Вместе за мечтой

      Глубокая ночь. Небо покрылось темным блестящим покрывалом. Абсолютная тишина вокруг и не единого человеческого лица — все это стоило того, чтобы натянуть на себя огромную толстовку, боясь быть замеченным, под шумок сбежать и минут пятнадцать искать вход в соседний корпус отеля. Среди толпы пьяных россиян, Головину было сложно проскользнуть, но все же ему удалось это сделать. И вот, поднявшись наверх, он оказался в полном одиночестве — цель была достигнута.       Жизнь известного человека ужасно утомляет, и иногда Саше хочется стать обычным человеком, ничем не выделяющимся из серой толпы. Но каждый раз, когда такие мысли посещают хавбека, он вспоминает о футболе. Перед этой игрой, ставшей смыслом его жизни, меркло все. Абсолютно все. Стоит Головину выйти на поле, в его голове только мяч, поле и ворота.       Нет, он всегда спокойно признавал свою одержимость футболом, но с переездом в Турин, это переросло во что-то большее, чем просто увлеченность своим делом.       Стоило логотипу «Ювентуса» замаячить перед глазами россиянина, он забыл обо всем, что раньше было важной составляющей его жизни — о семье, о своей малой Родине, куда он ранее наведывался, когда окно между играми позволяло, и даже об одной симпатичной француженке, пресс-атташе «Монако» с красивым именем Мари. Они познакомились на первом матче Головина за новый клуб, россиянину она сразу же приглянулась. Девушка, повидавшая уже много футболистов (и понимавшая, чем обычно заканчиваются подобные романы), долго сопротивлялась и отшивала Сашу, но он оказался гораздо настойчивее, чем ожидала Мари. Француженка впервые приняла цветы от хавбека ровно накануне звонка из Турина, а после него Головин абсолютно перестал ее замечать. Девушка, долго не принимавшая предложение «ПСЖ», в ближайший же перерыв в Лиге 1 покинула клуб. С тех пор, они больше не виделись.       Будет неправильно сказать, что Саша не думал о ней, как раз наоборот — после неудачных матчей, он вспоминал ее улыбку, вечно выпадавшие из небрежного пучка вьющиеся волосы. Были моменты, когда он хотел съездить за ней в Париж и даже купил билет. Но что-то пошло не так, и Головин решил ввести в «Гугле» ее имя…       Больше всего досталось ранее упомянутому билету, мирно лежавшему до этого на столе. Поскольку на расстоянии вытянутой руки от футболиста не было ничего бьющегося, он схватил его, порвал, скомкал и точным броском направил клочок в урну.       Мари Лавуан, пресс-атташе клуба «Пари Сен-Жермен», была замечена с Килианом Мбаппе в одном из лучших ресторанов Парижа. По информации источников, приближенных к девушке, пара вместе уже около 3 месяцев.       Нет, он не сдался. Уже через 10 минут после вспышки злости, он отправил ей сообщение в директе. Но был тут же заблокирован. Его быстро избавили от томительного ожидания.       Как-то так и появился тот самый Александр Головин, о котором идет речь в нашем повествовании. Обида даже не на Мари, а на самого себя, засела глубоко в подсознании футболиста, и он стал к себе очень жестоким. Каждая тренировка заканчивалась падением на пол, или на газон — Головин тратил все силы. Выражение «выложиться на 100 процентов» перестало существовать для него — везде и всегда он преодолевал возможности, становился сильнее и постоянно поднимал эту планку. А все это началось с симпатичной француженки из далекого прошлого. Как говорится, во всем, что происходит с мужчинами — ищите женщину.       Но сам Головин уже давно забыл, откуда взялась эта привычка. Им целиком и полностью завладела идея «фикс» — быть везде лучшим, потому что она выбрала лучшего. Еще до этой истории, во времена «Монако», Сашиным самым принципиальным противником за звание лучшего футболиста Лиги 1 был именно он. Их противостояние продолжилось и с трансфером в «Ювентус», а потом приобрело для Головина еще одно значение. Возможно, если бы в той злополучной статье был бы не Мбаппе, будущее хавбека сложилось бы совершенно по-другому.       