимаешь… не бросай трубку, пожалуйста! Хрен со мной, но… Вики, ты же можешь поломать жизнь парню. А он точно ни в чем не виноват – это все наши с тобой проблемы. Это… Вики! В трубке короткие гудки.***
Давно Коллинз не был на ковре у руководства. Вроде, и та же обстановка, и то же мягкое покрытие под ногами, поглощающее звуки, но… все не так. Теперь все не то. Морган, конечно, умный мужик. Даже не смотря на то, что он самый молодой ректор Международного Космического за всю его историю, но… случай-то тоже необычный, ломающий стереотипы. Такого нет в протоколах университета. Морган думает, что есть, но… Коллинз вздохнул, положил на стол Джеффа папку – обычную, с завязками, которую можно купить в любом канцелярском магазине мира. Но только она не совсем обычная – в ней его дальнейшая судьба. И что важнее – судьба Дженсена. Отступил на шаг. Не смотрел, потупил взгляд, разглядывал орнамент на паласе. Довольно безвкусный, кстати. Морган тоже молчал. Листал бумаги. Часы за его спиной тикали бестактно громко. – Протеже, говоришь, – наконец произнес он глухо. Коллинз кивнул одному из завитков орнамента: – Протеже. Если есть необходимость, мой адвокат ожидает в приемной… – Нет необходимости, – перебил Морган устало. – Ты же знаешь, что по Уставу… – Знаю, – кивнул Коллинз. Замолчал. Говорить, что Дженсен начал это первый, Миша не будет. Если выгонят, то лучше пусть его одного. Коллинз старше, он и виноват – без вариантов. Эклз зависит от Коллинза, а не наоборот. Как может раб отвечать за господина? Пусть увольняют Коллинза. В конце концов, он всегда может вернуться в Санкт-Петербург, преподавать в местном университете, его давно приглашали. А если не возьмут после сексуального скандала, то можно уехать… в Намибию, например. Преподавать физику детишкам в школе. Там не посмотрят на репутацию, они рады любому человеку с дипломом, который согласится работать в школе за копейки. Африка – то место, где до сих пор, даже в двадцать втором столетии, можно начать жизнь с нуля. А все, что заработает, можно перечислять на счет Дженсена, чтобы он продолжал учиться… Да, если его уволят, он так и сделает. Угнетенный своими мрачными мыслями, Коллинз ждал. Готовился к любому развитию событий. Если его уволят, он напишет заявление сейчас же. Посадить – не посадят, поскольку у него на руках контракт, а за дверью, в приемной ректора, один из самых хороших адвокатов Австралии. Но какое бы решение ни принял сейчас Джеффри Морган, Коллинз оспаривать его не будет. Кроме одного: если Джефф решит наказать Дженсена, Коллинз будет бороться. Вот тут уж он… – Миша, – начал Морган, откладывая в сторону бумаги и прервав поток мыслей профессора, – скажу честно – я очень раздосадован и расстроен, как и ты, но… я не смогу замять скандал полностью. Я имею власть посоветовать редактору университетской газеты попридержать выход этой статьи, будто бы для дополнительной проверки фактов. Виктория сможет, конечно же, оспорить мое решение, так как закон о Свободе прессы действует и в стенах университета, не только за его пределами. Я только лишь смогу потянуть время, инкриминируя ей, например, вмешательство в частную жизнь гражданина, что, как ты понимаешь, все равно не перекроет градуса скандальности ее материала. Но пока она будет давать разъяснения в Дисциплинарной комиссии, номер уже пойдет в печать. А материал, втиснутый в следующий номер, уже не будет настолько горячим и актуальным, каким он является сейчас, поэтому главный редактор, опять же, по моему скромному совету, сможет просто выбросить его из газеты как неактуальный и потерявший за неделю свою остроту, или хотя бы задвинуть с первой страницы куда-нибудь подальше, но… Миша, я не могу заставить Вики удалить эту статью из ее блога, а его читают десятки тысяч подписчиков. И никак иначе повлиять на Викторию я не могу. Ванточ – одна из самых талантливых студенток факультета космической журналистики за последние десять лет. И она на последнем курсе. Ты же меня понимаешь? – Понимаю, – кивнул Коллинз, перенося тяжесть с одной ноги на другую. – Одновременно, – Морган вздохнул, – я не могу просто тихо уволить из университета тебя. Ты известный ученый, талантливый физик, чьи работы… Но, Миш, пойми, – Морган подбирал слова, – заставить студента отсосать тебе прямо в аудитории, в рабочее время, да еще и дать заснять это на камеру… такого у нас давно уже не было. Я понимаю, что на руках у тебя официальные документы, что Эклз – твой протеже, а значит, статья Устава университета про сексуальное домогательство как причина увольнения преподавателя здесь явно не подходит, но… Миша, я просто не знаю, что с этим делать. Вроде криминала нет, но и не реагировать я не могу. Пойми меня как ректора. Если спустить подобное правонарушение одному преподавателю, потом другому, то начнется хаос, который не нужен никому – ни мне, ни преподавательскому составу, ни студентам. Ни планете в целом – в конце концов, не за этим мы здесь собрались и не на эти цели ООН тратит на нас в год миллиарды долларов. Ты меня понимаешь? Коллинз снова обреченно кивнул: – Понимаю. На твоем месте я поступил бы так же. – И как именно? – спросил Морган осторожно. – Я уволил бы запятнавшего свою репутацию преподавателя, не обращая внимания на его звания и регалии. Без права восстановления. – Вот именно. Значит ли это, что ты полностью осознаешь свою вину? – Да, – Миша упрямо поджал губы, – я виноват. – Если бы… это маловероятно, но если бы ты все же остался, то… – Я никогда бы не позволил случиться подобному еще раз, – нахмурился Коллинз. Молчал. Морган ждал. Он видел, что профессор говорит искренне, но если бы все зависело только от него. Если бы… – А Эклз? – спросил Морган осторожно. – Он ни при чем, – Коллинз нахмурился еще сильнее, – во всем виноват только я. – Но он же только что сдал экзамен, и сдавал он не тебе… – Это не имеет отношения к инциденту, – Коллинз впервые поднял взгляд и посмотрел в глаза Моргана прямо, – если нужно понести наказание, то пусть это буду только я. – Ясно, – Джеффри кивнул. – Бумаги оставьте. Это на случай, если у Дисциплинарной комиссии возникнут дополнительные вопросы. О своем решении я сообщу Вам позже. Вы свободны. Коллинз вышел. А Морган еще долго перебирал бумаги. Не потому, что надеялся найти в них что-то новое, а чтобы прийти в себя. Надо же! Профессор, ученый с мировым именем, два раза номинировавшийся на Нобелевскую премию, ценой карьеры защищает губастого сосунка… в прямом смысле слова! Мальчишку, отсосавшему ему почти что на глазах аудитории. Мальчишку, который шел на отчисление и каким-то чудом в последний момент сдавшим экзамен у придирчивого доктора Хейердала. Да еще и не на жалкую «С», а на «В» с минусом. Надо же! Чудеса! И на вид такой скромный мальчишка, этот Эклз, такой забитый провинциальный паренек… Вот от кого угодно ожидал бы подобного, только не от этих двоих! Ректор улыбался в бороду, наблюдая, как за окном его кабинета гаснет закат…