Холодное сердце, горячее сердце

Сердечный приступ. С его эмоциональностью, частыми вспышками агрессии, которые, по словам матери, участились в последние годы, это был логичный исход. Они не общались последние несколько лет. Стив выходил из очередных тяжелых отношений и, наконец, увидел связь: все его партнеры практиковали эмоциональное насилие. Они давили, контролировали, манипулировали, приказывали, ставили условия, и в итоге все заканчивалось скандалами. А потом приходили мириться, и Стив получал привычное подтверждение собственной нужности. Ему говорили, какой он классный, как его любят и хотят, и что произошедшее — полнейшая чушь, которая больше не повторится. Стив съехал от родителей в восемнадцать, поступив в университет, но до двадцати двух жил, следуя сформированному за годы паттерну. Осознав это, он пришел в ужас. Отказался от долгосрочных отношений, разрывая связь при малейшем намеке на них, и начал ходить к психотерапевту. С родителями Стив перестал разговаривать после выпуска — отец позвонил и пригласил домой отметить диплом, но он не поехал. И сам больше не связывался. Его психоаналитик не был в восторге от такого шага, но Стиву было плевать, и врач вскоре перестал настаивать на диалоге. О смерти отца он узнал через фейсбук — мать нашла его страницу и написала в мессенджер. На похороны Стив все же приехал, но оставаться в доме не захотел. Они с матерью не были близки раньше, а после пяти лет тишины стали совсем чужими. Уже утром следующего дня он был в своей квартире, а вечером пошел в бар. В женских туфлях. Нормальные люди на его месте, не скупясь в выражениях, прилюдно поносили бы покойного еще на церемонии прощания. А потом вечером, на веранде отеческого дома заливали бы алкоголем боль, гнев, тоску и черт знает что еще. Чтобы поздней ночью, размазывая слезы по щекам, прийти на порог родительской спальни и получить долгожданное объятие матери. И испытать катарсис. Но на похоронах он вел себя более чем прилично. Даже сказал прощальную речь на пару фраз: «Да, он был хорошим человеком, да, нам будет его не хватать». Единственный контакт, который позволила себе мать, — на прощание она сжала его плечо, но в глазах даже не мелькнул порыв на нечто большее. Стив не знал, что в голове у этой женщины. Она никогда не говорила ему, что он был нежеланным ребенком, она помогала ему с уроками и готовила ланчи в школу. Иногда морщилась от крика отца, но, кажется, в итоге ее перестало волновать и это. На похоронах у нее покраснели глаза, и Стив не был уверен, что не от ветра. Туфли он взял у частой гостьи «Рогатого Джо» драг-квин Хани Би. Она нередко выступала рядом, в гей-клубе, и могла зайти на пару маргарит или шотов водки — в зависимости от настроения. Хани Би было сорок два, и драг был полноценной частью ее жизни с семнадцати лет. Иногда она приходила, сходу заказывала пару стопок и рассказывала, что уже слишком стара. Она устала улыбаться, устала быть остроумной, и ей тошно в рамках, которые ставит перед ней профессия. У Хани Би не было проблем с тем, кем она является, — только с тем, как ее видят другие. Если точнее — хотят видеть. Но чаще у нее были хорошие дни. Она залетала при полном макияже, заказывала маргариту — обычно сразу две, и, смеясь, рассказывала об очередной новенькой: — И представь, она решила быть новой Трикси Маттель*! Но милая, обклейся ресницами хоть до пизды — Трикси уникальна вовсе не поэтому! И если, сладкая, ты не понимаешь почему, то возможно тебе рановато в большой драг. Хани Би была вторым, после Джо, человеком, с которым у Стива были самые близкие к дружеским отношения. Возможно, потому, что она тоже была одинока. Даже сидя в баре со Стивом, она не выходила из образа. И, кажется, ее партнеры думали, что за Хани Би не существует больше никого. Что она всегда такая очаровательная — сладкая, но острая на язык. Что у нее не бывает плохих дней и под роскошно подведенными глазами, несколькими слоями тонального, пудры и бог еще знает чего нет чистой кожи. У них со Стивом была схожая проблема — острая нехватка человека, который пролез бы через все эти преграды и добрался до самого сердца. Они обменялись номерами после какой-то особенно сильной попойки. Хани Би жила в пригороде и, посадив ее в такси, Стив убедил отписаться ему по приезду. Почти через полгода с той ночи он впервые набрал ее номер и испытал