Но он ни о чем не жалеет. Прозаичный «сценический» образ, демонстрируемый ранее только на поле, плавно въелся в сущность футболиста настолько глубоко, что Головин в обычной жизни абсолютно перестал отличаться от себя на поле — он стал эгоистом, идущим по головам и не щадящим себя ради того, чтобы быть лучшим. Куда делся прежний Саша, спросят многие — померк перед новой личностью.       Нет, не подумайте, он часто ощущал себя одиноким, но всегда закапывал это чувство в бесконечных тренировках. Он многому научился у Роналду, но вот между ними есть одно «незначительное» отличие — у Криштиану жена и дети, а Головин абсолютно один.       Да зачем мне кто-то? Мне и одному нормально, наоборот даже — никто не ограничивает мою свободу.       Какой он свободный? Он в плену у футбола — тренировки, матчи огромным грузом устроились на его плечах. Да и как будто он когда-то пользовался своей «свободой»…       Всем девушкам нужно только мое имя.       Слышать это от человека, который всегда противился шаблонам, как минимум смешно. А девушек-то по факту у него и не было — ни с кем он не находился в длительных отношениях. Да и те, с кем он был максимум неделю, смешивались в одну общую кучку с надуманными СМИ «романами» и составляли огромный клубок разноцветных нитей, в котором уже давно никто не хочет копаться. Желтой прессе во много раз проще просто подвязать к этому «клубку» новую нитку, абсолютно не вяжущуюся с предыдущими, и, как сейчас модно говорить, «словить хайп».       Нет, не подумайте, вокруг Саши всегда было много красивых и даже умных девушек. Причина не в том, что среди них не было достойных. Он просто боялся быть обманутым, что всегда упорно отрицал. Даже перед самим собой.       Хотя, слово «даже» здесь неуместно. С самим собой, а точнее с тем голосом, который постоянно вступал с ним в диалоги, заканчивающиеся спорами, он никогда честен не был. Да, он частенько говорил сам с собой, но делал это молча. Сейчас же, спор вышел на новый уровень — он слышал этот самый голос, и отвечал ему тоже вслух.       — Не надоело еще строить из себя Роналду номер 2? — говорил тот самый язвительный голос в голове.       — Никого я из себя не строю! — выкрикнул Саша, перебираясь все ближе и ближе к краю.       — А эти все — я лучший, это мое место… Да кто ты вообще такой, чтобы так говорить? — один голос превратился в несколько и словно распространялся по пространству. От этого многоголосья у футболиста закружилась голова.       — Заткнись, я же знаю, что ты мне мерещишься! — встревоженным голосом произнес Головин, попутно присаживаясь и закрыв уши ладонями.       Внезапно легшая на плечо полузащитника теплая рука заставила его содрогнуться. В этот миг, он почувствовал себя настоящим шизофреником — откуда тут буквально в секунду мог появиться человек?       Скорее всего, Головин шизофреник, но сейчас ощущения его не подвели — позади него действительно стоял его партнер по сборной, небезызвестный Федор Смолов.       — Ты чего дрожишь? — поинтересовался футболист. — Успокойся, это всего лишь я, Федя.       — Знаешь что, Федя? — рассерженным тоном заявил Головин, встав и сделав несколько шагов в противоположную от Смолова сторону. — Иди-ка ты, откуда пришел, ясно?       — Я всего лишь хотел поговорить… — голос форварда плавно стихал, а в конце слова словно растворился в теплом катарском воздухе. Этот странный эффект эха заставил хавбека дернуться — может, тут и не было никого?       — Твою мать! — выругался Александр и испуганно уставился на сторону, откуда раздался последний звук знакомого голоса, а затем резко развернулся. — Спокойно, спокойно, тут никого нет… — убеждал сам себя вслух полузащитник, пытаясь успокоить бешеный ритм сердцебиения.

