Холодное сердце, горячее сердце

Вечер субботы. Зал полон людей, но, к счастью, его место за стойкой никто не занял. Стив шёл к нему, не замечая окружающих. В голове пульсировала только одна мысль: «Не наебнись, только не наебнись». Он сел за барную стойку, закинув ногу на ногу, и слегка развернулся корпусом, чтобы все и каждый видели сияющий силуэт туфель и эту блядскую жемчужинку под каблуком. Стив впервые чувствовал, каково это — быть ошалевшим. Он горел внутри — все то напряжение, что держало его в тисках с самого известия о смерти отца, обращалось в жар. Привычное состояние эмоционального отторжения, с которым он жил на работе и дома и которое несколько притуплялось в баре, сейчас полностью отсутствовало. От осознания, что он чувствует все так ярко и четко, ему хотелось кричать. А когда он поднял взгляд и встретился глазами с Джо — еще и рассмеяться. От счастья, потому что он тоже выглядел ошалевшим. Но не так, как Стив, а будто только что увидел первые шаги своего ребенка или услышал его первое слово. В его глазах читалось удивление, восторг и отеческая теплота. Джо было тридцать восемь лет. Он был высоким, крепким, носил бороду и рубашку в красную клетку. В общем, выглядел, как обычный деревенский «медведь». — У меня типичное для владельца бара имя, — сказал Джо на однажды брошенную фразу Стива, что ему не обязательно выглядеть, как деревенщина. — Стиль интерьера — первое, что придет тебе в голову, если подумаешь о питейном заведении средней руки. К тому же я — наполовину ирландец, у меня крупная кость и легко растет борода. Я — ходячий сборник стереотипов. И многие пытаются бежать от этого. Но я не бью палкой по волнам, а пытаюсь найти самую комфортную для себя и качаться так долго, как океан жизни мне позволит. Я ненавижу музыку кантри и все, что за ней стоит, но мне нравится идущее от дерева тепло. И не бриться по утрам, и рубашки в клетку. Последние годы я стараюсь чаще поступать по наитию, но только потому, что знаю — от этого будет хорошо мне и тем, кто меня окружает. Я бы многим советовал сделать так же — найти гармонию с собой, а потом себя отпустить. Стив смотрел в глаза Джо, а тот в ответ так, как этого никогда не делал родной отец. И тогда он подумал, что всегда считал свою необходимость во внимании и признании собственной важности — ущербной. Остальные были цельными, и только он — сломанным. Но сейчас Стив понял, что каждый в этом баре, даже Джо, нуждался в том же, что и он — в теплом дыхании жизни, которое исходит от другого и не дает замерзнуть в одиночестве. — Пинту рубинового, — Стив тряхнул головой и улыбнулся — широко и искренне, как не улыбался уже давно. — Вау, а у принцессы совсем не аристократичные манеры. Стив обернулся на голос и встретился с прищуренным взглядом молодого парня. На вид ему было максимум двадцать два — двадцать три. В лице его смазливая красота удивительным образом сочеталась с грубыми хулиганскими чертами. Короткий ежик волос, еле заметная, но все же щетина на подбородке, скулы выражены слабо, но лицо худое. И совершенно блядские губы — так их называют, верно? Очень выразительные, с чуть более пухлой нижней. Они красиво покраснели от слюны — за мгновения, пока Стив разглядывал парня, тот несколько раз провел по ним языком. А еще этот взгляд прищуренных глаз. В нем была чистая похоть и обещание самого лучшего секса в твоей жизни. Но стоит тебе отказаться и парень, кажется, даже не расстроится — только громко рассмеется, запрокидывая голову. Будто и не было ничего. Обычно Стив сразу отказывал, особенно с такими подкатами, но парень цеплял. И когда тот понял, что его не будут с ходу посылать, подошел ближе, упершись рукой в барную стойку и перекрывая Стиву выход. Наклонился прямо к самому рту и, не отрывая взгляда от лица, прошептал: — У меня стоит с самого твоего дефиле по залу. Сначала я увидел только задницу, как ты ею крутишь — ангелы Виктории Сикрет сдохли бы от зависти. Но потом, — и он опустил свободную руку на обнаженную часть стопы, — я увидел это. И, блядские боги, теперь только и думаю, как сладко будет отдрочить твоими красивыми ножками. А потом облизать их. И всего тебя, особенно твою ахуенную задницу. И поверь мне, — прежде чем отстраниться, парень сжал руку на стопе, — ты будешь хрипеть от восторга. Сначала Стив подумал, что Хани была права — его действительно пригласили присесть на лицо, едва увидев обнаженные ступни. А потом он поймал за хвост нарастающее внутри возбуждение и это было очень странно — как рассматривать чистое стеклышко на солнце. Раньше даже похоть воспринималась отстраненно, а сейчас она била в нем ключом, отдавая горячим в пах. Было ли дело в напоре парня, его необычной внешности и взгляде, или в состоянии самого Стива, но упускать шанс нормально потрахаться он не собирался. Практически не глядя он расплатился за пиво, к которому не притронулся, тут же снял туфли, испытав невероятное блаженство, и переобулся в свои лоферы. Обувь закинул обратно в сумку — обычную черную унисекс багажку. Парень все это время молча стоял рядом. Кажется, он сам не ожидал, что все получится так быстро, но упускать свой шанс тоже не собирался. Они поцеловались, едва выйдя из бара. Парень притянул его за голову, второй рукой хватаясь за бедро и сползая с него на задницу. Стив был не против. Его энтузиазм откликался внутри жаркими волнами возбуждения — от них твердел член и мутилось в голове. Он пришел в себя, когда понял, что притиснул парня к стенке и, кажется, едва не засунул руку ему в трусы — по крайней мере, джинсы расстегнул. И это все прямо у входа в бар, на самом тротуаре. — Здесь минут семь до моего дома. Идем, — Стив схватил парня за руку, ведя за собой. Тот освободился от хватки, но только чтобы подойти ближе и закинуть руку на плечо Стиву. Прижаться боком и прошептать в самое ухо: — Хорошо, что так близко, потому что теперь у меня новый план — отсосать тебе. И если бы ты не остановился, я начал бы исполнять его прямо там, возле бара. Он притянул Стива для еще одного поцелуя и, уже отстраняясь, произнес: — Кстати, я — Ренделл. Но когда будешь кончать, можешь звать меня Рен. Дорога, конечно, заняла больше семи минут. Кажется, они обтерли стены каждой подворотни. И все потому, что, чем ближе они подходили, тем больше говорил Ренделл и тем грязнее становилась его речь. Поцелуи были единственным способом его заткнуть, но тогда он терся всем телом, лез под рубашку, пытался протиснуться ладонью в брюки, а если не получалось — наглаживал член Стива через ткань. То есть делал все, чтобы Стив кончил раньше, чем переступит порог своего дома. Когда это, наконец, случилось — когда они вломились в квартиру и дверь защелкнулась на замок, Рен, не отрывая от Стива безумного взгляда, потянул его куда-то вглубь комнат. Он одновременно пытался тащить его и стягивать с них одежду. И, конечно же, ни на минуту не затыкался, озвучивая, кажется, все, что приходило в затуманенный желанием мозг: — Сдохнуть, как хочу тебе отсосать. Нужно было сделать это еще возле бара. Ты бы стоял весь такой ахуенный в тех туфлях, а я перед тобой — на коленях. И ты бы так сладко стонал… Ты же умеешь так, да? Со мной ты будешь стонать — громче и громче. Ты даже не представляешь, что мой рот сделает с твоим хуем. Я высосу тебе все мозги. Ты будешь у меня во рту — выть и хрипеть, а в голове останется только мое имя. Чтобы кончить с ним. Это было безумием. У Стива были партнеры и партнерши, которые любили во время секса вставить пару грязных словечек. Одна из них так витиевато материлась, когда кончала, что стоило бы записывать. Сказанная однажды на пике удовольствия фразочка — «преблядские угодники» — сейчас пробежала красной строкой в голове Стива. А затем там воцарилась блаженная пустота — Ренделл, наконец, добрался до его члена.