облегчение, не услышав на необычную просьбу лишних вопросов и насмешливых комментариев. Они встретились в гримерке Хани Би в гей-клубе за пару часов до ее выступления. Туфли выглядели роскошно. — Это Кирквуд**, милый, — говорила Хани Би, пока Стив обувал их. — Видишь эту жемчужинку под каблуком? А цвет? Как они сияют! Не дешево, как конфетти, но и без вульгарного пафоса. Так, мой сладкий, выглядят туфельки настоящей принцессы. — Они свадебные? — Они охуенные! И я не буду извиняться. Такая форма превратит любую медвежью стопу в изящную ножку феи. К счастью, у тебя и без того красивый подъем. Ноги кривоваты, но вот стопа очень аккуратная. И эти пальчики, — Хани Би мечтательно закатила глаза, — увидев их, любой здравомыслящий футфетишист тут же пригласил бы тебя присесть ему на лицо. А ты скрываешь за ботинками свой главный козырь! — Черт возьми, Хани! — одновременно смеяться и устойчиво стоять на шпильке Стиву удавалось с трудом. — Благослови Господь мужчин, которые знают о педикюре, — она подошла к Стиву и взяла за руку. — Давай, милый, тебе нужно походить в них. Не бойся, здесь устойчивый каблук — не упадешь. Туфли были как раз — спасибо ходовому сорок третьему размеру. Каблук действительно практически не шатался. Только когда Стив, теряя равновесие, заваливался на пол. Но Хани Би все время была рядом и удерживала от падения. Туфли отлично смотрелись на ноге и неплохо сочетались с его зауженными черными брюками. — Не идеальный комплект, но работать можно, — объявила Хани Би, пока Стив, привыкнув к обуви, самостоятельно прохаживался по гримерке из угла в угол. — В конце концов, ты не Лагерфельда соблазнить пытаешься. Стив в принципе не был уверен, зачем это делает. И был благодарен Хани за то, что она не спрашивала, откуда у парня, предпочитающего черные брюки и рубашки базовых расцветок, внезапная тяга к эпатажу. Он терялся между ощущением, что ему нужно сбросить напряжение последних дней, и желанием что-то доказать. Что именно, кроме как способности творить глупости в двадцать семь, он не знал. Его проходка в туфлях была далека от подиумной, но после двадцати минут практики боль в ногах стала почти невыносимой, и пришлось их снять. Стив решил, что переобуется перед входом в бар, а уж красиво пройти пару метров до стойки он постарается. Было очень важно, чтобы у него получилось как надо — с прямой осанкой, без плавающей координации и, ради всех святых, без торчащих при ходьбе коленок. — Ты пытаешься идти ногами вперед, а нужно двигать задницей. Именно она должна задавать шаг. Крути ею так, будто у тебя внутри самый классный член и ты хочешь прочувствовать каждый его дюйм. И возможно, если очень постараешься, эта фантазия станет реальностью, — сказала Хани Би напоследок. Стив не собирался завершать этот вечер сексом. У него был самый простой план: дойти до бара, переобуться в туфли и зайти внутрь. Больше в голове не было ничего, но по телу расплывалось приятное, покалывающее теплом предвкушение, и ему нравилось это чувство. Пока он переобувался прямо на входе, игнорируя любопытные взгляды прохожих и курящей неподалеку компании, его буквально трясло от волнения. Но стоило почувствовать обеими стопами высоту подъема каблука, мандраж пропал, как по щелчку пальцев. Он не знал, как выглядит в данный момент, и мог только предполагать: зауженные черные брюки, простая белая рубашка с закатанными до локтей рукавами, наверняка взъерошенные волосы — нервы заставляли постоянно тянуться к ним, из-за чего аккуратная «британка» превращалась в воронье гнездо. У него была средняя комплекция, из которой легко бы вышло крепкое модельное тело. Если бы ему было чуть меньше поебать. Мышцы сохраняли легкий рельеф — он старался пару раз в неделю выбираться в спортзал и более-менее следить за питанием, и этого было достаточно. Рост Стива также был довольно средним — сто семьдесят семь сантиметров. Каблуки прибавили ему еще десять и по ощущениям — баллов сто уверенности. То самое, греющее изнутри чувство предвкушения плеснуло горячим на внутренности, и жаркая волна обдала лицо и пах. Он простоял всего минуту, привыкая к необычным ощущениям, но в ногах с непривычки снова начал чувствоваться дискомфорт, и он, наконец, развернулся к двери «Рогатого Джо». В бар он вошел под звучащую из музыкального автомата «Hush» Deep Purple***, отмечая про себя всю иронию момента.