***

      Что за чертовщина творится на этой идиотской крыше. И нахрена я сюда пришел… Я уже побаиваюсь находиться тут один. Хотел побыть один… Побыл блин, по горло уже побыл, теперь не хочу.       Мои размышления прервала легшая на… плечо чья-то рука. Со страхом поворачиваю голову и вижу обеспокоенного Смолова. Чертовщина какая-то.       — Молчи! — я заранее прервал Федю, который уже хотел мне что-то сказать. — Если тебя подозвал Черышев меня до инфаркта довести, то обойдетесь оба — до финала я точно доживу, а потом вас всех еще переживу.       — Ты идиот или обкурился? — Смолов, мягко сказать, в шоке от моих слов. — Услышал твой голос, ты вдруг заорал «Заткнись», мне интересно стало, с кем ты ругаешься… — твою дивизию, до его предыдущего появления я как раз выкрикнул «Заткнись»… Все, я окончательно свихнулся.       — Я, наверно, сплю. Или ты мне мерещишься…       — Не переживай ты так, скорее всего, ты меня в последний раз видишь… — эти его слова точно уверили меня, что я не в себе. — Я пришел с тобой поговорить, чтобы ты кое-что понял и не совершил самую ужасную ошибку в своей жизни.       Да ладно, плевать, послушаю его. И сам выговорюсь — давно не хватает такого собеседника, который меня никому не заложит.       — Понимаешь, Сань, я знаю, что сравнивать нас с тобой тоже самое, что «Барселону» с «Крыльями Советов», но мы все же люди, футболисты, и некие параллели провести вполне можно.       Когда я слушаю твои интервью, смотрю тренировки и просто наблюдаю — я вижу в тебе себя. Особенно в 18 году, ты тогда еще совсем молодой был, амбициозный… Знаешь, я тоже мечтал перейти в топ-клуб, переехать в Европу, стать известным. Со всеми этими мечтами я совсем забыл о реальности, витал где-то в облаках. И, скорее всего, из-за своей безалаберности я и не добился этого. А ты достиг.       Именно этим ты и не был похож на меня — ты в свои 22 переехал в Монако и начал там играть, а я только трепался. — Смолов резко прервался и повернулся ко мне. Весь свой короткий монолог он смотрел куда-то вдаль.       — Опять-таки, наши с тобой уровни не поддаются сравнению, но действия вполне можно сравнить. Ты начал заглядываться на высочайший уровень, как я заглядывался на средний. И вот, что все это дало, — руками он указал на свое тело, — результат этого идиотизма сидит перед тобой.       — Так, лектор. Во-первых, раз уж «заглядыванием», как ты выражаешься, страдали мы оба, то результат подобного сидит и напротив тебя тоже.       — Ты хочешь сказать, что тебя все это устраивает? И не говори «да», если бы устраивало — не орал бы на пол города и не разваливал бы сборную.       — Это я разваливаю?       — Ладно, конструктивного диалога у нас не получится. Тогда молчи и слушай монолог, — я покорно замолчал, с интересом ожидая, что же мне расскажет человек, который угробил собственную карьеру.       — Ты наверняка помнишь Евро, Мюнхен, идиотский матч за 3 место, непонятно зачем введенный в последний момент, наш проигрыш, мой скандал… — я коротко кивнул, услышав в его голосе нарастающую тревогу, продолжать этот список ему не хотелось. — В общем, да. Вы все на меня обиделись, большинство, думаю, не простили и не простят уже никогда. И даже не начинай, я хоть и идиот, но все понимаю. Так вот, тогда, я устроил все это из-за собственного эгоизма, причина не в вас, а во мне. Сначала мне было жутко обидно, что получилась такая бездарная игра, а потом меня будто переклинило, понимаешь? — он начинает делать небольшие паузы между словами, видно, что он нервничает и пытается донести до меня свои мысли.       — Я вообще… мои действия вышли из-под контроля, я вдруг жутко разозлился на вас, и… короче, я не ищу себе оправданий, хочу сказать, что все это было не специально. Я не хотел кого-то обидеть, тем более не хотел бить Игоря… Черт, мне так стыдно, что я связно говорить не могу… Ладно, понимаю, что ушел не в ту степь…        - В общем, я натворил дел, а потом жизнь меня очень быстро наказала. Помнишь, я пропал, на следующий день после матча? Ну так вот, я уехал. К родителям. Которых не видел хрен знает сколько лет, — его глаза наполнялись соленой жидкостью, а он быстро моргал, пытаясь хоть как-то спрятать свои эмоции от моего пристального взгляда. — Понимаешь, у нас вообще отношения не строились, а с началом моей футбольной карьеры мы окончательно переругались. Даже не помню, из-за чего. Просто я слишком борзый был, хамил, грубил, и вот однажды и моя наглость превысила все возможные рамки, и их уже это задолбало.        - Так и началось… Это. Я приобретал новые знакомства, а потом с треском их терял. Со временем, для меня люди абсолютно перестали существовать. Вот она — звездная болезнь.        - У меня-то никогда и девушки не было. Ну, по-настоящему я имею ввиду. Пиар-акции, еще что-то, а вот настоящей любви за 30 с хвостом лет я так и не испытал.        - Из друзей у меня оставались только вы — сборная. Только вы всегда меня поддерживали, помогали выкарабкиваться из сложных ситуаций… А потом я и вас просрал.        - Вот мы и подошли к кульминации. Я, такой одинокий идиот, после триумфального позора и не менее позорных ползаний на коленях перед Акинфеевым в качестве извинений, отправился к единственным оставшимся у меня близким людям.       После последнего слова, он встал и подошел к самому краю крыши, по-прежнему не смотря на меня. Он окинул взглядом ночную Доху, и уже совершенно другим, тихим голосом продолжил свой монолог. Я даже не сразу заметил, что он заговорил.       — После долгой, многочасовой дороги, я еще пешком шел около четырех часов. Жутко уставший, с головой, полной слов извинений, и даже неким воодушевлением, я повернул в сторону до боли знакомой деревеньки. В двадцати шагах от меня был дом. Тот самый, только… Я уже тогда почуял неладное. Дом обветшал, выглядел заброшенным и никому не нужным. Сделав те самые двадцать шагов, я оказался у порога. Глубокий вдох, я уже практически готов, но тут на моем плече оказывается женская рука. Сзади меня уже около минуты стояла старушка. Увидев ее опечаленный взгляд, моя голова выдала расклад, о котором я старался не думать…        - Она, плача, обняла меня, минуты 3 пытаясь заговорить. Так и не собрав буквы в нужные слова, она устремилась куда-то и махнула мне рукой, направляя за собой, — Федя закрыл лицо руками и несколько мгновений провел в таком положении.       — Знаешь, я все это время периодически о них думал. И я всегда был уверен, что они живы. И тогда я ехал в эту деревушку, будучи уверенным в том, что встречу их там…        - А вместо встречи я увидел только заброшенное кладбище и две скромные могилы.        - И дата. 18 декабря 2019 года. Дата единственной моей аварии, в которой пострадали люди. Девушка. Молодая. Умерла. Как понимаешь, меня отмазали. Я тогда еще сволочью был. И день финала...       Я сам не заметил, как проникся печальной историей Смолова. Да что уж там, он действительно меня растрогал. После небольшой паузы, он положил руку мне на плечо и сел рядом, как минут 20 назад.       — Я сюда пришел не для того, чтобы у тебя жалость вызвать или чтобы поныть. Понимаешь, я просто хочу сделать что-то полезное в этой жизни. И я никогда себе не прощу, если не скажу тебе этого. Пойми, футбол — это дело уходящее, карьера — тем более. Ты не будешь вечно известен, да и когда-нибудь тебе, как и мне, захочется иметь близких людей. Это важно, поверь. В каком клубе ты играешь — это дело второстепенное. А семья — это главное.        - Я очень не хочу, чтобы ты оказался на моем месте. Но если ты не сделаешь шаг в другую сторону, то это будет неизбежно…        - И вот еще, запомни, ты никогда здесь не был и, тем более, меня тут не видел.       Дослушивал я его монолог, не смотря на него — мне не хотелось, чтобы он видел мое лицо. И когда, спустя несколько секунд молчания, я повернулся, футболиста рядом не оказалось — он словно растворился в ночном мраке арабской столицы. На этот раз, я уже не думал о своей шизофрении, мне было глубоко все равно, был ли рядом со мной Смолов или нет. Было дело поважнее — подумать. Впереди — целая ночь.

***

      На еще одной крыше Дохи находился уже другой россиянин. Злость переполняла его, потому он первым покинул автобус, чувствуя невозможность нахождения в одном месте с ненавистным футболистом.       Если бы от сложившейся ситуации было так просто сбежать…       Он не был в силах нормально рассуждать. Его мозг был затуманен. Хоть Денис и понимал, что ушел сюда, чтобы никого не видеть, но ему очень хотелось ощутить чью-то поддержку или, на крайний случай, чтобы кто-то вправил ему мозги.       Такой человек был совсем рядом и сам нуждался в собеседнике.       — Господи, за что мне все это! — тихо произнес Черышев.       — Не за что, а для чего, — также тихо ответил человек, находившийся буквально в шаге от хавбека. — Ты неправильно относишься к ситуации.       — Игорь блин! Кто же так подкрадывается? — Денис сделал вид, что испугался, хотя на самом деле его совсем не обескуражило нахождение здесь Акинфеева, он словно ожидал этого.       — Слушай, Денис, я же говорил тебе — успокойся. Вот нахрена ты это сделал?       — А почему ты решил, что это я?       — Будь в случившемся не твоя вина, ты бы говорил по-другому. Сейчас ты только подтвердил мою версию. Это называется блеф, учись, пока я живой, — ироничным тоном заявил голкипер, но, увидев безысходность в глазах сокомандника, изменил свой голос.       — Ладно, ладно, подкалывать я тебя не собираюсь. Просто объясни мне, что у вас стряслось.       — Игорь, не переживай ты, между нами ни… — начал хавбек, но был перебит Акинфеевым.       — Между нами ничего не случилось, это был игровой стык, и ненавижу я его то же просто так, и творю я всю эту хрень, потому что я мазохист, — пародируя голос Черышева, сказал голкипер. Денис в ответ лишь отвернулся от капитана и поднялся с места. — Помню я, обещал, но ты можешь меня не обманывать? Я итак догадываюсь, просто хотелось услышать это от тебя, — Черышев попытался начать говорить, но перебивать капитана было абсолютно бесполезно, он был настроен решительно. — Ну раз так, скажу я. Вы с Головиным при каких-то странных обстоятельствах поцапались, после этого вы долго и молча друг друга ненавидели. Судя по всему, виновником в тот раз был Головин, он пообещал тебе, что больше этого не повторится. На недавней игре, он тебя чуть не сломал, пошло-поехало… И приехало — на хорватах, ответственной для нас встрече… — поймав на себе взгляд Дениса, уже готового выслушать лекцию о своей безответственности, вратарь смягчился. — Не-не, ты не думай, я тебя отчитывать сейчас не собираюсь. Я не Черчесов, не РФС, я такой же, как ты и всего лишь хочу помочь.       — Ладно. Если кратко, то в полуфинале Лиги чемпионов он меня сломал. И Атлетико проиграл. Позорно. Да, я понимаю, что это игра, потом он передо мной извинился… Но все повторилось снова! — с повышенного тона футболист перешел почти что на шепот. — И главная ж проблема не в нем, а во мне. Я боюсь. Боюсь того, что теряю над собой контроль. Боюсь своих поступков. Себя боюсь.       — Знаешь, я думал о тебе. Думал о том, почему это все может происходить… И теперь я точно уверен. Ты опять недоговариваешь мне, а значит — не доверяешь. А чтобы решить твою проблему, нужно, чтобы ты рассказал мне все. Хорошо, ладно, раз не хочешь говорить ты, буду говорить я. Обещай, что выслушаешь и подумаешь над этим перед финалом, — получив от Черышева короткий кивок, Акинфеев сделал глубокий вдох и, поднявшись, сделал несколько шагов в сторону края крыши.       — Когда меня перестали вызывать в команду, я злился, топал ногами и негодовал — почему же это меня не вызывают, я же так стараюсь, работаю на износ. Я работал больше, больше, больше, но не помогало абсолютно ничего. Я думал, что чемпионство ЦСКА поможет мне — не помогло и это. И вот, состоялся у меня разговор с Саламычем. Он мне мягко намекнул, что со сборной можно заканчивать, я принял решение уйти насовсем. Я должен был уйти. И ушел бы. Но последний тур у нас был ЦСКА — Спартак.       Я готов поклясться чем угодно — не подговаривал я Чалова, перед матчем мы поговорили, я сказал о грядущем уходе — все! Придумал он все это сам, реализовал сам… Но знаешь, я такой жуткий обманщик, и всю дорогу обманывал себя — в душе я хотел этого. Я, черт, рад был… За то и поплатился.       И блин, самое ужасное во всем этом то, что Черчесов был прав, не вызывая меня в команду — я не готов уже. И морально, и физически. Я перегорел к спорту, и случилось это уже давно. А вот единственная ошибка Черчесова — это то, что рвение в сборную и тот «псевдо-огонек» Саламыч принял за чистую монету. И вызвал меня в команду. Делать этого не нужно было. И ломать Максименко не нужно было.       Мораль сей басни такова — я просто идиотский единоличник, эгоист, пытавшийся удовлетворить собственное эго. А из-за моих грешков пострадает вся сборная.       Денис, казалось, пытался что-то сказать, но Акинфеев уверенно продолжил свой монолог.       — Слушай. Прошу тебя, не будь сволочью. Не повторяй моих ошибок, да и не только моих… Такие ошибки, в такие важные моменты… Они же всю жизнь будут с тобой. В кошмарных снах, в воспоминаниях, в идиотских вопросах журналистов, в конце концов. Неужели ты готов так просто разрушить свою жизнь? Разрушить то, к чему вся наша команда так долго шла? Разрушить мечту многомиллионной страны, между прочим, твоей родины, которая дала тебе все! — Игорь поднял взгляд на Дениса, тот лишь отвернулся и продолжал молчать. — Да, Черышев… Ладно.       Голкипер развернулся и направился к лестнице. Денис, так и не повернувшийся к капитану, не придал особого значения услышанному.       Лишь громкий звук заставил его повернуться и рвануть к входу на крышу.       Впереди была поистине ужасная ночь.